Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Краеведение и региональные исследования
Тюркизм как историческое явление — 4.3. Вступление России в Первую мировую войну и отклики на него тюркоязычного населения страны.
29.06.2009

4.3. Вступление России в Первую мировую войну и отклики на него тюркоязычного населения страны.
V Всероссийский съезд мусульман.

Социальные настроения к началу Первой мировой войны качественно отличались от общественных настроений 1904-1905 годов. В значительной массе российское сообщество переживало резкий подъем патриотических чувств, подмеченный многими современниками, а позже историками.

Начало Первой мировой войны стало вполне заметной чертой, разделившей деятелей российского тюркского движения на две группы: представителей тюрок, настроенных в целом патриотически, и носителей антироссийских настроений. К первой следует отнести членов Госдумы того времени Г.Еникеева, И.Ахтямова, М.Джафарова, К.-М.Тевкелева и некоторых других.

В первые же дни войны Г.Еникеев, И.Ахтямов и М.Джафаров сделали официальное заявление, тиражированное затем в средствах массовой информации. Среди прочего, они подчеркивали: «Во исполнение нашего долга, мы считаем своею обязанностью заявить, что мусульманское население России, сознавая серьезность переживаемого момента, воодушевлена охватившим и объединившим все народы России могучим желанием отразить дерзкое нападение врагов нашего отечества, посягнувших на честь, достоинство и целостность его.

В полном сознании долга своего перед родиною, мусульмане готовы на всякие жертвы и в полном единении со всеми русскими гражданами до конца будут бороться и защищать честь и целостность (курсив наш — О.С.) России. В эти дни тяжких испытаний для нашей родины мы чувствуем себя только сынами великой России и в этом могучем чувстве солидарности, мы
верим — залог нашего успеха и горе наших врагов»[1] . Это декларативное заявление было сделано в духе идей известного идеолога И.Гаспринского, которого тюркский мусульманский мир потерял 24 (11) сентября 1914 года.  Серия соболезнований и некрологов заполнила страницы «Терджимана» и других изданий, как российских, так и зарубежных. Многие предлагали использовать опыт деятельности И.Гаспринского по взаимодействию с государством для дальнейшего развития тюркского движения.

Получив устное поручение написать записку «О современных настроениях в среде казанских магометан», военный цензор Н.Ашмарин[2], проанализировав соответствующую литературу, обратил внимание на влияние И.Гаспринского   на тюркское движение России в целом и, в частности, Казанской губернии. С точки зрения языка, на котором говорили казанские татары, влияние Гаспринского было серьезным. «Ломаный персидский язык ученых мулл и сартское наречие татарских книг стали меняться… языком, в котором преобладали османские слова и османские формы речи. Казанцы вдруг заговорили на турецком языке, хотя этот язык, в устах татарской интеллигенции, обратился в довольно дикий жаргон»[3].

Сам же Гаспринский, по замечанию Ашмарина, использовал «почти чистый турецкий язык, несколько упрощенный (на нем говорит часть населения Крымского южного берега)»[4] . Интересно замечание военного цензора о том, что Гаспринский «учил татар быть русскими гражданами, но его ученики пошли дальше своего учителя», они поняли, что «интересы господствующих и угнетенных наций не всегда совпадают»[5]. В условиях начавшейся войны он уместно напомнил о том недавнем времени, когда «некоторые из татар не стеснялись выражать свое сочувствие андижанскому восстанию и военным успехам японцев в их борьбе с Россией», о том, что «в наше время  (1914 г. — авт.) пишутся стихи против русских, газетные статьи о благодетельном значении Турции, комплименты немецким офицерам…»[6].

Власти взяли настроения мусульман под строгий контроль. Полицмейстерам и исправникам поступила установка ДДДИИ от 28 августа 1914 года — выяснить, как встретили мусульмане начало войны. Было необходимо понять, «в какой степени местные муллы способствовали путем произнесения поучений, совершением особых богомолений… укреплению в населении сознания всей важности переживаемых ныне событий и понимания обязанностей, лежащих на всех верноподданных без различия религии и национальности»[7].

