Тахара — ритуал или гигиена?

В понятии тахары («чистоты»), разрабатываемой мусульманскими богословами, заложен двойной смысл. Дабы ее достичь, верующие, с одной стороны, должны быть чисты от хабаса, с другой — от хадаса, т. е. соответственно от «грязи» и «осквернения». Первым определяются нечистоты, которые физически могут присутствовать на теле и одежде человека. Во втором случае речь идет о неком состоянии (статусе), которое сопровождает человека после посещения туалета и интимной близости (и ряде других обстоятельств).

В работах богословов прослеживается разное понимание смысла тахары. Одни подчеркивают ее значимость как способа достижения физической чистоты. Другие делают акцент на ее обрядовой значимости. Иными словами, для одних тахара — это в первую очередь личная гигиена человека, для других — ритуальная чистота, некое преддверие духовной жизни. Не случайно современный автор Мухаммад аль-Газали помещает рассмотрение данного понятия в главу под названием «Чистота, стремление выглядеть красиво и здоровье»[1]. А его средневековый предшественник аль-Худжвири в рамках также одной главы после тахары пишет о покаянии как значимом способе очищения души[2].

Оба понимания тахары — как гигиены и как ритуала — восходят ко временам Пророка. С одной стороны, он был послан к людям, дикость и бескультурье которых по сей день остаются предметом удивления. «Пустынный ландшафт Аравии, — объясняет этот факт современный факих Юсуф аль-Карадави, — и кочевая жизнь бедуинов не способствовали чистоплотности и изысканности, и большинство из них пренебрегало чистотой»[3]. Некоторые современники Пророка появлялись на людях с взъерошенными волосами и в грязной одежде, другие — с желтыми нечистыми зубами и с неприятным запахом изо рта, были и такие, кто позволял себе справлять малую нужду прилюдно в храме. Поэтому тех людей нужно было приучать к элементарным вещам: чистить зубы, следить за своим внешним видом, мыть руки перед едой. Конечно же, подобные правила формулировались языком религии, в рамках ее ценностей и понятий. С другой стороны, главной задачей Пророка было воспитание нравственности, приобщение людей к подлинно духовной жизни. И в этом плане приобщение к тахаре был началом большого разговора о внутренней, нравственной чистоте человека.

Разное понимание тахары нашло свое отражение и в исторических свидетельствах об эпохе Пророка. Так, повествуется, что сам Пророк, строго следуя кораническому аяту «Когда встаете на молитву, то мойте ваши лица, руки до локтей, протрите головы и ноги до щиколоток» (5:6), совершал малое омовение перед каждой молитвой, пять раз в день (Сб. аль-Бухари). И только однажды в одном из своих походов он позволил себе исполнить несколько молитв с одним омовением (Сб. Муслима). Однако уже его сподвижники в данном аяте слово «вставать» понимали как «просыпаться утром» и потому умывались, как правило, только один раз в день (Сб. Малика ибн Анаса). Если учесть, что, пожалуй, все подобные хадисы по практическим вопросам Ислама приводились с конечной целью переубедить оппонента, подобное разночтение следует рассматривать не как факт из эпохи Пророка, а как свидетельство о факте более поздней дискуссии о правилах предмолитвенного омовения и существования разных мнений на сей счет. В рамках этой дискуссии можно также усмотреть два лагеря: тех, кто ассоциировал тахару с обрядом (надо умываться перед каждой молитвой), и тех, кто сводил ее к понятию гигиены (достаточно умыться один раз утром).

Однако, как бы мы ни толковали тахару, в обоих своих значениях данное понятие не доведено в исламском богословии до своего логического конца. Если она — всего лишь гигиена, почему современный человек, каждое утро принимающий душ, пользующийся биде и ежедневно меняющий нижнее белье, тем не менее, не отвечает требованиям тахары? И разве он, в свою очередь, не может с точки зрения гигиены упрекнуть мусульманина, который, следуя канонам, за три дня пути ни разу не удосужился снять кожаные носки и помыть потные ноги? А если смысл тахары в ритуальной чистоте, дающей определенный настрой перед молитвой, то разве от того, что при совершении гусля вода не проникает под лак на ногтях женщины, она не сможет исполнить должным образом молитву? И о каком настрое может идти речь, если человек порой исполняет ночную молитву с омовением, совершенным еще утром, успев за прошедшее время даже вздремнуть несколько раз в положении сидя?

