ТОЛЕРАНТНО-ПЛЮРАЛИСТСКИЕ УСТАНОВКИ

В мае 2015 г. на вторых «Бигиевских чтениях» в Санкт-Петербурге состоялась презентация новой книги главного научного сотрудника Института востоковедения РАН, доктора философских наук, профессора Тауфика Ибрагима «Коранический гуманизм». Представляем вашему вниманию продолжение интервью с автором.

Продолжение. Начало в предыдущем номере.

— «Единое человечество, много религий» — так называется одна из первых глав Вашей книги. Позволю себе перефразировать — «Единая Россия, много религий». Российские реалии учитывались, когда Вы работали над книгой?

— Есть вещи, над которыми ты не задумаешься, потому что они сидят у тебя в подсознании. Я живу в российском многоконфессиональном обществе. Враги России, которые стремятся разрушить ее единство и которые не хотят, чтобы эта страна занимала подобающее положение в мире, обязательно постараются использовать религиозную карту, чтобы добиться своих целей. Поэтому у меня как гражданина России на подсознательном уровне эта тревога присутствует, и она должна обязательно определять общую платформу моей работы.

И еще одно обстоятельство, о котором в новой книге не упоминается, но в других работах я говорил, и повторю вновь: подобающее будущее ислама будет сформулировано не в собственно мусульманских странах. Идеология выхода появится только на периферии исламского мира — в той же Европе, к которой я отношу и Россию.

Почему татарская мысль была самая передовая в мире в 19-м веке? Не только потому, что татарские богословы России в культурном или философском плане были более образованны, чем в других странах. Нет. Вокруг них была еще и более благоприятная атмосфера. В сборнике «Бигиевские чтения» я представил некоторые размышления на этот счет: живя в условиях России, мусульманские ученые могли высказывать более смелые идеи.

Это, естественно, вдохновляет и меня. Мои читатели — мусульмане России, прежде всего, татары. Перед собой я вижу не абстрактного, мусульманского читателя, а именно российского мусульманина. И когда говорят: хорошо, если бы эта книга вышла на арабском, я отвечаю: у арабов другое восприятие. Российского мусульманина я более или менее знаю, я знаю, как он мыслит. Поэтому у меня есть надежда, и не только у меня, что более открытое понимание религии — мусульманской, иудейской, христианской — возможно только там, где люди существуют друг с другом на более или менее равноправных основаниях. Только эта атмосфера создает нормальную обстановку для такой идеологии и для восприятия такой идеологии.

— Но ведь Вашу книгу могут взять в руки не только мусульмане, но и люди сомневающиеся, ищущие, атеисты, в конце концов. Не боитесь упреков в том, что Коран в том виде, который Вы даете в книге, делает его более гуманным, добрым по отношению к человеку, чем он есть на самом деле?

— Скажу следующее: сама история книги поучительна в этом плане. В 2006 году в Нижнем Новгороде проходила конференция. После конференции, сидя дома у одного религиозного деятеля вместе с директором Института востоковедения РАН профессором В. В. Наумкиным, я высказал кое-какие идеи насчет моего понимания Корана. Профессор В. В. Наумкин мне сказал: а вы не боитесь эти идеи вынести на обсуждение исламоведческой общественности? Я подумал и ответил: нет, не боюсь. Так в журнале «Восток» (Oriens) за 2006–2007 гг. появился цикл моих статьей, который я назвал «Вперед, к кораническому исламу». Во вступлении к первой статье сказано следующее: вынося эти идеи на обсуждение коллег, я отнюдь не рассчитываю на какую бы то ни было снисходительность в плане требовательности к научной аргументированности.

То есть я впервые обратился с этими идеями не к собственно мусульманской аудитории, а к научному сообществу. Для меня это принципиально. Вместе с тем, я не утверждаю, что от начала до конца все аргументы в строгом смысле научные. Я утверждаю, что главные мысли обоснованы научным способом. Но помимо этого я использовал дополнительные доводы, которые обычно обозначают как диалектические и риторические. Доводы последнего типа преимущественно обращены к эмоции читателя и ориентированы на его ментальность. Однако такие доводы, повторяюсь, у меня играют сугубо вспомогательную роль.

Одну и ту же мысль я подтверждаю и цитатами из Корана, и ссылками на какого-то богослова. Может быть, для людей науки данный богослов и не авторитет, но надо понять, что для определенной группы мусульман он авторитет. Притом для одних авторитетом выступает Ибн Таймийя, для других — Абу Ханифа. Тезисы, которые вынесены в названия глав, я старался доказывать не только по одному разу, а по нескольку, с разных сторон. Потому что вещи непривычные. Для образованных людей пытался находить одни аргументы, для другого типа читателей — другие аргументы. У меня есть целый ряд любимых мыслителей классической эпохи, которые высказывались в русле изложенных здесь идей, но я их не цитировал, так как отношение многих читателей-мусульман к ним далеко не однозначно.

Второй важный момент. В такого рода сочинениях часто бывает, что автор акцентирует внимание на одной группе стихов Корана, на одной группе хадисов, закрывая глаза на другие айаты или хадисы, которые «не вписываются» в предлагаемую концепцию. Но я хорошо знаю: если бы по какому-либо вопросу было бы, скажем, сто хадисов, и ты обсудишь 99 из них, оставляя без внимания один, оппонент его приведет, чтобы зачеркнуть все сделанное. Поэтому, понимая, с кем я полемизирую, я старался не оставить ни одного хадиса на данную тему. Поэтому если кто-то найдет такой хадис или факт, которого я не затрагивал, буду только благодарен ему за это.

