Женский вопрос на московском съезде

Сколько делегаток принимало участие в работе Всеобщего всероссийского мусульманского съезда¹, остается неизвестным. Известно лишь, что в секцию по женскому вопросу входило 188 человек², но не все из них были женщины. В программе работы съезда женский вопрос значился шестым из четырнадцати, то есть в середине программы, но обсуждение его пришлось на послеполуденную часть восьмого заседания, состоявшегося 9 мая. Позже по инициативе различных групп делегатов съезд дважды возвращался к нему. В предшествующие специальному обсуждению дни вопрос о правах женщин поднимался при обсуждении докладов о будущем национально-государственном устройстве России. В последующие дни он прозвучал в докладах и решениях съезда по вопросу о Национальном совете мусульман и рабочему вопросу. И наконец, женская тема не раз звучала в приветственных выступлениях первого дня съезда и во внеочередном докладе комиссара Временного правительства, директора Департамента по делам иностранных вероисповеданий профессора С.А. Котляревского. Уже в первые минуты работы съезда один из его организаторов, Муса Бигиев, поблагодарил женщин за содействие организационному бюро в подготовке начавшегося собрания³. Несколько минут спустя в перечне лиц, избранных в президиум съезда, прозвучало имя Салимы-туташ Якубовой. Пожалуй, впервые в истории ислама собрание мусульман началось со столь почтительного жеста в сторону женщин (среди которых большинство составляли девушки, в том числе и Салима-туташ). Среди приветствовавших выступила делегатка казанского женского съезда московская поэтесса Захида Бурнашева. Она сообщила об успешной работе казанского форума и добавила: «Они приняли эти решения в надежде, что вы, их отцы, одобрите своими аплодисментами, согласитесь с ними… Они верят также, что нельзя будет говорить «это мужчина», «это женщина», а останется одно имя: «человек»⁴. Приветствуя съезд от имени имамов, влиятельный хазрат бывший казый ОМДС, имам Хасан-Гата Габуши, обратился и к самим имамам по поводу присутствия на съезде женщин. Оратор призвал мулл не смущаться тем, что в одном зале с ними находятся женщины, представляющие новое поколение половины исламского сообщества. Слова хазрата: «Их целомудрие заключается не в том, что они ходят, прикрывшись чапанами, или сидят взаперти в комнатах, их чистота и целомудрие распознаются по свету их сердец», — были встречены бурными аплодисментами ⁵. Представитель Туркестана Габайдулла Ходжаев пригласил мусульманок России помочь их азиатским сестрам приобщиться к просвещению: «Мы вас ждем. Туркестан примет вас в широкие объятия как дорогих гостей, дорогих товарищей, и с вами вместе будем работать»⁶. От имени литовских женщин съезд приветствовала Анна Мартушас. Она говорила о единстве интересов христианских (европейских) и мусульманских женщин и тождестве основных проблем, стоящих перед теми и другими: «Мы полагаем, что прогрессивность и совершенство нации, ее культуры достижимы только через совершенство всех ее членов. Этот прогресс и эта культура до сих пор стоят на одном месте, так как до сих пор женщины, составлявшие половину населения, не могли приобщаться к занятиям мужчин. Не имея прав, не имея возможности оказывать влияние на движение по пути прогресса, они были преградой развитию культуры,тормозили прогресс. И, напротив, теперь к делам управления, к реформаторской деятельности должны быть привлечены новые творческие силы — силы женщин-мусульманок»⁷.

Профессор Котляревский, знакомый с политическими реалиями Турции, высказал особое удовлетворение наличием динамично заявивших о себе и признаваемых обществом феминистических настроений мусульманок: «Нам очень радостно видеть, какое место занимают на вашем съезде женщины. Вы знаете,господа, что Восток долго ломал голову над этой проблемой, так же, как до сих пор — Европа. Когда европейские исследователи Востока писали о предстоящем подъеме культуры Востока и пытались давать оценки, то они терялись перед этой проблемой. И, наконец, эта проблема разрешилась. Слава и почет мусульманам России! Ведь они сделали то, что не смогли сделать идущие впереди тюрки Турции»⁸.

