Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Краеведение и региональные исследования
Мусульмане Среднего Поволжья в тисках репрессивной политики советской власти
18.04.2013

ГЛАВА II
Муллы и коллективизация. «Союз мулл и кулачества»
(1929–1937)

2.1.  «Кулацко-мулльский заговор» и его ликвидация

Архивные источники дают исследователям возможность на конкретном материале повседневности представить эпизоды из жизни татарских селений Средней Волги в разные периоды их истории, осознать те трудности и проблемы, которые преодолевались татарами-мусульманами. Серьезные перемены в жизни «татарского юга Нижегородчины» и Самарского Поволжья были связаны, и это вполне понятно, с изменением власти в России, с приходом к власти партии большевиков и с теми новациями, которые определились в её политике в связи со строительством социализма.

Натиск на имамов Среднего Поволжья, как и по всей стране, был тесно переплетен с так называемым «Великим переломом в деревне». Коллективизация и «ликвидация кулачества как класса» в качестве составляющей процесса включала в себя резкое насилие по отношению к муллам. Понятие «кулацко-мулльский заговор» вошло в сознание рядовых деревенских жителей. О «крепком союзе кулаков, попов и мулл» постоянно говорилось как в партийных, так и государственных документах всех уровней. Удар был нанесен по имамам, то есть той части населения татарских деревень, которая пользовалась наибольшим уважением в силу прочных религиозных традиций.

Рассмотрим конкретный эпизод из истории нижегородского татарского села Красный Остров, имевший место в 1930 году. Наступило, как обычно, то время в жизни деревни, когда надо было проводить весеннюю посевную кампанию. Следовательно, предстояло определиться, кому и как её осуществить. Шло время, пашня ждала человеческих рук, а в селении Красный Остров так и не начиналось дело по засеву ярового клина. В результате план посевной кампании, спущенный «сверху» местной властью, был сорван [1] . Каковы же причины, суть и последствия сложившейся ситуации?

Сформировавшийся в советской деревне к концу 1920‑х годов в результате предыдущих действий властей слой зажиточных крестьян стал объектом репрессивной политики. К тому времени деревня была уже расколота во всех смыслах: имущественном (социально-экономически), классовом (идеологически), по возможностям взаимодействовать с властью (политически). Это означало, с точки зрения проведения репрессивных действий, что у власти в самой деревне была поддержка со стороны значительной части бедняков и середняков, что естественно облегчало проведение жесткой линии на уничтожение части людей деревни.

Сталинская верхушка, политическая элита советского общества того времени, определилась в своем отношении к зажиточному крестьянству не без длительных дискуссий. Но, определившись, нанесла удар быстро и безжалостно. Нижегородское руководство того времени: А. А. Жданов, первый секретарь Нижегородского крайкома [2] ВКП(б) и др. в отличие от периода начальных репрессий в годы гражданской войны не инициировали каких-либо действий репрессивного характера. Элемент самостоятельности был связан лишь с моментами большего или меньшего усердия в деле осуществления идущих «сверху» указаний.

На циркулярном уровне репрессии в отношении нижегородских крестьян были заложены документами самого высокого порядка: секретной директивой ЦК ВКП(б) по исполнению постановления «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации», принятого политбюро ЦК партии 30 января 1930 года, постановлением ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1930 года и секретной инструкцией Президиума ЦИК СССР от 4 февраля 1930 года. Эти документы, составлявшие законодательную базу грядущих репрессий в деревне, напрямую относились и к Нижегородскому и Средневолжскому краю [3] , так как они были включены властью в число районов страны, где коллективизация должна была принять сплошной характер и осуществиться за три года [4] .

Для части нижегородских и самарских крестьян это означало, что их ждали выселение, конфискация хозяйственного имущества и построек, а, возможно, и прощание с жизнью.

В январе 1930 года на Нижегородчине развернулись репрес­сии в отношении жителей деревень [5] . Ликвидация кулацких хозяйств началась с того, что перестал действовать закон о разрешении аренды земли и применении наемного труда в единоличных хозяйствах. Это подорвало основу для существования кулацких хозяйств в экономическом и социально-экономическом смысле.

4 и 9 февраля 1930 года прошли заседания комиссии Нижегородского крайкома ВКП(б) по разработке мероприятий по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации. Протоколы имеют пометку «совершенно секретно» [6] . Тогда было определено число высылаемых, проработана разверстка, намечены районы высылки: Кайский и Синегорский.

В одном из решений крайкома отмечено, что необходимо «развернуть в районах сплошной коллективизации широкую кампанию среди батрацких, бедняцких и середняцких масс крестьянства за выселение и применение репрессий (подчеркнуто нами — авт.) к кулацким хозяйствам, особое внимание при этом сосредоточив на организации батрачества и бедноты» [7] .

