Собачий Остров в XIX столетии

Объективное рассмотрение и анализ развития Сафаджая в XIX веке невозможны без учета демографического фактора. Ибо во многом именно от него зависели не только уровень и характер общей хозяйственной жизни сафаджайцев, но и сфера и формы их трудовой деятельности, степень социального расслоения в их среде, острота внутридеревенских конфликтов, миграции жителей и многое другое.

Архивные материалы позволяют составить общую картину демографических изменений в Сафаджае за 70 лет с конца XVIII до середины XIX века, а анализ статистических данных дает основание для соответствующих размышлений и выводов.

Если в конце XVIII века в Сафаджае проживал 1501 человек, владевший 4119 десятинами земли, то к 60-м годам следующего столетия там имелось 2674 жителя, располагавших теми же угодьями. Таким образом, за 70 лет прирост населения составил здесь почти 80%; темп ежегодного прироста составлял 1%^[1]. И если в конце XVIII века на душу населения Сафаджая приходилось по 2,74 десятины (один из самых низких показателей среди татарских деревень края), то к середине XIX века для каждого земли стало ещё меньше: среднестатистически 1,5 десятины. То есть в общем хозяйственные возможности сократились чуть ли не вдвое. Таким образом согласно тогдашней общей статистики очень многие сафаджайцы вошли в ту беднейшую часть российских крестьян (11,6 %), что обладали 1-2 десятинами земли на душу населения^[2]. При том надо принять во внимание ещё одно важное обстоятельство.

Количество дворов (жилых домов, хозяйственных сооружений и огородов при них) выросло с 221 до 383^[3], то есть более чем в полтора раза (более 70%). Территория, занимаемая разраставшимся жильем, также отбирала место у хозяйственных угодий, ещё более сокращая их потенциал.

В борьбе за существование в таких сложных условиях люди пытались приспособить под пашню всю территорию, окружавшую деревню. Сафаджайцы будут вынуждены культивировать овражные склоны (овраги Трех берез, Безымянный с его ответвлениями, Грачевый и др.), речные берега и прочие неудобицы. Природа адекватно реагировала на натиск человека: овраги разрастались, пересыхали озера: Безымянное, Сурка, Прорва^[4]. Почвы истощались, результатом чего стала большая легковесность злаковых культур (ржи). Росла угроза роста неурожайных годов и голода. В целом ситуация еще более усложнится из-за эпидемий, обрушившихся на татарские деревни со второго двадцатилетия XIX века.

На протяжении первой половины XIX века в жилых домах Сафаджая становилось еще теснее, так как не каждая молодая семья могла позволить себе новое собственное подворье. Причем в условиях развивающейся имущественной дифференциации дома зажиточных выглядели украшением среди бедности домов малоимущих.

По свидетельству источника самого конца XVIII века, описывающего внешний вид жилищ у татар Курмышского уезда, дома выглядели следующим образом. «Дворы деревенских татар одинаковые не только в другом чем, но и в самой величине. Они все деревянные; во всякой избе есть очаг и полати, которые шириною занимают третью часть, а иногда и половину избы.

У зажиточных людей в избах порядочные, но малые окна, составленные из стекол или слюды. А у бедных обтянутые прорубленные для свету отверстия налимовыми шкурами и окунутыми в постное масло тряпицами или бумагами.

Жилища скудных людей состоят из одной только избы, которой дверь вышла на улицу, и по причине плоской кровли представляют четвероугольник. А как изба сия служит им вместе и стряпущею (кухней - авт.), то обыкновенно бывает в ней закладенный кирпичами котел.

Мужичий двор состоит кроме избы из нескольких малых, особо построенных чуланов и хлевов, которые, однако ж, двора кругом не загораживают.

Россияне называют такие татарские хижины юртами. Слово ж сие есть татарское и значит просто жилье.

Татарский домашний скарб составляет по большей части необходимые только надобности. Небольшое число поваренной, столовой и чистой посуды, также земледельческой и ремесленной снасти.

Несколько сундуков, насланных на полатях (которые служат им вместо кроватей, стульев и столов). Ковры, войлоки или циновки, а иногда тюфяки. В чем самом заключается весь их домашний прибор. А столы и стулья держат только некоторые, общающиеся с иностранцами»^[5].

