Введение

Приступая к работе над настоящей монографией, автор ставил перед собой ряд научных задач, которые позволяют дать ответы на многие спорные или нерешенные вопросы. Среди них — когда, в связи с какими обстоятельствами появились первые тюркские элементы в пределах современной Нижегородской области; сколько тюркских поселений изначально включала в себя Нижегородчина¹; почему некоторые из них уцелели до наших дней, а другие исчезли; что лежало в основе того исторического явления, что современные нижегородские татары принадлежат к мишарскому этническому пласту. Одной из весьма важных для нас проблем стало также выявление специфики исторической судьбы нижегородских татар-мишарей на фоне истории татар иных районов и областей.

Совокупность подобных проблем неизбежно побуждает исследователя к подробному выявлению и осмыслению фактов, отражающих долгосрочный и сложный процесс расселения татар в рассматриваемых районах; их материально-хозяйственной жизни; духовно-религиозного развития. При выполнении такой достаточно кропотливой работы возможны ретроспекция основных вех истории татар-мишарей и определение их вклада в общероссийскую историю.

Перечисленные задачи не только определили структуру данной работы; их реализация имеет и академическую актуальность. Ибо до последнего времени нет комплексных научных работ, основанных на документальных источниках, отражающих совокупную историю татар Нижегородского края².

Конечно, достаточно сложный и противоречивый вопрос появления татарских элементов в пределах современной Нижегородской области не может рассматриваться в отрыве от уяснения и анализа важнейших событий, составлявших контекст общероссийской истории. Без понимания основных вех и общего характера развития российской цивилизации вряд ли можно определить логику и смысл фактов, составивших полотно истории отдельных регионов России. Как, впрочем, и наоборот, целостная картина истории России будет трудно уяснима вне ее взаимосвязи с конкретикой событий, протекавших в отдельных ее частях.

В 30-е годы XIII века в связи с монгольским вторжением российская цивилизация вступает в качественно новую фазу своего развития³. Сама широкомасштабная экспансия степняков-кочевников и их долгосрочное господствующее присутствие внесли серьезные коррективы в процесс развития Русского государства, его структуры и институтов, сообщества в целом. Своей деятельностью номады (кочевники) наложили непосредственный отпечаток на ряд русских общественных традиций, норм, межличностные отношения и общественно-социальные связи в целом. В условиях полной военно-политической доминанты Золотой Орды российская государственность стала обретать автократические черты⁴. Наиболее зримо это отразилось в политике усиливающихся московских князей, избранных лидерами Орды в среде русской элиты на роль ее предводителей⁵. Собирая громадные средства в пользу ордынских ханов⁶, помимо собственного обогащения, крепнущая Московия переняла от монголов⁷ и породила ряд своих новшеств социального, политического, экономического и даже социоэкологического порядка.

В силу ряда обстоятельств (спасение от княжьих людей, собиравших дань; поиск материальной основы для уплаты дани; удаление от русских межфеодальных усобиц и т. д.) население Северо-Восточной Руси приходит в вынужденное движение, результатом которого станет возрастающее освоение новых земель и территорий, преимущественно лесных. Этот многоплановый процесс имел довольно разнообразные последствия. Среди них — многократно возросшие за счет подсеки урожаи зерновых, доходящие до сам-50, сам-75, а порою даже до сам-100⁸. Такие обстоятельства вносили безусловный вклад в развитие производства, укрепляли его. А значит, материально укрепляли формирующуюся власть Московского княжества. Кроме того, политика Москвы становилась неотделимой от почти постоянного территориального разрастания земель, подчиненных центральной власти. Иными словами: уже в XV веке российская цивилизация постоянно расширяется. Она могла быть самодостаточной лишь в процессе экстенсивного освоения новых окультуренных хозяйственных территорий, лесных неразработанных, но обладающих мощным урожайным потенциалом, пушниной, древесиной, зверьем, медом, пенькой, рыбой и т. д. земель и даже территорий вообще.

Просуществовав около века, детище Чингизидов — Золотая Орда сама вступила в трудную полосу социально-политических и экономических проблем, в основе которых лежали причины социоэкологического порядка. За столетие после привода Бату-ханом своих туменов в Восточную Европу⁹ их потомки, жившие в условиях процветающей Золотой Орды, многократно увеличились в демографическом плане — по некоторым расчетам, до 3 млн человек к середине XIV века¹⁰. В ряду последствий этого явления стал рост широкомасштабного давления человека на окружающую среду, прежде всего на почву. Согласно расчетам Э. С. Кульпина, обширная и плодородная степь между Уралом, Волгой и Доном достаточно быстро деградировала, превращаясь в пустыни и полупустыни¹¹. Такие обстоятельства вели не только к оскудению хозяйственно-материальной жизни степняков, к их обнищанию и усиленному поиску новых жизнедающих угодий. Это породило и неизбежность стремления ордынской элиты к обнаружению и захвату новых хозяйственно-политических пространств, способных предоставить им средства для поддержания собственной власти и обретения новых сил для выполнения роли хозяев большей части Восточной Европы. Этим в значительной степени объясняется и важнейшая веха в истории Золотой Орды, охватившая 70–80-е годы XIV века и известная под названием Великой Замятии.

Отсюда, по-видимому, усиливающееся стремление соперничающих ордынских предводителей решить свои внутренние проблемы за счет экспансии в сторону значительно окрепшей и разбогатевшей Московии, что нашло свое выражение в походе хана Мамая на Москву, завершившемся разгромом ордынцев в 1380 году на поле Куликовом.

