Туркестанское восстание 1916 г.: пролог конца Российской империи

Айдар Хабутдинов,
профессор кафедры общетеоретических правовых дисциплин Казанского
филиала Российской академии правосудия, доктор исторических наук

В этом году исполняется 20 лет распаду СССР, разделу, прошедшему по национально-территориальным границам. За семь с половиной десятилетий до этого Российская империя размежевалась по национальным окраинам, народы которых никогда не имели своей государственности. В дни Первой мировой войны русские даже не принимали участие в этнотерриториальных конфликтах между немцами и латышами, армян с турками и азербайджанцами, ряде других. Но уже ближе концу войны русские и другие славянские переселенцы оказались вовлеченными в трагедию в Туркестане, где мусульмане края, особенно казахи и киргизы потеряли сотни тысяч жизней в ходе крупнейшего в истории региона восстания.

Поиск причин туркестанского восстание 1916 г. как важнейшего конфликта в истории региона занимал деятелей советского режима. Параллельно с созданием национальных республик мусульманских народов Центральной Азии начинается появление исследований и печатание сборников документов. К 10-^[1], 15-^[2], 20-^[3], 30-^[4] и даже 40-летию (здесь наиболее продолжительное и детальное исследование закончилось изданием только в 1960 г.)^[5] выходили публикации, посвященные годовщине восстания 1916 г.

В издании «оттепельного» 1960 года четко указывается на длительный характер выработки оценки: «Многие годы велись горячие споры по вопросу об оценке характера восстания 1916 г. в Средней Азии и Казахстане. Только в 1953 г. на научной конференции историков Киргизии во Фрунзе, на совещании историков Туркменистана в том же году в Ашхабаде и на объединенной сессии, историков всех республик Средней Азии и Казахстана в Ташкенте в начале 1954 г., проведенных с участием историков Москвы и Ленинграда, Азербайджана, Татарии и других республик, был, наконец, правильно определен характер этого сложного восстания»^[6].

В качестве недостатка изучения проблемы было указано, что «не опубликовано ни одной серьезной монографии, недостаточно широко и полно исследованы архивные фонды и иные источники, связанные с этим крупным восстанием, нет сколько-нибудь полных сборников документальных материалов». Но вывод было необходимо делать, и в итоге восторжествовала позиция, что «национально-освободительное восстание народов Средней Азии и Казахстана в 1916 г. носило в основном антиимпериалистический, антивоенный характер. Восстание было разрозненным, стихийным крестьянским, движением, не имевшим пролетарского руководства»^[7].

Кто же был ключевой силой восстания? Одним из первых на этот вопрос постарался дать ответ Турар Рыскулов — сам участник Среднеазиатского восстания, в 1920 г. председатель ЦИК Туркестанской АССР. Он указывает: «основной элемент повстанцев составил… слой беднейших и середняцких элементов туземного населения. Выступление повстанцев имело более активный характер в тех районах, где беднейшие и середняцкие слои населения больше всего подверглись эксплуатации царизма и туземной буржуазии»^[8]. Турар Рыскулов наиболее четко показывает консервативный антимодернистский характер восстания: «Духовенство в лице мулл, ишанов и т.д. было в корне недовольно всяким европейским новшеством и прогрессом. Во всех реформах царской власти, в развитии торгово-ростовщического капитала, разрушении основ феодальных отношений и т.п. духовенство видело прямое нарушение своих интересов. Духовенство ненавидело зарождавшуюся прогрессивную туземную буржуазию и национальную “джадидскую” (реформаторскую) интеллигенцию, также покушавшуюся на старый уклад жизни. Поэтому социальное недовольство беднейших масс против своих эксплуататоров и борьба духовенства против них же за сохранение старых устоев жизни находили общую линию.

Туземное духовенство, как только где-нибудь возникали волнения в Туркестане, принимало в большинстве в них участие.