Зародившиеся ещё в XVIII веке социальные понятия «малоземельные» и «большеземельные» домохозяева обрели законный статус в самом конце того же XVIII века. Согласно Указу Правительствующего Сената от 3 ноября 1800 года землевладельцы официально были разделены на «большеземельных» (тех, кто имел 15 и более десятин) и «малоземельных» (менее 15 десятин на владельца)^[6].

Процесс имущественного размежевания в татарской среде давал о себе знать в конфликтах между большеземельными и малоземельными хозяевами. Уже в первое двадцатилетие XIX века чиновники Курмышского уездного суда (в юрисдикцию которого входил Сафаджай) весьма часто разбирали тяжбы по земельным вопросам. В связи с этим они вновь поднимали из архивов купчие и даже указы о наделении землей еще в XVII веке^[7]. Так, уже в 1801 году судебные документы зафиксировали поземельный конфликт в Сафаджае.

Тогда в Курмышском уезде Симбирской губернии, в состав которой входила и деревня Собачий Остров, проходило межевание земли. Только в 1818 году результаты межевания были утверждены и составлена карта под названием «Геометрический план дачи деревни Собачьего Острова Курмышского уезда Симбирской губернии Удельного Лашманского ведомства служилых татар»^[8]. Он интересен тем, что дает предметное представление о том, чем располагала сафаджайская община и как использовала свои возможности. Площадь пашни сафаджайцев представляла собой тогда 3292 десятины 2393 сажени, выгона – 105 десятин 2290 саженей, покосов – 190 десятин 170 саженей.

Это была та земля, которая использовалась сообща всеми жителями деревни. Кроме того, под огородами, гуменниками^[9], коноплянниками^[10] насчитывалось 88 десятин 1740 саженей земли. Кусочек земли, покрытой лесом, был небольшим – в 124 десятины 1479 саженей (так называемый дровяной лес, дававший топливо)^[11]. Часть общей земли помогала сафаджайцам разнообразить пищевой рацион с помощью ловли рыбы. Под рыбными ловлями еще существующего озера Прорва было занято 145 саженей, под бечевниками реки Суры 1 десятина 2 тысячи саженей, около озера Новая Прорва 1 десятина 100 саженей. Проселочные дороги, без которых ни один населенный пункт, естественно, не живет, отнимали 21 десятину земли, а овраги и полуовраги – 61 десятину и 1716 саженей. Таким образом, удобная земля сафаджайцев исчислялась в 3703 десятины 932 сажени, а всего – удобной и неудобной земли было в их распоряжении 3790 десятин 827 саженей.

Владения сафаджайцев на востоке протянулись узкой полосой до реки Суры.

Некоторые из жителей Сафаджая имели, как и раньше земли за пределами деревни. Так, например, сафаджаец Ислам Аминов располагал владениями в общерыбушкинском общем клине^[12].

Проблема малоземелья толкала крестьян на то, чтобы внимательно следить за правильностью оформления документов на законное владение земли. Сафаджайцы-малоземельцы имели своего поверенного в делах такого рода. Ими для этой работы был избран Арип Аитов. В 1801 году он от имени выдвинувших его крестьян подал во власть прошение, в котором указывал, что один из их земляков - большеземелец Сяпук Исмаев имеет во владении 50 четей, а по праву должен владеть лишь половиной от этой площади.

В действительности от отца Исмая Сяпук получил 33 чети, а когда умер его троюродный брат – Ураза Ибраев– ещё 16 четей. Когда в конце XVIII века он обращался в Курмышский уездный суд, то получил подтверждение своего права на владение 50 четями. По закону выходило, что Сяпук владеет своей землей по праву. Однако малоземельцы уверяли в обратном. В ходе разбирательства выяснилось, что в течение некоторого времени Сяпук Исмаев заботился о своем троюродном брате и его семье (состоявшей из 3-х душ), платил за семейство Уразая Ибраева налоги. Подтвердить эти обстоятельства могли, по его словам, «мирские начальники и земский исправник князь Мустофин»^[13]. Малоземельцы не смогли доказать свою правоту, а Сяпук получил подтверждение на свои 50 четей. Однако в данном случае восторжествовала несправедливость – и вот почему. Когда ещё в конце XVIII века Сяпук обращался к властям, не было учтено наличие группы родственников, ведущих свое родство также от Юртая Кобякова, одного из первых служилых татар деревни. Дело в том, что, кроме внука Ильмяса, прадеда Сяпука, у Юртая был еще один внук – Янбай. Его-то потомки и оказались обделенными, а Сяпук скрыл наличие этих родственников, имевших также право на землю Юртая Кобякова. Видимо, у Сяпука Исмаева имелись какие-то «выходы» на начальство^[14]. Учитывая вышеизложенный факт – в 1794 году судом установленного мздоимства и взяточничества исправника князя Мустофина, «вымогавшего деньги у татар Сафаджая»^[15], нетрудно понять, почему на определенное время С.Исмаев добился недвижимости в ущерб своим родственникам.

