Глава VI. Мусульманские духовные лидеры СССР в конце 1920-х — конце 1980-х гг.

1. Репрессии в отношении руководства духовных управлений мусульман РСФСР в 1920–1930-е гг.

В период коллективизации многие из них попали в число раскулачиваемых. По Республике Татарстан общее установленное число мусульманских священнослужителей, подвергшихся репрессиям, на сегодняшний день составляет свыше 300 человек. По Республике Башкортостан выявлено 339 мулл и муэдзинов. Они подвергались репрессиям и обвинялись главным образом по ст.ст. 58–10: 11, 13 УК РСФСР в 1929–1933 гг.^[1]

В 1935 г. в связи с массовым закрытием мечетей и арестами казый К. Тарджемани выдвинул предложение закрыть ЦДУМ. В 1936 г. с целью разрушения мусульманских религиозных структур власти спровоцировали острый конфликт внутри мусульманской общины России. Они воспользовались соперничеством между двумя преемниками муфтия Р. Фахретдина, претендовавшими на пост духовного главы российских мусульман: Тарджемани и Габдуррахманом Расулевым (Расули). Тарджемани, пользовавшийся в свое время особым доверием столичных властей, в апреле–мае 1936 г. выехал за поддержкой в Москву. Хотя руководство обеих столичных мечетей официально поддержало Расулева, среди их прихожан имелось немало сторонников Тарджемани , который намеревался использовать Соборную мечеть для борьбы за пост муфтия. При этом он явно рассчитывал на поддержку руководства комиссии по религиозным культам во главе с П. А. Красиковым. Таржемани нелегально проживал в здании мечети, пытался выступать в ней и объяснял работникам милиции, что находится «вне закона» и не подчиняется органам внутренних дел. Красиков, по-видимому, пытался оказать ему помощь, но не сумел этого сделать, так как официальная власть отдала предпочтение другому претенденту на пост муфтия. В июне 1936 г. прокурор СССР А. Вышинский дал санкцию на арест Тарджемани, что послужило толчком к сфабрикованному «делу о заговоре руководителей ЦДУМ». В ходе его были арестованы сотни имамов (общее число репрессированных приближалось к 1 тыс. служителей мусульманского культа), деятельность ЦДУМ оказалась практически полностью парализованной. В Москве был арестован ряд столичных знакомых Тарджемани (25 человек); из числа московских имамов были репрессированы имам Соборной мечети М. Вахитов и его предшественник на этом посту Г. Сулеймани, имам Исторической мечети А. Шамсутдинов (после чего эта мечеть была закрыта властями)^[2]. Тарджемани был приговорен в 1937 г. к 10 годам заключения. В 1938 г. Тарджемани и казый ЦДУМ Зыя Камали были обвинены в создании «контрреволюционной повстанческой националистической организации Башкирии» и связях с лидерами «Идель-Уральского комитета». Умер в заключении.

Тогда же по обвинению в связях с Тарджемани на имамов и мулл многих регионов, в том числе Нижегородчины, обрушились репрессии. Постановлением особой тройки при ОГПУ Горьковского края по Кзыл-Октябрьскому району были осуждены к разным мерам наказания 25 человек, которым вменялось в вину, что они «состояли в контрреволюционной националистической группе, руководимой К. К. Тарджемановым, и проводили среди населения антисоветскую пропаганду». По обвинению в связях с Тарджемани в Горьковской области было арестовано 69 мулл и имамов из Кзыл-Октябрьского, Бутурлинского, Сергачского и Спасского районов. В Горьком по этому же делу были арестованы и осуждены 7 человек: имамы Садек Хусеинович Соколов, Сагман Зарифович Исхаков, Шагимердян Шакурович Ильясов, азанчей Али Айнетдинов, председатель приходского совета Жиганша Абузяров, члены приходского совета: Осман Азизов и Садык (Садек) Шакиров. Общее число репрессированных имамов в конце 1930-х гг. по области составило 76 человек.

В итоге принятых мер в 1937 г. в Татарии насчитывалось 1375 зарегистрированных религиозных объединений против 2550 имеющихся до революции, в то время как в РСФСР количество их за эти годы уменьшилось до 35% и по СССР — до 27%, по Татарии — до 54%. По Дагестанской АССР количество закрытых всех молитвенных зданий к 1936 г. составило около 50%, по Кабардино-Балкарской АССР — 59%, по Башкирской АССР закрыто молитвенных зданий (с учетом закрытых и без утверждения ВЦИК) 69%^[3].

Массовые политические репрессии против духовенства в Дагестанской АССР начались именно в конце 20-х гг. Самые авторитетные религиозные деятели подлежали либо ссылке, либо физическому истреблению. По обвинению в антисоветской деятельности в 1928 г. в районы Усольска (ныне г. Сыктывкар), Сольвычегодска, Котласа Архангельской области было сослано из Дагестана более 800 служителей культа. Крупное уголовное дело № 06599 было сфабриковано в 1928 г. ОГПУ против шейха Али-Хаджи Акушинского и его «контрреволюционной группы» из 66 человек. Советская карательная машина не пощадила и наиболее активных сторонников советской власти. Абусупьян Акаев (Казанищенский) был выслан решением суда 14 декабря 1929 г. и умер в 1931 г. в лагере ГУЛАГа под г. Котласом. По приговору тройки НКВД 23 декабря 1937 г. был расстрелян и Хасан Кахибский. Али Каяев был дважды репрессирован и умер в ссылке в Казахстане в 1943 г.

Представителей духовенства репрессировали и как участников антиколхозных восстаний. Многие служители культов, опасаясь репрессий, публично заявляли об отказе исполнять религиозные обязанности, но и это не спасало их от карательных органов государства. По далеко не полным данным, с начала 1930 по октябрь 1933 г. в ДАССР было репрессировано 1212 служителей мусульманского культа. Обвинения против них были стандартными — «за антисоветскую и контрреволюционную деятельность». Они были осуждены по ст. 58 УК РСФСР, сосланы на поселение в Сибирь, Соловки, Казахстан и в Астрахань^[4].

2. Новый кадровый состав руководства Центрального духовного управления мусульман и «бродячие муллы» в конце 1930-х — 1940-е гг.

С эпохой муфтия Габдуррахмана Расули (1881–1950) связаны, пожалуй, самые черные дни в истории российских мусульман, когда миллионы из них погибли в сталинских и гитлеровских тюрьмах и концлагерях, пали на фронтах Отечественной войны^[5]. Две страшные даты нашей истории: 1937-й и 1941-й пришлись на время его руководства российской умомй. В эти годы были уничтожены не только медресе и мектебы, закрыты мечети, но и началась первая волна закрытия татарских школ в городах.

Миллионы российских мусульман погибли в эти страшные годы, но оставшимся в живых нужно было работать и сражаться, растить детей и сохранять свет истинной веры. И в эти судьбоносные дни шейх ордена Накшбандийа Габдуррахман Расули стал умелым кормчим, возглавившим корабль уммы. В 1908 г. Дэрдменд написал свой пророческий «Кораб», ставший символом трагической судьбы татарской нации в XX веке. Г. Расули, как ее кормчий, пережил всю эпоху штормов, начиная от дней российской революции 1905–1907 гг. до определения роли религии Ислама в советском истеблишменте 1940-х гг.

