3.2.  Массовое закрытие мечетей

Регламентация деятельности религиозных организаций, в том числе мусульманских, была четко обозначена в постановлении ВЦИК и СНК от 8 апреля 1929 года «О религиозных объединениях». Согласно документу, только в мечетях могли удовлетворяться религиозные потребности верующих. Тем самым религиозные организации были вытеснены из всех сфер общественной жизни.

Среди прочих вопросов, в этом постановлении был поднят вопрос о закрытии мечетей. В документе говорилось, что ликвидация молитвенного здания допускается исключительно по мотивированному постановлению ЦИКа автономных республик, краевых и областных исполкомов и притом в случаях, когда это здание необходимо для государственных и общественных потребностей.

В одной из инструкций Комиссии по вопросам культов отмечалось, что для ликвидации молитвенного здания было необходимо ходатайство со стороны подавляющего большинства местного населения.

Так по советским законам должны были решаться вопросы закрытия мечетей. Как же обстояло дело на практике?

К концу 1920‑х гг., когда начался мощный натиск на ислам, на нижегородской земле действовало 120 мечетей ^[1] . Основная волна закрытия мечетей в татарских селениях приходится на 1937–1938 годы. Но процесс начался раньше. 1929 год стал переломным, помимо прочего, и в том смысле, что действовавшие ранее мечети татарских селений начали уничтожаться властью — и это уничтожение совершалось все стремительнее и стремительнее из года в год.

Например, в 1929 году были фактически ликвидированы три мечети в Татарском Маклакове из имевшихся семи. В августе 1930 года на собрании жителей Татарского Маклаково Спасского района слушали представление Нижегородского краевого административного управления от 18 июля о закрытии трех мечетей и использование их под школу, медпункт и клуб. Постановили от имени 615 человек, что здания двух мечетей технически возможно переоборудовать под медпункт и клуб, а одна мечеть уже используется под школу. В итоге в деревне осталось четыре мечети, которые являлись действующими ^[2] .

В 1930 году прошла волна общих собраний граждан в Красно-Октябрьском (Татарском) районе, результатом которых стали ходатайства о закрытии мечетей. В обращении в Президиум ВЦИК от 12 сентября 1930 года было сказано: «Многочисленные собрания населения Октябрьского (Татарского) района Нижегородского края в конце 1929 года, учитывая острую нужду в школьных помещениях, т. к. лишь 50 % детей данного района охвачено школой, вынесли постановления о передаче под школы 16 мечетей в ряде селений Октябрьского района… Постановления собраний были проведены в жизнь до рассмотрения данного вопроса в крайисполкоме в порядке «Закона о религиозных объединениях», и закрытые мечети уже переоборудованы в школьные помещения» ^[3] .

Итак, общее число мечетских зданий, определенных к закрытию составляло 16, из них переведенных под школы 15 (Пица — два здания, в остальных деревнях по одному зданию — Камкино, Грибаново, Чембилей, Семеновка, Пошатово, Шубино, Большое Рыбушкино, Петряксы, Актуково, Ключищи, Кочко-Пожарки, Красном Острове — две под школы и одно — под врачебный пункт) ^[4] . После этого натиска в Красно-Октябрьском районе Горьковской области осталось 46 действующих мечетей.

В июне 1930 года жители деревни Камкино направили письмо по адресу: ВЦИК, Совет рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Москва. Воздвиженка. Д. № 4/7, в котором сообщали о своем несогласии с предполагаемым закрытием двух мечетей. 7 июня ВЦИК принял обжалование расторжения договора с группой верующих и изъятия двух мечетей в деревне Камкино Красно-Октябрьского района. Было предложено присылать соответствующие материалы — и до решения ВЦИК «здание церкви (так в источнике — авт.) остается в пользовании верующих» ^[5] .

Как реагировали верующие на закрытие мечетей? Очень болезненно — и это понятно, если вспомнить, что для мусульман мечеть — это не только специальное место молитвы, но и центр образования, социального благополучия, центр местной мусульманской общины.