В 1812 году был утвержден результат межевания 17 сентября 1799 года, по которому 17 жителей Собачьего Острова получили отдельные земли «от всех смежных земель отведено как следует»^[16]. Это был еще один факт возвращения некоторых земель их законным, но малоимущим владельцам.

Но документы фиксировали и наличие в деревне весьма состоятельных её жителей.

30 февраля 1815 года группа сафаджайцев: Сяпук Муртазин, Биккеня Резяпов, Биккеня Исмакаев, Рафек и Абдрахман Адельшины, Мусяй Сюбукаев, Алтынбай Токтаров, Аптий и Ахмяр Ягудины, Кантюк и Салям Мямиделеевы, Бигильдя и Салех Биккуловы собирались купить участок земли в родном селе (в Новом Усаде 41 четверть), а также 60 четей земли в Сухановской пустоши и 22 чети в Кречковской пустоши. Если перевести размеры ими задуманных покупок в десятины и сажени, то перечисленные сафаджайцы рассчитывали приобрести 184 десятины и 1200 саженей. Эта земля принадлежала ранее русской помещице Елизавете Федоровне Пересекиной. Её муж гвардии подпоручик Григорий Михайлович Пересекин наследовал эту землю жене. Она же, овдовев, решила продать её. Цена, которую запросила помещица, составила 55 рублей за каждую удобную десятину^[17], а в целом 10 тысяч рублей.

При подготовке сделки купли–продажи выяснилось, что часть земли, которую собралась продать Пересекина, оспаривается жителями соседнего села Ратова (бесспорная земля составляла в общей сложности лишь 107 десятин), что подтверждает: часто существующие межи не воспринимались как окончательные и однозначно справедливые крестьянами соседних селений. Таким образом по купчей 1815 года 184 десятины земли были приобретены богатыми сафаджайцами за 10000 рублей.

В целом жизнь большей части сафаджайцев лучше не становилась. Неурожай 1810-1811 годов^[18] обрек их на длительное полуголодное существование. Обрушившаяся в 1819 году на татарские деревни холера^[19] уносила десятки жизней с 1819 по 1822 год.

В тех условиях российское правительство пыталось разрешить проблему малоземелья и с 1819 года инициировало массовый вывоз части курмышских татар в менее заселенные уезды. Из материалов переписи населения («ревизской сказки») за 1834 год следует, что в 1819, 1824-28 годах десятки татарских семейств Курмышского уезда переселились в Ставропольский уезд Симбирской губернии, вливаясь в состав новых деревень Филиповка, Аллигуловка, Висловка, Самогуловка, Сусханы и др.^[20]

По ряду причин тридцатые годы XIX века были довольно трудными для многих деревенских жителей Симбирской и Нижегородской губерний. В 1830–1831 годах Нижегородчину вновь охватила холера^[21]. В 1833 году на сельчан обрушился неурожай. Недород был очень сильным и это отразилось на ценах на хлеб. В 1833 году цены на хлеб стремительно пошли вверх и удвоились, а к январю 1834 года утроились^[22]. Несмотря на большое количество трудностей, деревня не умирала, а продолжала существовать, а её жители преодолевали подстерегающие их трудности.

По восьмой ревизии (1833–1835) «удельного ведомства служилых татар» в Собачьем Острове насчитали 240 дворов (956 мужчин и 938 женщин). При внимательной проверке оказалось, что их было 244: в Сафаджае тогда проживали 961 мужчина и 942 женщины^[23], то есть всего 1903 человека.