Подобные вопросы обнажают перед нами формализированное отношение к религии и вопросам духовности. Попытка же свести истинное благочестие и праведность к формальным обрядам и процедурам, в свою очередь, отражает вечное стремление ленивого человека уйти от необходимости неустанной работы над собой, тяжелого пути самосовершенствования. Ведь гораздо легче объявить, что спасение кроется в нескольких несложных обрядах, нежели изо дня в день бороться со своими пороками и недостатками. Именно поэтому еще в давние времена всегда была категория людей, которые соблюдали тахару просто с маниакальным рвением: они никогда не касались босыми ногами земли, ни при каких условиях не использовали кувшин, принадлежавший другому и всячески сторонились потных верховых животных, сами при том не замечая, как через такого рода второстепенные вещи упускали главное. «Сподвижники [Пророка], — писал им в укор аль-Газали, — никогда не занимали себя подобными предосторожностями, т.к. были заняты джихадом, ремеслом, поиском знаний и делами более важными. Именно поэтому они ходили босиком, совершали намаз на земле, садились на нее, а когда трапезничали, то вытирали руки о ступни ног и не опасались пота верховых животных, ибо их усилия были направлены на чистоту сердца и на чистоту тела»[4].

Не менее сурово имам осуждал и тех, кто выказывал отвращение, если кто-то случайно наступал на его молитвенный коврик, брал его чашку, использовал его кувшин или брезговал здороваться с теми, кого считал недостаточно чистыми. Великий богослов призывал «отказаться от любой из предосторожностей, которая ранит сердце мусульман, ибо причинение страданий сердцам людей — запрещено, а отказ от предосторожности не является запрещенным»[5]. Аналогично этому в наши дни с горечью приходится констатировать наличие в мусульманской умме людей, занимающихся бандитизмом, распространяющих наркотики или ведущих беспорядочную половую жизнь, но при этом всегда щепетильных в вопросах пятикратной молитвы и чистоты. Все эти факты стали возможными лишь потому, что понятие праведности было формализировано, более того — гипертрофировано во второстепенных (если не сказать больше) вещах.

Формализированность вопросов тахары натыкается на целый ряд неизбежных противоречий. В качестве примера можно привести обряд символического очищения песком (таяммум). Если в древности для путника пустыни таяммум действительно был лучшим и, главное, естественным выходом из ситуации, то что можно сказать о человеке, отправившемся в путь по заснеженным степям России? Обычно богословы заботливо разрешают ему в лютый мороз, дабы не подвергать свое здоровье опасности, заменять омовение водой таяммумом. Но мало кто принимает во внимание, что для этого путнику, дабы засучить рукава, придется, несмотря на тридцатиградусный мороз и свирепствующую метель, снять шубу и плотный свитер и уже только потом, откопав под толщей снега землю, исполнить символический обряд.

Впрочем, противоречия норм Шариата в вопросах ритуальной чистоты замечали и раньше. Однажды имам Абу-Ханифа, гласит предание, задал потомку Пророка, Мухаммаду аль-Бакыру, несколько вопросов. Среди них был и такой: «Что грязнее — моча или мужское семя?». «Моча», — ответил аль-Бакыр. «Тогда было бы логичнее, — воскликнул Абу-Ханифа, — купаться после мочи, а умываться после семяизвержения!». А на заверения о том, что молитва важнее поста, куфийский факих заметил, что тогда надо было бы обязать женщин восполнять после месячных молитву, а не пост, как это принято[6].

Сама противоречивость Шариатских норм не является проблемой для верующего, ведь в конечном итоге вся религия, хоть и имеет внутреннюю логику, по своей сути иррациональна, ибо источник ее также иррационален. Сложности начинаются тогда, когда мы забываем о главном предназначении религии, подменяя ее второстепенными и формальными вещами, суррогатом духовности и праведности. Постигая смысл тахары, как и любых других аспектов Ислама, всегда важно попытаться понять ее истинный смысл, схватить главное, неустанно следуя при этом духу Священного Корана.