Габдуррахман родился в семье шейха Зайнуллы Расули^[6]. Он получил образование в медресе своего отца «Расулия» в Троицке, в 1899 г. совершил хадж, стал шейхом ордена Накшбандийа, затем продолжил образование в каирском университете аль-Азхар. В 1903 г. Габдуррахман вернулся в Троицк, где в «Расулие» начал преподавание арабского языка и нового тогда предмета «история Ислама». В это же время Зайнулла-ишан передал руководство медресе сыну. Габдуррахман окончательно перестроил медресе на джадидский лад и ввел преподавание истории, географии, физики, химии, зоологии и других научных дисциплин. При медресе была открыта первая в Троицке типография, где печаталась, в частности, первая казахская газета «Айкап» (Заря). Не случайно, что во многом по инициативе Расулевых казахские приходы вошли в 1917 г. в состав ЦДУМ. В 1913/14 учебном году в «Расулие» учатся 240 учеников. Здесь, как и в оренбургской «Хусаиние», готовится элита для миллета (этноконфессиональной общины) Оренбургского магометанского духовного собрания, объединяющего татар, башкир и казахов. Преподавание ведется на татарском, изучаются татарская история и литература.

В пятом приходе Троицка была создана целостная мусульманская инфраструктура, включавшая медресе «Расулия», суфийскую ханаку. По инициативе уже самого Габдуррахмана здесь были созданы типография, татарская библиотека, аптека, книжный магазин, открыт фонд помощи сиротам. Не случайно, что современники назвали этот район «Мигмария» (обустроенный). Здесь была создана классическая городская махалля, которая должна была стать моделью для общин Уральского региона и Казахстана.

17 января 1905 г. Габдурахман Расули был утвержден в должности 2-го муллы 5-й соборной мечети г. Троицка в званиях имама и мугаллима. В 1908 г. он вновь совершил хадж. Габдуррахман быстро вышел на всероссийскую политическую арену, когда в 1906 г. он стал членом религиозной комиссии III Всероссийского мусульманского съезда в Нижнем Новгороде. После смерти отца в феврале 1917 г. Габдуррахман возглавил приход при 5-й мечети Троицка.

В июне 1917 г. Габдуррахман-хазрат вместе с муфтием и казыями и видными местными религиозными лидерами ЦДУМ подписывает фетву, признающую расходы на мектебы, медресе и другие просветительные и научные цели равной садака и богоугодным делам. Как минимум с этого момента мы можем считать его лидером мусульман Троицка. В годы революций 1917 г. и Гражданской войны он был не столь внешне активен. В это время советский режим преобразовывает «Расулию» в татаро-башкирский педтехникум, здания других образовательных и культурно-просветительных учреждений города конфискуются властями.

В 1919–1922 гг. национальные границы на Южном Урале неоднократно перекраивались. Оренбург стал столицей Казахской автономии в ставе РСФСР, а преимущественно русские регионы вошли в состав Уральской области. Муфтием ЦДУМ Р. Фахретдином с 1923 г. Габдуррахман был назначен мухтасибом по Уральской области. Его авторитет как улема был широко известен. На II и III Всероссийских съездах улемов и мутаваллиев 1923 и 1926 гг. при ЦДУМ Расули был избран членом Совета улемов (Голямалар Шурасы).

Габдуррахман-хазрат был сторонником единства с Башкирским духовным управлением и выступил с этой инициативой на съезде 1926 г. Но ЦДУМ и БДУ не были готовы к диалогу. 24 октября 1926 г. на заседании Совета улемов был рекомендован к изданию сборник «О правилах Шариата» под авторством Г. Расули, Г. Гомери и Х. Махмудова. На III Всероссийском съездах улемов и мутаваллиев 1926 гг. Расули включен в президиум съезда. 27 октября 1926 гг. Расули председательствует на заседании III съезда, где дается отчет о поездке делегации ЦДУМ на Мекканский конгресс 1926 г. От имени Г. Расули посылается приветственная телеграмма на имя короля Сауда, где съезд «желает от Бога успехов в ваших освободительных делах Востока мусульман вообще»^[7].

В 1936 г. после смерти муфтия ЦДУМ Ризы Фахретдина не было дано разрешение на проведение съезда в соответствии с Уставом ЦДУМ. Выбор стоял между заместителем председателя ЦДУМ К. Тарджемани и Г. Расули. Уязвимость позиции Тарджемани заключалась в его избрании казыем еще в 1917 г. и близостью к муфтиям Баруди и Фахретдину. В итоге муфтием стал Г. Расули. Одновременно было инспирировано «дело о заговоре руководителей ЦДУМ», по которому было арестовано более 30 человек. Никто из них не вышел живым из застенков.

Деятельность ЦДУМ была почти парализована, БДУ было ликвидировано. Из 14 825 общин ЦДУМ в 1927 г. в 1941 г. оставалось около ста. В родном Г. Расули Троицке были закрыты все семь мечетей. В этих условиях муфтий сосредоточился на выдаче шахадет-наме (свидетельств), то есть сохранении и обновлении кадров духовенства. З. Расули выдал 917 свидетельств, не связывая их получение с открытием приходов. Как и в дни массового разрушения мечетей в XVII — первой половине XVIII веков, религию сохраняли «бродячие муллы», которые переходили из одного аула в другой, выполняя религиозные обряды.

По данным на октябрь 1948 г., при Казанской мечети Марджани существовала группа взаимопомощи, из которой получали «зарплату» муллы и оказывалась помощь сиротам и инвалидам. В Татарской АССР действовали как минимум около так называемых санитарных мулл, совершавших «джаназа-намаз» (то есть похоронный обряд), «никах» (брак) и т. п. Эти муллы руководили общественными богослужениями, совершаемыми верующими в явочном порядке. То есть речь идет фактически о полноценном совершении обрядов в незарегистрированных властями приходах. Муфтий Г. Расули поддерживал регулярные контакты как минимум с 200 муллами, являвшимися главами общин, действовавшими в явочном порядке, получал от них систематические взносы^[8].

В 1940-е гг. встречались рецидивы антирелигиозной довоенной политики. Самым ярким примером тому является дело «антисоветской организации ишанизма» в Молотовской области, которое раскручивалось в 1947–1948 гг.^[9] Данный политический процесс был инициирован властями Прикамья против группы ишанов и их мюридов, обвиняемых в антисоветской пропаганде. Этот процесс стал логическим продолжением репрессий 1937–1938 гг., когда пострадали имамы Бардымского, Юго-Осокинского, Ординского, Щучье-Озерского и Кунгурского районов, и должен был окончательно искоренить в регионе нелояльное советской власти мусульманское духовенство^[10]. В феврале 1948 г. была «выявлена» «сектантская группа ишанизма», «занимающаяся антисоветской деятельностью», как значилось в следственных документах. Пермский исследователь Г. Селянинова отмечает, что «более всего у властей вызывало подозрение то, что ишаны совершенно независимы от официально существующих религиозных административных органов и не связаны с определенной территорией деятельности, могут вести работу где угодно, по собственному усмотрению»^[11]. Из материалов дела видно, что мюриды нескольких пермских ишанов выступали среди мусульман Прикамья с эсхатологическими проповедями, в которых предрекали неизбежность войны со странами Запада, поражение СССР и ликвидацию колхозов, конец света и судный день^[12]. По делу о «сектантской антисоветской организации ишанизма» были арестованы в 1948 г. ишан Шарифулла Тляшев и 11 его мюридов. Все они были пожилыми людьми, получившими религиозное образование в дореволюционный период в медресе Пермской губернии. На основании обвинительных заключений, утвержденных органами государственной безопасности в июне 1948 г., Молотовским областным судом, в 1949 г. им были вынесены приговоры, установившие сроки лишения свободы до 10 лет за преступления, предусмотренные ст. 58–10, ч. 2, и ст. 58–11. Учитывая возраст обвиняемых, для большинства из них это было равнозначно вынесению смертного приговора. По мнению исследователей вопроса, расправа с ишанами и мюридами в 1948 г. прекратила существовавшую в Прикамье многовековую традицию ишанизма (суфизма), и сегодня сохранились лишь воспоминания пожилых людей о внешней, обрядовой стороне данного религиозного учения^[13].