Мусульмане пытались защищать центры своих махалля, обращаясь к властям. Архивы дают нам возможность ознакомиться с многочисленными жалобами верующих. Уже в 1930 году в местную администрацию было направлено письмо от уполномоченных Малого Рыбушкино Исмаилова Абдуллы и Алимова Мустафы с просьбой оставить в селении работающую мечеть ^[6] .

Когда встал вопрос о закрытии сразу 16 мечетей в Краснооктябрьском районе, мусульмане предлагали компромисс: например, закрыть мечети в Камкино и Петряксах — по одной, а в Красном Острове сохранить для верующих мечетское здание ^[7] .

Как уже было сказано, к 1930 году относится закрытие в Красном Острове одновременно трех мечетей, попавших в волну «ликвидаций», охватившую ряд деревень Кзыл-Октябрьского района, когда, в 1930‑м было уничтожено сразу 16 мечетей. По этому поводу во ВЦИК поступило пять заявлений с просьбами обжаловать решение президиума местного крайисполкома. Предлогом к закрытию послужило то обстоятельство, что у половины детей в тех деревнях, в которых ликвидировали мечети, не было возможности учиться из-за отсутствия школьных зданий. Среди пяти протестов, три исходили от жителей Красного Острова. Исполком просил ВЦИК не рассматривать жалобы мусульман, ссылаясь на то, что в деревнях оставались действующие мечети. Жалобы не возымели результата ^[8] .

Мусульмане деревни Кочко-Пожарки в 1934 году написали жалобу во ВЦИК, в отдел по религиозным делам. В ней сообщалось, что 11 апреля 1934 года на собрании членов колхоза «Авангард» было вынесено постановление о закрытии второй и последней мечети деревни и передаче её здания в распоряжение колхоза. Группа верующих писала о явных нарушениях, допущенных при принятии решения: во‑первых, не было учтено мнение единоличников, то есть четвертой части населения; во‑вторых, «такой серьезный вопрос не был предварительно проработан, а это было необходимым в условиях нашей татарской деревни, где религиозные верования еще сильны»; в‑третьих, в праздники при вместимости мечети в 700–800 человек, она полна народу.

Обращавшиеся к власти мусульмане просили отменить решение собрания, которое, по их мнению, «противоречило Закону о свободе религии» ^[9] . Но, несмотря на просьбы верующих, в 1935 году в Кочко-Пожарках была закрыта вторая, последняя, мечеть.

15 апреля 1935 года в Уфу, в ЦДУМ, было отправлено письмо от прихожан третьей соборной мечети Собачьего Острова, в котором они просили руководство ЦДУМ разобраться в сложившейся ситуации. И опять все происходило довольно типично: верующих на собрании, принявшем решение о закрытии мечети, не было. Мусульмане отмечали, что в здании их силами был сделан необходимый ремонт, налоги государству во­время уплачены. Около тысячи человек нуждаются в мечети. Под обращением была поставлена 41 подпись ^[10] .

20 мая 1935 года ЦДУМ обратилось в Постоянную комиссию по вопросам культов при Президиуме ЦИК СССР с докладной запиской, в которой был предпринят анализ заявлений религиозных общин о незаконном закрытии местными властями мечетей. Заместитель председателя ЦДУМ К. Тарджеманов суммировал ряд вопиющих фактов нарушений в ходе этого закрытия. Среди них — «заявление председателя сельсовета деревни Каргиной Кзыл-Октябрьского района Горьковского края» (так в источнике — авт. ^[11] ): «Я приехал уничтожить вашу религию и закрыть ваши мечети. Кто будет против, буду штрафовать по 300 и по 500 руб.» ^[12] .

В деревне Балыклы Байтуганского района Средневолжского края в октябре 1934 года местный сельсовет совершенно произвольно с целью закрытия двух мечетей обложил религиозные общины незаконными налогами в сумме по 2.500 руб. на каждую мечеть — всего 5.000 руб. Столь огромные суммы верующие вынести, конечно, не могли, и обе мечети были закрыты. Этот факт также оказался в поле зрения Тарджиманова при составлении докладной записки ЦДУМ ^[13] .