Социоестественная катастрофа, поразившая Орду к 40-м годам XIV века, имела и иные последствия. Набор ценностных ориентиров, унаследованный от монгольских предков, вступил в противоречие с действительностью. Ордынцы в массе своей созревали к принятию новых жизненных императивов. К тому же принятие религии монотеистического толка оправдывалось усиливающейся борьбой за увядающее единоначалие. В результате этих и ряда иных обстоятельств при хане Узбеке ордынцы принимают в 1312 году ислам как общегосударственную религию.

В силу кочевого образа жизни (и соответственно тогдашней своей неспособности перейти к оседлому земледелию), в условиях потери самих кочевий ослабли связи между ордынской элитой и рядовыми степняками. Интересы первых были нацелены на получение службы, интересы вторых в значительной степени ориентировались на обретение пригодной к кочевью территории.

Этим объясняется возникновение при Василии II Темном в рамках Московского княжества в середине XV века знаменитого Касимовского ханства, ставшего источником дополнительной боевой силы для московских государей¹². С теми же обстоятельствами связаны и инициативные попытки отдельных рядовых ордынских кланов тогда же освоить считающиеся «незанятыми» территории в зоне соприкосновения славянских и ордынских земель. Середина XV века стала, таким образом, временем активного, но в целом мирного взаимодействия русских властей и русских вообще с частью вынужденных к сотрудничеству представителей части ордынской элиты с их отрядами и отдельными ордынцами, ищущими хозяйственного пространства на окраинах Русского государства, которые в тех условиях могли считаться окраинами Орды или ничейными землями¹³. Данное обстоятельство отчасти проливает свет на вопрос истории возникновения самых первых тюркских поселений в степном юго-восточном углу нынешней Нижегородской области — Пары, Петрякс, Сафажая (Красная Горка), а также объясняет появление татар на реке Теше, позже в 1552 году разгромленных Иваном Грозным.

Со временем служащие Москве татары-касимовцы стали надежным щитом перед волнами атак причерноморских степняков на Россию и даже превратились в угрозу для ногайских мурз¹⁴. Из обширной переписки последних с молодым Иваном IV следует, что в 30-е годы XVI века ногайские степи стали объектом постоянных грабительских «рейдов» служилых татар с Мещеры (Касимовского ханства). Тогда ногайские ханы еще пытались направлять в Москву угрожающие депеши. Так, в 1536 году ногайский князь Шыйдяк упрекал московского государя: «...отец твой Василей лет уже и пять и шесть улусы мещерян напустил, животину нашу поймали», а кроме того, еще и требовал отступного — «двести тысяч алтын кун», украденных у его людей служилыми татарами Москвы¹⁵. За ответные набеги ногайцев на Московию их лидеры отказывались нести ответственность¹⁶. А через 15 лет тон ногайских посланий Грозному относительно российских служилых татар явно меняется. Приехавший в Москву 25 апреля 1552 года ногайский посол Белек Булат передал послание Арслана-мирзы, в котором, среди прочего, последний "бил челом Князю, чтоб Мещеру свою унял"¹⁷. Изложенное свидетельствует, что к середине XVI века служилые татары становятся одной из сильных и надежных составных частей российской военной мощи. По-видимому, середина и вторая половина того столетия станут временем расцвета института служилых татар.

И потому вполне понятна политика Кремля, направленная на усиление масс служилых татар, прежде всего в области экономической. Ниже будут представлены материалы, отражающие растущий процесс наделения поместьями татар-госслужащих, в том числе и на Нижегородчине.

Развитие страны, ее укрепление связаны с выявлением авторитарного характера российской государственности. На рубеже XV–XVI веков заметно усиливается система подданства: почти все (кроме священнослужителей) социальные слои общества стремятся подчеркнуть подчинение государству и государю, все более его персонифицирующему¹⁸. Ярким отражением этого процесса стало появление с 1516 года в отечественных официальных документах той обязательной формулы, где даже князья и бояре (социально-политическая элита) именовали себя не иначе как "холопами государевыми"¹⁹.

В созданном в 1547 году институте российского царства государь выступает прямым (а не опосредованным, как на Западе король через Папу) представителем Бога на земле, опираясь при том на Священное Писание²⁰. В известном письме к А. Курбскому Иван Грозный однозначно формулирует свое понимание степени власти самодержавного государя над подданными всех социальных ступеней: "А жаловати есмя своих холопов волны, а и казнити волны же есмя"²¹. С этим, видимо, связана одна из причин того, что "принципы отстаивания собственной воли, прав личности перед лицом власти не получили в России достаточного распространения«²². В значительной степени это было взаимосвязано с пониманием обществом важности защитных функций верховной власти и его готовностью делегировать государю дополнительные права и прерогативы²³. В общероссийском сознании категория «личность» все более уступала понятию «коллективизм» как одной из важных ценностей, составляющих менталитет россиян.

Таким образом, закладывались и развивались важные компоненты в шкале ценностей российской цивилизации, становящиеся почти сакральными в общественном сознании категорий «государь», «государство», «община», «служение», «экстенсив». Среди прочих обстоятельств выявление основных императивов российского типа мышления понадобилось автору и потому, что позволяет проследить, как и почему эти понятия стали со временем ценностными ориентирами и для служилых татар-мишарей.