Не дожидаясь согласования цифр по репрессированным I категории, предлагалось на месте «вне зависимости от утверждения этих цифр немедленно усилить работу по изъятию контрреволюционных элементов» [8] . При Полномочном представительстве Объединенного государственного политического управления (ПП ОГПУ) была сформирована судебная «тройка» (от крайкома тов. Кисляков). Тридцать человек чекистов из резерва были мобилизованы в распоряжение ГПУ.

Первая директива крайкома о раскулачивании относится к 5 февраля 1930 года. Нижкрайком утвердил раскулачивание 5 тысяч семей кулаков I категории (арест, высылка) и 8–10 тысяч семей кулаков II категории (высылка кулаков вместе с семьями) [9] . 12 февраля на места поступило указание начать действовать в духе этих установок. Давалась разверстка в районы края по численности крестьянских хозяйств, подлежащих раскулачиванию.

Органы ОГПУ с этого момента подключались к осуществлению раскулачивания как основная репрессивная сила. Идущая «сверху» установка о создании так называемых троек была реализована 2 марта 1930 года [10] формированием руководящего коллектива в лице А. А. Жданова (партийный лидер), Н. И. Пахомова, председателя крайисполкома (государственный лидер) и представителя ОГПУ по Нижегородскому краю И. Ф. Решетова (силовые структуры) [11] .

Эти руководители опирались на 170 партийных работников, призванных проводить линию партии в жизнь. Тогда же 2 марта бюро Нижкрайкома было принято решение о выселении кулаков на территорию Синегорского района Нижегородского края и размещении там 1500 кулацких хозяйств с количеством до 7000 человек [12] .

Строго секретная директива Нижкрайкома ВКП(б) по кулацким вопросам от 13 февраля 1930 года за подписью Жданова стала известной руководителям на местах [13] . В ней обозначалась плановая цифра раскулаченных крестьян в размере 3–5 %, но на деле число попавших под раскулачивание в крае составило уже в ближайшее время до 15–20 %, а в некоторых районах даже до 37 % [14] , что явилось основой для критики со стороны самого Жданова [15] . Тем не менее, на места поступила разнарядка крайкома о сохранении темпов начатого раскулачивания.

На территории края местные власти стремились выполнить разнарядку, полученную из краевого центра. Но после статьи Сталина о перегибах в проведении коллективизации (март 1930 года) Нижегородский крайком переложил ответственность на районное начальство: около 160 человек сняли с работы, часть исключили из партии [16] .

По сведениям ОГПУ в феврале, когда начались массовые аресты по статье 58 [17] , на территории края происходили беспорядки. Возвратившись из поездки по четырем районам Арзамасского округа, предпринятой в марте 1930 года (Бутурлинский, Вачский, Сергачский и Татарский [18] районы попали в поле его зрения), Жданов заявил, что «к настоящему раскулачиванию округ ещё не приступал» [19] .

14 марта секретарям райкомов ВКП(б) поступила директива Нижегородского крайкома партии под грифом «Совершенно секретно» [20] . В этом документе говорилось о том, что «ответственность за практическое проведение этого решения (раскулачивания — авт.) в жизнь несут райкомы ВКП(б)». Обращалось особое внимание на то, что сплошная коллективизация должна опираться на «инициативу батрацких и бедняцко-середняцких масс» [21] . По аналогу с краевым центром на местах рекомендовалось создавать для руководства всей работой по выселению особые «тройки» в составе: председатель — секретарь РК партии и члены: председатель РИКа и уполномоченный ОГПУ [22] .

Не желая беспорядков и вместе с тем прекрасно понимая, что они неизбежны, так как политика по раскулачиванию у большинства населения деревни не вызывала симпатий, власти требовали от организаторов её проведения строгой секретности. В анализируемой директиве краевого комитета говорилось: «Бюро крайкома ВКП(б) предупреждает, что все мероприятия по выселению должны храниться в строжайшем секрете до самого момента выселения» [23] . Но вместе с тем, желая придать кампании народный характер и представить её как мероприятие в интересах большинства, крайком предлагал проводить решения о выселении кулаков через организуемые специально для этого колхозные, бедняцкие и общие собрания [24] .

Тогда же на места пришла очень подробная инструкция крайкома по проведению выселения. И опять она была строго секретной и предназначалась районным «тройкам», которые отвечали за порядок в ходе осуществления репрессивных действий [25] .

Выселяя кулацкие семьи, продумывалась необходимость, как считали власти, разделить родственников, чтобы молодые люди были оторваны, в первую очередь, от влияния своих родителей и в дальнейшем не могли представлять опасности обществу [26] .