Спустя четверть века «Географическо-статистический словарь Российской империи», давая информацию демографического характера по 1859 году, отмечал, что в Собачьем Острове уже проживает 2674 человека^[24], то есть почти на 700 душ больше. В Курмышском уезде это второе (по числу проживающих) селение после Петрякс^[25]. Приведенные цифры подтверждают мысль о том, что в середине века ситуация жизни в татарских деревнях Нижегородчины несколько стабилизировалась, преодолев эпидемии и недороды. Те же данные по численности жителей Сафаджая приводит ещё один справочник, изданный в 1868 году, но взявший для публикации несколько устаревшие цифры. Речь идет о справочнике «Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба»^[26]. Среди селений, насчитывающих более 200 дворов, назван и Собачий Остров; его статус обозначен как «село», расположенное на речке Медянке. Тогда в Собачьем насчитывалось 383 двора. В них проживало 1384 мужчины и 1290 женщин. Жители Собачьего назывались «бывшими лашманами». Отмечался факт владения землей рядом с селом русских помещиков^[27].

Процесс дальнейшего развития товарно-денежных отношений, идущий в недрах российского общества, убыстрял расслоение в татарской среде, ещё заметнее поляризовал его части. Одни, наиболее удачливые татары, расширяли предпринимательскую деятельность, другие бедствовали. Последние пополняли ряды арендаторов на соседних землях русских помещиков. В этой связи Р.Г.Мухамедова отмечала: «Для обеспечения прожиточного минимума и уплаты налогов и податей крестьяне были вынуждены арендовать землю у помещиков. Аренда земли производилась на разных условиях, но больше всего была распространена испольная аренда, когда за пользование землей крестьянин отдавал половину полученного с этой земли урожая. При этом вся работа выполнялась крестьянами их же тягловой силой, а нередко и семена для посева они использовали свои»^[28].

Реформы Александра II внесли заметные изменения не только в существование сельских, в том числе татарских, жителей, но и в общий ход течения истории Российской империи. Жители Сафаджая, как впрочем и все татарское население Курмышского уезда, довольно активно отреагировало на правительственные инициативы первой половины 60-х годов XIX века. Судить об этом позволяют выявленные нами общие демографические тенденции в татарской среде Курмышского уезда и Нижегородского края^[29]. Их анализ показывает очевидность замедления темпов прироста жителей по сравнению с периодом конца XVIII – до середины XIX веков. Тогда население татарских деревень увеличилось в 1,5 – 2 раза, а за неполные 20 лет второй половины XIX века общий прирост их жителей составил лишь 4,5 %^[30]. Динамика роста народонаселения упала в 7 раз, а в отдельных деревнях заметно пошла на убыль.

Безусловно, уменьшению числа жителей способствовали эпидемии холеры, посетившей край в 1856, 1860, 1870 и 1872 годах^[31], но базовые причины замедления темпов прироста населения крылись в ином. В рассматриваемый период из густо населенных татарских деревень начался отток сотен людей в города на постоянное местожительство. Видимо, толчок этому процессу дал 1863 год, ставший этапным в системе реформ в отношении удельных крестьян^[32]. 26 июня 1863 года было издано итоговое «положение о крестьянах, водворенных на землях имений государевых, дворцовых и удельных»^[33], дававшее, помимо прочего, удельным крестьянам (в том числе татарского происхождения) беспрепятственную возможность покидать родные села и мигрировать.

В известной степени их уход на время притупил остроту земельного голода и предоставил оставшимся некоторые дополнительные возможности для дальнейшего развития сельского хозяйства. По-прежнему остававшиеся в деревне малоземельные крестьяне вынуждены были искать дополнительный заработок у соседних помещиков. Так например, «Памятная книжка Симбирской губернии на 1868 год» дает сведения о том, что среди дворян-землевладельцев этой губернии в деревне Собачий Остров 51 десятиной земли владела Дарья Александровна Мустафина и её наследники^[34]. Это давало какую-то возможность дополнительного заработка для малоимущих сафаджайцев, занятых трудом издольщика и испольщика.

Все более активно сафаджайцы уходят на сезонные заработки в города, используя отходнический опыт предков, а отдельные из них вливаются в стабильные татарские общины Нижнего Новгорода, Москвы, Санкт-Петербурга, Ярославля, Гельсингфорса и других российских городов.