Рост народонаселения и нехватка лесных массивов породили вынужденный переход жителей Северо-Восточной Руси (территориального ядра формирующейся субцивилизации) от подсечно-огневого земледелия к менее эффективному пахотному на рубеже XV–XVI веков — все это подталкивало сообщество к тому, чтобы полностью довериться государству в попытке выхода из социоестественного кризиса, разразившегося в это же время²⁴. Государство же, сдерживая падение жизненного уровня своих подданных, избрало путь движения «вовне», то есть расширение пространственных рамок существования. Таким образом, экстенсивный путь развития (введение в оборот новых природных ресурсов, новых рабочих рук, но не более производительных технологий) надолго стал приоритетным направлением в истории российской цивилизации. Именно этот фактор (экстенсив) лег в основу базы дальнейшего развития активной, с элементами агрессивности, внешней политики русского государства и, как следствие, делал неизбежными его столкновения с Казанским и Астраханским царствами, а также со степняками Причерноморья. Натиск на Казань и Астрахань, помимо прочего, имел и социоестественный мотив — невозможность для увеличившихся в числе подданных обходиться имеющимися и ухудшающимися земельными ресурсами²⁵.

Неизбежным становилось дальнейшее территориальное расширение российских пределов. XVI век стал заметной гранью этого процесса. Во времена московских государей Василия III и Ивана IV российская государственность и адекватно соответствующая ей политика все более обретали имперские черты. И потому захват и включение в состав государства Казанского и Астраханского царств становился все более актуальным вопросом в перечне важнейших внешнеполитических усилий, инициируемых Московским Кремлем. Широкомасштабная и разноплановая подготовка к походу требовала соответствующей концентрации сил, средств и возможностей. Помимо прочего, неизбежной становилась и стимуляция своих сотрудников, помощников и союзников. К последним надо отнести группы служилых татар, вполне оформившихся к XVI веку как надежный поставщик иррегулярных конных соединений, используемых время от времени властью для реализации ее возрастающих территориальных претензий к соседям. Институт служилых татар, достаточно изученный в отечественной историографии²⁶, существовал за счет наделения его представителей участками из государственного земельного фонда. Ниже будут представлены конкретные источниковые материалы, отражающие процесс и смысл наделения властями групп служилых татар во второй половине XVI века землей в пределах Арзамасского уезда. По мнению автора, это время стало второй и более широкой волной распространения тюркско-мусульманских элементов в зоне между Окой и Сурой. Выделяя служилым татарам с Мещеры земли для проживания, государство, зная об их боевых возможностях, рассчитывало с помощью их мобильных конных групп обеспечить эффективный надзор за безлесными участками к югу от Арзамаса над местами традиционных прорывов конных степняков к Москве. Ибо к последней четверти XVI века военная мощь крымских, ногайских, азовских, юртовских²⁷ татар была очень далека от своей исчерпанности.

Говоря об антиказанской политике и вообще о политике Московского Кремля в отношении татар, следует принять во внимание еще одно важное обстоятельство. В значительной степени внешняя и даже внутренняя политика России XVI века осуществлялась с учетом турецкого фактора. Исламская цивилизация, достигшая апогея на втором витке (XIII–XIX века) своего развития при султане Сулеймане II Великолепном (1520—1566)²⁸, продолжала бросать вызов Западу и российской цивилизации. Нетрудно оценить степень обеспокоенности московских правителей первой половины XVI века в условиях, когда исламские государства почти окружали Россию наподобие мусульманского полумесяца. В эту дугу входили часть современной Украины, Причерноморье с Крымом, ногайские территории между Доном и Яиком и Поволжье с Астраханью и Казанью.

Османская держава, способная существовать в условиях удачных войн, постоянно грозила Московии на протяжении XVI и XVII вв. В середине XVI столетия турки определили с персами зоны влияния на Кавказе, разделив Грузию и Армению. Турецкий вассал, султан Крыма, наносил урон украинцам и полякам, вел весьма агрессивную политику в отношении России. Почти весь XVI век Стамбул, боровшийся со Священной Римской империей за гегемонию в Европе, проводил серию удачных войн, громя сербов, греков, венгров, австрийцев, чехов и даже захватив части Южной Италии. В 1535 году турки заключили договор о дружбе и сотрудничестве с Францией. Союз Сулеймана II и Франциска I всерьез насторожил ряд европейских монархий. К тому же, покорив в 1516–1518 годах аравийский Хиджаз с его Меккой и Мединой, турецкие султаны стали обладателями общеисламских святынь и присвоили себе титул халифов — повелителей всех мусульман-суннитов. Особенно это обеспокоило российское правительство, имевшее многочисленных подданных мусульман в лице служилых татар. К тому же Сулейман II вполне открыто демонстрировал повышенный интерес к отношениям Москвы и Казани²⁹. Известно, что он готовил корпуса сипахов и янычар для переброски их от турецкого Азова на помощь Казани и Астрахани. "Отдаленность и другие заботы помешали Солиману II (так у автора. — С. С.) непосредственно заступиться за Казань и Астрахань; он поручил это крымцам и ногаям, — отмечал С. М. Соловьев. — Теперь, управившись с делами и слыша жалобы магометан, Солиман решился... отправить войско для завоевания Астрахани"³⁰.

