Коллекция цитат
Некий эмир наставлял своего хиджаба: «Никогда не препятствуй допуску ко мне тех, кто призывает на молитву, — над ними ты не имеешь власти; тех, кто стучится в двери ночью, — они принесли недобрую весть, с добром не поспешают в такой час; гонца с границы — вводи его ко мне тотчас, ибо даже малое промедление может испортить дело целого года; и повара, ибо стылая пища быстро теряет свой вкус».
Ибн Абд Раббихи (858–938/40), арабский литератор и мыслитель
Даты и события АПРЕЛЯ
95 лет назад был создан Временный Всероссийский мусульманский совет (1917).
7 — 155 лет со дня рождения Василия Алексеевича Богородицкого (1857–1941), востоковеда.
12 — 100 лет со дня рождения Лазаря Захаровича Будагова (1812–1878), востоковеда.
13 — 110 лет со дня рождения Максуда Алисерман оглы Джавадова (1902–1974), азербайджанского математика.
15 — 95 лет со дня выхода первого номера «Нашей газеты», органа Ташкентского Совета солдатских и рабочих депутатов (1917).
27–30 — 95 лет со дня проведения Всероссийского мусульманского военного совещания (1917).
Народная мудрость
В апреле 2006 года в Москве состоялось открытие скульптурной композиции, посвященной Молле Насреддину. Пришедший к нам из глубины веков веселый мудрец напоминает еще раз, что смех, улыбка могут выручить в самой сложной ситуации.
Как делают звезды
Однажды Моллу спросили:
— Скажи, Молла, когда восходит новая луна, что делают со старой?
— Как что? Дробят на мелкие куски и делают звезды, — ответил Молла.
Мудрый совет
Некто жил в доме без окон и всегда жаловался, что солнце к нему не заглядывает. Однажды он отыскал Моллу и сказал:
— Ай Молла, ты человек умный. Мой дом лишен солнца. Даже самый маленький луч не проникает в комнату. Что мне делать?
Молла подумал, подумал и, наконец, спросил:
— Хорошо, а на пашню твою солнце заглядывает?
— Да, заглядывает.
— Тогда, — ответил Молла, — перенеси свой дом туда.
Настоящая цена
Кто бы ни попросил что-нибудь у Моллы, он никогда в тот же день не давал и всегда отвечал:
— Приходи и возьми завтра.
Наконец, один из соседей спросил его:
— Ай Молла, что у тебя за характер? Когда у тебя что-нибудь попросишь, ты всегда откладываешь на завтра.
— Пойми, — ответил Молла, — если я дам тут же, вещь обесценивается. Я делаю так, чтобы поднять ее достоинство.
Слово мужчины
Однажды друг Моллы спросил его:
— Молла, сколько тебе лет?
— Исполнилось ровно сорок, — ответил Молла.
Прошло десять-пятнадцать лет, и как-то раз опять разговор зашел о возрасте.
Каждый говорил, сколько ему лет, и Молла вмешался в разговор:
— В этом году мне исполняется сорок лет.
Тот же друг Моллы заметил:
— Ай Молла, десять-пятнадцать лет тому назад я слышал, как ты сказал, что тебе сорок лет. Сейчас ты говоришь то же самое. Как же это?
— А что же — сорок лет и все.
— Хорошо, тебе всегда сорок лет?
— Конечно, слово мужчины бывает твердым: раз сказал сорок — значит, сорок.
Диалог цивилизаций
«Есть Азия чудес на синем свете»
В этом году исполнилось сто лет со дня рождения Ксении Некрасовой (1912–1958) — своеобразной советской поэтессы, чье творчество долгое время оставалось непризнанным. Ее не принимали в Союз писателей, не печатали. При жизни вышла всего одна книга ее стихов. 1941–1944 годы Ксения Некрасова провела в эвакуации в Средней Азии. Об этом периоде своей жизни она напишет в одном из своих писем к И. Сталину:
«…Ходила по дорогам Киргизии и собирала милостыню. Проезжающие киргизы и узбеки называли меня дервишем, так как я бормотала себе под нос свои стихи или произносила их вслух, а в руках у меня всегда был карандаш и бумага. Иногда киргизы останавливались и делились со мной лепешками или вяленой бараниной. Хлопали меня по плечу и отправлялись дальше, а я шла своей дорогой. В Ташкенте меня подобрала Ленинградская Академия наук».
За годы войны она написала цикл азиатских стихов, которые увидели свет в 1947 году в журнале «Новый мир».
Весна в Ташкенте
Вся неделя моя —
одержимое беспокойство.
Шебаршат на душе сверчки
и смычками цепляют
нервы мои.
И от их сучковатой игры
нет покоя в моей груди,
и хожу, и хожу, и хожу
по Ташкенту в деревьях я...
***
Да присохнет язык к гортани
у отрицающих восточное гостеприимство!
И жило много нас в тылу,
в огромной Азии, в горах.
Как и все, мы пошли в кишлак —
обменять остатки вещей на пищу.
И лежала пыль на одеждах наших...
Но ничего не сумели сменять мы.
Хозяин-старик пригласил нас пройти и сесть.
Мы пыль отряхнули и вымыли руки — и сели за яства.
И глыбой мрамора лежало в пиале солнечной овечье молоко,
урюк и яблоки дышали, орехи грецкие трещали,
лепешки пресные разламывал хозяин в угощение,
и пряно пахло фруктами из сада и медной утварью
осыпанной листвы.
Да присохнет язык к гортани
у отрицающих восточное гостеприимство!
Джамбул
Ночь над Москвой
прозрачной вышиной
легла на белые столбы прожекторов...
Звенит булыжник под подковой.
Наездник древний и суровый
из-за высокого угла
на площадь выезжает шагом,
и у седла висит домбра.
Косясь черничными зрачками
на незнакомые места,
конь, звонко по камням ступая,
несет по площади певца.
Синеют ели у Кремля,
и тень с квадратными зубцами
откинула кремлевская стена.
Углами рассекая ночь,
навстречу путнику встает
багряный мавзолей.
И сходит Джамбул с коня,
и зеленой степью халат
спадает с сутулой спины
и свисает узорной полой
с плеч до каменных плит.
Тиха на площади земля,
и звезды на небе молчат,
и только шепотом шуршат шаги...
Старик вздохнул и сел,
сутулясь, на уступ...
«Ну, вот и я пришел к тебе.
Как я спешил увидеться с тобой!
Но разве смерть опередишь?
Был молод я,
когда седлал коня
и о пути расспрашивал людей.
Но по дороге отняла судьба
и силу плеч,
и черноту бровей.
И вот перед тобой стоит
поэт седой,
как вечные снега...
Еще вчера я вечером
был раб,
был гол и нищ Джамбул,
и старость кралась по пятам.
Но светлый день передо мной предстал,
и снова сердце и глаза мои
вечерней юности полны,
и в предвечерний нежный час
с высот на землю
приплывает солнце,
я старческой рукой его, пожалуй,
могу еще, как внука приласкать...»