Так, например, Андижанским волнением руководили ишаны. В оседлых районах в 1916 году многие муллы оказались в рядах и даже во главе повстанцев. Тут необходимо вспомнить поведение духовенства во время Февральской, особенно Октябрьской революции в Туркестане, когда оно также разошлось в своих взглядах с туземной буржуазией и “джадидской” интеллигенцией по политическим вопросам. Так, например, духовенство высказалось против “Кокандской автономии”, объявленной туземной буржуазно-националистической интеллигенцией.

Что же касается учащихся медресе и мектебе, то тут были сторонники духовенства, но были, конечно, и действительные выходцы из низовых слоев населения, социально сочувствующие восстанию масс. Многие учащиеся этих туземных школ приняли активное участие в восстании. Среди киргиз и туркмен… родовые старшины и аксакалы, с одной стороны, не хотели терять своего авторитета среди населения, с другой стороны, они также были недовольны всякими новшествами, разрушавшими чистый, родовой патриархальный уклад жизни и обычаи кочевников и поэтому оказались сторонниками восстания. При этом нужно указать, что родовые начальники и аксакалы (старшие) не всегда совмещали в своем лице администрацию, ибо таковыми бывали иногда просто люди пожилые, с большим жительским опытом, чем остальные, и к ним молодое поколение относились с уважением. В восстаниях киргиз и туркмен именно такие элементы играли в большинстве главенствующую роль, а не волостные старшины»^[9].

Сборник 1960 г. в силу своей обширной источниковой базы носит наиболее объективный характер. Здесь, во введении, указывается: «В отдельных, в общем незначительных районах Средней Азии и Казахстана — там, где руководство восстанием удавалось захватить феодально-клерикальным элементам, превращавшим народное восстание в националистическое движение, оно носило реакционный характер. Так было, например, в нескольких волостях Джизакского уезда Самаркандской области, в ряде волостей на юге Семиречья, в районе г. Теджен Закаспийской области, на Гюргене (Иран) и еще в некоторых отдельных пунктах.

Надо сказать, что и в других районах Средней Азии и Казахстана делались многократные попытки со стороны эксплуататорской верхушки стать во главе движения народных масс. Однако в подавляющем большинстве районов массы не пошли за реакционными элементами.

Так было, например, в Тургайской области (Казахстан), где был уже провозглашен ханом крупный феодал Абдугафар Джанбусинов. В той же Тургайской области появилась одновременно целая серия других ханов масштабом поменьше. В одном только Иргизском уезде, по данным царской администрации, оказалось девять подобных ханов.

Однако эта попытка эксплуататорской верхушки окончилось провалом. Движение оказалось направленным не против русских вообще, как об этом мечтали ханы, а против царских властей и отчасти против местных феодально-байских элементов. Тогда новоиспеченные ханы стали переходить на сторону царизма и искать у него защиты от «своих же собственных» масс. «Восемь из девяти ханов явились добровольно» из волостей Иргизского уезда,— доносил тургайский губернатор в Генеральный штаб.

В восстании на Атреке (Закаспийская область) в августе–сентябре 1916 г. участвовали и некоторые родовые вожди.. С конца сентября, уже в районе Гюргена на персидской территории, куда, спасаясь от мобилизации, постепенно перекочевала значительная часть туркмен юга Красноводского уезда (из племен иомудов, джафарбайцев, атабайцев и др.), феодально-родовым элементам удалось использовать здесь в своих классовых интересах недовольство и озлобление туркменских трудящихся масс, направленное против царского самодержавия. Этим элементам удалось натравить здесь отсталую часть туркмен против русских вообще (крестьян-переселенцев, рабочих на рыбных промыслах) и превратить, таким образом, народное восстание в реакционное движение…

Реакционный характер носило и восстание в г. Джизаке и нескольких волостях Джизакского уезда (Богданской, Зааминской, Джизакской, Санзарской, Караташской)… Вскоре руководство движением в указанных волостях было захвачено феодально-клерикальными элементами. Целью восстания в этом районе, как это было объявлено самими руководителями восстания, являлось отторжение от России Джизакского уезда и образование самостоятельного мусульманского государства. Абдурахман джевачи был провозглашен джизакским беком, а Туракул Турадбеков — санзарским беком. Был объявлен «газават» против России, и началось поголовное избиение всех русских, в том числе детей, женщин и стариков.

