Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Исламская теология и коранические науки
Вместо реформы /Рустам Батыр/ — Учение Абу-Ханифы об ирджа
25.02.2009

Учение Абу-Ханифы об ирджа[1]

 Проблема написания учебных пособий для мусульманских учебных заведений сегодня ставится на фоне обсуждений вопроса о необходимости противодействия мусульманскому экстремизму. Считается, что корни любого экстремизма лежат в политико-экономической сфере и именно на этом уровне и должны пресекаться государством. Однако это не совсем так. Любой экстремизм на определенном этапе получает свое идейное осмысление. И если речь идет о мусульманской среде, то, получив раз свое богословское обрамление, экстремистские идеи начинают самостоятельное существование и уже сами определяют поведение людей. И в этом плане противостоять обогословленному терроризму и экстремизму могут и должны только сами мусульманские богословы, а никак не карательные институты государства, грубая сила которых хоть и нужна, но все же порой бессмысленна в идейной борьбе.

Экстремизм — понятие весьма неопределенное. По крайней мере, очень трудно уловить ту грань, которая отличает принципиальность и последовательность человека в своих взглядах от одержимости, представляющей угрозу для других. В любом случае мы должны признать, что между существующими конфессиями заложена определенная конфронтация, т.к., несмотря на внешнею риторику, каждая из них рефлексивно считает себя монополистом на истину и спасение. Определить, в какой момент здоровая конкуренция превращает эту конфронтацию в экстремистское начало, не входит в предмет рассмотрения настоящей статьи. Но мы с уверенностью можем утверждать, что аномальной является ситуация, когда врагов религии ищут не вовне, а внутри ее. Ограничить понимание экстремизма в столь узких рамках на первом этапе важно хотя бы потому, что без преодоления внутриконфессиональной агрессии все разговоры о межконфессиональном мире и согласии будут также преждевременны. Поэтому, поднимая вопрос о мусульманском экстремизме, мы для начала должны иметь в виду его внутреннюю направленность.

Экстремизм — это всегда конфликт. Богословским апогеем конфликта в мусульманской среде становился такфир — обвинение в неверии. Такфир в одночасье разрушает единство мусульман. И уже поэтому должен вызывать наше опасение. В стратегическом же плане его последствия также весьма негативны. Как считал «последний татарский богослов» Муса Бигиев, этот мусульманский аналог христианской практики предания анафеме сковывал на протяжении веков как религиозную мысль, так и творческую инициативу в среде мусульман, что и стало причиной их упадка и отсталости[2].

В средневековье наиболее последовательными сторонниками института такфира были хариджиты. Как известно, хариджиты появились на исторической арене во время правления четвертого праведного халифа Али ибн Абу-Талиба. Хариджиты боролись за справедливое государство. Однако их борьба выражалась в сепаратных войнах, в которых погибало немало самих мусульман, во благо которых и развязывалось кровопролитное противостояние. Понимая, что убийство единоверцев — богопротивное деяние, раскольники стали искать теологическое оправдание своим поступкам. Для этого им требовалось доказать, что убиваемые ими мусульмане вовсе не мусульмане, а неверные, изгои общества и враги Всевышнего.

Перед мусульманскими богословами тех лет стояла важная задача — пресечь практику религиозных убийств. Выполнению этой миссии посвятил свою жизнь как богослов великий учитель и имам Абу-Ханифа Нуман ибн Сабит, который жил во времена смены династий, смут и раздоров и потому, как никто, понимал значимость мусульманского единства.

Красной нитью через все его богословское наследие проходят идеи, конечная цель которых показать неоправданность религиозных убийств. Одна из таких идей заключалась в тезисе о нетождественности веры деянию. Именно это ключевое утверждение лишает почвы те богословские конструкции, которые ведут к такфиру и, как следствие, религиозному убийству. Вот почему Абу-Ханифа так твердо настаивал, что вера — это лишь внутреннее убеждение и словесное признание. В подтверждение своих слов он приводил как многочисленные коранические цитаты[3], из которых следовало, что Бог «установил веру отличной от деяния»[4], так и доводы разума. А раз «Бог отделил веру от деяния»[5], то и несостоятельность хариджитского такфира в отношении великогрешников становилась очевидной со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Абу-Ханифа отстаивал свои убеждения даже тогда, когда в 744 г. хариджиты, против которых и было направлено его учение, захватили его родной город. Мужество «величайшего предстоятеля», который перед лицом смертельной опасности продолжал настаивать на своих убеждениях, говорит о принципиальной важности вопроса. При этом Абу-Ханифа был осторожен в вопросе обвинения великогрешника в неверии не потому, что он допускал грех, но потому, что он не считал себя вправе вершить над человеком Божий Суд. Будучи сам величайшим подвижником благочестия, Абу-Ханифа, как никто другой, осознавал опасность греховного образа жизни. Он прекрасно видел пагубность греха и все же настаивал, что вердикт о внутреннем мире человека может выносить только Бог.

При этом взаимосвязь греха и веры для него была очевидной. Вот как он сам говорил об этом: «По мне для малогрешника надежд [на спасение] больше, чем для великогрешника. И сопоставить это можно с двумя мужами. Один из них оказался в море, другой — в маленькой речке. За обоих я боюсь, как бы не утонули. Надеюсь, что оба они спасутся. Однако за того, кто в море, опасаюсь больше, чем за того, кто в маленькой речке: как бы не утонул. На спасение того, кто в маленькой речке, надеюсь больше, чем на спасение того, кто в море. Так же за великогрешника я опасаюсь больше, нежели за малогрешника. И на спасение малогрешника надеюсь больше, чем на спасение великогрешника. На спасение обоих я надеюсь и за обоих опасаюсь соразмерно их деяниям»[6].