Послевоенное время породило феномен «безмечетных» и «бродячих» мулл. Последние вели кочевой образ жизни, ходили от деревни к деревне, от города к городу и, находя приют у верующих мусульман, читали для них молитвы и проводили религиозные обряды.

Некоторое ужесточение религиозной политики с 1948 г. наблюдалось повсеместно. С 1948 по 1954 г. правительство не приняло ни одного положительного решения об удовлетворении ходатайств верующих, ограничивалась проповедническая, благотворительная и иная деятельность священнослужителей^[14]. Начался процесс изъятия действующих храмов, разборка пустующих зданий на строительные материалы или передача их административным органам на хозяйственные нужды. Так, в здании мечети Перми, числившейся в реестре действующих, расположился архив обкома КПСС^[15].

В городах общины прятались по частным домам, молились на кладбищах. При этом только в праздновании Ураза-байрамы 1948 г. в Казани участвовало более 23 000 молящихся, собравшихся в единственной зарегистрированной мечети «Марджани» и еще в пяти местах. Причем мечеть вмещала не более тысячи верующих^[16].

В 1941 г., после начала Великой Отечественной войны, началась борьба за лояльность мусульман. В легионе «Идель-Урал» и других мусульманских воинских формированиях, созданных фашистами, появились муллы. В Крыму и на Кавказе началось массовое открытие мечетей. Гитлеровская пропаганда весьма умело использовала факты репрессий против духовенства и верующих. Массовое антисоветское восстание в горах Кавказа должно было открыть фашистам дорогу к бакинской нефти, без которой Советская армия просто не могла бы вести военные действия. Но гитлеровцы просчитались… Большинство мусульман встало на защиту своей Родины.

Поэтому в мае 1942 г., в дни, когда провалились наступательные операции Советской армии и началось нацистское наступление на Кавказ, газета «Труд» опубликовала обращение под подписью муфтия ЦДУМа Г. Расули, оказавшегося единственным мусульманским деятелем, авторитетным в масштабе всего СССР. Оно было принято на состоявшемся 15–17 мая 1942 г. (впервые после 1926 г.) съезде мусульманского духовенства. В «Обращении представителей мусульманского духовенства к верующим по поводу немецко-фашистской агрессии» говорилось:

«Великий Аллах в Коране говорит: „Сражайтесь с теми, которые сражаются с вами, но не будьте зачинщиками, ибо Бог не любит несправедливых“ (Бакара, стих 186)…

Мы, ученые Ислама и духовные деятели, живущие в Советском Союзе, призываем всех мусульман к единодушной защите любимой Родины и мусульманского мира от германских фашистов и их приспешников».

Это обращение было переведено на языки мусульманских народов и распространялось властями в местах компактного проживания мусульман. 3 марта 1943 г. в газете «Известия» была опубликована телеграмма Г. Расули о сборе средств мусульманами на строительство танковой колонны и о том, что он лично вносит 50 000 рублей на это дело. В ответ Сталин направил телеграмму Г. Расули с просьбой передать благодарность участвовавшим в сборе средств^[17]. В 1944 г. политуправление Закавказского фронта в своих газетах, издававшихся в Иране, опубликовало статью Г. Расули «Участие мусульманского духовенства в борьбе народов СССР против гитлеровской Германии»^[18].

С созданием в 1943 г. ДУМ на Северном Кавказе, в Закавказье и Средней Азии ЦДУМ окончательно утратило свои центральные функции. К Среднеазиатскому Духовному управлению мусульман (САДУМ) не только перешла территория Казахстана, но Ташкент как основной центр советских мусульман сменил Уфу. Поэтому в 1948 г. на съезде духовенства ЦДУМ было преобразовано в Духовное управление мусульман Европейской части СССР и Сибири (ДУМЕС). По новому Уставу оно потеряло право выдачи разрешений на открытие новых приходов, образование новых мухтасибатов, выдачу материальной помощи духовенству, составление метрических книг и выдачу справок на основании их, право на открытие религиозных школ и курсов. Оно сохранило права только на разрешение религиозно-догматических вопросов, контроль за назначением духовенства, учет мечетей и молитвенных домов^[19]. Фактически это обозначало разрыв отношений с обществом и превращение общин в коллективы вымирающих стариков.

Г. Расули пытался сохранить традиции мусульманской учености. Он ежегодно публиковал мусульманские лунные календари, в 1945 г. издал свое религиозное пособие «Ислам дине» («Религия Ислама»). Однако его ходатайство в марте 1946 г. об открытии богословских курсов не было удовлетворено. В 1945 и 1947 гг. Г. Расули совершил хадж. В 1947 г. биография Р. была включена в издание американского справочника Who Is Who In Religion («Кто есть кто в мире религии»).

Послевоенный период во многом стал для советских людей временем «несбывшихся надежд». Власти не пошли ни на какие серьезные уступки народным чаяниям. Церкви были достаточно четко поделены на первенствующую (Русская православная церковь Московского патриархата), терпимые (мусульмане, армянская григорианская церковь) и продолжавшие подвергаться репрессиям (католики, бóльшая часть протестантов). Русская православная церковь Московского патриархата получила максимальные уступки, включая восстановление 8 профессиональных учебных заведений и ряда монастырей (для мусульман только медресе «Мир-Араб» в Бухаре). В целом увеличилось число приходов, были прекращены прямые репрессии против официального духовенства. Однако к 1950 г. власти резко ужесточили контроль в идеологической сфере. В контроле над религиозными организациями основную роль играл Совет по делам религиозных культов при Совмине СССР (деятельность РПЦ МП вначале контролировал особый совет). Со смертью муфтия Габдуррахмана Расули мусульмане потеряли авторитетного лидера, связанного как с многовековыми традициями ордена «Накшбандийа», так и с джадидским движением в лице его всероссийских мусульманских съездов 1905–1926 гг.

Расули был последним советским муфтием, который мог позволить себе определенную самостоятельность от властей. В памяти мусульман он навеки останется как лидер, сохранивший корабль мусульманской уммы России в самые страшные годы мировой войны и тоталитарного террора…

3. Лидеры Духовных управлений мусульман СССР в 1940–1980-х гг.

После смерти муфтия Г. Расули в 1950 г. ДУМЕС возникает вакуум власти, так как из руководства ЦДУМ в лице казыев и членов Голямалар Шурасы в живых не осталось никого^[20]. 21 марта 1951 г. в Уфе проходит меджлис (съезд) ДУМЕС. Новым муфтием был избран Шакир Хиялетдинов, прибывший в качестве гостя от ДУМ Средней Азии и Казахстана (САДУМ). Хиялетдинов Шакир Шайхисламович родился 15 мая 1890 г. в деревне Звериноголовка Оренбургской губернии. Он окончил медресе «Расулия» в Троицке (1909), учился в медресе Иж-Буби в селе Буби Вятской губернии (1910). До избрания его муфтием жил и работал в Средней Азии и Казахстане: в 1910–1918 гг. — преподаватель мусульманских учебных заведений гг. Кустаная, Кокчетава, с. Джамбитинска Уральской губернии, в 1918–1930 гг. — имам-хатыб мечети г. Атбасар Акмолинской области, в 1930–1943 гг. работал бухгалтером в Ташкенте и Петропавловске. В 1943–1947 гг. — председатель Ревизионной комиссии САДУМ, затем служил имамом в мечетях Джаркента и Чимкента (Казахстан).

Ш. Хиялетдинов остался жив, отойдя в 1930–1943 гг. от религиозной деятельности. За спиной Хиялетдинова, учившегося в троицкой «Расулие», вставал авторитет Зайнуллы-ишана. Однако он не имел ни связей Г. Расули, ни его сети мюридов.

