Дамир Мухетдинов

Проблемы и перспективы исламского образования в России

Вслед за наступившей свободой совести в начале 1990­х годов все религиозные общины переживают бум своего возрождения, и одно из самых заметных мест в этом плане принадлежит мусульманской умме России. По всей стране открываются десятки исламских медресе и сотни или даже тысячи курсов по изучению основ религии; многие медресе учреждаются на месте старых, дореволюционных, тем самым автоматически закрепляя за собой имидж «возрожденных» некогда общепризнанных центров по исламскому богословию. При ближайшем рассмотрении независимому наблюдателю, конечно, становилось очевидным, что ни о какой преемственности традиций между дореволюционными медресе и современными учебными заведениями – пусть даже с тем же названием и в том же здании – не могло быть и речи, поскольку слишком огромным, непреодолимым был разрыв между прошлым и настоящим. Непреодолимость двух систем исламского образования – дореволюционного и современного – состояла даже не в том, что прошло слишком много времени между этими двумя всплесками мусульманской активности, но на совершенно ином уровне: неузнаваемо изменилось общество, начиная со среды обитания и образа жизни и заканчивая общим менталитетом и социальным положением человека. Тем не менее мы продолжали апеллировать к прошлому, игнорируя нашу действительность, и более того, молодежь из числа мусульман в 1990­х гг. активно откликалась на призыв обучаться религии предков в самом престижном – «со времен Габдуллы Тукая» – исламском медресе в N­ном городе.

По прошествии нескольких лет стало ясно, что многочисленность мусульманских учебных заведений, их стремление продолжить историческую традицию дореволюционных времен, их пафосные названия не стали панацеей от всеобщей бездуховности, и более того, не удалось справиться с самой главной задачей, стоящей перед нами, – создание широкой и значимой прослойки грамотных специалистов в области исламского просвещения и проповеди. Могло ли быть иначе, учитывая то ужасное состояние, в котором находилась религия после семидесяти лет ее тотального подавления? Наверное, и нынешним, пусть и малозаметным, результатам в исламском преподавании нужно радоваться, постоянно сравнивая их с периодом забвения религии. Однако нам все же хотелось бы активизировать деятельность на этом поприще, создать более эффективные условия работы, тем более что мы живем в очень сложное время, время глобального антиисламского заговора, выдерживая при этом многоуровневую конкуренцию со стороны других религиозных и светских групп.

Конечно, нельзя напрочь отвергать все результаты сложившейся в эти годы системы исламского образования, в конце концов многие из нас получили базовые знания, и не самого плохого качества, в этих медресе. Мы вообще выступаем против принципа «разрушить все до основания, а затем…». Вовсе не разрушать, а созидать на основе того, что наработано за эти годы, – вот наша задача. Здесь можно провести аналогию – может быть не самую корректную, но из нашей действительности: вспомним, сколько футбольных клубов было создано в первые постперестроечные годы, и каждый из них самостоятельно стремился к успеху (как правило, мало чего добившись), однако, когда пришло время профессионализма в этой сфере, их число стало стремительно сокращаться.

Один из первых шагов на пути к созданию эффективного исламского образования в России для некоторых, видимо, нелегкий, но крайне необходимый, – унификация учебных заведений в соответствии с той системой, которая существует в нашей стране в области светского образования. Эта система выверена жизнью, является логичной и полностью соответствует исламской традиции и представляет собой градацию всех учебных заведений на высшие, средние или средние специальные и низшие. Высшее учебное заведение, институт или университет, дает студенту высшее образование и присваивает соответствующую специальность, причем документы выпускника должны быть признаны государством. Вуз – сложнейшая и уникальная система преподавания, которая может быть создана только на основе соответствующей базы; преподавательский состав вуза состоит из специалистов, имеющих ученые степени в области светских наук или богословия. Вуз обязан иметь государственную аккредитацию. Проблема как раз в том и заключается, что в условиях отсутствия лицензирования религиозных учебных заведений статус института или даже университета может выписать себе любой желающий; естественно, студенты, обучающиеся в таком липовом вузе, даже не подозревают, насколько далека его учебная программа от настоящей, преподаваемой в светском институте. Знаете ли вы, сколько так называемых «исламских институтов» расплодилось на Северном Кавказе? А кто в состоянии сказать, чем выпускник такого института отличается от слушателя обычных вечерних курсов при мечетях?