Надежда на спасение грешников и оставление их на Суд Всевышнего обозначалась в мусульманском богословии термином ирджа. Изначально «принцип ирджа восходит к ангелам. Когда Бог предложил им назвать имена [предметов], Он гласил им: «Возвестите Мне имена сии!» (2:29). Ангелы испугались допустить ошибку, говоря без знания наугад, отступились и сказали: «Хвала тебе! У нас познания только о том, чему Ты научил нас» (2:30)»[7]. Поэтому для Абу-Ханифы ирджа означало воздержание от суждений в тех вопросах, о которых человек не имеет должного знания[8]. Именно в этом смысле Абу-Ханифу можно считать мурджиитом. Однако само мурджиитское учение было извращено многими его представителями их отказом признавать пагубность и вредоносность греха, отрицанием всякой взаимосвязи между грехом и верой. Поэтому многие биографы ученого или, например, аш-Шахрастани причисляли Абу-Ханифу к мурджиитам с большой осторожностью[9]. Да и сам ученый был вынужден защищать свои мурджиитские взгляды в свете того, что для многих само слово «мурджиит» стало ругательным[10].

Среди основателей четырех мусульманских толков только Абу-Ханифа исключал в духе мурджиизма «должное деяние» из состава веры. Остальные же имамы причисляли деяние к компонентам веры, делая при этом оговорку, что отсутствие «должного деяния» говорит не об отсутствии веры как таковой, а об отсутствии лишь ее полноценности и совершенства. Эта антихариджитская по своей направленности оговорка не могла избавить конструкцию от внутренней противоречивости, но вполне могла нейтрализовать ее возможные негативные последствия. Сегодня же нам следует понимать, что опубликованные в последние годы книги, где вера трактуется как состоящая из трех элементов, сами по себе не противоречат основам суннизма, однако при буквальном прочтении (т. е. без указанной оговорки) могут способствовать распространению хариджитско-экстремистских идей.

Несмотря на известную непопулярность мурджиизма Абу-Ханифа отстаивал концепцию ирджа как единственно возможный способ противодействия институту такфира. И был в этом вопросе всегда принципиален. Величайший предстоятель воздерживался от суждений о внутреннем мире человека и отказывался от обвинения его в неверии даже тогда, когда на то были, казалось бы, очевидные основания. Аналогичным образом Абу-Ханифа не спешил обвинять в неверии и того, кто прямо заявлял о своем собственном неверии, ибо такие заявления могут быть ложными и необоснованными и потому подлежат тщательной проверке[11].

Подобная осторожность стала основополагающим богословским принципом Абу-Ханифы и всей ханафитской школы. Ученый, как никто другой, понимал, что ирджа — это тот самый механизм, который способен остановить негативные последствия такфира и установить согласие и единство среди мусульман вне зависимости от их отношения к греху. В современных условиях, когда для нас приоритетным вопросом стал поиск путей единения различных мусульманских толков и идейных течений, в концепции ирджа также скрыт пока еще неоцененный потенциал. Более того, ирджа могла бы стать одной из основ актуального ныне межконфессионального диалога.

Действительно, учение Абу-Ханифы об ирджа актуально сегодня во многих отношениях. И в первую очередь идеи величайшего предстоятеля следует использовать в деле противостояния мусульманскому экстремизму и терроризму. Несмотря на то что хариджиты фактически полностью исчезли с исторической сцены, логика их богословского мышления продолжает жить и в наши дни. Как у нас в стране, так и за рубежом нередко терроризм вершится под знаменами Ислама. Нередко жертвами терактов становятся и мусульмане. Чем, как не логикой такфира, могут руководствоваться их исполнители, которые борются за «чистоту Ислама», убивая при этом самих мусульман? Да и в повседневной жизни мусульман такфир все еще находит свое применение. Поэтому при написании учебников мы должны пристальное внимание уделять классическим богословским вопросам, получившим в наши дни новое звучание, и в особенности тем из них, которые связаны с проблемой соотношения веры и деяния.

Примечания:

[1]     Выступление на всероссийском научно-практическом семинаре «Исламское образование в России: проблемы современности». Н. Новгород, 29 октября 2004 г.

[2]     Хайрутдинов А.Г. Последний татарский богослов (жизнь и наследие Мусы Джаруллаха Бигиева). — Казань, 1999. С. 73–74. Хайрутдинов А.Г. Наследие Мусы Джаруллаха Бигиева. Сборник документов и материалов. — Ч. II. — Казань, 2000. С. 73–75.

[3]     Например, Коран, 14:31; 2:178; 33:41; 103:3; 2:112; 17:19.

[4]     Абу-Ханифа. Трактаты. М., 2001. С. 44.

[5]     Там же.

[6]     Там же. С. 49.

[7]     Там же. С. 56.

[8]     Там же.

[9]     Аш-Шахрастани Мухаммад ибн Абд ал-Карим. Книга о религиях и сектах. М., 1984. С. 128.

[10]    Абу-Ханифа. Указ. соч. С. 97, 100.

[11]    Там же. С. 61.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.