В описанной обстановке и началась конфликтная ситуация в деревне Красный Остров в апреле 1930 года. Началась она с жалобы 67 селян в местные органы власти [27] . В своем обращении красноостровцы сетовали на то, что в ходе коллективизации под раскулачивание попали не только кулаки, частично середняки, но даже и бедняки. Отметим, что ситуация, описанная жалобщиками, была довольно типичной для периода проведения сплошной коллективизации и кампании «по ликвидации кулачества как класса». Явные «искривления партийной линии» заключались в том, что две женщины из Красного Острова, подавшие заявления о выходе из колхоза, были задержаны, и их держали под арестом двое суток, чтобы «одумались». «Калека, одноаршинного роста» Бану Сикамова, сама инвалид, к тому же содержавшая нетрудоспособных родителей, выброшена на улицу с грудным ребенком. Мустафа Хайруллин, в середине 1920‑х годов торговавший старым тряпьем и имевший корову, был сочтен кулаком. Его раскулачили, а корову отдали в колхоз [28] .

В колхозе на момент подачи жалобы насчитывалось 90 хозяйств. 25 апреля 1930 года на общем собрании жители татарской деревни Красный Остров решили, как было заявлено, «землю делить сообща — совместно с 14 раскулаченными хозяйствами». Даже выдвинут лозунг «Без мулл не будем сеять» [29] .

30 апреля 1930 года прошло еще одно общее собрание с критикой сельсовета. Было решено отвести землю раскулаченным наряду с другими красноостровцами. Написано и отправлено ходатайство во ВЦИК. Для чего в центр были делегированы за счет общества специальные представители.

21 мая на общем собрании красноостровцы решили не соглашаться с налоговой политикой властей. Ситуация нагнеталась тем, что группа женщин избила члена правления колхоза Абдрахманова.

Во время татарской борьбы в ходе сабантуя, якобы по наущению мулл, был избит член сельсовета. Сев задерживался — в связи с этим началось выявление виновных и следствие. С начала июня проходили допросы «относительно задержки посевной кампании» [30] . Некоторые свидетели обвиняли в задержке Х. Махмутова и А. Сатякова, которым было поручено провести раздел земли.

Собрания шли чередой. 18 июня 1930 года вновь проходило общее собрание граждан деревни Красный Остров Арзамасского округа Нижегородского края. В нем участвовало 310 человек. Они вынесли постановление — «признать раскулачивание неправильным».

Подводя итог такому пониманию политики партии, один из сторонников её линии в решении крестьянского вопроса, тов.Айбятов, заявил: «В таком настроении масса далеко не уйдет и не может уйти». Особенно ему претило то, что жители впустили раскулаченных в свои дома. Произошло, по его мнению, то, что было полной противоположностью политике партии: вместо ликвидации кулачества как класса случилось сращивание массы с кулачеством. «Нужна решительная борьба», — подчеркнул тов. Айбятов.

Среди бедняков были те, кто решительно поддерживал сильные красноостровские хозяйства. Например, Хайрулла Махмутов, выступая на собрании, говорил, обращаясь к малоимущим: «Я вижу, вы боитесь, как кролики, но бояться нечего. У нас раскулачили 14 хозяйств. Но кто их раскулачил? Я буду биться до последней капли крови. Пусть меня убьют, но я знаю, что пострадаю за общество… Мне Г.П.У. обещали горячие блины, но ничего не сделали (так в источнике — авт.)… Колхозу отрезали землю, не спросясь общества… В колхоз вошли все кулаки и мулла: Нуруллов Ш., Абдрахманов Гильман. У них денег по 7 тысяч рублей». Обратим внимание на то, что в сознании Махмутова есть «общество», то есть мусульмане деревни, община и есть колхоз — и это не одно и то же. И, вместе с тем, в колхоз вступили и богатые, и бедные…

18 июня шло собрание — и Махмутов держал на нем речь, а уже 30 июня он, будучи арестованным, отвечал на вопросы следователя, как обвиняемый. Тридцатидвухлетний Хайрулла, недавно женившийся, отец 7‑месячного ребенка, беспартийный, малограмотный татарин, отслуживший в Красной Армии четыре с половиной года, утверждал на допросе, что «не считал те 14 хозяйств, которые были раскулачены, кулацкими». Он объяснял, что «хозяйства были раскулачены неправильно». Именно его делегировали с жалобой во ВЦИК красноостровцы.

26 июля 1930 года собравшиеся на поле красноостровцы не стали заниматься сельскохозяйственными работами, а, по предложению Хадичи Шакеровой и Тажетдина Айнетдинова, увели около 300 человек по домам.

В тот же день состоялся суд над кулаками, на котором было решено лишить земли и выселить зажиточных крестьян 14 хозяйств. Они же (некоторые из них успели скрыться) обвинялись в попытке убить председателя районного исполкома. Из тех, кто жил в Красном Острове, основная масса симпатизировала высланным. Решительно против кулаков был настроен бывший в 1918 году секретарем комбеда Халим Аксянов. Это неудивительно, если знать, что он вышел из очень бедной семьи и до 1914 года в течение 8 лет работал на одном из московских заводов [31] . Естественно, оторвался от своей малой Родины и проникся идеями пролетарской среды.