После взятия Казани и Астрахани, потенциальных союзников османов, Москва становится более смелой в религиозных вопросах как в области внутренней, так и внешней политики. Так, гостивший в Москве патриарх константинопольский Иеремия выехал в мае 1586 года обратно на Босфор, снабженный не только богатыми дарами, но и царской грамотой в адрес султана Мурада III. В ней недвусмысленно говорится о стремлении Москвы, чтобы османские султаны более доброжелательно относились к предстоятелям Константинопольской и Антиохийской церквей. "Ты б, брат наш, Мурат салтан, патриарха Иеремию держал в своей области и беречь велел пашам так же, как ваши прародители патриархов держали в бережении, по старине во всем; ты б это сделал для нас«³¹. Послание царя содержит ноту превосходства Москвы над константинопольским патриархом. Формула «ты б это сделал для нас» демонстрирует осознание Кремлем своей независимости от иных православных церквей. Кроме того, письмо русского царя османскому султану от 1586 года являет собой одну из первых попыток Москвы указать Стамбулу, как вести себя с его православными подданными.

Вместе с тем угроза турок, продолжавших рассчитывать на осложнение отношений Кремля с неправославными (в том числе мусульманскими) подданными, а также ослабление позиции константинопольского патриарха стали внешними причинами, побуждавшими Москву задуматься, с одной стороны, о создании института российской патриархии, с другой — вполне заметное расширение российских границ и включение в состав государства иных народов с их верованиями также требовали укрепления влияния и авторитета Русской православной церкви и статуса ее предстоятеля. В январе 1589 года по инициативе царя Федора Иоанновича учреждается Московское патриаршество.

Со смертью Сулеймана II турки не оставляли надежд на возвращение татар Казани и Астрахани в лоно исламской цивилизации, а точнее говоря, на контроль над ними все еще грозного Стамбула. Ставший после смерти Сулеймана Великолепного фактическим правителем Турции могущественный великий визирь Мехмед паша Соколлу (Соколи), правивший почти до конца XVI столетия, не скрывал своих намерений отвоевать у России Казань и Астрахань³². По существу, именно он открыл полосу турецко-русских войн, пытаясь в 1569 году захватить Астрахань силами нескольких тысяч янычар под командой Касым-паши, брошенных на прорыв причерноморских степей из турецкого Азова. От имени безвольного преемника Сулеймана Великолепного султана Селима II Мехмед Соколлу предъявил в 1572 году ультимативное требование Ивану Грозному сдать Астрахань Турции, а Казань — Крыму³³.

Проводниками турецких устремлений в Восточной Европе продолжали оставаться крымские султаны и ногайские мурзы³⁴. Помимо других факторов, это заставляло Московский Кремль с повышенным вниманием относиться к казачеству и иному служилому люду, в том числе к служилым татарам. Силами дворянства расширяются пределы страны, дворянством же осваиваются земельные угодья. Таким образом, совокупность внутренних и внешних обстоятельств заставляла государство заботиться об улучшении материально-хозяйственной жизни служилых, и в первую очередь на беспокойных окраинах страны. "Во второй половине века, — отмечал С. Б. Веселовский, — открылась широкая возможность прочного поместного освоения восточных окраин государства — Арзамаса, Курмыша, Свияжска, Алатыря и Шацка"³⁵.

Неизбежную реорганизацию российского войска Иван IV увязывал с новациями в области социально-политической, укрепляя противовес своим оппонентам — земельной аристократии (боярам). В этой связи военный историк Е. А. Разин отмечал: "В процессе складывания Русского государства возникла и оформилась поместная система комплектования войска, которая позволила собирать для похода значительные силы. Поместные войска заменили феодальные ополчения, что определило количественный и качественный рост русского войска. После походов поместные войска распускались. Но для охраны границ государства необходимы были пограничные войска, формировавшиеся из... служилых людей"³⁶.

Теоретическое обоснование новой структуры вооруженных сил изложил в своих сочинениях еще Иван Пересветов, доказывая не только необходимость постоянного дворянского войска, но и предлагая создать "украинную армию"³⁷. Регламентацией пограничной службы в феврале 1571 года занималось специально созванное совещание детей боярских, станичных голов и станичников под руководством боярина князя М. Воротынского. На этом совещании был разработан и принят "боярский приговор о станичной и сторожевой службе«³⁸. По сути это был первый устав российской погранслужбы, достаточно четко и предметно установивший, кому, где, в каком количестве нести дозорную службу; как осуществлять контроль за местами, пригодными к прорыву превентивного противника — степняков Причерноморья; изложены обязанности и меры ответственности личного состава «сторожей» за несение службы.

Обеспечивая безопасность ближних и дальних рубежей в 70-е годы XVI века, российское правительство укрепляет ряд оборонительных линий и среди прочих засеку Кадом — Темников — Алатырь, увеличивая на ней число казаков, стрельцов и служилых татар. Это породило ряд реорганизационных мер на Нижегородчине в последней четверти XVI века, в том числе и переброску первых нескольких партий военных татар и служилой мордвы с Мещеры во вновь образованный (в 1560-е годы) Арзамасский уезд с его обилием необрабатываемых полевых площадей. В эпоху Ивана Грозного, боровшегося с аристократией и все более опиравшегося на служилые элементы, «на южной окраине государства, где очень нужны были ратные люди, правительство меньше считалось с «отечеством» тех, кого верстали поместьем"³⁹, — отмечал военный историк А. В. Чернов.