К 1950-м гг. практически прекратилась регистрация мусульманских общин: в 1950–1954 гг. в Башкортостане не было удовлетворено ни одно ходатайство. В первые годы «оттепели» власти пошли на косметические уступки. Так, к 1 июля 1957 г. в Башкортостане были зарегистрированы еще 4 мусульманские общины вдобавок к 23 имеющимся.

В 1956 г. было отклонено обращение муфтия Ш. Хиялетдинова об открытии медресе джадидского типа с контингентом учащихся в 30 человек и даже об организации краткосрочных курсов по подготовке имамов при ДУМЕС. Такие данные содержатся в информационных отчетах уполномоченного Совета по делам религиозных культов по Башкирской АССР за 1956 г ^[21]. Впрочем, в этом деле скрыта некая интрига. В материалах Совета по делам религиозных культов при Совмине СССР, подписанных его председателем Полянским 5 июня 1956 г., содержатся несколько другие сведения. Указывается, что «в качестве дальнейших мероприятий Совет может предложить:

5) Удовлетворить просьбы Духовного управления мусульман Евро­пейской части СССР и Сибири (ДУМЕС) и Духовного управления мусульман Закавказья об открытии духовных учебных заведений (медресе) в г [ородах] Уфе и Баку»^[22].

Однако в справке о выполнении мероприятий по мусульманскому культу, предложенному тов [арищем] Рашидовым^[23] и Советом по делам религиозных культов указывается: «от открытия медресе в Уфе муфтий Хиялетдинов отказался, считает для себя невыгодным, при наличии медресе в Бухаре и Ташкенте»^[24]. Муфтий Г. Расули вряд ли поступил бы таким образом.

Таким образом, была закрыта последняя возможность для сохранения джадидских традиций российских мусульман. Муфтию рекомендовали добиваться от руководства медресе «Мир-Араб» увеличения квоты для ДУМЕС до 5 человек в год. Но и это было невозможно. В 1957 г. ДУМЕС получило 1000 экземпляров Корана от САДУМ (по официальным данным, в 1954 г. в Башкортостане имелся 1 экземпляр Корана — у муфтия). В 1957 г. впервые после смерти муфтия Г. Расули муфтий Ш. Хиялетдинов получил разрешение напечатать книгу «Ислам гибадате» тиражом 15 000 экземпляров.

С 1955 г., начиная со Всемирной ассамблеи миролюбивых сил в Хель­синки, муфтий Ш. Хиялетдинов неоднократно присутствовал на мероприятиях, посвященных борьбе за мир, диалогу между религиями. В 1972 г. муфтий был награжден международной Ленинской премией и золотой медалью «За укрепление мира между народами».

Религию Ислама стремятся вытеснить из общедоступных мест в стены редких мечетей. 7 марта 1960 г. издается фетва ДУМЕС «О прекращении паломничества к так называемым святым местам». 18 июня 1961 г. муфтий Хиялетдинов, казыи и мухтасибы крупнейших регионов подписывают фетву, где выступают против «такбира» (громкого прославления Аллаха) по пути следования верующих и обязательного жертвоприношения животных в дни Курбан-байрама, ссылаясь на фетву САДУМ Особым пунктом выделяется запрет пятничного намаза вне мечетей и муллами, не назначенными ДУМЕС^[25]. Тем самым ДУМЕС наконец-то откликается на соответствующее секретное предписание Совмина Башкирской АССР от 26 сентября 1951 г., где местных руководителей обязуют принять меры «к прекращению деятельности действующих в явочном порядке религиозных групп и общин и „бродячего духовенства“»^[26].

В 1975 г. муфтием был избран 68-летний Габдельбаррый (Абдулбари) Исаев (1907–1983). В противовес «Расулие» у Ш. Хиялетдинова и «Мухаммадие» у А. Мустафина за плечами было только образование в сельском медресе деревни Тюлюганово Бирского кантона БАССР, полученное уже в советские годы (1926 г.). Он родился в д. Верхнее Аташево (ныне Чекмагушевский район Башкортостана). В 11-летнем возрасте успешно выдержал экзамен по устному чтению Корана. В 1926 году стал имамом мечети д. Карьявды Бирского кантона БАССР. В 1929 году был арестован и направлен на принудительные работы по заготовке леса, через год освобожден. В 1933 году уехал в Киргизию, где являлся неофициальным имамом^[27].

Вернувшись в Башкирию, Исаев устроился на работу в Уфе и поселился недалеко от здания ЦДУМ. Немало родственников Абдулбари Исаева пропали без вести или погибли в войне. Книга памяти погибших и пропавших без вести Башкирии за годы Великой Отечественной войны содержит 11 человек по фамилии Исаевы из деревни Верхнее Аташево — родственников Абдулбари Исаева. В том числе родные братья Кутдус и Миркасим Исаевы, пропавшие без вести в один из самых драматичных периодов Великой Отечественной — в битве под Москвой в декабре 1941 г.

В первый день войны Абдулбари Исаев идет в военкомат Ждановского района Уфы для того, чтобы записаться добровольцем в Красную армию. Ему порекомендовали дождаться повестки, которая не заставила себя ждать. Через неделю Абдулбари-хазрата направляют на полковые курсы по подготовке химинструкторов в город Чебаркуль, а по окончании курсов в ноябре 1941 г. в звании старшего сержанта в составе 441-го саперного батальона (позже будет переименован в 652-й с. б.) 381-й стрелковой дивизии он отправляется на Калининский фронт. Осенью 1941 г. Абдулбари Исаев принимает участие в Калининской оборонительной операции, целью которой было сковать немецкие дивизии группы «Центр», рвавшиеся к Москве, где развернулись решающие бои. Батальон, в котором нес службу Абдулбари Исаев, принял участие в боях за Калинин, Торжок, Ржев.

В декабре 1941 г. началась Калининская наступательная операция, в ходе которой 16 декабря Красная армия освобождает Калинин. Немцы оказывают ожесточенное сопротивление, не давая Красной армии взять Ржев. В память о советских солдатах, погибших в боях в этой области, советский поэт А. Т. Твардовский напишет свое знаменитое стихотворение «Я убит подо Ржевом». Абдулбари Исаеву был только ранен. Бóльшая часть сослуживцев Исаева, которые останутся воевать на Калининском фронте, погибнут в ходе кровопролитной Ржевско-Вяземской наступательной операции…

Полевой госпиталь, куда попал Исаев, оказался в окружении, и только благодаря партизанскому отряду раненых удалось спасти и вывезти в эвакогоспиталь № 2963 под Москвой. После госпиталя в мае 1942 г. Исаева направляют на переобучение в пехотное училище в родную Уфу. Окончить училище не удалось, так как страна мобилизовывала все силы для битвы за Сталинград. В ноябре 1942 г. все курсанты были в срочном порядке отправлены на Сталинградский фронт, где в составе 1034-го стрелкового полка 293-й стрелковой дивизии в бою под деревней Платоновка Абдулбари Исаев был снова ранен. В ходе ноябрьских боев дивизия понесла большие потери убитыми и ранеными. Снова ранение спасло ему жизнь, так как дальнейшая судьба полка сложилась трагически — бóльшая часть личного состава погибла в боях… Он снова оказался в эвакуационном госпитале в Земетчине Пензенской области с уже более серьезным ранением, где пробыл до февраля 1943 г. Потом был госпиталь в Архангельске. В июне 1943 г. А. Исаев был комиссован и направлен по месту жительства в Уфу^[28].