В нашей сегодняшней действительности никто не возьмется сказать, каков должен быть изучаемый минимум в том или ином исламском учебном заведении, поскольку отсутствует нормативная база, регламентирующая исламское богословское образование в целом. Однако, руководствуясь здравым смыслом и преподавательской практикой, я лично нахожу ненормальным то положение, при котором выпускник казанского «высшего исламского медресе» за шесть лет своего обучения проходит всего 39 предметов (так записано в дипломе), в то время как студенты нашего, «не высшего» Нижегородского медресе «Махинур» всего за три года изучают 43 предмета. Очевидно, что число предметов, уровень их преподавания может разниться в разных учебных заведениях, но все­таки методические основы преподавания должны быть разработаны и стандартизированы. Именно в соответствии с этими стандартами мы сможем определить, какое учебное заведение соответствует или, наоборот, не соответствует заявленному им статусу, сможем узнать в целом об уровне преподавания в том или ином медресе или исламском институте.

Тщательно обдумывавшаяся нами идея создания трехступенчатой системы исламских учебных заведений в случае ее воплощения в жизнь стала бы сегодня достойным ответом на такие новые вызовы современности, как внедрение в учебные программы школ и вузов основ православия, исламофобия, отражающаяся сегодня и на работе наших медресе и воскресных школ при мечетях. К великому сожалению, разновекторность развития Духовных управлений мусульман России, их разобщенность не позволили не только приступить к созданию трехступенчатой системы исламского образования, но даже к обсуждению этой заслуживающей внимания программы развития в этой сфере, хотя наши предложения не остались незамеченными.

Сегодня наше государство стало активно продвигать идею теологического образования в светских вузах. Как всегда, наиболее развернуто эту программу воплотили представители РПЦ. Государство само финансирует преподавание богословских дисциплин, полностью обеспечивая образовательную подготовку студента в вузе высококвалифицированными преподавателями с докторскими и профессорскими дипломами. При этом представителю церкви остается лишь наполнить, так сказать, содержанием форму этого учебного процесса. Заниматься преподаванием основ религии в светском вузе имеют право только дипломированные специалисты, и недостатка в таких профессионалах в православной церкви нет. И по готовности учебных программ, и по наличию преподавательского состава, и по числу вузов, уже внедривших или готовых в ближайшее время заняться преподаванием основ православия, – в общем и качественно РПЦ опередила многочисленные духовные управления мусульман на сотни шагов вперед, в то время как мусульмане оказались неспособными вписаться в этот процесс. Преподавание теологии в светском вузе равнодоступно для представителей всех религий, и мы отстаем здесь по собственной вине, из­за собственной инертности и разобщенности.

Я не хочу лишний раз критиковать деятельность исламских вузов, однако замечу, что десяток выпускников в год – это цифра, не соответствующая статусу вуза. Я полагаю, мы не сможем подготовить грамотных, дипломированных специалистов для российской мусульманской уммы в рамках только лишь исламских вузов, и единственный выход, самый разумный и вполне естественный, – воспользоваться предложением государства о преподавании теологии в светских вузах, как это сделали православные. При этом мы должны четко понимать: государство не будет учить нас, наших юных мусульманских студентов религиозной практике. Практическое наполнение теоретической базы, получаемой студентом в вузе, должны предоставить не государственные, не вузовские преподаватели, а представители ислама. Таким образом, когда Духовное управление мусульман, заключив соответствующий договор с определенным вузом, направляет на учебу по специальности «теология» или «исламская теология» своих студентов, оно (Духовное управление) не должно затем сидеть сложа руки в течение 4–5 лет и ждать выпуска готового богослова. Напротив, такое Духовное управление будет обязано не просто издалека контролировать процесс обучения, а, как я уже сказал, наполнять его практическим содержанием, то есть начитывать определенное количество часов конкретных дисциплин, связанных с религиозной практикой, и проводить со студентами большую часть внеурочного времени для того, чтобы будущий теолог стал настоящим практикующим мусульманином. Плюсы такого сотрудничества государства и ислама налицо: грамотные, подготовленные в России дипломированные улемы смогут реально противостоять натиску как псевдоисламского радикализма с его «амирами», так и якобы традиционного «местного варианта ислама» с его «устазами». Наша задача – вписаться в эту программу, разработанную государством вместе с вузами. Престижность вузовского образования очевидна; понятно и то, что именно светские вузы предоставляют отсрочку от армии и выплачивают стипендию, что немаловажно в нашей действительности. Разницу между дипломом настоящего вуза и исламского института также объяснять не стоит. Вопросы заключаются лишь в том, какую учебную программу вузовского уровня мы можем предложить и кто из представителей Духовных управлений мусульман, обладающий необходимым дипломом, станет ее воплощать в жизнь. Очевидно, что решать эти проблемы нужно сообща, а не по принципу «каждый сам за себя», как это происходит в наших Духовных управлениях до сих пор.