Восстание 1916 г. в Тедженоком уезде Закаспийской области (Туркменистан)… в октябре же у Теджена произошла локальная реакционная вспышка. Ряд феодально-родовых вожаков, в их числе Азисхан Чапыков… набрав отряд в 600 человек из отсталых элементов туркменского крестьянства, двинулся в ночь на 6 октября к г. Теджену с целью «истребления там… всего русского населения»…

Крупный реакционный очаг восстания 1916 г. находился на юге Семиреченской области — в пределах нынешней Северной Киргизии и отчасти Казахстана… феодальными элементами во главе с такими крупнейшими манапами и родовыми вождями, как сыновья Шабдана, Батырхан Ногаев, Канат Абукин, Султан Далбаев и др. Волостные управители, сельские старшины, избиравшиеся из среды манапско-родовых и байских элементов, не только примкнули к реакционному движению, но зачастую организовывали и возглавляли его в отдельных волостях и аулах.

Манапская, феодально-родовая верхушка и здесь мечтала об отделении от России и о создании своего «самостоятельного» ханства. Осуществлению этого замысла, как казалось, вполне благоприятствовала сложившаяся в то время обстановка: внимание царских властей было отвлечено от далеких окраин происходившей войной и все разгоравшейся революционной борьбой в тылу; к тому же почти все войска были выведены из Семиречья и брошены на фронт; в русских переселенческих поселках оставались почти исключительно женщины, дети и старики, так как мужчины были взяты в армию; из Семиречья было вывезено на фронт все оружие…)»^[10].

Помощник главного военного прокурора Туркестанского генерал-губернаторства Игнатович 31 декабря 1916 г. писал: «Такие беспорядки, при которых преступная деятельность их участников была направлена главным образом лишь против туземной администрации… имели место почти исключительно в областях Ферганской, Сыр-Дарьинской и некоторых уездах Самаркандской области… Но совершенно уже другой характер имели беспорядки в Джизакском уезде Самаркандской области, а также в области Семиреченской, где таковые резко были направлены именно против русских властей и русского населения вообще»^[11]. Впрочем, как указывается в сборнике 1960 г., нужно говорить и о регионах Степного края (Тургайская область) и Закаспийской области. Эта картина не слишком соответствовала советским стандартам «дружбы народов». Нужна была новая картина.

Официальная версия появляется уже к концу «оттепели» в Ташкенте. Ее озвучивает профессор Ташкентского университета, член-корреспондент АН Узбекской ССР Х.Т. Турсунов в монографии «Восстание 1916 г. в Средней Азии и Казахстане» ^[12] (объем 426 страниц). В третье издание Большой советской энциклопедии (1969–1978) попадает следующая его трактовка: «Восстание было направлено против царских властей, империалистической войны, а также против местной административной верхушки, помогавшей русским чиновникам в их грабежах и насилиях. Начавшись как антиколониальное, антивоенное, восстание постепенно перерастало в антифеодальное. Лишь в некоторых незначительных по масштабу районах феодально-клерикальным элементам удалось спровоцировать реакционные выступления националистического характера. Основными движущими силами восстания были дехкане и скотоводы, а также трудящиеся массы города — рабочие и ремесленники»^[13].

Близкая к формулировке Х.Т. Турсунова содержится и современном издании «Центральная Азии в составе Российской империи» (раздел написан Н.Е. Бекмахановой): «Основной движущей силой восстания были широкие слои национального крестьянства, а также рабочие, батраки, ремесленники… Представители байства и часть либеральной интеллигенции (?! — А.Х.) быстро отошли от движения… Русские и украинские крестьяне-переселенцы поддерживали борьбу национального крестьянства (?! — А.Х.) против царских властей»^[14]. С нашей точки зрения данные формулировки наиболее далеки от действительности, чем все предыдущие, так как здесь отрицается принципиальная важность борьбы за контроль над землей между местным населением и славянскими переселенцами.