Собранная спецслужбами информация о настроениях российских мусульман позволила ДДДИИ сделать следующие обобщения: «населяющие Империю мусульмане различных народностей не остались чуждыми тому общему патриотическому подъему, каким ознаменовалась происходящая ныне война между Россией и немецкими державами…»[8]. Часть татар по-своему интерпретировала создавшуюся ситуацию. «…хотя симпатия местного татарского населения и на стороне Турции, — доносил казанский полицмейстер 30 октября 1914 года, — но образ ее действий по отношению к России мусульмане считают вероломным и высказывают, что Турция, подпав под влияние немцев и евреев, сама себе подписала смертный приговор». И добавлял: «Насколько именно искренни мусульмане, сказать трудно, так как народ этот вообще скрытный и не доверяющий даже своим единоплеменникам»[9].

По мнению министра внутренних дел Н.Маклакова, «должная лояльность проявляется в полной мере не только консервативно настроенными широкими народными массами, но и прогрессивными элементами российского мусульманства»[10].

И все же сама ситуация враждебности со стороны Турции по отношению к России создавала напряженность — опасение властей, что турки усилят антирусскую агитацию, способную вызвать брожения среди российских мусульман.

По сведениям, полученным от дипломатических представителей в Стамбуле в 1914 году, турецкими панисламистами, еще до открытого враждебного выступления Турции против России, было составлено и переведено на иностранные языки особое воззвание к мусульманам всего мира под названием «Священная война обязательна». В нем утверждалось, что в числе тех земель, которые поддержат турок, будут «Кавказ, Туркестан, Крым, Казань, Астрахань и казачьи земли». Опираясь на Коран, якобы «повелевающий убивать и уничтожать неверных», воззвание предлагало мусульманам сбросить рабство со стороны христиан[11]. В нем русским людям, христианам, входящим в правящую элиту России, именуемым неверными, приписывалось «стремление погасить дивный свет магометанской религии». Что касается всех христиан России из разных слоев населения, то о них говорилось, что «мусульмане работают на христиан, а сами умирают с голода, будучи рабами христиан»[12].
Эта информация рассматривалась как важнейшая в условиях начавшейся войны на территориях с компактным проживанием мусульман.

В начале 1915 года К.-М.Тевкелев, как один из лидеров мусульманской фракции Думы, огласил еще одно официальное заявление в следующих выражениях: «Как в прежние войны, так и теперь, мусульмане беспрекословно предоставляют Российскому государству своих отцов, сыновей, братьев и свое достояние для борьбы с внешними врагами. Отношение мусульман к настоящей войне вытекает из старых традиций, которые заключаются в том, что мусульмане, сражаясь за Россию с ее врагами всегда проливали кровь одинаково и наравне с коренным русскими населением...»[13]. Текст молитвы на татарском языке «За победу» за подписью члена ОМДС Капкаева был разослан на места с компактным татарским населением[14].

В приведенных материалах обращают на себя внимание несколько моментов. Часть тюркских национальных лидеров отчетливо, недвусмысленно и широко напоминала единоверцам о давних традициях сотрудничества российских этносов
на боевом поприще. Тем самым они в известной степени стимулировали и укрепляли чувства патриотизма и готовности защищать Отечество, подразумевая под ним не отдельный регион, а Россию в целом. Они же официально и однозначно выступили против посягательств на территориальную целостность и единство страны, подчеркивая недопустимость обособления от нее отдельных территорий в ходе войны и в последующий период.

Думается, что в значительной степени эти заявления были искренними  по ряду объективных причин. Отметим, что они исходили от некоторых «государственников», большая часть  сознательной жизни которых прошла под знаменем служения интересам империи[15], которые являлись крупными землевладельцами, что также влияло на их желание видеть режим стабильным и независимым.