Шло время — и становилось очевидным, что откладывать сроки посевной кампании уже недопустимо. Сельсовет создал комиссию для раздела земли, но члены комиссии отказались проводить раздел земли, как требовала власть. После соответствующей разъяснительной работы со стороны РИКа члены комиссии были вынуждены заявить обществу, что землю делить они будут, иначе их «отдадут под суд».

7 августа 1930 года вышло «Обязательное постановление № 3 Краснооктябрьского районного исполнительного комитета Арзамасского округа Нижегородского края». В нем в жесткой форме предлагалось «всех рабочих лошадей и трудоспособных мужчин мобилизовать на вспашку парового клина, обязав их приступить к пашне не позднее 10 часов утра 8 августа сего года». Предлагалось выехать в поле немедленно, а тех, кто не последует решению райисполкома, привлечь к ответственности в административном порядке или уголовной ответственности по ст. 61 Уголовного кодекса [32] .

Информация о содержании этого документа за подписью председателя РИКа Садекова была доведена до всех красно­островцев.

8 августа началась обязательная вспашка клина. Через 3 дня, 11 августа 1930 года, были взяты под арест Тажетдин Айнетдинов, Абдулла Сейфетдинов, Хабибулла Секамов и Хадича Шакерова. Всем им вменялось в вину следующее преступление: «Они, будучи уполномоченными по разделу народного клина, сознательно не учли возложенной на них ответственности, препятствовали своими действиями, сопротивлялись производить раздел. Клин опоздал на два месяца» [33] .

Все арестованные, во избежание возможности уйти из-под следствия, содержались под стражей в специально предусмотренном для арестованных помещении в городе Сергаче.

11 ноября 1930 года было подтверждено обвинение по статье 58–10 [34] десяти жителям из Красного Острова. Все 10 человек проходили по делу «О срыве весенней посевной кампании» [35] . Выписка из протокола № 32 Заседания Особой Тройки при ПП ОГПУ Нижегородского края от 15 ноября сообщает о полученных сроках наказания по указанному делу. Семиулла Невмятов был лишен свободы на три года с пребыванием в концлагере. Пять человек: Абдулла Сейфетдинов, Сафа Сатяков, Махмут Сатяков, Желема Сатяков, Багаутдин Нежеметдинов направлялись в Северный край на три года. Остальные четверо (Халил Айнуллин, Тажетдин Айнетдинов, Хабибулла Секамов и Хадича Шакерова) получили наказание в виде принудительных работ в течение одного года [36] .

Отметим, что проведение коллективизации в татарском селении Нижегородчины Красный Остров оказалось типичным и характеризовалось в целом теми же чертами, которые были присущи рассматриваемому процессу по всей стране. Создание коллективных хозяйств — сельскохозяйственных артелей не обошлось без конфликтов, ярких противоречий в среде селян, без трагедий части населения.

Рассматриваемый нами Красный Остров включал в себя значительный процент зажиточных крестьян, которым оказывалась поддержка многими крестьянами из середняцкой и даже бедняцкой среды. Причины подобных отношений следует, как мы убедились из предпринятого анализа архивных материалов, следует искать в религиозно-социальных традициях жизни селения. Ценность махалля как социальной структуры, общинный, мусульманский по традиции, уклад, необходимый для соблюдения в повседневной жизни, стали основой поведения в трудный момент для сельского сообщества: момент важнейший для деревенского хозяйственного ритма жизни (собственность на землю и проведение посевной кампании).

Репрессии, которые провела власть по отношению к тем, кто был обвинен в срыве весенних обязательных работ, также довольно типичны для ситуации сельской жизни того времени. Специфичным является то обстоятельство, что красноостровцы мыслили свою дальнейшую жизнь в том же формате общины, которая существовала и в досоветские времена. Если уж власть дала установку создать колхоз, то пусть название будет колхоз, а жизнь продолжится в том же составе населения деревни. Уж если власть предложила отнять земли у богатых, то пусть богатые вместе со всеми другими на равных получат наделы для работы. И не нужны репрессии по отношению к ним. Рассмотренный эпизод убеждает нас в том, что красноостровцы держались сообща и не демонстрировали жесткого классового противостояния.

Поскольку имамы были самыми авторитетными людьми в деревнях, считалось, что именно они и подталкивают рядовых мусульман к протестным движениям.

В марте 1930 года началось следствие по делу имама Исмаила Айзатуллина и торговца Атина Абдельханова из деревни Актуково. Дело инициировалось с подачи одного из ответственных уполномоченных Арзамасского ОГПУ по ст. 58–8 и 58–10 [37] .