Какого же были причины конфликта? Ведь большая часть казахов вошла в состав России достаточно добровольно. Однако ситуацию обострил земельный вопрос. В 1916 г. в распоряжении русских поселков и станиц в Средней Азии числилось 1900000 десятин (57,6% обрабатываемой земли), т.е. на каждого живущего в Туркестане русского приходилось 3,17 десятины обрабатываемой земли, а на каждого коренного жителя приходилось только 0,21 десятины. Таким образом, 94% коренного населения владели только 42,4% всей обрабатываемой площади, а остальные приходились на русских переселенцев^[15]. По данным переписи 1897 г., казахи составляли 3392,8 тыс. чел., или почти 82% населения Степи, а численность русских достигла немногим более 454 тыс., т.е. 11%. Уже в 1916 г. в 6 казахских областях — Тургайской, Акмолинской, Уральской, Семипалатинской, Семиреченской, Сыр-Дарьинской) — насчитывалось около 1,4 млн. переселенцев, что составляло почти четверть населения^[16]. Напомним, что переселенческая политика была активизирована в годы столыпинской аграрной реформы (1906–1911). По данным С.Д. Асфендиарова, «всего царским правительством у казахов было изъято около 40–45 млн. гектаров земли, самой лучшей, наиболее пригодной для земледелия. Основная масс земель была изъята в Западном, Северном и Восточном Казахстане. После 1905 года массовые изъятия начались в Семиреченской и Сыр-Дарьинской областях… В этих районах казахское население частью перешло на полную оседлость и частью сохранило полукочевое положение (по периферии)»^[17].

В 1905 г. казахский политический лидер Ахмет Байтурсунов подал петицию императору от имени 14,5 тыс. жителей Каркаралинского уезда Семипалатинской области. Здесь говорилось: «Правительство совсем упустило из виду, что киргизские степи не завоеваны, а добровольно присоединились к России… Считая землю своею собственностью… киргизы (здесь, казахи.— А.Х.) не подумали, что государство позволит себе посягнуть на частную собственность, между тем… все киргизские степи признаются государственной собственностью… самые лучшие участки земли перешли к переселенцам, а худшие — остались за киргизами…»^[18] Не только в Средней Азии, но и в казахских степях, многие земли обрабатывались местным населением, и излишков не существовало.

По Степному положению 1891 г. все земли казахов были объявлены государственной собственностью^[19]. В ключевом документе съезда казахских либералов «Шура-и-уммет» («Совет уммы»), прошедшем в декабре 1905 г. в Уральске и опубликованном на страницах татарского журнала «Ал-гаср ал-джадид» четко определена позиция мусульманских либералов по земельному вопросу. Раздел «Народное самоуправление: «Законы о Степном положении, крестьянских начальниках и областных правлениях упраздняются, вводятся законы о земском самоуправлении» (п. 16).

Раздел «Земля»: «В основном законе должно быть написано, что земля воды киргизского народа навечно принадлежат ему и не являются собственностью никого другого. Упраздняются законы, передающие киргизские земли казне и русским мужикам. Без разрешения самих киргизов русские никогда не могут приобрести их земли. Русские мужики пусть увеличивают свою численность в местах, где они живут» (п. 31)^[20].

Все попытки мусульманских либеральных деятелей России, включая мусульманскую фракцию Государственной думы, остановить массовое переселение и передать контроль над земельным фондом областным самоуправлениям, были отвергнуты. В I Государственной думе в июне 1906 г. мусульманской фракции удалось выработать общие принципы земельной программы, включая неприкосновенность земель, где ведется скотоводство и вакуфных земель, конфискацию земель казаков и офицеров. Земельный фонд передавался в собственность губерний и областей, а переселение прекращалось^[21].

В глазах лидеров мусульманских либералов у казахов происходил процесс, аналогичный потере земель упраздненных башкирских кантонов. После передачи с 1 февраля 1865 г. в гражданское ведомство населения кантонов начался процесс сокращения их земельных владений. Н.А. Крыжановский (оренбургский генерал-губернатор в 1865–1881 гг.) стал инициатором принятия Указов от 11 февраля 1869 г. и от 4 июня 1871 г.^[22], в итоге действия которых, площадь башкирских вотчинных земель сократилась от 13,8 млн. дес. в начале 1860-х гг. до 6,6 млн. дес. к концу XIX века^[23].