Характеризуя экономическую деятельность татар Курмышского уезда, «Памятная книжка» за 1868 год отмечала, что многие из сафаджайцев – скупщики. «Покупают на чистые деньги шерсти, воску, меду, что скоплены в хозяйствах крестьян и помещиков, а затем отправляются на заводы, фабрики, к мелким переработчикам и продают все скупленное значительно дороже»^[35]. В данном случае источник свидетельствует об одной из форм трудовой деятельности сафаджайцев, с помощью которой они преодолевали малоземелье. При том такая предприимчивость (по сути, борьба за выживание) опиралась на традиции их предков – самостоятельность, деятельность. Борьба за жизнь становилась острее и в тех условиях выживали напористые, жесткие, настойчивые.

Селение, как и ранее, именуется и Сафаджаем, и Собачьим Островом. Например, в «Списке населенных мест Симбирской губернии», составленном в Симбирском губернском правлении в 1880 году, значится деревня Собачий остров^[36]. Комментируя «Список», В.Магницкий указывал, что жители деревни, татары, именовали свою деревню также и мишарским названием «Сабачай»^[37].

Говоря о хозяйственной жизни, нельзя забывать, что не только хлебом единым жили сафаджайцы. Даже в трудные годы неурожаев и эпидемий, они не отрывались от своих религиозно-нравственных корней и традиций. Проследим, как развивалась духовно-религиозная жизнь сафаджайцев в XIX веке.

В начале столетия некоторые юноши, ставшие затем муллами в Сафаджае, учились в Овечьем Овраге^[38] у Абдулжалила-хазрата. Отметим, что медресе Овечьего Оврага, основанное предположительно в 1762 году, являлось одним из старейших в татарских селениях Нижегородчины^[39]. Абдулжалил (Абдулзямил) Биккинин, имам первой соборной мечети Овечьего Оврага, стал мударрисом^[40] этого учебного заведения еще в 1787 году^[41]. Сохранились сведения, что в 1800-х годах он часто приезжал в Сафаджай, чтобы навестить своих учеников и предсказал, что впоследствии жители его деревни будут ездить в Сафаджай учиться. Пока же в те годы сложилось наоборот: сафаджайцы ездили за знаниями в Овечий Овраг^[42].

Общее количество учеников в овечеовражском медресе достигало, по известным нам цифрам, 85 человек в конце XVIII столетия^[43] и 92 в начале XIX века ^[44]. Мальчики из окрестных деревень, в том числе и Сафаджая, изучали турецкий, арабский, персидский языки, а также арифметику^[45]. Этот перечень предметов, входящих в учебные программы, показывает, что овечеовражское медресе являлось джадидистским (новометодным) учебным заведением^[46].

Прибывшие из Сафаджая на учебу мальчики не знали особых забот, кроме учебы. Медресе существовало на деньги общины. Здание хорошо освещалось и отапливалось^[47]. Абдулжалил-хазрату посильную помощь в обучении шакирдов овечеовражского медресе оказывали азанчеи Сейтбухан Аитов и его сын – Фейзулла Сейтбуханов^[48].

В начале XIX века духовную жизнь мусульман Сафаджая направляли Туктар и Салих. После смерти Туктара-муллы (в 1810 году) жители деревни построили маленькую мечеть, крытую соломой. По данным краеведа С.В.Сабирова, тогда, в 1810 году, приход мусульман Сафаджая разделился: муллой оставался Салих Сулейманов, а также новые священнослужители Абушай, Карим и Хамид^[49].

Таким образом, духовную деятельность продолжал в деревне уже названный нами Салех Сулейманов (Салих-мулла), доживший до 1838 года. У него было 6 жен: дочь Ситдика из Камкино (от которой родились два сына), ещё одна жена из Татарской Медяны (также родившая мужу двух сыновей), дочь Биктимера (увеличившая семью еще на трех сыновей), дочь Мифтахетдина Ахуна (родившая одного сына и двух дочерей), дочь Абдрахмана-муллы (родившая одну дочь – по имени Рокия абыстай) и, наконец, ещё одна женщина, шестая жена Салеха, рано умершая. Таким образом, 6 жен, 8 сыновей, 3 дочери – таким было семейство Салех-муллы. Он не мыслил свою жизнь без родного села, без общения с односельчанами и искренне любил свою родину. Подтверждение тому: его записи по истории села, описание того, что происходило в Сафаджае изо дня в день^[50]. По существу, добровольно взяв на себя труд отражения событий и фактов в Сафаджае, он сыграл роль первого летописца родной деревни.