Допросы свидетелей продолжались в течение марта 1930 года. И. Айзатуллина обвиняли в причастности к волнениям, происходившим в Актуково в 1918 году. Тогда во время столкновения богачей и бедноты Актуково были убиты отец и сын: Арслан Сибгатуллин и Сабит Арсланов, а также покалечен Абдулла Самерханов (его водили босиком по снегу 2 км). Все три жертвы были из крестьян-бедняков по социальному происхождению, к тому же, являлись организаторами актуковской бедноты, членами комбедов в период гражданской войны [38] .

Ему же, И. Айзатуллину, ставилось в вину, что 1 марта 1930 года после проповеди в мечети во время очередного мусульманского праздника люди кричали на улице «Долой колхозы», «Идем реорганизовывать колхозы» [39] , что имам жаловался на высокие налоги со стороны молодой власти [40] , имел батраков, пользовался большим авторитетом как мулла [41] . Свою вину Айзатуллин не признал ни по одному пункту; заявлял, что «в настоящее время я не имею никакой переписки с финляндской буржуазией. До революции получал письма, деньги, подарки от наших деревенских торговцев» [42] .

Исмаил Айзатуллин обладал большим авторитетом среди населения Актуково. Он родился в 1860 году в семье потомственных имамов. Его прадед, дед, отец являлись духовными лицами деревни. Дед — Айзятулла Абдулгазизов имел звание ахуна. Отец — Сибгатулла Айзатуллин выполнял обязанности муллы второй соборной мечети деревни с 1874 по 1882 год. Уже с 18 лет Исмаил работал в мечети. 18 июня 1891 года он был утвержден в должности имама Оренбургским магометанским духовным собранием (ОМДС). В годы Первой мировой войны организовал среди актуковцев сбор средств на нужды фронта. В середине января был представлен к награждению медалью «За усердие» в силу того, что, находясь на должности имама более 25 лет, всячески способствовал сохранению стабильности в деревне и благонравия со стороны мусульман. ОМДС не видело препятствий к награждению. Односельчане говорили о нем: «умудренный опытом человек». В 1923 году был зарегистрирован властью как руководитель второго прихода деревни Актуково. Прошел перерегистрацию в том же качестве в 1927 году. О его грамотности говорят собственноручные подписи арабской вязью.

В справке Актуковского сельсовета за подписью его председателя от марта 1930 года отмечалось: «среди населения есть определенное мнение, что Айзатуллин до революции состоял секретным агентом в николаевской охранке» [43] . Вместе с тем было указано, что налоги государству он платил исправно. В конечном итоге, Айзатуллин пробыл под арестом месяц, затем с него взяли обязательство не покидать родную деревню и отпустили [44] .

Еще одним сюжетом, который часто фигурировал в обвинениях имамов, был сугубо материальный: невыполнение сельскохозяйственных поставок. Именно за невыполнение сельскохозяйственных заготовок в 1930 году был осужден имам Камкино Хусаин Аблязов. В 1931 году он некоторое время скрывался, находясь в бегах. В 1931 году якобы из-за него из колхоза вышло 60 хозяйств, и случился падеж скота. Но, тем не менее, в 1932 году его оправдали. В 1930 году Атаулла Хасянов, имам из Собачьего Острова, получил наказание в виде лишения свободы на год, затем в 1934 году — то же наказание, но уже на два года [45] .

В конце 1930 года под подозрение властей попал мухтасиб (с 1921 года) Абдулкаюм Серажетдинов, сын муллы, живший в Уразовке, 1883 г. р. До 1914 года он учительствовал в Казани, затем в родной Уразовке. В 1933 году он будет приговорен к ВМН (приговор заменят на три года ИТЛ), а позднее, в 1937 году его вторично арестуют.

Сагман Зарифович Исхаков, уроженец дер. Кизган бывшего Бирского уезда Уфимской губернии, будущий мулла города Горького [46] , был судим в 1931 году за контрреволюционную деятельность [47] . В период «Великого перелома» в деревне имамы часто обвинялись в агитации против колхозов и пособничестве кулакам. Примеров такого рода множество.

В 1931 году С. Ильясов, мулла из Собачьего Острова, имевший на содержании жену и восьмерых детей, был осужден на год принудительных работ [48] . Имам из деревни Кочко-Пожарки Осман Асфандияров, 1884 г. р., сын муллы, как и многие служители веры, стал лишенцем, то есть был лишен избирательных прав. Семья, в которой было 11 человек детей, переживала трудности [49] .

Тогда же, в 1931 году, был раскулачен мулла Зиятдин Камалетдинов [50] . Его, а также Каюма Бахтиярова и Мина­жетдина (Миняча) Бедретдинова сочли организаторами сопротивления созданию колхозов в Ключищах [51] . Все они исправляли религиозные требы, поэтому очагом выступления была названа мечеть. Их вина усугублялась тем, что в 1931 году кто-то сжег колхозную мельницу.