Основным вопросом съезда, как известно, был вопрос о том, какая форма национально-государственного устройства новой России больше отвечает интересам мусульман: унитарное государство с национально-культурными экстерриториальными автономиями или федерация территориально обособленных автономий больших по численности этносов. Одним из аргументов сторонников унитарной России был тот, что в среднеазиатских и кавказских государственных образованиях будущей федерации власть окажется в руках консерваторов, которые, помимо всего прочего, оставят женщин в прежнем, дискриминированном положении⁹. Федералисты отвечали: «Вы в силах войти в дом узбека и сказать ему: “Отпусти жену из дома вместе с нами!?” …Как следует входить в дом узбека? Через образование. Если они поучатся и поймут, то сами откроют дверь нам» (Габдулла Сулеймани)¹⁰. Основной контраргумент федералистов сводился к тому, что штаты федерации будут иметь объединенный парламент, чьи нормативные акты будут обязательными для штатов (Фатих Каримов)¹¹. От женщин с поддержкой унитарного проекта выступила Фатима Кулахметова¹², в пользу федерации высказалась Разия Сулеймания¹³. Отчаяние, которое испытывали тогда многие либеральные мусульмане от мысли о том, какая громада внутриконфессионального консерватизма противостоит их начинаниям, отразилась в следующих словах Ф. Кулахметовой: “Когда каждая нация [отдельно] за дело возьмется, то в ней возьмут верх спрятавшиеся до времени темные силы. Они никогда не будут служить нашей свободе, а всем телом и душой будут сопротивляться ей». Если строго следовать смыслу этого высказывания, то получается, что одна из видных феминисток 1917 г. (равно и все унитаристы) не верила в возможность демократических преобразований в каком-либо мусульманском регионе в то время за счет внутренних гуманитарных ресурсов региона или этноса¹⁴.

На заседании 9 мая, посвященном женскому вопросу, небольшой доклад об итогах казанского женского съезда представила Ильгамия Туктарова, с речью о положении мусульманки в обществе и сообщением о резолюции женской секции московского съезда выступила Фатима Кулахметова. (Председательствовал Гаяз Исхаки.) Охарактеризовав работу женского курултая, И. Туктарова заявила ходатайство о признании московским съездом организационной и волеизъявительной преемственности в отношении него. «Рассмотрев проблемы политических и социальных прав, улучшения семейно-бытового положения, участия женщин в выборах в Учредительное собрание, создания женских организаций, — сказала она, — представительницы женщин доверили дополнительное рассмотрение этих проблем московскому съезду… Закрепление наших решений на этом съезде будет первым шагом для формирования матерей-родительниц сильной и безущербной нации, созидания семьи, для изгнания первой тучи, нависающей над миром женщины». Из трех блоков казанских решений она представила вниманию Всеобщего съезда «шариатский» и социально-политический, но право женщин выбирать и быть избранными, декларированное в первом блоке, оказалось отнесенным лишь к Учредительному собранию. В то же время, комментируя казанские решения и разъясняя важность каждого из них, она подчеркнула решительность женщин в их стремлении достичь полного равенства с мужчинами: «Некоторые из этих решений могут быть восприняты как мелкие и незначительные, но они в течение скольких столетий отравляли нашу жизнь, и мы ставим преграду нашим ныне продолжающимся болезням. Эта преграда не будет мешать реформированию нашей жизни сверху, но, наверное, поможет. Мы хотим равенства женщин и в области политических прав, и достижения всех гражданских прав на этой основе»¹⁵.

Доклад Ф. Кулахметовой представлял собой замечательный в литературном и риторическом отношениях экспрессивно изложенный памфлет о дискриминации женщины-мусульманки в России и нарастании в женской среде мощной волны эмансипации.«Господа! Когда говорят “мусульманская женщина”, перед глазами выстраиваются самые безрадостные, самые неприглядные картины. Отнятые права и свободы, притеснения и насилия, рабство и прискорбное непонимание самими женщинами своего положения или отсутствие возможности для понимания его — такие картины выстраиваются одна за другой при взгляде на жизнь наших мусульманских женщин», — так она начала свою речь. Далее она напомнила мужчинам, что мусульманки, призванные помогать своим мужьям на жизненной стезе, почитаются каким-то ненужным и лишним элементом в общественном бытии. Из-за этого на лице ее паранджа, ей внушают, что она не имеет права показываться на глаза людям, над ней довлеют и отец, и муж, и дети. «У нее нет права освободиться от этого злостного быта и от этих горестных социальных условий, не отравить свою милую и драгоценную судьбу, держать свою судьбу в собственных руках или расстаться с ней, не слышать брани других жен, не дать себя ограбить, не дать разрушить и растоптать горячую страсть и святые чувства». Но татарская женщина нашла в себе силы понять, что путь к достоинству лежит через образование. Появилось и все больше заявляет о себе поколение учительниц, юристов и врачей. Сегодня татарская женщина не удовлетворена деятельностью только в отечестве, «она сочла нужным помочь далеким сестрам, тем, которые живут за Черным морем, пригласила их объединиться на пути борьбы за права женщин… Тамошним подругам-мусульманкам она протянула руку помощи» (докладчица, вероятно, имела в виду пребывание в 1912 г. в Турции четырех татарских девушек: Мариам Паташовой из Ростова на Дону, Рокыи Юнусовой из Петербурга, Мариам Якуповой из Ташкента, Гульсум Камаловой из Чистополя. Девушки ухаживали за ранеными в госпиталях для турецких солдат, участвовали в женском движении. — С.Ф.).