Наиболее известна полемика по земельному вопросу в I и II Государственной думах. В I Госдуме мусульман Уфимской губернии представлял потомок хана Абулхаира и ханов Букеевской Орды Салим-Гирей Джантюрин. Он примкнул к фракции автономистов, так как они защищали права нерусских народов на свои земли^[24]. В I Госдуме с требованием возвращения конфискованных башкирских земель 2 июня 1906 г. выступил мурза из Уфимской губернии, член ЦК партии «Иттифак» Шах-Айдар Сырланов^[25]. Наиболее жестким было выступление во II Думе учителя из Уфимской губернии «думачы» Калимуллы Хасанова. 16 мая 1907 г. он протестовал против конфискации у башкир двух миллионов десятин земли. Хасанов заявил: «Если нам наши земли, отобранные правительством, не будут возвращены, мы все меры будем принимать к тому, чтобы эти земли обратно отобрать»^[26]. Однако Госдуме не удалось поставить под свой контроль исполнительную власть.

Земли мусульман Средней Азии все больше передавались чиновникам, офицерам, казакам и другим славянским переселенцам. Одну из целей этого процесса обозначил военный губернатор и командующий войсками Сыр-Дарьинской области Н.И. Гродеков (1883–1893) который считал, что каждый новый русский поселок в Туркестане равносилен батальону русских войск^[27].

Введение местного самоуправления и суда подорвало позиции феодальной элиты, обосновывающей свою легитимность происхождением от Чингисхана. К власти пришли нувориши из «черной кости», бесконтрольно использовавшие административный ресурс. В итоге адвокат Е. Самойлов, 8 лет проработавший членом Семипалатинского окружного суда, отмечал: «Власть получила характер азиатской деспотии… Наш суд был жестокой игрушкой в руках киргизских главарей»^[28].

Первая мировая война только усугубила противостояние между общинами. С одной стороны, славянское и татарское население Центральной Азии массово призвалось в действующую армию. К лету 1915 г. Россия потеряла полтора миллиона человека — крупнейшие жертвы в современной истории войн. С другой стороны, резко увеличились различные, зачастую бесконтрольные сборы с коренного населения, оно стало привлекаться к работам в хозяйствах славянских поселенцев.

Кто же мог возглавить недовольных этим перераспределением земли? Во-первых, это мусульманские феодалы. Туркестанский генерал-губернатор К.П. фон Кауфман (1867–1882) по-военному откровенно заявил: «Мильковладельцы и мусульманское духовенство, отстаивающие свои поземельные претензии составляют аристократический класс населения, политически нам враждебный, недовольный новым порядком, лишившим эти влиятельные сословия их прежней общественно-политической роли, вопрос о привилегированном землевладении является, таким образом, вопросом о материальной силе туземной аристократии, интересы которой непримиримы с видами правительства»^[29]. Во-вторых, мусульманское духовенство как сословие. По мнению тогдашнего исследователя В. Наливкина и современного нам ученого С. Абашина: «Число вакфов было резко сокращено, а сами они поставлены под жесткий государственный контроль»^[30]. Действительно в количественном отношении по Самаркандской области оставлено было без рассмотрения из 1758 вакуфных документов — 94%, в Ферганской области из 5800–72%^[31].

Поводом для восстания императорский указ от 25 июня 1916 г. (прозванный указом о «реквизиции инородцев»), согласно которому на работы в прифронтовых районах призывались из Туркестанского края 250 тыс. чел., из Степного края — 230 тыс. человек. Указ словно намеренно пришелся на время Рамазана и был воспринят мусульманами, как святотатство.