Позже, когда в 1937 году Зиятдин Камалетдинов, Каюм Бахтияров, Миняч Бедретдинов находились под следствием, их обвинили в организации в 1929 году кулацкого восстания в селении Ключищи. Мечеть была названа «очагом контрреволюционной деятельности». Им же было поставлено в вину избиение Бедретдинова Хайруллы, тогда председателя сельсовета. Однако, когда в 1962 году вновь обратились к делу Камалетдинова и других, опрошенный в ходе разбирательства Хайрулла Бедретдинов, который тогда жил в Москве [52] , следующим образом ответил на заданный ему вопрос о виновности односельчан: «в 1929 г. меня окружили около 300 женщин, женщины просили, чтобы я, как председатель сельсовета, не отделял от них мулл, а дал им землю. Одна женщина меня ударила по голове рукой. Мулл не было в толпе. Прибыла милиция в тот же день. Начались аресты» [53] . Х. Бедретдинов считал, что муллы организовали женщин — в том их вина, но сами его не били [54] .

Помимо акций устрашения в отношении отдельных лиц — раскулачивания и высылки проводились кампании по выявлению групповых «заговоров», якобы имевших место в татарских селениях изучаемых регионов. По самым скромным подсчетам, не менее 30 мусульман пострадало в ходе «разоблачения антисоветской антиколхозной деятельности» в 1929–1930 гг. в селениях — Теплый Стан, Камышла, Новое Усманово, Старое Ермаково Средневолжского края [55] . Большинство из них было религиозными деятелями (муллами, азанчеями), членами мечетских советов и при этом крепкими хозяйственниками.

В «Список лиц ведения ЦДУМ, подвергнувшихся преследованиям в административном и судебном порядке по Средневолжскому краю (от 15 апреля 1930 г.)» были включены Неджиб Аглиуллин — имам 2‑го прихода с. Камышлы, Миргабидзян Хасянов Азизджанович — имам 1‑го прихода с. Камышлы, Абдулла Абдрахманов — имам д. Бакаевой, Ахмед-Гата Насыров — имам с. Ст. Ермаково, Мохаммед-Ариф Зиазетдинов — имам д. Ново‑Камышлы, Имаметин Сияргулов — имам д. Амерхановой [56] .

Всем арестованным имамам вменялась в вину разносторонняя антисоветская деятельность — противодействие хозяйственным, культурным, идеологическим новациям. В «копилку» обвинений сыпались не имевшие срока давности, по мнению ОГПУ, преступления, которые якобы совершали муллы в годы гражданской войны. Они в тесном союзе с зажиточными татарами «тормозили колхозное строительство и тракторизацию», организовывали аресты советских учителей в ходе гражданской войны и восстаний [57] .

Велением времени и измышлениями чекистов на свет появилась «контрреволюционная организация Байтугановского района» [58] , тормозившая коллективизацию в различных селах района, агитировавшие за скорую победу Китая над СССР [59] . В октябре 1929 г. Бугурусланским окружным отделом ОГПУ были арестованы четверо жителей с. Камышла: З. Ягудин, Ш. Сибгатуллин, К. Тахаутдинов и М. Хасанов. Первые трое характеризовались как кулаки, а последний, мулла Миргабидзян Хасанов, вызвал у чекистов особый интерес. Дело в том, что в 1927 г. он был назначен мухтасибом Бугурусланского округа, общался с представителями ЦДУМ (в частности, с Тарджимановым, Фахретдиновым и пр.). По данным органов, он получил от Тарджиманова предписания: 1) собирать статистические данные — сколько осталось мечетей, мулл; 2) в случае, когда верующие обращаются с просьбой утвердить муллу или азанчея, назначать людей без специального образования.

В своих показаниях М. Хасанов подробно рассказывает, с кем из местных мулл ему довелось общаться: Шакир Муслимов (с. Балыкла), Хуснулла Багаутдинов (с. Старое Ермаково), Губайдулла Гареев (с. Асекеево), Шейхислям Хамидуллин (пос. Тургай), Ахмедулла Гатауллин, Гариф Диндаров (с. Новое Усманово), Гады Насыров (Старое Ермаково). Горькими словами описывает мухтасиб состояние этих людей, указывая, что многие из них голодают, кто-то уже подвергался аресту (Г. Диндаров, Ш. Хамидуллин), кто-то в поисках лучшей доли планирует выехать в Среднюю Азию.