Претензии турецких султанов-халифов на контроль над мировым сообществом мусульман-суннитов также не могли остаться без внимания российской администрации. Русские посланники в Стамбуле пытались довести до сознания османских владык мысли о непритеснении мусульман в России. Так, в 1570 году посол Ивана IV Иван Новосильцев докладывал Селиму II: "...теперь государь наш посадил в Касимове-городке царевича Саип-Булата, мизгити (мечети) и кишени (кладбища) велел устроить, как ведется в бусурманском законе..."⁴⁰. Однако разговоры о благополучном положении мусульман в России не устраивали агрессивную Османскую Порту. Тем более что российская дипломатия XVI века в известной степени лукавила: в оправданном опасении за идейно-религиозную ориентацию части своих служилых Кремль постепенно разворачивал политику частичного размусульманивания своих татарских, мордовских и черемисских подданных⁴¹.

Имеющиеся в нашем распоряжении материалы показывают, что во второй половине XVI века политика крещенства на Нижегородчине осуществлялась не столько уездными властями, сколько обитателями монастырей. Укрепляя свое материальное состояние за счет привлечения в лоно христианской церкви новообращенных, монастыри стали проводниками идей размусульманивания. Экономическая и духовная экспансия становится отчетливее заметной здесь лишь в XVI и XVII веках. В § 1 главы IV автор попытается установить степень эффективности и результативности этой политики на Нижегородчине.

Начало XVII века, вошедшее в российскую историю под названием "Смуты«⁴², внесло свои характерные черты в контекст социально-политического развития страны в целом и Поволжья в частности.

Причины участия понизовского дворянства в событиях Смутного времени были разнообразны и взаимосвязаны. Их основу следует искать в различных особенностях хозяйственной жизни Поволжья, природно (прежде всего почвенно) отличавшегося от центральных и западных регионов европейской России. Известно, что группы помещиков из менее плодородных центральных, западных и северо-западных уездов в целом выступали на стороне боярского правительства В. Шуйского. Большинство периферийных дворян южнороссийских и волжских районов, признавшие ранее власть Б. Годунова, позже присягнули правительству Лжедмитрия I. На Нижегородчине таковыми стали служилые люди Балахнинского, Алатырского, Арзамасского и частично Курмышского уездов. «Условия хозяйственной жизни на юге (наличие массы плодородных земель и острая нехватка рабочих рук) требовали на данном этапе введения и сохранения в дальнейшем короткого сыска беглых крестьян, в то время как в интересах дворянства центральных, западных и северо-западных уездов были удлинение и полная отмена сроков сыска. К концу XVI века экономическая и военная роль южного дворянства значительно возросла, и оно добивалось более активного участия в политической жизни страны», — отмечал В. И. Корецкий⁴³.

В 1597 году был издан указ о пятилетнем сроке сыска беглых крестьян, а правительство В. Шуйского 9 марта 1607 года удлинило этот срок до 15 лет. Наряду с иными обстоятельствами это толкало южных и поволжских дворян к поддержке Годунова и Лжедмитриев и к противлению начинаниям Шуйского.

По-видимому, прежде всего в пласте социально-эко-номических обстоятельств следует искать причины политической активности дворян Поволжья, юго-востока Нижегородчины, в том числе и служилых татар, в событиях лихолетья начала XVII века⁴⁴. Конкретные события «Смуты» на Нижегородчине будут освещены автором во втором параграфе главы I.

Начавшийся при Иване IV процесс усиления мелкопоместных служилых элементов получает дальнейшее развитие при Борисе Годунове, Василии Шуйском и особенно во времена правления первых Романовых. Разросшийся до Урала государственно-земельный фонд стал материальной основой наделения служилого дворянства угодьями. «...на южных и восточных окраинах, заселяемых вновь в XVI веке, как, например... Арзамасском, Курмышском и Алатырском уездах, — везде в XVI веке московское правительство раздает земли только в поместья, а не в вотчины. Таким образом, поместное землевладение непрерывно росло, и рядовой воин-помещик становился господствующим типом землевладельца», — отмечал С. Б. Веселовский⁴⁵.

Ряд выявленных нами документов (отказные грамоты, отказы о наделении землей, грамоты воевод от имени государя конца XVI — начала XVII веков и т. д.) отражал процесс получения земельных наделов новыми служилыми людьми и на территории Нижегородского края. В их числе группа тюркских элементов — служилых татар (арзамасцев и алатырцев), положивших начало третьему этапу в процессе возникновения татарских поселений в пределах современной Нижегородской области, в татарских деревнях, возникших в степях Алатырского уезда к началу XVII столетия.

В ходе острой политической борьбы за власть, развернувшейся в начале XVII столетия, лидеры сложившихся группировок искали себе социальную опору во многих слоях общества, в том числе и среди служилых татар. Так, например, Лжедмитрий I особо подчеркивал свой «сюзеренитет» над Казанью и Астраханью. В письме к Римскому Папе Павлу V, отправленном в 1605 году, самозванец обозначал свой титул не иначе как "Самодержец и Великий Князь всея Руссии и всех Татарских Царств и иных многих Государств Московской державе покоренных«⁴⁶. Весь ход «Смуты» показал, что мобильные татарские отряды были способны решать серьезные военные задачи. От их участия в боевых действиях зависела судьба многочисленных кампаний, развернувшихся на протяжении всех лет Смутного времени.