В 1943 г. перешел на работу в ЦДУМ (с 1948 г. — ДУМЕС). Это был важный период в жизни Абдулбари-хазрата, поскольку он вошел в ближайшее окружение муфтия Габдрахмана Расулева — одного из выдающихся отечественных мусульманских религиозных деятелей XX века. После смерти Расулева А. Исаев в 1951 г. продолжил работу в аппарате ДУМЕС: сначала председателем совета мечети 1-го прихода Уфы, а в 1953 г. — имам-хатыбом мечети 2-го уфимского прихода.

В 1956 году он был назначен имам-хатыбом ленинградской Соборной мечети, только что возвращенной верующим. Во втором по значению городе СССР А. Н. Исаев старался использовать любую возможность для укрепления исламской религии. Приверженность ленинградских мусульман к Исламу способствовала сохранению их этнического самосознания, защищала от ассимиляции, и немалую роль в этом сыграл Абдулбари-хазрат. Будучи талантливым проповедником и оратором, он, по существу, с середины 1950-х до середины 1970-х гг. являлся лидером мусульманской общины Ленинграда. Обладая феноменальной памятью (читал наизусть весь Коран), хазрат с легкостью обходился без переводчиков, когда принимал многочисленные делегации из различных мусульманских стран.

С мая 1975 по июнь 1980 г. он занимал пост председателя ДУМЕС, после добровольного ухода с этого поста вернулся в Ленинград, где и скончался в 1983 г. Впервые муфтий покидает свой пост. Ведь за исключением смещенного после Февральской революции 1917 г. самими мусульманами председателя ОМДС М.-С. Баязитова остальные муфтии находились на своем посту до смерти. А. Исаев был похоронен на Ново-Волковском мусульманском кладбище Ленинграда.

4. Трансформация лидерства среди имамов Центрального Духовного управления мусульман в 1950–1980-е гг.

Судьба религии Ислама в России освящена светом трагедии. В прошлом веке это репрессии «безбожной пятилетки» и большого террора 1930-х гг. Но всегда находились имамы, умевшие вновь восстановить свет веры среди простых мусульман после эпох террора. Одним из них был Ахметзян-хазрат Мустафин (1902–1986)^[29]. Его биография традиционна для многих национальных лидеров и выдающихся деятелей начала прошлого века. Он родился в семье имама аула Шубино Мустафы-хазрата (Сергачский уезд Нижегородской губернии). После начального образования в мектебе отца он продолжил образование в казанском медресе «Мухаммадия». В это время из вынужденного заграничного путешествия вернулся его ректор выдающийся улем Галимджан Баруди. В медресе восстановился нормальный образовательный процесс, не прерываемый забастовками шакирдов, как в 1905–1907 гг. Г. Баруди возобновил издание журнала «Дин ва-л-адаб», где с точки зрения джадидизма отстаивались идеи реформы образования и укрепления нравственности среди молодежи путем разъяснения устоев Ислама. Юному Ахметзяну посчастливилось посещать занятия улемов А. и Л. Мустафиных, М.-Н. Тюнтяри, будущих членов Голямалар Шурасы при ЦДУМ казыя К. Тарджемани и мухтасиба Казани Ш. Шарафа. В 1917 гг. Баруди избирается муфтием ЦДУМ и переезжает в Уфу, но Ш. Шараф продолжил занятия в медресе, закрытом в 1921 г.

Ахметзян вернулся на родину, где прессинг режим в годы нэпа был не столь жесток. Тогда в татарской деревне еще не существовало жесткой грани между имамом и мударрисом и учителем и можно было совмещать обе роли. Ахметзян-хазрат после смерти жены отправился продолжить обучение в медресе у известного богослова Х. Альмушева в с. Петряксы (1926–1928). Хамидулла-хазрат, получивший образование в классических центрах Ислама Бухаре и Медине, сыграл большую роль в проведении идей джадидизма среди сельского мишарского населения. В 1929 г., получив грамоту об успешном завершении учебы, заверенную фамильной печатью Х. Альмушева, он вернулся в Шубино.

Ахметзян-хазрат, соединивший в себе традиции современной мусульманской учености и работы с простыми прихожанами, был готов для многогранной религиозной деятельности, но эпоха становилась все кровавее. «Безбожная пятилетка» 1920–1930-х дошла до каждого аула. Спастись имаму можно было, только затерявшись в большом городе. В 1930 г. он переезжает с семьей в Казань, где педагогической опыт и былые казанские связи приводят Ахметзян-хазрата в Казанский педагогический институт, бывший тогда основным центром изучения татарского языка, литературы и истории. Из него уже были изгнаны шакирды «Мухаммадии» выдающиеся филологи и историки Г. Губайдуллин и А. Рахим, но еще работали лингвисты Х. Бадиги, М. Фазлуллин, Г. Алпаров. Однако джадидская светская традиция, неразрывно связанная с религией Ислама, беспощадно выпалывалась из школ. В дни большого террора для Ахметзян-хазрата не было места и в сфере образования. И вновь он предпочел затеряться. На сей раз в мегаполисе Москвы, где на татар смотрели преимущественно как на неквалифицированных рабочих и не особо не лезли в их дома и души. В 1940 г. Мустафин с семьей перебирается в Москву. Имевший хорошую религиозную подготовку, он стал желанным для московских мусульман лицом и начал заниматься религиозной деятельностью в качестве рядового муллы, не имея ни мечети, ни разрешения властей. Ахметзян-хазрат стал настоящим имамом, не имевшим ни мечети, ни разрешения властей, истинным пастырем, к которому шли и шли люди. Это путь прошли и будущие муфтии ЦДУМ Шакир Хиялетдинов и Габдельбарый Исаев.

В 1956 г. в Казань переехал имам московской Соборной мечети Исмаил Муштареев, последний из рода казанских имамов и мударрисов, чье молодое поколение выбрало светскую карьеру. Символично, что Ахметзян-хазрат, чьим учителем был первый свободно избранный муфтий Галимджан-хазрат, стал имамом в Москве, где Баруди скончался в 1921 г. во время переговоров с властями. Ахметзян-хазрату тоже много придется общаться с власть предержащими.

В июне 1956 г. на должность имама-хатыба мечети назначается К. Салихов, до этого бывший имамом мечети «Марджани» в Казани; он проработал на этой должности до самой смерти в 1963 г. Одновременно с ним вторым имамом по рекомендации муфтия ДУМЕС Ш. Хиялетдинова был назначен Ахметзян-хазрат (в течение полугода, с января по июнь 1956 г., он уже выполнял в Москве обязанности имама, проходя «испытательный срок»); с 1964 г. он стал первым имамом-хатыбом.

Ахметзян-хазрат выделялся своими обширными познаниями в знании и толковании Корана, владении арабским языком, умении вести богослужение и выступать с проповедями. Московская Соборная мечеть в его годы деятельности была единственной в Центральной России центром мухтасибата ДУМЕС по Москве, Московской и Горьковской областям, Марийской, Мордовской и Чувашской АССР (отмечены регионы, где существовали официальные общины). Сюда за советом и консультацией приезжали представители неофициально действовавших мусульманских общин из многих городов и сел Московской, Калининской, Ярославской, Костромской и др. областей.

Прессинг государства на религию Ислама никогда не был столь всеобъемлющ и эффективен. Число мечетей было сокращено до минимума, и над каждым из имамов был установлен жесткий контроль. Поэтому возможности для самостоятельных действий были минимальными. В этот период государство активно использовало политику «кнута и пряника», поощряя лояльность больших групп населения значительными материальными средствами. Не зря «брежневскую эпоху» называют самой стабильной в российской истории — «золотыми годами застоя». Тем ценнее был нравственный выбор людей, которые не поддались подачкам и уговорам власти, сохранили свои религиозные убеждения. Одновременно татарские имамы продолжили традиции «культурного джихада», мирного приобщения сограждан к основам веры, а не перешли к пропаганде насилия, как во многих регионах мусульманского мира.