* * *

Продолжая развивать ту систему, которая видится нам в качестве должной и единственно возможной сегодня в России, замечу, что исламских институтов – просто по определению – не может быть много в нашей стране, ибо даже в мусульманских странах с их развитой богословской школой и многовековыми традициями, с поддержкой на правительственном уровне и в соответствующем верующем обществе число религиозных вузов можно пересчитать по пальцам одной руки. Такой исламский вуз должен продолжать традицию сложившейся системы исламских медресе, соответствовать требованиям татарско­башкирской богословской идеологии, иметь возможность привлечь к преподаванию высококвалифицированные кадры, в первую очередь из числа профессуры светских вузов. Неразвитость всей системы исламского образования в целом приводит к тому, что особо большой разницы между уровнем исламского вуза и медресе не слишком значительна. То есть исламский вуз дает студенту, по крайней мере на начальных курсах, примерно такую же учебную программу, как и медресе, в то время как разрыв между ними, разница в их статусе должна. Вероятно, исламский вуз должен все же ориентироваться на привлечение в ряды студентов в первую очередь людей, уже имеющих необходимую первоначальную базу исламских дисциплин – ту самую базу, которую можно приобрести в медресе. Тогда можно будет не тратить драгоценное время, значительные силы и финансовые средства на то, чтобы обучать первокурсников исламского института или университета арабской азбуке и коротким сурам Корана. Таким образом, такой вуз станет высшей точкой в сфере исламского образования в России. Некоторые могут возразить – станет высшей и недосягаемой для многих желающих, может быть, даже для большинства. Попробую заранее подискутировать: да, мы стоим на той позиции, что богословов с высшим образованием не может и не должно быть много.

Позиция нашего Духовного управления известна: муфтиев в нашей стране, простите за выражение, развелось так много, что либо у нас каждый второй должен быть теологом, либо называющие себя этим «титулом» даже не подозревают, какое значение он несет. Сподвижники Пророка (с.а.в.), признанные знатоки шариата, взявшие его из рук самого Посланника Аллаха, боялись выдать фетву, чтобы не угодить в Адский Огонь, обещанный Пророком (с.а.в.) каждому, кто принял неправильное решение. А в нашей стране, где знатоков шариата просто не может быть много, от силы 4–5 человек, каждый председатель Духовного управления мнит себя муфтием, причем подавляющее большинство из них не в состоянии не только принять, на даже и правильно огласить уже принятую фетву. Мы настаиваем на том, чтобы количество в этой сфере стало переходить в качество. Также и с исламским вузом: лучше меньше, да лучше (имея в виду качественно и профессионально подготовленных выпускников). Ведь за 4–5 лет невозможно постичь все тонкости исламского знания – а современный имам должен быть еще и грамотным в области светских дисциплин, а также и в совершенстве владеть несколькими языками. Только такой наставник, проповедник и преподаватель сможет увлечь за собой людей, только высокообразованный религиозный деятель востребован сегодня обществом. А это значит, что надо поступиться количественными показателями абитуриентов исламского вуза в пользу иных критериев. Исламский университет или институт, если только его руководство имеет намерение достичь значимых показателей в сфере исламского образования, должен будет прийти к выводу о необходимости набора студентов только из числа тех, кто уже имеет необходимый дисциплинарный минимум.