С окончанием «Смуты» служилые татары, преимущественно из Касимова, Темниковского, Кадомского, Арзамасского и Алатырского уездов, как особо надежные постоянно используются Москвой при решении ее международных проблем. Ниже будут представлены данные, отражающие участие татар Нижегородчины в войнах XVII века с Польшей, Швецией, Литвой и Турцией.

Тридцатые годы XVII века добавили ряд новых проблем правящему режиму. В юго-восточные степные окраины государства перекочевали из Центральной Азии 57 тысяч калмыцких кибиток⁴⁷. Воинственное объединение калмыцких тайшей (князей), подавившее на своем пути ногайцев⁴⁸ и растянувшееся от Китая до Волги, надолго стало предметом тревог правительства России. Власти строят новые линии укреплений близ Симбирска, Карсуна, Саратова. Наряду с русскими служилыми там размещают татар, опять-таки как наиболее приспособленных к дозорной службе в степи. В том числе значительные партии служилых татар из Алатырского и Курмышского уездов отправляются туда в 1640-е годы. К тому же власти испомещали в тех районах ясачных крестьян, переведенных из иных густонаселенных мест. Перед калмыками, грозившими Москве до 1673 года⁴⁹, ставились не только военный заслон, но и обжитая, хозяйственно освоенная территория.

Затяжная война с Польшей 1654–1667 годов среди прочих своих последствий имела и те уроки, что извлекло российское правительство из ее кампаний. Войны становились долгосрочными, и их исход не решало одно сражение. Все больше требовались войска постоянной основы, готовые к непрерывной, а не сезонной службе. Поэтому правительство продолжило комплектование солдатских полков и конных рейтар, начатое еще в 1631–1632 годах в ходе подготовки к русско-польской войне 1632–1634 годов. Служилые татары Нижегородчины частично влились в новые конные полки.

Крестьянская война под руководством С. Т. Разина 1670–1671 годов затронула и Нижегородчину. Событиям в Поволжье того времени посвящены многие исследования, и нет необходимости повторять их основные положения и выводы; достаточно предметно эта крестьянская война отражена в ряде работ⁵⁰. Однако нет специальных сочинений, анализирующих в полном объеме мятеж 1670–1671 годов применительно к Нижегородскому краю. Отдельные его аспекты, связанные с участием в событиях татарского населения, затрагивают лишь частично А. И. Соловьев и А. М. Орлов⁵¹.

Имеющиеся материалы позволяют считать, что С. Т. Разин, разворачивая свое антиправительственное выступление, пытался принимать во внимание «инородческий» и исламский аспекты. При допросе его следственными органами в Москве было выявлено, что он направил письмо к татарам Казани и ее окрестностей с предложением о сотрудничестве. Это письмо, написанное на татарском языке, было персонально адресовано казанским муллам Икшею и Мамаю, мурзам Ханышу и Москову, а также неформальным религиозным авторитетам казанских общин — абызам. Во имя Бога и Пророка Разин призывал казанских мусульман примкнуть к нему или в случае неповиновения пенять на себя. Он обещал, обращаясь ко "всем обызом и всем слободцким и уездным бусурманом... ничево вам худова не будет, и мы за вас радеем...«⁵². Таким образом, в этом разинском «прелестном» письме казанским последователям ислама не содержалось сколько-нибудь заметной позитивной и развернутой программы в отношении поволжских мусульман. За примитивной формулой «ничево вам худова не будет» ничего не скрывалось.

Может быть, и поэтому документальные источники минимально отразили участие татар-мусульман Нижегородчины в крестьянской войне 1670–1671 годов. Осмыслить причины, ход и результаты воздействия разинского движения на татар рассматриваемых нами уездов автор попытается в § 3 главы IV настоящего исследования.

Последнее двадцатилетие XVII века по ряду причин стало переломным в жизни служилых татар. Это обусловлено рядом сложно взаимосвязанных причин.

К 1681 году в связи со смертью султанши Фатимы прекратило существование Касимовское ханство как самостоятельная единица в рамках российской государственности. Его уход с исторической сцены российской истории отнюдь не был связан лишь с увяданием генеалогического древа рода Касимова: в основе этого лежали более глубокие причины. По-видимому, полным ходом шел процесс отмирания института служилых татар, влиявший на степень социально-политической «нужности» Московскому Кремлю отдельного иноэтничного и самостоятельного вассального государства. Русские границы к тому времени достигли Китая. Касимовское ханство давно перестало быть буферным между Москвой, Казанью, ногаями и Крымом. Под воздействием конкретных реалий заметно менялись формы и методы ведения войны, что особенно проявилось в затяжных и не всегда удачных боях с Польшей. Появились новые виды вооружений и боеприпасов. Требовались базовые реформы российских вооруженных сил.

Исторически существование самостоятельного Касимовского ханства становилось анахронизмом⁵³. В последнее двадцатилетие XVII века татары Касимова наряду со служилыми татарами иных уездов продолжают находиться в рядах российского войска, но уже как лишенные остатков своей автономии.

Россия времен Алексея Михайловича и его наследников все более обретала имперские черты своей государственности, и в этих обновляющихся условиях, как всякая империя, искала новые формы и методы взаимоотношений со своими поликонфессиональными подданными. Для этого имелись как внутренние, так и внешние условия и обстоятельства.