Несмотря на боязнь репрессий, большинство крестьян, ставших в этот период колхозниками, продолжали придерживаться религиозных воззрений. В докладе ОГПУ 1930 года отмечалось, что «в колхозе „Новый путь“ села Красный Остров Краснооктябрьского (Татарского) района влияние муллы настолько велико, что ни одна свадьба, рождение, похороны без его участия не проходят» ^[14] . Поэтому неудивительно, что параллельно осуществлялись два процесса — аресты имамов и ликвидация мечетей. Так, в 1930 году арестовали хазрата Абдулхакама Ахтямова (Красный Остров). В деревню он не вернулся — его расстреляли в 1938 году как «врага народа». Ушел с поста имама Халим Фаттахетдинов.

В 1936 году была закрыта еще одна мечеть Красного Острова. 17 января 1936 года 176 жителей деревни собрались на митинг, чтобы решить, какой будет её судьба. Процитировав слова «Нашего великого Вождя тов. Сталина» о том, что «мы должны жить культурно и зажиточно» и отметив, что «наша темная отсталая деревня Красный Остров, забитая царскими приспешниками, земскими начальниками, муллами и капиталистами, на сей день стала неузнаваемой», председатель сельсовета Жамалетдинов предложил закрыть мечеть, что и было сделано. В дальнейшем здание мечети приспособили под клуб ^[15] . В 1939 году в Красном Острове не оставалось ни одной из ранее существовавших шести мечетей.

В 1937 году после массового ареста мулл типичной была ситуация, когда мечети пустовали именно по этой причине.

8 ноября 1937 года 87 человек из Камкино на собрании услышали, согласно протоколу, слова своего имама Алима Аблязова из первой соборной мечети: «Я больше вас обманывать не хочу, отказываюсь от сана» ^[16] .

10 ноября 1937 года на общем собрании прихожан третьей соборной мечети в деревне Камкино был поставлен вопрос о закрытии третьей мечети. Собралось 77 человек. Именно на этом собрании Садек Аблязов отказался от сана: «Я отказываюсь, — сказал он, — от своего звания… намаз совершают 5–10, иногда 15 человек. Я стою за сдачу мечети под школу». Умар Мангушев говорил о великом Ленине и технических достижениях страны Советов. Было единогласно решено отдать здание мечети под школу ^[17] .

Житель деревни Ендовищи Сафа Билялетдинов, прихожанин третьей соборной мечети говорил, выступая на общем собрании 13 ноября 1937 года, «Я остался без муллы, который заботился о мечети в зимнее время. Содержать непосильно. Под культурный очаг». Другие прихожане делали упор на то, что во время посевных работ 300–500 человек детей остаются без присмотра, поэтому здание под работу с детьми необходимо ^[18] .

В тот же день, 13 ноября 1937 года, прихожане третьей соборной мечети в деревне Пица в количестве 100 человек провели собрание, на котором председательствовал мутавалли ^[19] Аляутдин Сяйфетдинов. Он констатировал, что «мулла взят НКВД, посещаемость мечети низкая». Ходят в мечеть 4–5 стариков, содержать здание они не могут. «До настоящего времени, — отметил он, — орудовал мечетью кулак Ишниясов Камал, он взят НКВД. Мулла Багаутдинов Каюм открыто вел агитацию и пропаганду против советских мероприятий. Здание пустует, но является базой контрреволюции» ^[20] .

13 ноября 1937 года на собрании жителей Кадомки после объявления о закрытии мечети «все присутствующие встают, раздается гром аплодисменов, крики «ура»» — так фиксировали ситуацию официальные протоколы ^[21] . О врагах народа говорили на собрании 18 декабря 1937 года в Ключищах, когда стоял вопрос о закрытии четвертой соборной мечети: «наши служители культа вели подлую контрреволюционную работу против правительства» ^[22] .