Этот минимум студент имеет возможность получить, в медресе, которое будет соответствовать среднему или среднему специальному учебному заведению. Какие предметы должно проходить на уровне этого звена? Как уже было сказано, сегодняшняя действительность показала никчемность исключительно религиозной подготовки без необходимого уровня светских знаний. Приведу яркий пример: когда я учился в Священной Мекке вместе с десятками других молодых людей из России, вместе с нами там был юноша из Татарстана, который брал дополнительные уроки по Корану и хадисам у тамошних учителей в Запретной мечети. Один из учителей, руководствуясь доступным ему толкованием Корана, внушил нашему молодому «герою», что именно Солнце вращается вокруг Земли, но никак не наоборот. Парень был из числа очень набожных, но достаточно ограниченным в своих познаниях мира – он приехал в Мекку, не окончив средней школы. Уверовав во вращение Солнца вокруг Земли, он стал обучать этой и подобным другим «правильным» мыслям своих товарищей – 15–16­летних юношей из России. Представьте себе ситуацию, когда этим молодым имамам, получившим образование не где­нибудь, а в самой Мекке, придет время проповедовать в России. Даже в сельской местности, не говоря уже о городе, они не смогут увлечь образованных людей, и снова религия останется уделом стариков и малограмотных женщин. А ведь мы стремимся к построению грамотного исламского общества, привлекательного для всех слоев населения и приемлемого для разных этнических групп.

* * *

Медресе должно стать таким учебным заведением, где выходцы из разных социальных классов получали бы не только религиозные знания – в том минимуме, чтобы работать имамом­хатыбом или проповедником, – но и набор светских дисциплин. Учебная программа медресе должна быть методически выверена и соотнесена с программами профессионально­технических училищ или техникумов.

Какое количество медресе должно быть в России? Очевидно, что из всех выпускников всех существовавших в последнее десятилетие медресе в нашей стране по своему профилю – в области религиозной деятельности – работает не более нескольких процентов. Это значит, что подавляющее большинство медресе работают, что называется, впустую и эффект от их деятельности близок к нулевому. Финансирование медресе – задача, которую должно взять на себя региональное Духовное управление мусульман или же несколько управлений вместе, – должно идти по целевому, а не остаточному принципу, однако материально обеспечить 5–10 медресе не под силу никакому, даже самому богатому ДУМ. То же самое касается кадрового состава преподавателей: специалисты не должны быть распылены по одному­два человека на десяток малоэффективных медресе. Пусть лучше будет наоборот: в двух­трех учебных заведениях станут работать по несколько грамотных преподавателей, и именно они вытеснят всех прочих, вошедших в эту систему на волне повышенного интереса к религии, но не имеющих специальных навыков преподавания и соответствующих знаний. Учебные программы и пособия, необходимые нашему обществу, смогут быть разработаны при взаимодействии руководства нескольких медресе, а выработать единые стандарты обучения сегодня просто не представляется реальным, учитывая полное отсутствие не просто координации между разными медресе, но и сам стиль обучения, само устремление того или иного исламского учебного заведения.

Приведу пример: Нижегородское медресе «Махинур» не ставит своей целью в течение трех лет обучить студента арабскому разговорному языку – мы понимаем, что это нереальная задача; но читать и понимать текст аятов Корана и хадисов наш выпускник должен. Однако он также должен уметь правильно донести свои знания до слушателя, а для этого ему необходимо грамотно владеть русским языком, что является проблемой не только лишь для выходца из татарского села. Таким образом, мы несколько смещаем акценты, стремясь в первую очередь подтянуть своего студента до уровня современного среднестатистического, достаточно грамотного гражданина. Естественно, задача собственно медресе – выпуск имама и проповедника, и с этим у нас, аль­хамду Лиллях, все прекрасно, однако нас не устраивает уровень сельского муллы, поэтому мы, помимо прочего, даем студенту знания компьютеров и базового английского языка, представления об этике и культуре не только исламского, но и современного светского общества. Все это делается с целью воспитания специалиста в области ислама на уровне современных требований.

Позвольте мне довести до логического конца мысль о том, как нам видится вся цепь исламского образования в России на ближайшую перспективу. Большая часть действующих сегодня медресе, видимо, работают на уровне воскресных школ по преподаванию азов религии. Словом «медресе» следует называть только средние специальные учебные заведения по подготовке имамов­хатыбов и проповедников с дневной формой обучения и оговоренной учебной программой как в области собственно религиозной подготовки, так и в светской части. Следующее звено – высшее исламское образование, исламский вуз. И, наконец, последняя ступень – аспирантура и докторантура, не разработанная на сегодняшний день в нашей стране совершенно. Позволю только заметить, что такая форма обучения должна быть, а соответствующие ученые степени в области богословия должны присваиваться некой специально созданной комиссией.