Массовые патриотические  настроения среди рядовых тюрок-мусульман во второй половине 1914 года фиксировались властями в Казанской[16], Нижегородской[17], Симбирской[18], Уфимской и других губерниях с компактно проживающим тюркским населением. Каких-либо нежелательных эксцессов среди запасных и ратников мусульман, как правило, не наблюдалось[19].

Межэтничность и межконфессиональность во взаимо-действиях отдельных групп населения России постоянно сказывалась в конкретике жизни и в масштабах всей страны и на уровне отдельных уездов. Чем более чересполосным было расселение различных этносов на территории России, тем более прочным было вхождение их в российскую цивилизацию. На это обращалось внимание местными администрациями еще в начале XX века. Например, земский начальник первого участка Сергачского уезда, делая представление  губернатору 9 октября 1914 года, отмечал: «татарское население по участку разбросано и не может представлять собой известной единицы, которая может реагировать самостоятельно на разные переживания нашей родины…»[20]. Характеризуя положение дел на вверенной ему территории, земский начальник четвертого участка Васильского уезда подчеркивал: «татары всегда были верные сыны общей нашей матери – России и Царя Батюшки… за что мы, русские, считаем их родными братьями»[21].

Тогда же в октябре 1914 года земский начальник 4-го участка Васильского уезда в своей докладной начальству указывал: «Я знаю татар, говорю часто с ними о войне и уверен, что в случае войны с Турцией они также будут преданы Родине»[22]. И еще: «Я был счастлив за свой участок, видя такое настроение татар»[23].

Ряд служителей мусульманского культа Поволжско-Приуральского  региона (Казанской, Уфимской губерний), а также Петрограда,  подписали коллективный «протест» российского исламского духовенства, направленный в Турцию в связи с началом боевых действий. Об этом с гордостью говорили татары других регионов[24].

Многие муллы по случаю побед российского войска на фронтах проводили молебны[25].

Со второй половины 1914 года среди сельских татар-мусульман ряда поволжских губерний развернулся процесс сбора денежных средств в пользу воинов, членов их семей и раненых[26], как ответ на циркуляр Оренбургского муфтия М.Султанова за № 45 от 16 августа 1914 года  с призывом организации в российских мечетях пожертвований в пользу Российского Общества Красного Креста[27]  по оказанию помощи воинам и их семьям[28].

Острый вопрос об избрании муфтия ОМДС членами мусульманского сообщества России без какого-либо влияния на этот процесс со стороны государства был снят решением самого же государства. Особое совещание по мусульманским делам при МВД в 1914 году признало необходимость «сохранить существующий порядок замещения высших мусульманских духовных должностей путем назначения правительственной властью»[29]. Тогда же была поставлена точка в дискуссии высших чиновников по поводу решения вопроса о децентрализации ОМДС[30]. И Оренбургский, и Таврический муфтияты сохранились в прежних территориальных границах[31].

В ноябре 1914 года спецслужбы взяли под свой контроль так называемый Восточный клуб города Казани, который возглавлялся Абдуллой Апанаевым. На встречи членов клуба приезжали Юсуф Акчура и Хасан Гати Мухаметов, которые за игрой в домино и карты обсуждали с казанскими «туркофилами» политические вопросы. Начальник Казанского ГЖУ считал, что клуб следует закрыть, а его членов (муллу Галеева, азанчея кладбищенской мечети Кияму Зульфакарова, имамов Амирхановых Абдулу и Мухамета и их сыновей — Фатыха и Ибрагима, Терегуловых Ибрагима и Биби-Айшу) выслать. Но полиция не добыла сведений о сборе ими средств на турецкий флот, тем самым подозрения в их адрес не подтвердились[32].

С 6 по 14 декабря 1914 года в Петрограде прошли заседания представителей тюркской общественности, инициированные мусульманской фракцией Госдумы, формально — V съезд мусульман. Этот съезд в определенном смысле «выбивается» из общей череды съездов российских мусульман в силу меньшей освещенности в исторической литературе и содержания работы[33].