В годы застоя завершился жизненный путь почти всех выпускников медресе. Функции мулл стали выполнять лица, не только не владеющие арабским языком и догматикой, но даже арабской графикой. Они во многом свели религию Ислама к чисто обрядовой стороне. В этих условиях Ахметзян-хазрат показал искусство проповеди — вагаза. В условиях государства, где почти половина татар заключала смешанные браки с немусульманами, активно пропагандируемые властями, Ахметзян-хазрат говорил о единстве мусульман на «пути следования религии и Шариату».

В 1950–1980-е гг. важнейшим аспектом деятельности ДУМЕС стала международная деятельность. Начиная с эпохи Хрущева, СССР в рамках движения неприсоединения и в ходе двусторонних отношений резко усилил свои позиции в мусульманском мире. Главы мусульманских государств, прибывавшие с официальным визитом в СССР, в обязательном порядке посещали московскую Соборную мечеть. Среди них был такие всемирно известные личности, как первый президент Индонезии Сукарно (1956), президент Египта Гамаль Абдель Насер (1958), ливийский лидер Муаммар аль-Каддафи (1969). Если учесть, что режим практически не допускал создания консульств мусульманских стран в советских мусульманских регионах, то эта была единственная мечеть, которую посещали иностранные дипломаты. Московская Соборная мечеть превратилась в своеобразную «визитную карточку» Советского Ислама. А. Мустафин свободно говорил с иностранными лидерами без переводчика, используя свое отличное знание арабского языка. Сам он посещал Марокко, Афганистан, Финляндию.

Вплоть до своей смерти в 1986 г. А. Мустафин являлся имамом мусульманской общины столицы, показав себя мудрым человеком, способным оградить прихожан от конфликтов с нетерпимой к религии власти, и талантливым проповедником.

С 1955 г. муфтий Ш. Хиялетдинов неоднократно присутствовал на мероприятиях, посвященных борьбе за мир, диалогу между религиями. Однако на этих мероприятиях звучали не только благостные речи. По мере старения муфтия все больший авторитет приобретал имам московской Соборной мечети Ахметзян-хазрат Мустафин. Ахметзян-хазрат с его огромным жизненным опытом был, наверное, первым из тех, кто осознал, что эпохе атеизма приходит конец. Если в 1950–1960-е гг. революции в мусульманских странах проходили под светскими, зачастую марксистскими лозунгами, то к 1970-м гг. стало понятно, что националистические режимы не могут лишить коренных проблем мусульманского мира. На Ближнем Востоке, где Израиль превратился в ведущую военную силу, мусульманские лозунги вновь приобрели популярность. В 1970 г., выступая на конференции мусульман СССР «За единство мусульман в борьбе за мир, против империалистической агрессии», Ахметзян-хазрат, опираясь на Коран и Сунну, сказал: «Ислам предоставляет народу право народа на революцию». Тогда власти не заметили, что он говорит языком Рашид-казый Ибрагима и Мирсаида Султан-Галиева пятидесятилетней давности, чьи выступления он слышал в Казани. Мусульмане активно использовались советским режимом в осуждении израильской агрессии в Палестине на многочисленных международных формах. Однако режим, кажется, не замечал, что мусульмане ставили вопрос о возвращении святынь Иерусалима арабскому миру, а не о поддержке режимов Гамаль Абдель Насера, Анвара Садата или Хафеза Асада. В 1974 г. Мустафин в качестве и. о. председателя ДУМЕС принял участие в международной исламской конференции «Имам аль-Бухари и современность».

В 1974 г. скончался 84-летний муфтий ДУМЕС Ш. Хиялетдинов, и А. Мустафин стал исполнять обязанности председателя Духовного управления. Однако он был уже слишком стар и после избрания муфтием Г. Исаева в 1975 г. вернулся в Москву, где накануне московской Олимпиады 1980 г., мобилизовав мусульманский дипломатический корпус, вместе с председателем «двадцатки» мечети Валитовым Абдулкадыром спас здание Соборной мечети, которое власти намеревались снести в связи со строительством олимпийского спортивного комплекса^[30].

Именно в годы застоя естественным образом завершился жизненный путь почти всех выпускников медресе, произошла смена поколений среди духовенства. В 1982 г. в ТАССР имелся 51 представитель мусульманского духовенства, из них 42 — старше 60 лет и только 6 — моложе 40. Светское среднее образование имели 3, высшее религиозное — 1, среднее –4. Одновременно начало появляться новое поколение имамов. Особую роль здесь сыграл новый муфтий Талгат Таджутдин, активно занявшийся отправкой молодежи в профессиональные учебные заведения. В ТАССР в 1980–1982 гг. было посвящено в духовный сан 15 человек. В 1983 г. в Ташкенте и Бухаре учились 6 уроженцев ТАССР. В 1981 г. от БАССР в Бухару было отправлено 2 человека, в 1985 г. от республики в «Мир-Арабе» было 5 шакирдов и 1 шакирд — в Ливии. Талгат Таджутдин был избран председателем ДУМЕС в 33 года и стал самым молодым муфтием советской эпохи. Тем самым он практически повторил пример первого муфтия ОМДС Мухаммеджана Хусаина и последнего — Сафы Баязитова^[31].

5. Альтернативное лидерство в мусульманских общинах в 1950–1980-е гг.

На 20 апреля 1952 г. ДУМЕС объединяло 129 мечетей: 23 — в Башкирской АССР, 16 — в Татарской АССР, 20 — в Куйбышевской области, 15 — в Пензенской области^[32]. В рамках новой атеистической кампании в 1960–1969 гг. число мечетей уменьшилось с 2307 до 962. При этом в 1961 г. только в Татарстане существовало 646 неофициально действующих религиозных мусульманских объединений с 366 нелегально работающими муллами. Кто же были лидерами этих общин? Так, например, уполномоченный СРК по Молотовской области Н. Музлов сообщал своему коллеге в Башкортостан, что бродячий мулла Хайдаров, 1878 г. р., специально приехал из Башкирской АССР в г. Молотов, где 22.09.1950 г. в праздник Курбан-байрам на кладбище проводил моление под открытым небом. «Прошу Вас поставить в известность об этом финансовые органы на предмет обложения Хайдарова подоходным налогом как бродячего муллу», — просил пермский чиновник в своем письме от 1.01.1951 г.^[33] В свою очередь, безмечетные муллы были практически в каждой татаро-башкирской деревне, как правило, работали в колхозе или жили на пенсию, они совершали для своих односельчан обряды жизненного цикла. Таких незарегистрированных мусульманских общин на территории Свердловской области в 1940–1950-е гг. было достаточно много, и их численность постоянно менялось в сторону увеличения. По оценкам уполномоченного, всего в области на 1954 г. действовало 56 незарегистрированных религиозных обществ разных конфессий, из них 20 были мусульманскими. Из отчета за 1960 г. видно, что количество незарегистрированных мусульманских общин увеличилось до 36.