Эта цепь исламского образования может и должна стать наиболее эффективной и заметной во всей истории развития ислама в нашей стране. Мы готовы на конкретных примерах, с цифрами в руках доказать необходимость развития именно такой системы, с одной стороны, и показать неэффективность существующей – с другой. Но как же быть тем регионам, тем Духовным управлениям, которые уже имеют свои собственные учебные заведения, не попадающие в озвученный мною проект? Очевидно, что любое достижение перестает быть таковым, если не имеет развития, если не выдерживает конкурентоспособности и не предлагает какие­либо новации. На наш взгляд, ситуация такова: если в неком медресе не преподаются светские дисциплины и русский язык в необходимом объеме, это значит, что его выпускники не смогут работать имамами и проповедниками в современном обществе. Закрывать такое медресе вовсе не следует, его нужно перепрофилировать. Например, пусть медресе в городе N станет знаменитым на всю страну центром по изучению арабского языка или же не имеющим конкуренции по всей России центром Тахфиз аль­Куран. Естественно, учебная программа такого профильного центра­медресе должна быть составлена на высоком уровне. Арабское языковое училище должно получить государственную лицензию на преподавание арабского языка, а в его учебную программу должны быть включены такие специализированные предметы, как каллиграфия, фонетика, морфология, риторика, культура речи и прочие лингвистические дисциплины. То же самое с центром Тахфиз­уль­Куран: здесь обязательны для преподавания тилява, махрадж, 7 видов чтений, таджвид и т. д. Тогда мы у себя, в Нижнем Новгороде, будем говорить абитуриентам и студентам: «Вы желаете стать грамотными арабистами или знатоками Корана? Обращайтесь в город N, а мы готовим имамов и проповедников среднего уровня». Таким образом, мы сможем создать ситуацию, когда все ступени исламского образования и все учебные заведения будут объединены единой программой развития, и предотвратим резкое падение престижа исламского образования. Не 20 преподавателей будет приходиться не 5–6 студентов, как это имеет место кое­где в казанских медресе, а наоборот.

Необходимо заметить, что старшее поколение учителей в медресе не владеет методологией преподавательской деятельности, они не могут составить грамотных программ обучения, не имеют представления о расчасовке. Мы ведь даже не знаем, сколько страниц должно быть в дипломной работе выпускника, а о многих вопросах имеем очень приблизительные, субъективные представления. Эта ситуация ненормальна, и в ходе реформирования исламского образования в стране в целом должна возникнуть новая ситуация, при котором к этому самому актуальному вопросу нашей уммы будут привлечены специалисты.

У многих медресе в России нет государственных лицензий, они не могут предоставить студенту отсрочку от армии, большинство сталкивается с серьезными финансовыми проблемами. Это только вершина айсберга, а ведь есть еще и проблема трудоустройства выпускников медресе – лишь малая часть их в дальнейшем пойдет на работу в мечеть, лишь единицы станут имамами. А учебный процесс требует постоянного финансирования. Существует и такая проблема, как излишнее, неоправданно пристальное внимание со стороны спецслужб. Следует учесть и то, что в течение 2–3 лет нереально воспитать имама как личность, как богослова, как исламского преподавателя. При всем этом существует огромное число медресе. Каждое сталкивается с нехваткой преподавательских кадров и денег и, кроме того, вынуждено еще конкурировать с другими медресе. Есть ли выход из этого замкнутого круга?

На сегодняшний день мы в Нижнем Новгороде пришли к выводу о том, что среднее исламское образование изживает себя и требует кардинального пересмотра сама концепция системы образования. Один из выходов я уже предложил – это перепрофилирование двух­трех существующих, готовых к этому медресе, в специализированные центры. Но что делать подавляющему большинству российских медресе? Мы считаем, что следует поменять саму специфику этого звена в нашей трехступенчатой системе. Им следует специализироваться на людях более старшего возраста, которые уже отслужили в армии, наладили свой быт и состоялись как личности в местах своего проживания. В этом случае медресе станут готовить работников именно для той социальной ниши, которая так и осталась пустой за десять лет функционирования самой системы медресе, – прежде всего сельских имамов и преподавателей ислама на селе. Соответственно будут сняьы проблемы невостребованности выпускников, непризнанности диплома государством и отсутствия отсрочки от армии. Наконец, возрастет престижность медресе, поскольку именно работа с рядовыми мусульманами является нашей ключевой задачей, воплощать которую в жизнь должны сельские имамы.