Османская империя начинала проявлять элементы стагнации и упадка, теряя контроль и даже власть над своими периферийными территориями⁵⁴. В самой России происходил ряд новаций различного плана и уровня.

Восьмидесятые годы XVII века породили целую серию царских указов, специально посвященных татарским и мусульманским подданным России. Для их появления имелся ряд оснований. В начале 1679 года, в условиях войны с Турцией, в Москву поступили сведения, что в татарских деревнях Кунгурского уезда пришлые башкиры ведут протурецкую пропаганду, заявляя, что "Чигирин (крепость на Украине) турки и крымцы взяли и государевых людей побили, и мы будем воевать, потому что мы с ними одна родня и душа«⁵⁵. Очевидно, что под «родней» мятежные заговорщики понимали свою этническую принадлежность к туркам, а под «душой» — религиозную общность. Их разговоры не остались пустым звуком: в начале 1680 года кунгурский острог был взят татарскими повстанцами, а близлежащие села разорены. В 1681 году в ходе работы Церковного собора, на котором присутствовал царь Федор Алексеевич, поступили сведения, что на местах татарские мурзы-землевладельцы толкают православное население своих наделов и вотчин к принятию ислама.

Реакция Кремля была незамедлительной: в 1681 году издается указ Федора Алексеевича об изъятии владений, населенных христианами, у тех служилых татар и мурз, что сами не примут крещение⁵⁶ (позже он будет отменен царевной Софьей Алексеевной). С февраля 1682 года выехавшие по татарским деревням работники уездных администраций знакомили население с царским указом. До 25 февраля 1682 года устанавливался срок подачи соответствующих челобитных о переходе в православную веру служилых татар-мусульман, владевших землями с православным населением. Данный законодательный акт можно расценить как очередной удар по отмирающей системе института служилых татар.

5 апреля 1685 года вышел именной (от имени великих князей Иоанна и Петра Алексеевичей) указ с боярским приговором, также вносивший новые штрихи в положение и взаимодействие православной и мусульманской конфессий. Уже в самом названии документа отразилась его суть. Указ "О крещении иноверцев только по свободному их желанию без всякого принуждения, о соблюдении некрещеным татарам и другим иноверцам благочиния во время крестных ходов и необращения им новокрещенов в прежнее зловерие"⁵⁷ не следует считать однозначным. С одной стороны, он настаивал на недопущении возврата новокрещен в лоно ислама. (По-видимому, эту задачу должны были решать приходские священнослужители.) С другой стороны, правящие круги формирующегося самодержавия, считаясь с полиэтничностью и поликонфессиональностью страны, требовали от своих подданных взаимотерпения и взаимоуважения; по сути, указ адресовался жителям сел и деревень смешанного состава.

В 1686 году появляется новый именной указ князей Иоанна и Петра Алексеевичей с боярским приговором. Этот законодательный акт имел следующее название: "О справе поместий после некрещеных Мурз и Татар, за некрещеными их детьми и внучатами; а если после Мурз и Татар некрещеных детей и родственников не останется, то справлять поместья их за крещеными родственниками"⁵⁸. Смысл закона заключался в достижении некоего компромисса между властями и представителями мусульманской конфессии: приоритет получения земли по праву наследования в татарской среде предоставлялся некрещеным (стало быть, мусульманам), и тем не менее первенство получения поместий отдавалось принявшим крещение. Таким образом, по мере возможности государство закрепляло собственность за православными.

Перечисленные документы в известной степени способствовали процессу дальнейшего отмирания института служилых татар как социальной категории, подготавливали его окончательный уход с арены политической жизни российского общества. Подчеркнем, что параллельно с означенными указами в области религиозной правительство разворачивало блок серьезных преобразований в сфере организации и управления армии.

К тому же война с Турцией опять выявила слабые стороны организации русских вооруженных сил, что особо подчеркнули неудачные бои за Чигирин, походы на Дон 70-х годов. Вновь сделав для себя выводы, российское правительство предприняло известную военную реформу 1680 года, направленную на устранение недостатков в комплектовании, формировании и управлении войском. Стержнем преобразований должно было стать увеличение полков нового строя — регулярных войск. Но по финансовым соображениям власть не решилась ликвидировать старую поместную конницу, в том числе и из служилых татар. "Хотя эта конница не имела самостоятельного боевого значения, — отмечал А. В. Чернов, — она все же отрицательно влияла на боеспособность войск. Это показали, в частности, крымские походы«⁵⁹.

Какое-то время на рубеже XVII–XVIII веков служилые татары ряда уездов продолжали активно участвовать в реализации внешних и внутренних интересов правящей элиты страны. Но под воздействием изменившихся методов проведения военных кампаний иррегулярная самообеспечивающаяся конница стала анахронизмом. Ход войн показал: требовалась армия регулярная, чьи соединения базировались по казармам и квартирам и не были связаны с необходимостью хозяйственной деятельности.

Реформы Петра I нанесли самый мощный и последний удар институту служилых татар. В 1718 году издается специальный указ о переводе значительной части татар на лесные («лашманские») работы⁶⁰, и, по сути, они оказались вытесненными за обочину активной социально-политической жизни Российского государства. Подавляющая их часть окончательно переходит в разряд трудящихся россиян. Исключение составили крупные татарские землевладельцы, успевшие к началу XVIII века в большинстве своем принять православие. Некоторые специалисты считают, что с тех пор бывшие служилые татары попали в худшую полосу своей жизни. «Эта работа была крайне тяжелой», — отмечает А. М. Орлов⁶¹. Ф. А. Рашитов также полагает, что петровские преобразования, в том числе введение лашманства, госмонополии на соль, налоговая реформа и т. д., вели "к дальнейшему ухудшению материального и социального положения коренного населения Поволжья и Урала«⁶².