В 1817 году при первой соборной мечети Сафаджая открылось учебное заведение, в 1828 – еще одно (в списке 1908 года оно зафиксировано как существующее при третьей мечети)^[51]. Таким образом, сохранились сведения о точном времени возникновения в Сафаджае религиозных школ.

В середине XIX века село Собачий Остров (Сафаджай) было вторым по числу жителей в Курмышском уезде после Петрякс^[52]. И, конечно, там наличествовали мечети.

Известно также, что приблизительно в середине XIX в. прекрасно образованный имам Хабибулла-хазрат Альмухаммятов, учившийся в Бухаре, известный как «ишан»^[53], имевший мюридов среди сафаджайцев, по-новому начал организацию обучения в местном медресе. О Хабибулле-хазрате создано много легенд. Его учебное заведение имело тесные связи с медресе в деревне Овечий Овраг, славившимся своими традициями и высоким уровнем преподавания. Здесь обучали не только чтению Корана, но и татарскому языку и арифметике. Школа существовала за счет мечети, но ее бюджет пополнялся и взносами отдельных прихожан.

Х. Альмухамятов был близко знаком с ученым Х. Фаизхановым^[54], который получил домашнее образование в своей семье, будучи уроженцем Сафаджая.

Слава и ученость Хусаина Фаизханова (1828 – 28.08.1866) далеко перешагнули за пределы родного селения. Вклад Х.Фаизханова в развитие общероссийской науки и культуры ныне признан ведущими учеными страны. Хусаин родился в семье, родословную которой частично восстановил Марджани, учитель Хусаина Фаизханова^[55]. «Кусочек» шеджере Фаизханова в реконструкции Марджани выглядит следующим образом: «Абу Мухаммад Хусаин бин Фаизхан бин Файзулла бин Биккина бин Исмагил бин Тенгри Берди ал-Джабали ас-Сабачаи ал-ханафи»^[56], что говорит о давних сафаджайских (сабачайских) корнях ученого.

Х.Фаизханов получил прекрасное образование, начатое в Бухарском медресе. Блестяще владел несколькими восточными языками. Преподавал востоковедение и языки в Санкт-Петербургском университете в 60-е гг. XIX века. Собрал материал по истории татар и тюрок вообще, но не успел его опубликовать. По мнению философа А.Н. Юзеева, занимающегося проблемой татарской философской мысли конца XVIII–XIX веков, эти неопубликованные исследования Фаизханова использовал Марджани при написании своих исторических работ^[57]. Будучи настоящим ученым, которого интересовала проблема этногенеза татарского народа, Фаизханов понимал необходимость изучения не только восточных, но и русского языка, для всестороннего научного поиска по интересующей его проблематике. Знание русского языка было необходимо, по мнению Фаизханова, ещё и потому, что «наша страна связана с русским государством, постоянно возникает потребность в русском языке, и для того, чтобы избежать неприятностей от законов, которые все составлены на этом языке, его нужно знать»^[58].

К тому же, его мысли были обращены и в сторону просветительской деятельности в татарской среде. Его не устраивала система образования, имевшая место тогда среди российских мусульман, поскольку в ней отсутствовали элементы светской учености. Он всерьез размышлял о европеизации обучения в татарских школах. Более того, им была написана (также неопубликованная) работа под названием «Ислах ал-мадарис» («Школьная реформа»)^[59], в которой он рассуждал о создании в Казани медресе с обучением на русском языке географии, европейским языкам, медицине, естествознанию и на тюркском языке – мусульманской юриспруденции и арабской филологии^[60]. Зная об этом проекте, вышедшем из-под пера Фаизханова, можно утверждать, что он стал одним из первозачинателей идей новотатарского просвещения («новометодных мектебе»)^[61]. (Следует добавить, что, по существу, новометодные мектебе – джадидистские школы стали возникать в конце XIX столетия, преимущественно в Казанской губернии.)

Фаизханов не предполагал, что сафаджайцы, его земляки, смогут воплотить в жизнь проект новометодного медресе – в силу требуемых на его открытие и деятельность больших средств и наличия соответствующих кадров. Но помочь по-новому организовать деятельность местных татарских медресе, исходя из их возможностей, он не отказывался. В частности, сохранились сведения о том, что он помогал по-новому организовать деятельность медресе в Овечьем Овраге и в своем родном Сафаджае.