В конце речи Фатима-туташ изложила подготовленное женской секцией московского съезда дополнение к проекту решений казанского съезда, существенно меняющее смысл казанских резолюций: «1) Мусульманки равны с мужчинами во всех политических и гражданских правах. 2) Многоженство, как явление, нарушающее гуманность и справедливость, должно быть изжито решительным образом». Речь и резолюция были встречены «долгими и продолжительными аплодисментами»¹⁶.

С основным докладом по женскому вопросу выступил известный общественный деятель и публицист Муса Бигиев. В протоколах съезда и вне их его выступление не сохранилось. О нем можно судить лишь по отзывам участников и гостей съезда. Доклад явно не удался. Хотя в некоторых репликах, прозвучавших в прениях, и слышалась положительная оценка сказанного Бигиевым, но, помимо язвительных замечаний его оппонентов на самом съезде, после съезда возглавляемый муфтием Галимджаном Баруди журнал «Дин ва адаб» и противостоящий либералам «Дин ве магыйшат» адресовали Бигиеву очень серьезные претензии. «Муса Бигиев рассказывал о своих путешествиях, о войне, о состоянии женского вопроса в Европе, о благоприятном положении женщин в Коране, но по поднятым вопросам внятно высказаться не сумел» («Дин ве адаб»)¹⁷. «Дин ве магыйшат» с иронией отметил, что основной докладчик по женскому вопросу, от которого ожидали «чего-то особенного», не сумел закончить свое выступление и, «долгое время поперебрав свои бумаги, сошел с трибуны»¹⁸.

В прениях по докладам приняли участие 17 человек, из них 5 женщин (4 девушки и одна замужняя женщина). Все выходившие к трибуне женщины высказались в поддержку резолюции женской секции съезда. Наиболее решительные выступления принадлежали Амине Мухитдиновой и Сании Якубовой. Ключевой аргумент юриста А. Мухитдиновой в пользу легитимности полного равноправия двух полов в мусульманской среде состоял в идее историчности содержания Корана. По ее разъяснениям, регулятивные нормы Священной книги должны рассматриваться в контексте той или иной эпохи, и в соответствии с реалиями изменяющегося времени их действие может быть ограничено или прекращено. Соответственно, должны быть прекращены дискриминирующие женщин многоженство и нормы наследования¹⁹. Речь Сании Якубовой, прозвучавшая, когда полемика была в самом разгаре, получилась экспрессивно-эмоциональной. С. Якубова не обращалась к юридическим аргументам или историческому смыслу. Она требовала от мужчин справедливости и понимания миссии женщины в жизни нации. Она же сумела уловить схоластичность рассуждений одного из сторонников сохранения многоженства (Нигматуллы Тимушева) и отвечала по этому поводу: «Один хазрат заявил: «Пусть девушки не выходят замуж в качестве второй или иной жены»²⁰. Однако у нас встречается обычай выдавать девушку принудительно. Они не могут защищать свои права. Надо протянуть им руку помощи». Выразительно и вместе с тем непримиримо прозвучали завершающие фразы ее речи: «До этого времени властвовало самодержавие Николая. Сейчас оно исчезло, не будучи в силах противостоять желаниям народа. И ваше самодержавие рухнет. Мы обрушим ваше самодержавие, не дающее нам прав. Придет и на нашу улицу близкий уже праздник!»²¹.