В столицу съехались представители 38 региональных тюркско-мусульманских объединений из 81 наличествующего[34]. В цели мероприятия вменялась организация конкретной медицинской помощи раненым российским воинам. «Съездом» руководил депутат Госдумы И.Ахтямов. Тогда же был сформирован «Временный мусульманский комитет для оказания помощи воинам и их семьям». Его задача заключалась  организации специального фонда и санитарного отряда[35]. Кроме того, было решено избрать «ЦК Российских мусульманских общественных организаций» — по сути, заново, в условиях войны. Тем самым делалась попытка оказания помощи государству в формировании  общественно-политического объединения мусульман.

Принятый съездом проект под названием «Положения об управлении духовными делами мусульман Российской империи» повторил (апрельское 1914 года) решение Особого совещания мусульман при МВД. Подтверждалась правильность «единообразного устройства порядка управления духовными делами мусульман России вообще, без разделения на местности, на началах широкой автономии»[36].

Внешне мероприятие выглядело благонадежным. В своем донесении в департамент полиции от 4 февраля 1915 года петроградский градоначальник, среди прочего, отмечал: «...занятия съезда не выходили из пределов разрешенных Министерством внутренних дел программ, причем каких-либо выступлений в пользу Германии и Турции, безусловно, не было»[37].

На съезде среди прочих инициатив была высказана достаточно спорная и далеко непростая мысль «о желательности назначения муфтиями лиц, имеющих духовно-ученые степени»[38]. Эту же идею распространила и поддержала националистическая газета «Вакт». Смысл такого предложения был очевиден: привести  к духовной власти над российскими мусульманами лицо, получившее высшее богословское образование и ученую степень на Ближнем Востоке, ибо лишь исламский университет в Аль-Азхаре  (Каир) обладал статусом и возможностью присваивать ученые степени в области мусульманского богословия.

Однако повторимся: согласно существовавшему тогда законодательству, оренбургский муфтий назначался решением главы государства (императора) по представлению министра внутренних дел. Провокационный смысл вышеупомянутого предложения тюркистов был понятен многим.

Таким образом, приведенные факты подтверждают мысль о том, что большинство рядового тюркского населения и их религиозные предводители переживали в 1914 году подъем патриотических настроений и были готовы защищать Россию от немцев, австрийцев и даже единоверцев-турок. Косвенно это указывает на то, что в целом почти десятилетняя радикальная националистическая пропаганда так и не пустила глубоких корней в массе тюркских сообществ в центральной части европейской России.

В какой-то степени изложенное и его предварительные обобщения наводят на мысль о том, что результаты пропагандистских усилий радикальных националистов не выходили тогда за рамки настроений узкого круга некоторых видных партийно-политических деятелей, отдельных представителей тюркской интеллигенции и предпринимателей. Радикальные (в частности, сепаратистские) настроения не овладели сознанием большинства служителей мусульманского культа и исламских иерархов региона Поволжья, тем паче массы его рядового тюркского населения.

Со своей стороны, российские  исламские богословы не могли не учесть тех сдвигов, которые происходили в российской общественной жизни с начала XX века. Подтверждением этого тезиса служит работа Р.Фахретдинова «Дини вэ ижтимагый масэлелэр» («Религиозные и общественные вопросы»), посвященная идее необходимости синтеза религиозных и светских основ для развития исламской нации.
По мнению некоторых исследователей творчества Р.Фахретдинова, он был близок к панисламизму Р.Ибрагимова и З. Камали[39]. В то время, как основная масса имамов оставалась на позициях кадимизма.

Вскоре после съезда достаточно быстро развернулся набор добровольцев в первый санитарный отряд,  во главе которого был доктор Султанов, а студенты-медики из мусульман Москвы, Петрограда, Харькова, Киева и других городов изъявили желание пополнить его ряды[40]. Укомплектованный отряд вскоре выбыл в Баку на Кавказский фронт.