Безусловно, такой шаг потребует пересмотра учебных программ медресе, однако не это самое главное. Важнее то, что, только поняв потребности времени и своевременно пересмотрев подходы к решению насущных задач, мы сможем адекватно реагировать на те или иные изменения социально­политической атмосферы в обществе. Для этого нужны воля и объединение усилий руководителей всех мусульманских Духовных управлений и учебных заведений, организаций и структур! Если мы не успеем вовремя внести изменения в нашу жизнь, нас ждет или забвение, или радикализация общества с неизвестным исходом. Важно и то, что только в сотрудничестве с властями мы сможем отстоять свои позиции – это не лозунг и не пустые слова, и к такому выводу уже давно пришли все региональные Духовные управления мусульман.

В связи с вышеизложенным резюмирую задачи, которые являются базовыми для занимающихся вопросом об исламском образовании в России:

–          разработка учебно­методических стандартов для начальных и средних профессиональных исламских учебных заведений;

–          выработка форм контроля и внутриконфессионального негосударственного лицензирования данных учебных заведений;

–          создание и представление учебных пособий для преподавания краеведческих дисциплин с изучением местной исламской истории в государственных школах в местах проживания мусульман.

Заранее предвидя вопрос о финансировании организационной структуры, которая займется реформированием исламского образования, хочу высказать мысль о необходимости долевого участия Духовных управлений мусульман в организации ее работы. То, что должна сделать эта структура, чрезвычайно важно: это и утверждение нормативов учебных программ, и проверка соответствия учебных планов, и вопросы квалификации преподавательского состава, и унификация учебных пособий. Кроме того, такая структура должна решать насущные вопросы по обмену студентами и обмену преподавательскими кадрами между разными учебными заведениями, а также вопросы трудоустройства выпускников. Например, у нас в области есть регионы, куда мы хотели бы взять выпускников из Казани, однако в силу отсутствия даже подобия координации между Духовными управлениями и медресе мы не можем реализовать эту идею на профессиональном уровне. Попутно выскажу и еще одну мысль: учебные заведения обязаны координировать свою работу с Духовными управлениями, потому что переизбыток или недостаток выпускников способен сыграть немалую роль в развитии ситуации в регионе в целом.

Этими вопросами должны заниматься грамотные специалисты, которые будут работать над проблемами реформирования исламского образования, будут иметь представление о числе учебных заведений в каждой местности, количестве преподавателей и их квалификации, числе студентов, учебных программах и специализации того или иного медресе или учебных курсов.

* * *

Мусульмане оказались мало готовыми к тому, что уже сегодня в государственных школах и вузах страны вводится теологическое образование, а именно предмет «основы православной культуры». Одна из причин этого видна – православная церковь сама явилась лоббистом такого решения, подготовив все материалы заранее, однако это не является оправданием тому, что мы до сих пор не выработали необходимого решения. Уже сегодня нужны готовые программы по предмету «краеведение» для средней школы, в рамках которых изучались бы история и настоящее местных мусульман в местах их проживания.

Как известно, в последнее время проводится массированная атака процерковных деятелей по вопросу внедрения в светскую школу в нарушение Конституции РФ предмета «рсновы православной культуры». Во многих регионах России в школы и детские сады, в техникумы и ПТУ уже отправились преподаватели­миссионеры. Безусловно, опасность тотальной христианизации ощущается прежде всего в городе, где мусульмане не проживают компактно, в татарских же селах дело обстоит несколько иначе. Однако угроза, нависшая над сельской школой, также связана с религиозным компонентом.

Я имею в виду, конечно, проблему общей бездуховности и безнравственности, порожденную нашим временем. Если в советские времена существовали какие­то нормативы, строгие законы, не позволявшие восторжествовать хаосу, то на сегодня единственным сдерживающим фактором в обществе может быть только мораль. Рост преступности, в том числе подростковой, падение нравственности в школах и учебных заведениях – это факт, на который нельзя закрывать глаза. Алкоголизация населения, растущая на его фоне психологическая депрессивность и всеобщая деградация могут быть предотвращены исключительно созданием качественно иной моральной атмосферы в обществе.