Я искренне старался учитывать все, что в авторитетных источниках есть по обсуждаемой теме. Взять, например, положение о том, что нет наказания для вероотступников. Я рассматриваю все свидетельства Корана, потом проверяю все шесть канонических сборников хадисов. Далее беру прочие хадисы, встречающиеся в книгах, самых распространенных у ханафитов.

Третий момент: конечно, без определенной риторики патриотического характера не обойтись. Я думаю, представители других религий не будут обижаться, когда я порой делаю сравнения Корана с другими Писаниями. Полагаю, что доброжелательный читатель легко постигнет цель таких сравнений.

Книга, надеюсь, будет способствовать более плодотворному диалогу и сотрудничеству мусульман с представителями других вероисповеданий и идеологий. Вместе с тем, это не манифест, обращенный к другим. Первейшим образом моя книга ориентирована на моих единоверцев-мусульман. Это внутримусульманская полемика, своего рода мусульманская самокритика. Это другой жанр. Если бы передо мной стояла задача наладить диалог с другими религиями, я бы написал в ином ключе.

И я считаю, что сам выход этой книги является ярким выражением зрелости мусульманской уммы России. Как никто другой, мы готовы для восприятия такой самокритики.

— А ваши зарубежные братья? Как вы поняли из общения с участниками «Бигиевских чтений», они к ней готовы?

— Я, к моему удивлению, обнаружил, что некоторые из них готовы слушать. Думаю, любой разумный и неаннотированный мусульманин примет то, что сказано в книге. Прежде всего, потому что на самом деле ничего здесь нового нет.

Мне самому было приятно, когда я для себя открыл Ибн Таймийю. Почему? Потому что многие мусульмане и не мусульмане могут подумать, что тезисы, изложенные в книге, высказаны под влиянием нынешней ситуации, что это заигрывание с Западом, либерализмом, демократизмом. Но Ибн Таймийя — тот богослов, которого никто не может обвинить в такой «капитуляции», в уступках за счет ортодоксального ислама. И в его сочинениях я находил аргументы, подтверждающие мои тезисы об отношении к «людям Библии» и их Писаниям, о сугубо оборонительной цели джихада, о всеобщности спасения (т. е. невечности Ада) и т. п.

Порой мне высказывают замечание: видно, что вы подходите предельно критически, доказывая несостоятельность какого-то хадиса, но в иной раз вы принимаете некоторые хадисы безоговорочно, хотя они страдают в плане надежности цепочки передатчиков, т. е. иснада. На это я говорю следующее: когда данный хадис соответствует установкам Корана и аутентичной Сунны, я принимаю этот хадис, независимо от его иснада. В таких случаях мне абсолютно не важно, к кому восходит высказывание — к Пророку, или к сахабиту, или даже к автору соответствующего свода. Главное, что в то время такое мнение — было.

— Д-р Тауфик, как Вы думаете, если бы Вы закончили аль-Азхар, а не МГУ, написали бы Вы такую книгу? Я думаю, что нет.

— Я не совсем согласен с Вами. Есть люди и в арабских странах, которые в таком же ключе высказываются. И в самом аль-Азхаре были и есть богословы такой ориентации. Вспомним хотя бы Джамаляддина аль-Афгани, Мухаммада Абдо, Махмуда Шальтута и Али Абдарразика.

Правда, в некоторых случаях дело обстоит, как в «Сказке о голом короле». Когда ты погружен в одну систему, когда ты зашорен ее постулатами, трудно замечать в ней такое, что посторонний взгляд сразу фиксирует. Нужно выйти из системы, не быть в ее плену. В том же духе Сартр говорил: двое говорят истину — ребенок и сумасшедший.

Повторяю: и в арабских, и в других мусульманских странах есть немало людей, которые высказывают те же идеи. И среди татар России были яркие мыслители такого типа.

И любой объективный исламовед придет к этому. В книге приводятся примеры с несколькими европейскими исламоведами. Я уже упомянул о Йозефе Шахте. Я не знаю аргументов, на основе которых он высказал сомнение в достоверности хадисов о смертной казни как о каре за прелюбодеяние. Но его вывод абсолютно верный. Я не говорю ничего больше, чем сказал он. На чем он основывал? Только на интуиции? Или он увидел слабость аргументации — я не знаю.

Поэтому не надо преувеличивать мой вклад. И это не ложная скромность. По цитатам видно, что все мысли были давным-давно. И я сам рад, что здесь ничего нового нет. Лично я в этой книге выступаю больше как собиратель и систематизатор. Да, я по-своему изложил, учитывая ментальность или восприятие российских мусульман.

— Уточните, Коран в книге Вы даете в собственном переводе?

— Да, и отчасти в силу того, что в наличных переводах чаще всего отражены традиционные трактовки, которые оспариваются в данной книге. Ведь любой перевод — это толкование. Хадисы тоже цитируются в моем переводе.

Продолжение в следующем номере.

Беседовала Ольга СЕМИНА