Вновь сформированный «Временный мусульманский комитет для оказания помощи воинам и их семьям»  планировал в марте 1915 года чтение лекций перед петроградской общественностью «для ознакомления русского общества с положением пострадавших мусульман Карской области»[41].

ОМДС разослало в приходы рекомендацию, подписанную муфтием Султановым, поддержать сборы во время собраний прихожан[42]. Мусульманское благотворительное общество Москвы ходатайствовало перед властями о дозволении сбора пожертвований[43]. В Петрограде в апреле 1915 года генерал-майор Давлетшин, председатель Комитета по оказанию помощи воинам и их семьям, возбудил перед МВД вопрос о сборе средств в мечети.

Пожертвования в ходе организованных в начале 1915 года мусульманами спектаклей собирались в Бухаре, Томске, Ташкенте, Челябинске и других городах[44]. Тогда же тюркско-мусульманские газеты на местах стали собирать по подписке деньги на нужды пострадавших от войны жителей Карской области. «Икбал» (Баку) передала Бакинскому благотворительному обществу 20 тысяч рублей, «Терджиман» (Бахчисарай) — 1 тысячу, «Турмыш» (Уфа) —  1,8 тысячи, «Иль» (Москва) — 1,5 тысячи[45]. Деньги собирали также киргизская «Казак» (Оренбург), «Сада-е-Туркестана» (Ташкент), «Сада-е-Фергана» (Фергана), «Вакт» (Оренбург). Лишь казанские «Юлдуз» и «Куяш» оказались вне этой деятельности[46].

Методика сбора средств на различные нужды у тюрок-мусульман отличалась от той, что практиковали православные приходы. Часто использовалась чисто светская деятельность:  устройство киносеансов, благотворительных концертов, литературно-музыкальных вечеров, национального праздника Сабантуй и др.

З.Миннулин отметил интересную деталь: «в некоторых обществах, даже элементарные, на первый взгляд, способы сбора средств наталкивались на противодействие консервативных элементов». И привел пример: в Симбирском мусульманском обществе в декабре 1914 года некоторые его члены отказались использовать такую форму сбора, как кружечный. Это было обосновано  заявлением, что «сбор денег с помощью кружки, это русский обычай, а мы не русские»[47].  Эпизод говорит не только о консерватизме, но консерватизме, окрашенном в национальные тона, выраженном в желании некоторых лиц противопоставить себя русским даже не по сути, а по форме. Однако многочисленные источники, раскрывающие тему сбора средств, показывают, что большинство тюрок считали кружечный (тарелочный) сбор вполне приемлемым делом[48].   

Выполняя патриотический долг перед Отечеством в условиях военного времени, тюрки-мусульмане не забывали об укреплении своих приходов и возведении новых мечетей. Постоянно росло число мусульман в российских городах[49]. В 1915 году возведением минарета было завершено строительство мечети в Ярославле, начатое еще в 1913 году[50]. Тогда же, в 1915 году была открыта Нижегородская соборная мечеть, торжественная закладка которой была  совершена двумя годами раньше (1913)[51]. Несмотря на долгие хлопоты по открытию мечетей в имперских городах, строительство их властями разрешалось — и в стенах мечетей российских мусульман звучали молитвы за победу России в мировой войне.

Та деятельность российских тюрок, что не шла вразрез с законом, не запрещалась[52]. Они могли свободно передвигаться с разными целями по территории империи[53]. Имамы приглашались на должности в столицу и другие города[54], ездили по делам и по приглашению родственников в разные регионы России[55].


[1] Миллят (Петроград). №13. 21. УШ. 1914. — С.5.

[2] Ашмарин Н. О современных настроениях в среде казанских магометан. 17 сентября 1914 г.  — НАРТ, ф. 199, оп. 1, д. 948, лл. 139-142.

[3] НАРТ, ф. 199, оп. 1, д. 948, л. 139 об.

[4]  Там же.

[5] НАРТ, ф. 199, оп. 1, д. 948, л.141.

[6] НАРТ, ф. 199, оп. 1, д. 948, л.141.