Якубова заставила мулл забыть о приличествующей им обычной сдержанности. Корреспондент газеты «Вакыт» записал адресованные ей, но не зафиксированные в протоколах реплики мулл: «Где ваша свобода? Вы хотите у меня моих собственных жен отнять!», «Разве это свобода? Это насилие», — прозвучавшие со скамеек духовных лиц в конце ее речи²².

В речах и репликах мужчин, сторонников и противников эмансипации, светских деятелей и мулл, все же доминировали идеи компромисса. Однако часть мулл и незначительное число светских лиц оказались не готовыми к поиску компромиссных решений даже там, где предлагаемые их оппонентами решения не могли нанести ущерба нормам, предписанным Кораном и шариатом. Они решительно высказывались против ряда пунктов двух проектов резолюций, отвечающих нормам экзегетики, требовали их существенного изменения. Но, со своей стороны, многие сторонники эмансипации, не получившие слова в ходе заседания 9 мая, аплодисментами поддерживали радикальные высказывания девушек, репликами и выкриками с места перебивали выступления мулл. Сторонники компромисса проиграли полемику. Проиграли ее и консервативно настроенные муллы, но число делегатов, непримиримо противостоящих решениям съезда, оказалось неожиданно большим. Уже после принятия резолюции более двухсот мулл подписали протест против тех ее пунктов, которые противоречили Корану. Они подписали бы такой протест в любом случае, но того ожесточения, которое они испытывали в конце заседания, могло и не быть. И не должно было быть, если исходить из имманентной сверхзадачи полемики: найти приемлемые для большинства мусульманской уммы формулы и формы модернизации отношений между мужчиной и женщиной. Полемика же шла таким образом, что большинство сторонников модернизации и часть традиционалистски мыслящих делегатов ставили своей задачей одержать победу без уступок противоположной стороне. К сожалению, и те люди, которые заявили о себе как политические лидеры мусульман в предшествующие годы, не сумели оказать конструктивного влияния на ход дискуссии. Не только неудачный доклад М. Бигиева, но и явное нежелание некоторых влиятельных политиков вступать в полемику с духовными лицами, деструктивное поведение многих участников заседания, выразившееся прежде всего в обструкции имамов и различного рода насмешках в их адрес (спровоцированных в ряде случаев неуместной схоластичностью суждений самих имамов по злободневным проблемам), лишили прения по женскому вопросу диалогического смысла и содержания. Бури эмоций раз за разом захлестывали зал, и, вероятно, по этой причине съезду не удалось снять различия между основным проектом резолюции и дополнением к нему (XI и предыдущими пунктами объединенной резолюции). (Позже журнал «Дин ве адаб» отметит эту оплошность и – как следствие – несовпадение смыслов «казанского» и «московского» решений.)²³. Смысловой завершенности решений по женскому вопросу мешали также различия между собственно казанскими решениями и теми, которые – после редактирования в женской секции съезда — были предложены московскому съезду в качестве «казанских» (первые десять пунктов московской резолюции).

Первым из мужчин в прениях выступил имам Каримулла Айдаров. Он объявил, что решения казанского съезда шариату не противоречат, «все они – благоприятные правовые нормы». Более того, поскольку женщины очень неравнодушны к различным формам воспитания, им надо разрешить входить в мечеть, пусть послушают проповеди о религии и нации. С резолюцией женской секции хазрат не согласился в обоих пунктах. По шариату, напомнил он, многоженство обставлено известными базовыми условиями, которые в жизни не принимаются во внимание. Поэтому, не отменяя многоженства принципиально, следует его ограничить. Хазрат предложил свою редакцию второго пункта резолюции: «Несправедливо распространившаяся практика многоженства находится в противоречии с шариатом, и с ней следует решительно покончить». Под «несправедливо распространившейся практикой» он подразумевал злоупотребление правом многоженства со стороны мужчин. И хотя его предложение было встречено аплодисментами части аудитории, в первых же после речи хазрата выступлениях Разия-ханум Сулеймании и Рауза-ханум Султангалиевой, отнюдь не радикально настроенных женщин, оно не нашло поддержки.Равенство мужчины и женщины хазрат оспаривал применительно к норме свидетельства на суде, нормам развода и имущественных отношений внутри семьи. В связи с первой нормой, определямой 282 айатом 2-й суры Корана («И берите в свидетели двух из ваших мужчин. А если не будет двух мужчин, то мужчину и двух женщин»), он указал, что айат не ограничивает свидетельские полномочия женщин. «Свидетельствование проистекает из их способности пребывать в вере, основывается на этом. Однако способность пребывать в вере свойственна не одним только женщинам; мужчинам это тоже свойственно».С правом женщин на развод хазрат выразил согласие, сославшись на 21 айат 30-й суры: «Из его знамений – что Он создал для вас из вас самих жен, чтобы вы находили в них успокоение, устроил между Вами любовь и милосердие. Поистине, в этом – знамение для людей, которые размышляют». Ведь в основе брака, указал хазрат, то, что людей связывает: влюбленность, любовь.