Но следует вспомнить, что еще в 1713 году Петр I издает указ, согласно которому мусульманам Казанской и Азовской губерний — владельцам поместий, вотчин и крепостных предлагалось принять крещение в течение полугода⁶³. Режим «держал открытой дверь» в ряды правящей дворянской элиты для состоятельных нерусских элементов, естественно рассчитывая, что они воспримут нормы и традиции, в том числе тогда наличествующую (иной не было) идеологию российской социально-политической верхушки, как это неоднократно имело место в прошлом.

Если рассматривать «лашманский» указ 1718 года через призму историзма, становится вполне различимой его рациональность, причем как для самого государства, так и для части сообщества — служилых татар. Служилые татары по ряду вышеизложенных объективных причин и обстоятельств исчерпали себя как поместные конники. И русские, и нерусские поместные войска, рожденные эпохой Ивана Грозного и эффективные на определенном историческом этапе, к XVIII столетию были тормозом для дальнейшего расширения Российского государства и уязвимым местом в его обороноспособности. Другими словами, государство не могло рассчитывать в условиях ведения долголетних войн на те соединения, воины которых (сочетая в своем подавляющем большинстве права землевладельца с трудом земледельца⁶⁴) постоянно были связаны со своими хозяйствами, сезонными работами и т. п. С 1718 года служилые татары перестали воевать в массовом порядке. Но государство отнюдь не посягнуло на их поместья, оставляя им статус мелкого землевладельца. Причем Петр не посягнул и на статус служилых татар как свободных людей: вопрос об их закрепощении не ставился. Государство в допустимых ему пределах пыталось соединять свои задачи с интересами подданных. Естественно, что наделенные от государства земельной собственностью служилые татары должны были сочетать права землевладельца с обязанностями госслужащего. Но изменилась форма службы — от военной к трудовой. Вряд ли следует считать, что ратная служба и тяготы войны были проще и легче лашманского дела.

Добавим, что Ф. А. Рашитов никак не упоминает тот факт, что правительство платило лашманам за их труд. А. М. Орлов замечает, что "устанавливается небольшая плата — конный работник получал по 10 коп., а пеший 5 коп. в день"⁶⁵, но забывает о том, что правительство постоянно повышало зарплату своим "лесным работникам«⁶⁶. Доходы лашманов от своего труда однозначно квалифицированы А. М. Орловым как «небольшая плата», причем исследователь не дает никаких критериев для определения — насколько значительны или ничтожны были те выплаты.

А между тем сравнительный анализ некоторых материалов XVIII века дает возможность считать, что суммы, выдаваемые Адмиралтейской конторой лашманам, были значительными. Опираясь на сведения о ценах на основные товары в Нижнем Новгороде в начале XVIII века, почерпнутые из трудов Корнелия де Бруина⁶⁷, можно утверждать, что только за три недели летней работы в лесах конный лашман получал средства для приобретения 2 четей земли⁶⁸, или 35 кур, пеший за это же время зарабатывал уплату годового налога государству⁶⁹, или 4 хороших барана, или до 100 уток. Зимой, когда день был короче, но свободного от полевых работ времени больше, жалованье снижалось соответственно до 6 и 4 копеек в день⁷⁰. Изложенное заставляет считать вопрос о «тяжелом положении лашманов» по меньшей мере спорным.

Изложенное также не позволяет согласиться ни с тоном, ни со смыслом утверждения А. М. Орлова о том, что "освобождались от корабельных работ лишь крестившиеся инородцы да русские. Дано указание крестившихся от лашманства освободить, заменяя их некрещеными, а также русских не приписывать«⁷¹. Правовое пространство, в котором жили разные этносы Российской империи, не позволяло направлять на государственные работы русских крестьян, которые в большинстве своем являлись крепостными русских же помещиков. Выполнение ими работ в пользу государства означало нарушение установленных самим же государством социально-экономических прав российского дворянства. Иное дело, что у крепостных русских крестьян не было права на высокооплачиваемую государством работу, ибо они не обладали в отличие от татар XVIII века статусом «служилых» людей. Помимо прочего, следует признать, что татары раньше, нежели русские крестьяне, стали развивать традицию довольно выгодного отходничества.

Таким образом, у части жителей татарских деревень⁷² появились хорошие возможности дополнительных или основных доходов, позволявшие уже с середины XVIII столетия заняться торговлей, процесс развития которой автор рассмотрит ниже. К концу XVIII века, когда правительство Екатерины II пересмотрит условия членства в купеческих гильдиях (1785), у части татар рассматриваемых нами деревень окажутся на руках суммы, превышавшие 1000 рублей и позволявшие их владельцам быть причисленными к третьей купеческой гильдии⁷³.

С XVIII столетия историческая судьба подавляющей части татар России, в том числе и мишарей Нижегородчины, продолжилась в качестве крестьян — земледельцев и торговцев. Развитие их материально-хозяйственной и духовно-религиозной жизни автор рассматривает и анализирует в соответствующих главах настоящей работы.