20 ноября 1937 года 84 жителя Татарской Медяны собрались, чтобы решить вопрос о судьбе пятой соборной мечети деревни. Из выступлений в прениях понятно, что тон собранию задавался извне: «эти бандиты хотели развалить колхоз» (это в адрес Фатеха Каберова, имама мечети, и тех, кто оказывал ему поддержку), «благодаря бдительности органов НКВД темные делишки этой проклятой банды вскрыты и изъяты», «наш бывший мулла оказался врагом народа». Подобные штампы-угрозы в адрес «врагов народа» можно увидеть в любой газете тех лет. Результат собрания — решение о закрытии мечети ^[23] . В Медяне на собрании жителей деревни 24 декабря 1937 года клеймили как «врагов народа» Фатеха Каберова и Хасяна Жамалетдинова, обвиняя их «во вредительстве и саботаже». Подвергали критике как самозванца азанчея Бяшера Керимова, который за отсутствием имамов «исполнял службу» ^[24] .

В таком же духе проходило собрание прихожан пятой соборной мечети деревни Ключищи в тот же день, 20 ноября. Клеймили своего муллу: «Мулла мечети изъят как презренный изменник Родины, имеющий связь с Финляндией, откуда получал денежную помощь через ленинградских контрабандитов (так в источнике — авт.)». В протоколе отмечено звучание лозунгов, завершающих собрание: «Сплотимся вокруг коммунистов», «Да здравствует коммунистическая политика большевиков», «Да здравствует великий Вождь и Учитель товарищ Сталин» ^[25] .

В агитационно-пропагандистской деятельности органов советской власти всегда присутствовал тезис необходимости сплочения всех граждан страны вокруг партии Ленина-Сталина. Всё, что мешало этому сплочению, следовало жестко искоренять. Выполнявшие идеологические задачи советские журналисты направляли свою энергию и на борьбу с религиозным мировоззрением. В 1937 году это делалось в жесткой форме. На собраниях трудящихся газетные и журнальные материалы, направленные на разоблачение «врагов народа», неизменно обсуждались. Так, на собрании «прихожан» первой соборной мечети деревни Шубино 30 декабря 1937 года изучалась статья Л. Кудреватых «О некоторых фактах диверсионно-террористичской деятельности церковников Горьковской области» ^[26] . В ходе обсуждения звучали следующие заявления: «Враги народа в борьбе против народа используют испытанный метод — религию», «церковники ведут борьбу против народа, собирают сведения для фашистов, убивают лучших людей». Результатом собрания было решение о закрытии первой соборной мечети в Шубино с дальнейшей передачей её под советскую школу.

«Ответом агентам фашизма» стало решение о закрытии первой соборной мечети в деревне Ключищи, принятое 28 декабря 1937 года. Собралось 122 человека. Выступающие говорили о том, что «мечеть беспризорна: мулла изъят органами НКВД как враг народа», «1200 хозяйств деревни не имеют клуба». Здание мечети в итоге было отдано под клуб ^[27] .

Похожий сценарий проведения собрания видим при чтении протокола собрания прихожан первой соборной мечети в Кочко-Пожарках, проходившего 30 декабря 1937 года. Звучали голоса: «нужно реализовать право граждан на образование, которое они имеют по Конституции», «мулла отказался от своих обязанностей, поэтому мечеть больше действовать не может» ^[28] .

Обращает на себя внимание датировка проведения собраний, осуществляемых, без сомнения, по согласованию с соответствующими советско-чекистскими структурами в нужный для кампании ужесточения репрессивной политики момент.

Та же линия власти просматривается и в следующем, 1938 году. Отказавшийся от выполнения обязанностей имама, бывший мулла деревни Грибаново Ш. Насибуллин говорил на собрании мусульман 27 сентября 1938 года: «мечеть бездействует, пустует, надо отдать её под школу». Такое решение и было принято собранием ^[29] .

Дело ликвидации мечетей власти продолжали связывать напрямую с необходимостью предоставления их зданий под школы. Когда 17 октября 1938 года на заседании президиума Красно-Октябрьского райисполкома рассматривался вопрос «О состоянии дела ликвидации неграмотности и малограмотности в районе», в основном докладе зав. РОНО тов. Ахметова подчеркивалось, что до сих пор в районе 5451 неграмотный и 2858 малограмотных не обучаются. Условия не созданы. Такая ситуация объяснялась последствиями вредительства, прежде всего, со стороны мулл ^[30] .