Наибольшее количество незарегистрированных мусульманских общин в регионе действовало на юго-западе Свердловской области, в сельских районах компактного проживания татаро-башкирского населения, где религиозные традиции были наиболее стойкими. В отчетах тех лет приводятся сведения о жизни некоторых из этих мусульманских общин. «В дд. Юрты и Юрты Тегень Слободо-Туринского района проживает свыше 500 чел. татарского населения, среди них есть до 50 чел. верующих мусульман, в т. ч. 3 чел. бывших муллы — Юнусов 1878 г. р., Абсолямов 1903 г. р., Валееев 1883 г. р. Активности среди верующих не наблюдается, групповых сборов не проводится. Молятся в домашних условиях и совершают погребение умерших по религиозному обряду». Вот еще одна информация: «В д. Арти-Шигири Артинского района проживает свыше 600 чел. татарского населения, среди них 40 чел. верующих мусульман. Возглавляет их Садыков. Молитвенные собрания проводятся небольшими группами по домам у верующих. В последнее время после предупреждения Садыкова о незаконности их действий массовые сборы почти прекратились, собираются только в большие праздники, а также совершаются по религиозным обычаям обряды похорон». Из этих сообщений видно, что существование части мусульманских общин ограничивалось лишь совершением положенных молитв в домашних условиях, то есть общиной осуществлялась только религиозная функция, роль мечетей выполняли частные дома, хотя действиями верующих руководили религиозные лидеры, в том числе бывшие муллы^[34].

Религиозных традиций в эти годы придерживались тоже в основном лишь представители старшего поколения. Так, по данным зам. заведующего отделом пропаганды и агитации Тюменского обкома КПСС К. Фахрутдинова, прихожанами единственной работавшей в конце 1960-х гг. в Тюменской области мечети в с. Чикчи Тюменского района были преимущественно пожилые люди^[35]. Везде мы увидим, что на молитвы собирались в основном старики. Так, в г. Серове с послевоенных лет до 1985 г. из-за отсутствия мечети верующие собирались в частном доме Абделкавыя Галиуллина, количество прихожан колебалось от 25 до 40 чел., все преклонного возраста. Каждую пятницу там проводилась коллективная молитва и читалась хутба. Молитвы проводились и во время религиозных праздников — Маулида, Курбан- и Ураза-байрама. Правда, заклание жертвенных баранов на Курбан-байрам не производилось. Финансовая самостоятельность общины обеспечивалась за счет добровольных пожертвований ее членов. Собранные деньги шли на покупку дров для хозяина дома и на помощь неимущим. В 1974 г. А. Галиуллин скончался, но строго наказал своему сыну-коммунисту, чтобы дедушек не прогоняли по пятницам. Поэтому здесь пятничный намаз проводился еще в течение 11 лет. Верующие не распространялись в своем окружении о том, что они посещают стихийно образованную мечеть, но власти пристально следили за деятельностью общины^[36].

В послевоенный период продолжалась и деятельность ряда суфиев. По данным И. Миннуллина, А. Минвалеева^[37], в самый разгар репрессий, в 1937 г., жители небольшой деревни Благодаровка (тат. Хусаиново, Янавыл) Челно-Вертинского района Самарской области пригласили к себе одного из немногих оставшихся в регионе выпускников Кизляуского медресе — Коран-хафиза Вали-ахмет-хазрата, также выходца из Самарской области. Согласно информации братьев Саматовых — Габдульхака и Кензульгулума, он получил разрешение на обучение мюридов у Хасана Губайдуллина. Благодаря активной деятельности и лидерским качествам нового ишана глухая самарская деревня на границе с Татарстаном становится центром притяжение для верующих Самарской, Ульяновской областей и юго-западных районов Татарстана.

По словам имама д. Благодаровка Гарифуллы-хазрата, здесь каждую неделю вечером в четверг в местной мечети ишаны проводили обряд зикра — «хатм», в котором участвовали как мужчины, так и женщины. «На собрание ехали из разных уголков Татарии — из Елхового, Старого Альметьево, Курманаево, Каменки, Старого Ибрайкино и даже из Ташкента. Всего на хатм собиралось до 20–30 человек». Однако Курманаево по-прежнему сохраняло славу суфийского центра. Первые после 1930-х гг. письменные сведения об ишанах появляются в 1950 г. и именно в связи с этим селом. В одной из докладных уполномоченного СДРК по ТАССР о религиозных объединениях за 1950 г. отмечается, что в Курманаево из разных районов Татарстана (Набережных Челнов, Чистополя, Казани) и других областей (Ижевска) приезжали бывшие мюриды и бывшие муллы для посещения могил курманаевских «ишанов», а незарегистрированный мулла мечети Нурижан Исмагилов (с 1947 г.) способствовал этому.

Несмотря на то что в с. Курманаево уже не было суфийского лидера, можно сказать, что два религиозных центра — Курманаево и Благодаровка — существовали как единое целое, некое курманаевское братство. Например, в 1951 г. уполномоченный отмечает, что верующие из Старые Киязлы Аксубаевского района находились под влиянием курманаевского ишана. Старики-мюриды постоянно посещали Валиахмет ишана. Курманаевские мюриды проявились и по время похорон умершего Валиахмет ишана в 1952 г. Его похороны не остались без внимания государственных органов. Так, в отчетах уполномоченного отмечается, что из многих сел Татарстана в Благодаровку на похороны выезжали верующие: например, из д. Ст. Киязлы — 5–6 человек, из д. Ново-Узеево того же района — 4–5 человек и др.

После долгих уговоров дело Валихамет ишана продолжил другой воспитанник Хасана Губайдуллина — мулла Габдульбари Мулюков из д. Лашманки Черемшанского района (верующие которой также мюриды). В том же году уполномоченный свидетельствует, что «мюриды из сел Курманаево, Кривое Озеро, Ст. Киязлы, Ново-Узеево посещают Мулюкова Бари в Благодаровке». Характерно, что в этих четырех селах, где по официальным источникам большинство верующих — мюриды, имелись зарегистрированные мусульманские общины с мечетью.

В целом в 1950-е гг. ишанизм в форме принадлежности к курманаевскому братству стал объектом пристального внимания со стороны государства, хотя специально ишанизм в постановлениях органов не отмечается. Например, как мюриды проходят в источниках мулла с.Старые Киязлы Шафигулла Мударисов и мулла с. Ново-Узеево Шакирзян Ах-метвалеев. Они были зарегистрированы в этих общинах. Относительно муллы с. Курманаево (с 1953 г.) Насибуллы Махмутова отмечалось, что он окончил Курманаевское медресе и также является мюридом.

Кроме этого, даже высшее мусульманское духовенство, по некоторым данным, принадлежали суфизму. Так, имам мечети «Марджани» (с 1941 г.), мухтасиб по Татарской АССР Киям Кадыров отмечен как ишан еще в списке ОГПУ 1927 г. Следующий за ним имам казанской мечети Исмагил Муштариев (1952–1954, 1956–1962 гг., в 1954–1956 гг. — имам и мухтасиб в Москве) ни в одном письменном источнике как ишан не упоминается. Однако о его принадлежности к кизляускому братству можно судить на основе данных устных источников и того, что до 1947 г. он был муллой в Курманаеве.

После смерти Габдульбари Мулюкова в 1958 г. «приведением к покаянию» («таубагэ утырту», так называли обряд инициации татарские накшбанди) занимается уроженец с. Сычкан (Сучкан) Ульяновской области Ибрахим-хазрат. Но развернувший было активную деятельность новый ишан вскоре был вынужден покинуть Благодаровку. Формальным поводом стала публикация в местной прессе с обвинением его «в распространении ишанизма».

С уходом последнего харизматического лидера эта маленькая деревня потеряла свою прежнюю притягательность. К концу 1950-х гг. уже не осталось и ранее известных ишанов в деревнях Татарстана. Тогда же в письменных источниках практически перестают упоминаться ишаны и их мюриды.