22 июля 1916 г. в целях проведения мобилизации рабочих генерал-губернатором Туркестана назначается генерал Куропаткин. 23 августа 1916 г. его приказом были освобождены от набора: должностные лица общественных управлений; нижние полицейские чины; имамы, муллы и мударрисы; счетоводы и бухгалтеры в учреждениях мелкого кредита; обучающиеся в высших и средних учебных заведениях; «туземцы», занимающие классные должности в правительственных учреждениях; «туземцы», пользующиеся правом дворян и потомственных почетных граждан^[32].

Таким образом, интегрированные в российские структуры представители местной элиты не были затронуты призывом. Лидеры казахских джадидов высказались за принятие манифеста, так как понимали, что сопротивление повлечет за собой массовые репрессии^[33]. Поэтому в западной части Казахстана, где их влияние было сильным, обошлось без массового кровопролития. В Средней Азии, где народ привык подчиняться любым действия администрации, основной протест был направлен против мусульман, связанных с властными структурами, которые избежали трудмобилизации.

Гораздо более жестким было сопротивление кочевников казахов и киргизов в центральных и юго-восточных регионах Казахстана, на севере нынешнего Кыргызстана. Само превращение номада в бесправного трудармейца противоречило всему самосознанию кочевника. Здесь армии восставших насчитывали десятки тысяч человек, были провозглашены девять ханов, восемь из которых вскоре сдались властям. Однако низшие слои населения продолжили сопротивление. Самым серьезным стало фактическое создание целой армии под руководством Амангельды Иманова в Тургайской области. Несмотря на утверждения о большом влиянии большевиков, органы власти, созданные Имановым, представляют собой смесь кочевых и исламских традиций. Так, для каждой тысячи хозяйств выделялся управитель-елбеги, жасакши собирали налоги продовольствие для воинов-сарбазов, казынаши хранил их. В качестве налогов определялись биталмал (исламский налог в общественную казну) и зекет, собираемый с зажиточных^[34]. Здесь мы видим возвращение в средневековье, столь отличное от всей деятельности джадидов по созданию автономий по образцу современных государств.

Как видятся причины восстания из современности? На центральноазиатскую точку зрения, несомненно, оказала влияние «антиколониальная» советская историография 1920–1930-х гг. Здесь стоит обратиться к такому первоисточнику как показание Григория Бройдо прокурору Ташкентской судебной палаты, данное 3 сентября 1916 г. Член РСДРП с 1903 г., после Октября 1917 г. он был председателем Ташкентского Совета, в 1921 г. организатором и первым ректором Коммунистического университета трудящихся Востока — кузницы революционеров Третьего мира^[35]. Бройдо пишет, что «восстание было результатом провокационной работы всей администрации, не исключая высшей (Ташкент и Семиречье), направленное к тому, чтобы вырезать киргизское население и очистить земли для дальнейшей колонизационной деятельности правительства. Нелепые и провокационные приказы, ложные разъяснения чинов администрации, натравливание русских поселенцев, организация из них отрядов, безнаказанность массовых убийств и бесчинств — все это было основание к массовому “уничтожению” киргиз. Действиями воинских отрядов и крестьянских дружин, вооруженных и организованных полицией, администрация края искусно расширяла район и остроту волнений, все более превращая киргизское население в неприятеля в глазах приходящих войск.

Уже после восстания в 16 г. приезжал в Казалинск (юго-восток Казахстана.— А.Х.) ген. Куропаткин и обещал местному казачьему населению наделы в Пржевальском уезде, в районах восстания. В Переселенческом Управлении тщательно изыскивали новые земельные фонды для будущих инвалидов и подготовлялись к изысканию “земельки” русскому мужику, который должен был в результате войны поднять свой голос и оружие за землю»^[36].

В реальности многие русские и мусульмане, особенно не связанные с властными структурами пытались спасти жизнь друг другу в кровавой неразберихе. Сейчас предпочитают вспоминать о жертвах и о том, как их прадеды были вынуждены покинуть родовые земли. В современном Кыргызстане считают, что при подавлении восстания 1916 г. погибло от 150 до 350 тысяч киргизов. С 2008 г. каждый август в республике проходят траурные мероприятия в память о погибших^[37]. В прошлом году поиск врага привел к новым жертвам на земле Кыргызстана. Так стоит ли выкапывать топор войны?