Конечно, я не выступаю за превращение светской государственной школы в религиозную. Наоборот, принцип нашей работы на селе заложен в наших уставных документах: медресе – младшая сестра государственной школы, и исходя из этого тезиса должны работать наши проповедники и имамы. В современных условиях ребенок должен получить прежде всего качественное среднее образование, ибо даже отучившийся в арабской стране имам не сможет работать со своими прихожанами, не имея должного уровня светской грамотности. Внешкольное обучение вообще не должно конкурировать или мешать изучению школьной программы, это относится и к воскресным курсам при мечетях. Однако преподаватели не должны забывать, что если ребенок с раннего детства воспитан в имане (вере) и таква (богобоязненности), это предотвратит его дальнейшее развращение нынешней аморальной средой. Задумайтесь над тем, что наш Пророк Мухаммад, с.а.в., говорил: «Поиск знания есть долг каждого мусульманина». Всякий человек, воспитанный в вере, просто обязан выполнять предписания нашего Пророка, а значит, согласно этому хадису, должен учиться хорошо и отлично и стремиться к постижению высот Знания.

Некоторые преподаватели сельских школ ставят в вину воскресным религиозным школам то, что обучение в них отрывает детей от выполнения домашних заданий, изучения основной школьной программы. Конечно, каждый случай такого рода должен быть отдельно изучен: факультативные занятия ни в коем случае не должны мешать овладеванию школьной программой. Однако нам показалось, что эти упреки надуманны и явно преувеличены: неужели на селе в свободное от учебы время дети занимаются исключительно выполнением домашних заданий? Вовсе нет, и хорошо, если они заняты работой по хозяйству. Очевидно, надо просто объективно отнестись к нашей действительности, взвесить все за и против и только потом вынести свое суждение по вопросу факультативных курсов по краеведению с исламской составляющей.

Хочу заметить, что в целом мы, нижегородские татары­мусульмане, не являемся носителями мусульманской культуры как таковой. В настоящее время мы представляем собой воспитанников усредненной светской атеистической русской культуры, а поколение нынешних школьников растет в условиях европеизирующейся, тяготеющей к Западу, либеральной и тоже атеистической культуры. Попробую доказать свои тезисы: в наших учебных заведениях всегда есть место портретам Пушкина, Ломоносова, Менделеева – мы вырастаем на их трудах, нас учат по их заповедям. Никто не говорит, что это плохо. Но скажите, пожалуйста, где, в каком законе, в каком уставе школы написано, что запрещено вывесить портрет Хусаина Фаизханова – крупнейшего знатока татарской словесности, виднейшего богослова и философа, или портреты Саади, Марджани – величайших ученых и беллетристов своего времени! Честно говоря, мы даже далеко не всегда знаем имена своих ученых, которыми некогда по праву гордились наши предки. Наша молодежь с радостью готовится к празднованию 8 Марта или Нового года – но разве какой­нибудь закон запрещает готовиться к празднованию Курбан­байрама, или Уразы­байрама, или Мавлида? Подготовить открытки, нарисовать плакаты, выучить стихотворения на эту тему или суру из Корана... Разве это запрещено законодательством?

Наоборот, скоро мы все окажемся перед фактом, что Русская православная церковь введет свои миссионерские предметы под видом «основ православной культуры» в школьные часы, а мусульмане тем временем не имеют даже наработок в плане преподавания в школе факультативных краеведческих предметов с исламской спецификой.

Проявлением растущей вестернизации нашей культуры являются западные фильмы, молодежный сленг, новые культурные мероприятия, внедряемые в молодежную среду (типа Дня святого Валентина, о котором, кстати говоря, мы вообще ничего не знаем). А вот тот факт, что девушки – учащиеся воскресной исламской школы в одном из сел Нижегородчины пришли на занятия в сельскую школу в платках, вызвало раздражение и ненависть некоторых преподавателей. То есть американо­английскую культуру мы всячески поддерживаем или по крайней мере ничем ее не сдерживаем, а вот исламскую культуру – под запрет. Это не только несолидно, но просто недопустимо в условиях полной потери национальной самобытности в татарских районах нашей области. Ведь многие сельские школы находятся под угрозой закрытия – более того, уже даже некоторые села оказались на грани вымирания. Татарская культура все более выветривается не только из нашего школьного образования, но даже из сельского быта.