Этих данных было вполне достаточно, чтобы он был назван главой районной «контрреволюционной организации» и подвергнут первичному (1929 г. — получил срок 3 года концлагеря [60] ), а затем вторичному (1934 г. — осужден на 5 лет заключения [61] ) арестам. Примечательно, что за исключением Г. Диндарова, из списка тех, с кем общался мухтасиб, в начале 1930‑х гг. никто не был подвергнут преследованию. Вероятно, это было связано с отсутствием в данный период целевой установки ОГПУ на уничтожение «мулльства как класса».

Количество мулл в Средневолжском (Куйбышевском) крае резко не сокращалось. Для сравнения: действующих мулл в 1931 году насчитывалось 177 человек, а в 1932 году — 147 человек. Мечетей в 1931 году было 359, а в 1932 году — 342 [62] . Но репрессии не прекращались, хотя 1937 год еще не наступил.

Зима 1930 г. принесла беду в дома мусульман с.Теплого Стана: шестеро человек, в том числе, двое мулл (Г. Гильманов и Ш. Халимов), были задержаны по подозрению в противодействии советским хозяйственным мероприятиям. Свидетели показали, что мулла Гирей Гильманов, обращаясь к прихожанам в мечети, говорил: «В колхозы идти не надо, так как там будут уничтожать религию, которую мы должны наоборот крепить, чтобы быть едиными» [63] . За эти и подобные высказывания он и его «соратники» — зажиточные крестьяне получили от пяти до 8 лет концлагеря.

Так, срыв заготовительных кампаний, замедление коллективизации, ведение «бешеной антисоветской агитации» — пункты обвинительного заключения в отношении «контрреволюционной группировки мусульманского духовенства и кулачества с.Новое Усманово и д.Олькино» Куйбышевской области, которая была «раскрыта» в феврале 1931 года [64] . Нетерпимыми с точки зрения властей являлись высказывания духовенства в отношении женщин и детей, которые не должны были принимать активное участие в советском строительстве: «женщины не должны идти в колхозы — их накажет Бог; комсомол — развратная организация; колхоз — это та же барщина, где хозяевами являются коммунисты» [65] .

Судя по заявлениям мулл, они достойно выдерживали этот натиск, не предавая свои убеждения, не отказываясь от религии, не признавая свою вину. «Нам, религиозным, в колхоз входить нельзя, там не будут почитать религию, а от Аллаха мы отказаться не можем» [66] . «Я без религии жить не могу, у верующих я имею большой авторитет, и изменником перед ними быть не могу, а Советскую власть я ненавижу», — так выглядело типичное заявление муллы, которое можно прочесть в признательных протоколах.

Общий настрой на сохранение религиозной традиции, неприязнь к мероприятиям, реализуемым в деревне, безусловно, имели место, но не стоит преувеличивать степень распространения антисоветских настроений, а тем более придавать им вид оформленной сети «контрреволюционных» организаций. Вероятно, задача сфабриковать антисоветские ячейки, придать им оформленный вид толкали работников ОГПУ на недвусмысленные домысливания (и дописывания) показаний допрашиваемых.

В советском уголовном законодательстве уже с начала 1920‑х годов проявлялись отдельные признаки и элементы формирования тоталитарного строя. Правовые категории времени Гражданской войны, такие как «революционное сознание», постепенно отмирали, им на смену приходили критерии «целесообразности для построения советского строя».

События 1929–1931 годов расценивались властью позднее, в 1937 году, как контрреволюционные кулацкие выступления, мешающие построению социализма. Муллы свое отрицательное отношение к коллективизации подтверждали ссылками на Священную Книгу: «Коран же ясно говорит, что верующим в колхоз вступать грешно» [67] .


[1] ЦАНО. Ф. 2209. Оп. 3. Д. 17993. Л. 261.

[2] Нижегородский край был образован решением ЦК ВКП(б) и правительства в 1929 году.

[3] Средневолжский (в 1935–1936 — Куйбышевский) край существовал в период с 20.10.1929 по 5.12.1936 и включал в себя 7 округов с 11 районами (были сформированы в 1928 г. из территорий Самарской, частей Оренбургской, Пензенской, Ульяновской и Саратовской губерний), а также Мордовскую автономную область.

[4] См. материалы декабрьского пленума крайкома — Государственный общественно-политический архив Нижегородской области (далее — ГОПАНО). Ф. 244. Оп. 1. Д. 174. Л. 45.

[5] Процент крестьянских хозяйств края, объединенных в колхозы, выглядел следующим образом: декабрь 1929 г. — 6 %, 20 января 1930 г. — 7,3 %, 1 февраля 1930 г. — 12 %, 20 февраля — 44,8 %, 1 марта 1930 г. — более 48 %. (Там же)

[6] Протоколы заседаний см.: Забвению не подлежит: Неизвестные страницы нижегородской истории (1918–1984 годы): /Сост. Л. П. Гордеева, В. А. Казаков, В. В. Смирнов. Нижний Новгород: Волго-Вятское кн. изд-во, 1994. Кн. 2. С. 175–176.