Вскоре в ноябре 1938 года на общем собрании верующих деревни Ендовищи прозвучала мысль о том, что «на строительство школы денег нет», «800 детей обучается в частных домах», и было принято решение передать здание первой соборной мечети под советскую школу ^[31] .

30 ноября 1938 года на собрании в селе Большое Рыбушкино стоял вопрос о необходимости клуба, и было решено отдать под него здание мечети ^[32] .

В деревне Новый Мочалей решение отдать здание пятой соборной мечети под школу было принято 10 июня 1939 года после доклада на общем собрании колхозников на тему «О коммунистическом воспитании масс и преодолении религиозных пережитков в сознании трудящихся» ^[33] .

Жители татарских деревень, как правило, испытывали трудности, связанные с недостатком медицинской помощи. Традиционно использовалась народная медицина. Больниц было мало, и они находились чаще всего далеко от деревень. Поэтому передача зданий мечетей осуществлялась не только под школы, но и под родильные дома, медицинские пункты.

Например, под роддом была закрыта первая соборная мечеть в Красном Острове решением собрания прихожан 20 ноября 1937 года. Хотя сторонники передачи под школу аргументировали свою позицию весьма весомо: «дети учатся в две смены», «мы — самая неграмотная и отсталая нация», «более 480 человек в деревне неграмотных» и др. ^[34] . Под фельдшерский и акушерский пункт было переоборудовано здание четвертой соборной мечети Камкино по решению собрания от 14 июля 1938 года ^[35] . Местом размещения трахпункта ^[36] стало здание пятой соборной мечети деревни Ендовищи, согласно пожеланиям, высказанным на собрании 6 апреля 1939 года ^[37] .

Под дом престарелых было отведено здание второй соборной мечети в Красном Острове (решение собрания от 9 февраля 1939 года) ^[38] . В некоторых деревнях за счет мечетских зданий решалась проблема создания детских садов.

Обычно мечетские здания юго-востока Нижегородчины были в материальном отношении довольно скромными. Когда их закрывали, делалась перепись имущества, и типичный список выглядел, как например, в камкинской мечети, следующим образом: ковры — 4, старые, по цене 25 рублей, лампы — 5, по цене 2,5 рублей, канделябры — 2, по 1,5 рублей, зимние рамы — по 8 рублей ^[39] .

Но были и более богатые в имущественном отношении мечетские здания. Например, в первой соборной мечети Кочко-Пожарок по описи насчитали 17 ковров: в том числе «турецких — 2, бухарский, ферганский, афганский, кавказский, персидский, курдистанский, русский, московский, кашгарский и др.» ^[40] .

После инвентаризации составлялась смета переоборудования мечетского здания. Затем документы передавались в Комиссию по культам при Президиуме Горьковского облисполкома, которая, в свою очередь, поручала райисполкому ликвидацию мечети с соблюдением ст. 40, 42 и 44 Закона о религиозных объединениях. Далее о результатах сообщали членам мечетского совета, и решение о закрытии мечети вступало в законную силу. Впоследствии снимали минареты и начинали переоборудование зданий.

Конечно, не по воле верующих закрывались мечети. Абсурд­ными выглядят утверждения: «мечеть закрыта по ходатайству мусульман». Религиозные нужды людей совершенно не брались в расчет, вперед выходили принципы идеологии и неотложные проблемы жителей селений в сфере здравоохранения и образования, а не духовные потребности членов махалля.

Надо отдать должное мусульманам: они находили любые возможности, чтобы совершать молитву — либо использовались частные дома, кладбищенские сторожки, либо молебны осуществлялись на открытом воздухе при любых, даже некомфортных для этого, погодных условиях. К тому же, стремились постоянно напоминать властям о своих нуждах, но, увы, их голос не был услышан.