Итак, мы оказываемся бессильными перед огульным пьянством, перед развратом и потерей своей татарско­мусульманской идентичности; более того, уже завтра нам грозит фактическая христианизация, навязываемая государством. Но даже в этих условиях мы все еще боимся возрождения исламской культуры в тех формах, которые нам никто не запрещает развивать!

Мы прекрасно осознаем, что система исламских медресе не может и не должна составлять конкуренцию сельской государственной школе; более того, далеко не все даже из числа желающих учиться по религиозной стезе пойдут на самом деле в медресе. У нас есть возможности и средства помочь нашей татарской школе снова встать на ноги, повысить уровень, в том числе материальный, а также развернуться в сторону наших мусульманских корней. Это единственный путь, чтобы выжить в этих условиях тотального давления со всех сторон, и это единственная возможность сохранить будущее нижегородских татар. Нашей задачей является создание предпосылок к преподаванию в школе краеведения с учетом исламской специфики наших сел, и это будет достойным ответом на введение ОПК.

Чтобы не быть голословным, приведу ряд цифр по поводу нашей деятельности на селе. В настоящее время филиалы Нижегородского исламского медресе «Махинур» работают в 13 селах нашей области. Кроме того, в трех селах наши сотрудники читают лекции в государственных школах. В некоторых селах, где работают филиалы медресе, учащимся доступны для посещения компьютерные классы, вводится английский язык, работают библиотеки – в отличие от умирающих сельских библиотек. Итак, наша задача – не конкурировать, а помогать сельской школе.

Те школы, с которыми мы сотрудничаем, ежегодно получают от нас наборы книг, подарки для самых выдающихся учеников и учителей; мы даже идем на оказание финансовой помощи в некоторых случаях. Нами движут исключительно гуманные мысли по спасению, поддержке и дальнейшему развитию татарской национальной культуры, составной и неотъемлемой частью которой является исламская религиозная культура.

Речь идет о целенаправленной работе, которую мы предлагаем вести совместно с ДУМНО всем сельским школам в татарских селах нашей области. Мы должны попытаться вывести нашу татарскую школу на новый, качественно более высокий уровень и полагаемся в этом деле на помощь и поддержку Всевышнего Аллаха.

* * *

Теперь позвольте мне перейти к анализу перспектив развития учреждений начального образования. Прежде всего следует заметить, что преподавание религии в школе также относится к начальной форме образования, однако объективно сегодня мы, мусульмане, совершенно не готовы к этому нововведению. Помимо отсутствия единых методик и учебных программ, у нас отсутствует самое главное для его внедрения – кадры. Очевидно, что воспитанный в светской традиции преподаватель, не сможет не только привить школьникам любовь к исламу, веру в Аллаха, но и просто объективно осветить наше вероучение. Следовательно, реальные преимущества в результате внедрения религиозного образования в школах получит только православная церковь. Здравое размышление показывает нам единственный выход из этой критической ситуации – школа должна оставаться светской.

Почему бы нам не взять в качестве примера такую развитую демократическую страну, как Финляндия? Там каждый гражданин при устройстве на работу должен предъявить свидетельство об окончании курсов – по системе ликбеза – по основам своей религии. Таким образом, всякий совершеннолетний и дееспособный человек проходит обязательные двух­трехнедельные курсы, которые можно сравнить с курсами по вождению для автолюбителей. Здесь нет углубленного изучения предмета с практическим разрешением сложных вопросов; речь пойдет только о самом кратком, но интенсивном ознакомлении с основами вероучения, мировоззрения и ритуала. Вот именно такая форма начального исламского образования при мечетях, абсолютно доступная для всех российских мечетей и чрезвычайно полезная в нашем обществе поголовной религиозной неграмотности, и должна стать нашей целью. По большому счету, уже сегодня подобная форма образования и является самой массовой и распространенной. Она существует и при мечетях, и на разных официальных и неофициальных курсах. Вероятно, в ближайшем будущем ее значение будет только расти. Нашей задачей становится ее легализация во всех направлениях – от сопоставления имеющихся учебных программ до разъяснения представителям государства ее значимости и востребованности.

Примечания

В основу статьи положены:

Материалы научно­практического семинара, посвященного 10­летию Нижегородского исламского медресе «Махинур» 29 октября 2004 г. «Исламское образование в России: проблемы современности». – Нижний Новгород. – 2005. – С. 35–42.