Память сафаджайцев сохранила тот факт, что на похоронах Х.Фаизханова в 1866 году погребальную молитву читал Аббас Ашрафович Ашрафов, уроженец Сафаджая, сын муллы. Аббас имел религиозное образование, полученное в Казани, в медресе Марджани. Впоследствии и сам работал в медресе Марджани мударрисом^[62].

Еще одним замечательным сыном сафаджайской земли был брат Хусаина Фаизханова – Габдулгаллям Фаизханов (1850–1910)^[63]. Получив начальное религиозное образование в Сафаджае (в семье и мектебе), Габдулгаллям в течение 6 лет обучался в медресе Ш.Марджани в Казани. Пять лет путешествовал по странам Востока. Учился и работал в Бухаре, Сирии. Окончил Уфимскую татарскую школу, работал учителем в Казани и Уфе. Должность казначея Духовного управления мусульман Европейской части России и Сибири совмещал с интенсивной научной, литературной и общественной деятельностью. Г.Фаизханов написал ряд научных трудов по проблемам экономики. Внес значительный вклад в развитие татарской социально-экономической мысли.

В последней четверти XIX века состав имамов селения постоянно обновлялся. В 70-е годы этого столетия во второй мечети стал выполнять обязанности муллы Абубякиров Незаметдин (с 1875 года), в первой – Нуриманов Хасян (с декабря 1877), в третьей – Калимуллин Нафетдин (с 1878). В начале 80-х годов имамом становится Аббяс Асирялов Хабибуллин (с 1881 года в пятой мечети). В следующее десятилетие, в 90-е годы, приходят в мечети в качестве предстоятелей на молитве такие люди как: Абдулхаликов Нефетдин Абдурахманов (в пятую мечеть с 1890 года), Булатов Летфулла Алимов (в третью мечеть с 1891 года), Хабибуллин Мухсин (в шестую с 1895 года), Салеев Фаттях Айнетдинов (в четвертую с 1896 года), Абубякиров Салахетдин Мухамедеев (во вторую с 1899 года)^[64].

Достоверно известно, что с 1875 года во второй соборной мечети села Сафаджай стал выполнять обязанности муллы Незаметдин Абубякиров^[65]. И это документально подтверждает наличие в Сафаджае второго прихода и существование второй соборной мечети. В 1899 году вторым имамом во вторую соборную мечеть пришел Салахетдин Мухамедеев Абубякиров^[66]. Ясно, что некий Абубякир (возможно, имам второй соборной мечети до Низаметдина, но это обстоятельство нуждается в уточнении) являлся общим родственником обоих имамов второй соборной мечети. По-видимому, они приходились друг другу дядей и племянником, хотя Абдулвагап Исхакович Исхаков, ныне действующий имам второй соборной мечети села Сафаджай, называет их братьями, что, по-видимому, не так: родными братьями приходились друг другу Незаметдин и Мухамадей Абубякировы. На то, что Незаметдин был старше, указывает и то обстоятельство, что он начал деятельность муллы в 1875 году, а Салахетдин только через 24 года. Незаметдин старел и ему, по-видимому, требовался молодой помощник, который и нашелся среди ближайших родственников, а именно - его племянник. (Подобного рода факты неоднократно встречались в истории исламских общин Нижегородского края того века).

В то же время пополняется количество мектебе при мечетях. В 90-е годы их возникает три: в 1887 – при шестой мечети, в 1895 – при пятой, в 1895 – при четвертой^[67]. Упоминаемый ранее Хабибулла-хазрат, будучи в преклонном возрасте, продолжает деятельность имама и в середине 90-х годов строит специальное здание с четырьмя помещениями для 4-х классов медресе, в котором сам по-прежнему работает мугаллимом. С 1892 году ему активно начал помогать старший сын Мухсиня, возвратившийся из Казани, где он обучался в течение пяти лет.

Помимо прочего, учебные заведения Сафаджая становились средоточием знаний и благонравия. Забегая несколько вперед, подчеркнем: в первые годы и десятилетия Советской власти большинство сафаджайцев очень упорствовало в своих религиозных убеждениях и пыталось сберечь от упразднения свои мусульманские мечети.