[7] ЦАНО, ф. 2, оп. 1, д. 1485, л. 1-2.

[8] Письмо  ДДДИИ МВД губернаторам от 18 октября 1914 г. за № 8597 — ГАУО, ф. 88, оп. 4, д. 223, л. 11; НАРТ, ф. 199, оп. 1, д. 948, л.183. Судя по данным источников, противоположные ситуации, по-видимому, являлись крайне редкими. Однажды (1914) завели дело на Умяра Феттяхетдинова Мангушева из татарской деревни Нижегородской губернии Камкино по поводу оскорбления им словами императора Николая II, но при дознании пристава третьего стана по Княгининскому уезду факт оскорбления не подтвердился — ЦАНО, ф. 2, оп. 1, д.2617, лл. 1.

[9] НАРТ, ф. 199, оп. 1, д. 948, л.170-171.

[10] ЦАНО, ф. 2, оп. 1, д. 1485, л.35.

[11] НАРТ, ф. 199, оп. 1, д. 948, л. 175.

[12] ЦАНО, ф. 2, оп. 1, д. 1485, л.46 – 46 об.

[13] Миллят (Петроград). — №19. — 7.II. — 1915. — С.2; Мусульманские депутаты Государственной Думы России. 1906-1917: Сборник документов и материалов / Отв. ред. Х.Ф.Усманов. Сост. Л.А.Ямаева. Уфа: Китап, 1998. — С.256.

[14] ЦАНО, ф. 2, оп. 1, д. 1485, л. 31 об.

[15] Так, например, Гайса Хамидуллович Еникеев — потомственный дворянин, отставной, боевой генерал из Туркестана, неоднократно защищавший интересы режима и неоднократно им награжденный. К.-М.Тевкелев, отставной гвардии полковник, служил офицером в лейб-гвардии казачьем полку, участник русско-турецкой войны, был представителем одного из самых знатных татарских военно-служилых кланов России. В этот клан входили генерал, муфтий, кавалеры орденов и т.д. Кроме того, многие представители этого течения в тюркском национальном движении, будучи владельцами крупной недвижимости, не желали «больших потрясений».

[16] Аршаруни А., Габидуллин Х. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. — Рязань: Изд-во «Безбожник», 1931. — С.52.

[17] Избранные мусульманами в качестве сборщиков средств на Нижегородской ярмарке Халвин и Утямышев передавали собранное председателю Ярмарочного комитета А.С.Салазкину. «Особую деятельность в течение минувшей ярмарки (1914 г. — авт.) проявил местный мулла Мамадышский мещанин Абдул Сулейманов» — ЦАНО, ф. 2, оп. 1, д. 1485, л. 10, 11.

[18] ГАУО, ф. 76, оп. 7, д. 1412, л. 3.

[19] ЦАНО, ф. 2, оп. 1, д. 1484, л. 11.  

[20] ЦАНО, ф. 2, оп. 1, д. 1485, л. 30.

[21] ЦАНО, ф. 2, оп. 1, д. 1485, л. 31.

[22] Там же, л. 32.

[23] ЦАНО, ф. 2, оп. 1, д. 1485, л.31 об.

[24] Там же.

[25] Имам из Камкино Мертагер Аблязов, прослуживший муллой 34 года и пользовавшийся заслуженным уважением в приходе, хорошо помнивший турецкую кампанию, сказал, что «тогда, в 1877 году, татары верно сражались против турок, а теперь и подавно. Коран велит чтить Бога, Магомета и Царя, наш Царь — Русский, и мы прольем с радостью за него кровь…» — ЦАНО, ф. 2, оп. 1, д. 1485, л. 33 об

[26] О многочисленных фактах сбора денег, вещей, ржи среди татар Сергачского, Княгининского, Васильского уездов Нижегородской и Курмышского уезда Симбирской губернии см.: ЦАНО, ф. 2, оп. 1, д. 1485, лл. 16, 22, 24 об.,25, 27, 28-31 и др.