Несмотря на угасание суфийского центра в Благодаровке, целая плеяда представителей Кизляуского тариката сумела обосноваться в Казани и вести проповедь тогда в единственной мечети «Марджани». Уже называвшийся Киям Кадыров в сохранившейся силсиле Кизляуского братства обозначен как Кыямеддин Нурлатый. Среди людей, получивших иджаза, Кензульгулум Саматов называет имамов «Марджани» Исмагила Муштариева (1888–1962) и Ахметзаки Сафиуллина. Одним из последних, кто был очень близко знаком с последними шейхами «Кизляу тарикы», можно назвать ныне покойного казыя Татарстана Габдуль-хака Саматова.

Таким образом, здесь кратко был обозначен «Кизляуский путь», центр которого был в Курманаеве, затем переместился в Благодаровку и Казань. Второй же путь, представленный в Татарстане как «Чистопольский», является еще менее изученным.

«Чистай тарикы» получил свое название от известного имама и накшбандийского шейха Чистополя Мухаммадзакира Камалова аль-Чистави (ум. 1893). К примеру, к «чистопольцам» Кензульгулум Саматов причислил мюридов Зайнуллы Расулева, Галимджана Баруди, заказанских и уфимских ишанов. То есть эта группа «Кемешханави» по Музаффари, которая прежде практически не упоминалась в советском Татарстане.

Лишь на основе устных источников можно сказать, что община мюридов Зайнуллы Расулева была вновь создана в Казани в начале 1950-х гг. Лидером группы был уроженец села Аксу Буинского района ТАССР Гарифулла Гайнуллин, который во время работы в Махачкале стал мюридом Баязида Хайруллина. По словам Зубарджат Мухаметзяновой, Баязид Хайруллин — выходец из Уфимской губернии, достаточно долго служивший у Расулева кучером. Баязид Хайруллин передал звание ишана Гарифулле Гайнуллину. По сведениям же уполномоченного, Хайруллин был мюридом некоего Абдул-бари ишана из Махачкалы.

После переезда в Казани Гарифулла-хазрат еженедельно собирал у дочери на квартире своих немногочисленных учеников. Здесь они проводили совместные зикры, которые могли быть как тихими (хафи), так и громкими (джахри). Число его мюридов не превышало 10 человек, и в основном это были пожилые люди из Казани.

В 1984 г. Гарифулла-хазрат скончался, но перед смертью он успел назначить своим приемником жителя Буинска Камиля Бикмухаметова. Несмотря на то что Камиль Бикмухамметов стал продолжателем пути Зайнуллы Расулева, проведение совместных зикров больше не происходило как в Казани, так и в Буинске.

Таким образом, в период 1950–1970 гг. в советском Татарстане существовали как минимум две суфийские общины, которые относили себя к Накшбандийскому тарикату. Главным отличительным признаком для этих групп стал практикуемый ими зикр. Если так называемое «Кизляуское братство» практиковало «тихий зикр» (зикр хафи), то «Чистопольское братство» («группа Расулева») поминала Всевышнего вслух (зикр джахри). По отдельным источникам можно предположить, что эти общины продолжали функционировать вплоть до 1980–1990-х годов.

Мусульманская община Финляндии так и не смогла войти в состав ДУМЕС, несмотря на визит муфтия Ш. Хиялетдинова в 1955 г^[38]. Ее лидером долгие годы был Хаким (Абдул-Хакимов), Вали-Ахмет (1890/1892–1968) — уроженец с. Большое Рыбушкино / Зур Рбишча (ныне Краснооктябрьского района Нижегородской области), главный имам общины в Тампере (1914–1947), главный имам мусульманской общины в Хельсинки в течение 45 лет (1917–1962) — почетный член Исламской хельсинкской конгрегации (с 1962 г.).

Он родился в семье потомственных имамов. Начальное мусульманское образование получил в мектебе родного селения и Касимовском медресе. В 1907 г. он дополнительно получал богословские знания в Медине и Мекке. После возвращения из Хиджаза Хаким-хазрат выполнял обязанности касимовского имама, затем учительствовал в Москве. В начале 1910-х гг. возвратился в родное Рыбушкино и женился на Алие Садри. В 1914 г. сдал экзамен в Уфе на право исполнять обязанности имама и мударриса. В том же 1914 г. уехал в Финляндию, в Тампере, по вызову актуковских торговцев, ранее там обосновавшихся. Основанием для вызова стала смерть местного муллы Кадера. Поскольку у Хаким-хазрата не было постоянного дохода на должности имама и учителя, он занимался предпринимательской деятельностью. В Хельсинки в собственном доме Хаким-хазрат отвел отдельную комнату для молитв и занятий с учениками. Там же собирались мусульмане Хельсинки, чтобы начать организованную деятельность общины, которая сформировалась в 1915 г. и была прообразом Исламской хельсинкской конгрегации.

Хаким-хазрат стоял у истоков ее создания и играл важную роль в основании исламской религиозной общины Хельсинки. Он являлся первым председателем зарегистрированной татарской общины Финляндии в 1925–1926 гг., затем возглавлял ее также в 1961–1962 гг. Хаким-хазрат обучал детей и молодежь, в 1939 г. опубликовал учебник по богословию «Основы религии для детей татар». Во времена революций в России Х. оказывал поддержку татарам-эмигрантам, находившим пристанище в Финляндии (Садри Максуди и др.).

В 1947 г. Хаким-хазрат снял с себя обязанности имама в Тампере в связи с прибытием на должность Хабибур-Рахмана Шакира, при этом оставался лидером хельсинкской общины. Знавшие Хаким-хазрата утверждали, что он обладал прекрасным мелодичным голосом, был талантливым чтецом Корана. Его уважительно называли Хафиз-хазрат. Хаким-хазрат пользовался огромным влиянием на членов махалля. Обладая особыми каллиграфическими талантами, он делал макеты надписей из Корана для размещения на могильных камнях^[39].

1980-е гг. радикально изменили расстановку сил в мусульманском мире. Иранская революция 1979 г. и ввод советских войск в Афганистан вывели на историческую арену миллионы простых мусульман. Вначале эти события мало затронули советских мусульман. Однако постепенно влияние афганских мусульман начинает затрагивать советскую Среднюю Азию, особенно Таджикистан. Изоляция СССР на международной арене заставляет власти вести более гибкую политику по отношению к мусульманам. Основной задачей властей является слияние наций, и ассимиляционный механизм был преимущественно направлен на молодое поколение в городах. Ислам кажется делом вымирающих пенсионеров, вышедших на заслуженный отдых. Бывшие фронтовики и труженики тыла, увешанные медалями и орденами, засыпают прошениями властные структуры и просиживают долгие дни в коридорах госучреждений. Требование одно — зарегистрировать религиозную общину. Властям было просто бороться с бывшими муллами и шакирдами, объявив их врагами социалистической Родины, но что делать с теми, кого та же власть усаживает в праздничные президиумы и проводит на примерах их жизней «Уроки мужества». С 1965 г. начинается официальное празднование Дня Победы, и ветераны превращаются в идеал советского патриотизма. Через некоторое время они начинают выходить на заслуженный отдых и просят чиновников лишь одного: дать им упокоиться с миром в соответствии с заветами предков в ту землю, которую они в молодости щедро полили своей кровью. Не могут же власти лишить их пенсий или подвергнуть репрессиям. Общины регистрируются поодиночке, но в результате если в 1973 г. в Татарстане действовало только 12 мусульманских религиозных объединений, то в 1970–1980-е гг. мусульманские общины были зарегистрированы в таких новых городах, как Альметьевск, Зеленодольск, Набережные Челны и Лениногорск^[40].

В 1970 г. скончался последний из лидеров российских мусульман начала прошлого века — Ахмад-Заки Валиди. Это стало своеобразным символом конца эпохи джадидизма, сочетавшего принципы Ислама с европейскими либеральными и социалистическими моделями. Теперь советский коммунизм и Ислам как системы ценностей остались наедине друг с другом.