[7] Там же. С. 176.

[8] Там же.

[9] Гордеева Л. П. Ликвидация кулачества как это было / Забвению не принадлежит… Кн. 2. С. 165–175. С. 168.

[10] Протокол № 15 заседания бюро Нижкрайкома ВКП(б) от 2 марта 1930 г. Секретный/ Забвению не подлежит… С. 181.

[11] ГОПАНО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 192. Л. 15 об.

[12] Забвению не подлежит… Кн. 2. С. 180.

[13] Забвению не подлежит… Кн. 2. С. 177.

[14] ГОПАНО. Ф. 244. Оп. 1. Д. 173. Л. 93.

[15] Там же. Л. 94.

[16] ГОПАНО. Ф. 244. Оп. 1. Д. 173. Л. 190.

[17] Ст. 58 в Уголовном кодексе РСФСР 1922 г. вступила в силу 25 февраля 1927 г. для противодействия контрреволюционным элементам.

[18] Татарский район был образован в 1929 году с центром в селе Кочко-Пожарки. В 1932 году Татарский район был переименован в Кзыл-Октябрьский (Краснооктябрьский). Центром района стала Уразовка.

[19] ГОПАНО. Ф. 244. Оп. 1. Д. 173. Л. 181.

[20] Директива Нижкрайкома ВКП(б) районным комитетам партии от 14 марта 1931 года /Забвению не подлежит… Кн. 2. С. 181–182.

[21] Там же. С. 181.

[22] Там же. С. 182.

[23] Там же.

[24] Там же.

[25] Инструкция по проведению выселения… Не позднее 20 марта / Забвению не подлежит… Кн. 2. С. 183–191.

[26] Директива Нижкрайкома ВКП(б) по кулацким вопросам от 13 февраля 1930 года. Пункт 8 /Забвению не подлежит… Кн. 2. С. 177.

[27] ЦАНО. Ф. 2209. Оп. 3. Д. 17993. Л. 7.

[28] Там же. Л. 7 об.

[29] ЦАНО. Ф. 2209. Оп. 3. Д. 10570. Л. 35 об.

[30] Там же. Л. 27–31.

[31] Там же. Л. 124.

[32] Там же. Л. 94.

[33] Там же. Л. 109.

[34] Ст. 58–10 УК РСФСР — контрреволюционная пропаганда и агитация.

[35] Обвинительное заключение по делу № 205 см.: ЦАНО. Ф. 2209. Оп. 3. Д. 17993. Л. 235–246.

[36] Там же. Л. 248.

[37] ЦАНО. Ф. 2209. Оп. 3. Д. 9159. Л. 1.

[38] Там же. Л.2 об.

[39] Там же. Л. 4.

[40] Там же. Л. 6.

[41] Там же. Л. 9.

[42] Там же. Л. 16 об.

[43] ЦАНО. Ф. 2209. Оп. 3. Д. 9159. Л. 10.

[44] Там же. Л. 23.

[45] ЦАНО. Ф. 2209. Оп. 3. Д. 14595. Л. 20.

[46] Указом Президиума ВЦИК от 7 октября 1932 года г. Нижний Новгород переименован в г. Горький, а Нижегородский край в Горьковский.

[47] ЦАНО. Ф. 2209. Оп. 3. Д. 15739. Л. 4.

[48] Там же. Д. 14595. Л. 17.

[49] Там же. Д. 10701. Л. 65.

[50] Там же. Д.13796. Л. 16.

[51] Там же. Л.2.

[52] ЦАНО. Ф. 2209. Оп. 3. Д. 13796. Л.144.

[53] Там же. Л.145.

[54] Там же. Л.146.

[55] Самара в 1936 г. была переименована в Куйбышев.

[56] ГА РФ. Ф.5263. Оп. 2 Д.4.Л.273.

[57] Архив УФСБ по Самарской области. Д. П.- 10339; Д. П.– 9509.

[58] В нем тогда было сконцентрировано большинство татарских селений края.

[59] Там же. Д.П‑10339. ЛЛ.14, 24.

[60] Три года он провел в Вишерском лагере (Вишерский ИТЛ, Пермская область).

[61] Этот срок отбывал в Доме заключения (Домзаке) в Ульяновской области.

[62] ГА РФ. Ф. 5263. Оп. 1. Д.18.

[63] Архив УФСБ по Самарской области. Д.П‑10339. Л.10.

[64] Там же. Д.П‑17673. ЛЛ. 144–148.

[65] Там же. Д. П‑10339. Л. 14, 24; 1. Д.П‑9509. ЛЛ. 6–8.

[66] Там же. Д. П‑10339. Л.10.

[67] ЦАНО. Ф. 2209. Оп. 3. Д. 9120. Л. 234.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.