[27] ЦАНО, ф. 2, оп. 1, д. 1485, лл. 18-18 об.

[28] Васильский уездный исправник (Нижегородская губерния) отмечал, что «пожертвования от татарского населения поступают даже в больших размерах по сравнению с пожертвованиями от русских крестьян соседних селений» — ЦАНО, ф. 2, оп. 1, д. 1485, л. 22.

[29] Положения, принятые по вопросам управления духовными делами мусульман особым совещанием по мусульманским делам при МВД в 1914 году — Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / Сост. Д.Ю.Арапов. — М., 2001. — С.301.

[30] Перед апрелем 1914 года (на это время было назначено Особое совещание по мусульманским делам) вновь стали поступать ходатайства, иногда повторяющие прежние, отражающие религиозные организационные потребности мусульман России. Так, 40  представителей родов киргизов Уральской области и поддержавший их бывший депутат II Государственной Думы Б.Б.Каратаев ходатайствовали «Об учреждении духовных управлений для киргизов степных областей», надеясь, что это решение, по сути, уже было принято Манифестом 17 апреля 1905 года — Ходатайство родовых представителей киргизов Уральской области об учреждении духовных управлений... — Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / Сост. Д.Ю.Арапов. — М., 2001. — С.312. Резолюция Семиреченского мусульманского собрания от 31 марта — 1 апреля 1906 года, решившего, что необходимо  создать Мусульманское духовное собрание Туркестанского края, была вторично представлена в Особое совещание по мусульманским делам 14 марта 1914 года уполномоченными Мухамедом Закиром Абдулвагаповым и Ахемтбеком Койбагаровым — Ходатайство Семиреченского мусульманского собрания 1906 года  — Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / Сост. Д.Ю.Арапов. М., 2001. — С.306. 

[31] Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / Сост. Д.Ю.Арапов. — М., 2001. — С.301.

[32] НАРТ, ф. 199, оп. 1, д. 948, лл.143, 154-155, 164, 167-169 об.

[33] Автором был сделан доклад на эту тему — тезисы опубликованы: Сенюткина О.Н. Изменение общественных настроений в тюркской среде в начале Первой мировой войны (V Всероссийский съезд мусульман и его решения) //Социальное творчество и культурные коммуникации в прошлом и настоящем: Сб. материалов научной конференции. — Нижний Новгород: Изд-во Фонда «Народный памятник», 2005. — С.93-94.

[34] Национальные проблемы. — №1. — 1915. — С.37.

[35] Началось формирование, комплектование и обеспечение санитарного отряда и далее его отправка на Кавказский театр военных действий, а также создание на местах комитетов по сбору средств в пользу раненых — ЦАНО, ф. 918, оп. 8, д. 563, л. 15; ГАУО, ф. 855, оп. 1, д. 1343, л. 3.

[36] Постановления мусульманского съезда 1914 года по вопросу преобразования духовного быта мусульман — Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / Сост. и авт. вводной статьи, комментариев и приложений Д.Ю.Арапов. — М.: ИКЦ «Академкнига», 2001. — С.313.

[37] Цит. по: Аршаруни А., Габидуллин Х. Ук. соч. С.50-51.

[38] Цит. по: Нижегородский листок — 1915. — №184. — 9 июля.

[39] Хабутдинов А.Ю. Лидеры нации. — Казань: Тат. кн. изд-во, 2003. — С.62, 64.

[40] Национальные проблемы. — 1915. — №1. — С.38.

[41] Национальные проблемы. — 1915. — №1. — С.38.

[42] ЦГИА РБ, ф. 295, оп. 11, д. 107, л. 103.

[43] Там же.

[44] Национальные проблемы. — 1915. — №1. — С.38.

[45] Там же.

[46] Там же.

[47] Миннулин З. Благотворительные общества и проблема закята у татар (конец XIX - нач. XX вв.) // Татарские мусульманские приходы в Российской империи: Материалы научно-практической конференции (27-28 сентября 2005 г., Казань). — Казань: Ин-т истории АН РТ, 2006.  — С.30.

