Письмо Шахабутдина Марджани Калимулле Аминову. 9 декабря 1866 г.

Опубликовано в 1915 г. к 100-летию со дня рождения Марджани

«Дорогой мой друг, наши бесчисленные молитвы мелла Калимуоое, пребывающему в довольстве Всевышнего, всем вашим домочадцам, всем вашим знакомым! После исламского приветствия хочу сообщить о своем здравии, также всех своих близких.

Получили от вас письмо и рубль саадака, за что почитали молитву. …О бедняжка мой мелла Хусаин, оказывается, скончался! Что поделаешь – что остается нам кроме повиновения судьбе?! Пусть всевышний аллах, оказав милосердие, определит его место в раю. Он, трудясь много и беспрестанно, приносил неизмеримую пользу [нам всем]. Кроме выражения ему за эти заслуги бесконечной благодарности, искреннего восхваления мы ничего более не сможем – подлинное вознаграждение остается за господом богом. И мы сами так же вынуждены ограничиться выражением своего горя лишь аллаху.

Это большая потеря для нас. Во истине лучшие люди долго не живут! Где же теперь найти нам в научных деяниях, в прозорливости ума, мудрости и благочестии равного ему человека?! Если и найдется, то это будет чрезвычайно редко.

Также он был изумительно благородным человеком… В сущности он был таким великодушным человеком, который совершенно не обращал внимания на ложные рассуждения предводителей толпы. Пусть господь бог, вознаградив его на том свете достойным образом, семейству его даст благополучия на будущее. Бедненькие мои, кажись, им очень тяжело! Есть ли у них материальная возможность на существование?.. – напишите в своем письме все, что знаете о жизни и состоянии этих горемык.

«Шарх-и гакаид» не является нашей собственностью, мы подарили его Хусаину. Но не пропал бы он зря, попадая в руки недостойных людей. А что если ты сам возьмешь его, заплатив необходимую цену?

Также у него должны иметься различные сборники и книги. При наличии подходящих для нас книг, если, конечно, согласятся подать, мы, быть может, приобрели бы их. В особенности нам нужны такие сборники, которые относятся к жизни и деятельности людей, к истории и общественным явлениям.

И еще у него была в черновом состоянии одна книга, написанная относительно медресе. Он намеревался, переписав набело, опубликовать ее. Бедняжка, кажется, не имел возможности ее закончить. Не потерялась бы эта книга! Я сам предпринял бы меры, чтобы, отредактировав, издать ее. По крайней мере, с целью разумножения, составил бы пять-шесть списков с нее. Хоть не пропали бы зря [плоды] его стараний и усердии. Это – пусть что угодно наговорит толпа, пусть какую угодно клевету она припишет – очень хорошее и чрезвычайно полезное сочинение. Из-за невежества, зависти и своекорыстия распространили о нем разные ложные слухи. Все это недостойно внимания: рожденные завистью рассуждения – обычные явления.

Что касается моего мнения, то люди, по двадцать лет обучавшиеся в Бухаре, затем еще двадцать лет преподававшие здесь, внимательно прочитав эту книгу, могли бы извлечь из нее такие знания, о которых не мечтали все их предки-пращуры вместе взятые. Что поделаешь! Невежественные, завистливые люди, не вникая в истину, злонамеренно распространяют клевету, к справедливым [людям] относятся враждебно.

Одним словом, если можно, быстренько составив список оставшихся от покойного книг, причем сделав этот список, подробным, также при возможности присовокупив к нему названную книгу и относящиеся к ней отдельные записи – все это пришлите к нам.

Был также один сборник, составленный самим Хусаином. Должны быть также морфология и синтаксис, сочиненные им на татарском языке. Должны быть и статьи по истории Булгара и Казани.

О содержании нашего послания, изложив письменно, сообщите его семейству. До свидания».