Последние 20 лет XIX века отмечены в жизни сафаджайцев многими проблемами: низкими урожаями, голодом, эпидемиями. Так, весной 1881 года курмышские власти были вынуждены выдавать ссуды татарам вслед на недородом 1880 года^[68]. Через 10 лет неблагоприятная ситуация повторилась: вслед за голодом 1891 года^[69] явилась холера 1892 года, выкосившая десятки человеческих жизней^[70]. Очень тяжким стал неурожай 1898 года, помимо голода принесший урон животноводству.

В ряду последствий этих негативных явлений, среди прочего, стали болезни, недоедание и общее физическое ослабление населения, о чем позволяют говорить данные материалов воинского призыва 1891 года. Так, на III призывной участок Курмышского уезда должны были явиться 228 татар, из них полностью неспособными к службе были признаны 17 человек. В ратное ополчение I разряда был зачислен лишь 41 человек, а во второй разряд – 66 человек. Молодежь «отбраковывалась» по малому росту, тщедушности, плохому зрению и т.д.^[71]

Говоря об общем физическом здоровье тогдашних сафаджайцев, кратко упомянем, что с организацией медицинского обслуживания среди татар (как, впрочем, и с иными народами полиэтничной России) дела обстояли не лучшим образом. Так, в Курмышском уезде, где размещался Сафаджай, в 90-е годы один врач приходился на 93 населенных пункта, располагавшихся на общей площади в 1893 кв.версты^[72].

Обозревая в целом историю Cафаджая в XIX веке, допустимо считать её сложной и противоречивой. Еще более сократились хозяйственные возможности окружающей его природной среды: усилилась эрозия почв, стали пересыхать озера, снижалась урожайность и плодородие почв и т.д., население росло угрожающими темпами (1% в год) и своей массой ухудшало собственные материальные возможности. Количество дворов, не достигавшее и 20 в начале XVII века, выросло в 20 раз к концу XIX столетия. Село очень разрослось, и этот факт не сулил позитивных перспектив его жителям.

На этой почве происходили конфликты жителей деревни между собой и за её пределами. Голодные годы участившихся недородов не способствовали улучшению материальной жизни. К середине XIX века на земледельца с его семьей приходился минимум земли – 1,5 десятины в среднем на душу населения, а, учитывая тот факт, что значительная часть угодий традиционно отводилась «под пар» («отдыхала»), становится очевидным, что на деле у сафаджайцев имелось еще меньше хозяйственных угодий.

Еще более развивалась материальная дифференциация жителей – одни становились богаче, большая часть – беднее. Выход из ситуации люди искали в обретении новых форм деятельности – скупка и перепродажа, пчеловодство, отходничество и т.д.

Реформы 60-х годов XIX века Александра II внесли свежую струю в жизнь всей страны, отразились на развитии Сафаджая. С этого времени многие его жители стали мигрировать за его пределы – одни сезонно (отходнические работы), другие навсегда. Они вливались в население ближних и малых городов, охотно берясь за тяжелые и малодоходные работы.

На фоне трудного, почти кризисного, хозяйственного существования деревни не прекращалось развитие её духовной жизни. Развивались прежние и строились новые мечети. К концу столетия их было пять. В первой половине XIX века при них открылись два учебных заведения. К концу века их стало три. В мечетях служили, а в медресе преподавали хорошо образованные имамы, получившие знания не только в местных учебных заведениях, но и в Казани, и в Бухаре. Обращает на себя внимание своеобразный факт: материальная жизнь сафаджайцев не была лучшей, но количество очагов духовности и знаний в деревне росло.

В первой трети XIX столетия в Сафаджае работал Салех-мулла Сулейманов, ставший летописцем истории родного села, благодаря творчеству которого появились нарративные исторические источники. В первой же трети XIX века в Сафаджае родился другой знаменитый человек – Х.Фаизханов, востоковед, лингвист, историк, преподаватель Санкт-Петербургского университета.

В целом анализ истории Сафаджая XIX века позволяет считать, что его жители проявили живучесть, трудолюбие, умение выходить из трудностей и нехваток. В условиях снижения своих материальных возможностей сафаджайцы продолжали жить полнокровной духовной жизнью, развивая тягу к знаниям и возводя новые мечети.