[48] ЦАНО, ф. 2, оп. 1, д. 1485, л. 14 об.; Сенюткин С.Б., Идрисов У.Ю., Сенюткина О.Н., Гусева Ю.Н. История исламских общин Нижегородской области: Монография. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1998; Сенюткина О.Н., Гусева Ю.Н. Нижегородские мусульмане на службе Отечеству (конец XVI - начало XX  вв.). — Нижний Новгород: НИМ «Махинур», 2005.

[49] Например, по общине Ярославля см.: Черновская В.В. Мусульмане Ярославля: Монография. — Ярославль: ДИА-Пресс, 2000. — С.30, 32.

[50] Черновская В.В. Мусульмане Ярославля: Монография. — Ярославль: ДИА-Пресс, 2000. — С.48.

[51] Сенюткина О.Н. Из истории Нижегородской мусульманской общины // Ислам: вопросы истории, культуры и философии.  Вып.1.  — Нижний Новгород, 1993. — С.25-35; Мухетдинов Д.В. Азан над Волгой. — Нижний Новгород: НИМ «Махинур», 2006. 

[52] В 1914 г. мулла третьей соборной мечети деревни Байряковой Чеканской волости Бугульминского уезда Мусугут Габдулганеев Губайдуллин просил о переводе своего книжного магазина (открыл его в деревне еще в октябре 1908 г.) из деревни в город Бугульму. В нем он, как ответственное лицо, продавал «законом дозволенные книги» на татарском, арабском и других языках. На что и получил разрешение — ГАСО, ф.3, оп.233, д. 2633, 12 л.

[53] В 1915 г. 7 крестьян из татарской деревни Андреевки Нижегородской губернии проживали и работало в селе Бологое Новгородской области — ЦАНО: ф. 5, оп. 51, д. 23367, л. 61. В 1916 г. крестьяне из Пошатово трудились в Костроме — ЦАНО: ф. 5, оп. 51, д. 25446, л. 50. Перечень подобных примеров можно продолжать.

[54] В конце 1915 г. имам деревни Пошатово (Нижегородская губерния) Желялетдин Нежеметдинов уехал в Петроград исполнять службу имама I Петроградского магометанского прихода. Шакир Юнисов из Овечьего Оврага (Нижегородская губерния) — брат Садека-абзи, особо почитаемого в селении как целителя и просветителя, некоторое время исполнял обязанности муллы в одном из военных гарнизонов Санкт-Петербурга — ЦАНО, ф. 5, оп.51, д. 25446, л. 4, л. 78.

[55] Анализ документов о предоставлении отпусков позволяет уяснить контакты мусульман с единоверцами. Имамы ездили в отпуск в Москву и другие города и села — ЦАНО, ф.5, оп.51, д. 25473, л. 5. Например, в Москву в 1916 году ездил на 4 месяца второй мулла третьей мечети Карги Сафа Желялетдинов, на 3 месяца – указной азанчей второй соборной мечети Уразовки Исмаил Алимов и др. — ЦАНО, ф.5, оп.51, д. 25473, л. 5, 12. Таких примеров довольно много. «Необходимо нужно исповедовать прихожан второй соборной мечети, которые живут на стороне по паспортам в разных местах, на что мне требно двухмесячный отпуск… 1916. 7 июля». Так писал Миняжетдин Митфтахетдинов, имам второй соборной мечети деревни Ишеево. То же и тогда же писал имам третьей соборной мечети Ишеево — Фатих Желялетдинов. 22.08.1916. Отпуска были разрешены — ЦАНО, ф. 5, оп. 51, д.25473, л. 12. Нижегородский полицмейстер НГП доносил в рапорте от 27.08.1916, что «нижегородский городской мулла Ш.Ильясов по своим делам на неделю выехал в Казань и вместо себя оставил указного маязина Хайруллу Абдюханова» — ЦАНО, ф. 5, оп. 51, д.25473, л. 12.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.