Но в семейной связи присутствует и другой компонент: имущественные отношения. Они, по мнению хазрата, не совместимы с равенством. В этой сфере права женщин доверены выбору мужчин. «Мужья – попечители своих жен за то, что Аллах дал одним преимущество над другими, и за то, что они расходуют из своего имущества», — напомнил докладчик 34 айат 4-й суры Корана. Он напомнил также, что Муса Бигиев разъяснял его как предписание служения женщине со стороны мужчины. Как бы согласившись с Бигиевым, Айдаров продолжал: «Такие функции, как создание полезного, обеспечение одеждой, жильем, управление возложены на мужчин. Если такие большие обязанности возложены на мужчин, то каким образом мы должны сказать о равенстве прав мужчин и женщин?». Шум в зале сопровождал этот риторический, окрашенный иронией вопрос хазрата, завершивший его выступление²⁴.

Следующим из мужчин слово взял представитель казахской делегации Колмухаммад Уразаев. Он одобрительно высказался о докладе Ильгамии Туктаровой, обошел молчанием доклад Фатимы Кулахметовой и предложил внести в казанские решения дополнение, которое в конечном итоге вошло в IX пункт резолюции: «Если калым уплачен за какую-либо девушку, а девушка, нареченная жениху в раннем возрасте, изъявит несогласие жениху, то она вправе не идти за него замуж»²⁵. Последовавшее затем, после краткой речи Рауза-ханум Султангалиевой, выступление муллы Нигматуллы Тимушева вызвало бурную негативную реакцию значительной части зала. Хазрат, не тратя слов на какие-либо предупредительные маневры, нанес удар по одному из эффектных, но в практическом отношении малосостоятельных пунктов казанских резолюций, требующему, чтобы к моменту бракосочетания и у жениха, и у невесты на руках были свидетельства об отсутствии у них тяжелых заболеваний. Он обратил внимание на затруднительность осуществления этого решения на практике (в силу того, что доктора были преимущественно мужчинами, к тому же русскими, да и тех во многих регионах не хватало) и добавил: «Удивительно! Когда я выдаю свою дочь замуж, как я смогу показать ее докторам?». В ответ на реплику из зала: «Раз такое дело, не выдавай замуж», — хазрат ответил: «Уважаемое собрание, простите! И вы не сможете дорогих своих детей, раздев, показать доктору». Хазрат был прав в своих суждениях и мог бы завоевать сочувствие большей части съезда, если бы не перешел к следующему пункту казанских решений, тому, который обязывал жениха во время бракосочетания давать невесте расписку, что не возьмет второй жены при наличии первой. «Предлагать такие решения на почве свободы прискорбно, должен сказать. Удивительно. Хотят отнять право, закрепившееся за мужчинами», — заявил простодушный мулла²⁶. Голоса «долой» после этих его слов перемежались с аплодисментами. Согласившись с женщинами в том, что их сокровенные чувства часто попираются мужчинами, хазрат предложил искоренять это явление воспитанием мужчин и женщин. Преодоление злоупотреблений в семье хазрат видел в правильном, в соответствии с духом веры воспитании как женщин, так и мужчин. “Если бы смыслы Корана были поняты, то и многоженство не было бы причиной мучений”, — пояснил хазрат. И продолжал: “Прошу достопочтенных братьев: вместо рассуждения об уравнении женщин с мужчинами, во всем придерживаться в повседневности айатов открытого всем Корана. Полагать, что есть равенство прав, значит, бросить эти айаты под ноги и топтать их”²⁷. (Резкие – видимо, в силу неприятия их значительной частью аудитории — формулировки хазрата в значительной мере предопределили эмоциональный накал речи поднявшейся на трибуну после него Амины Мухитдиновой.)

Разгоряченная пылкостью речи Мухитдиновой молодежь встречала следующего из ораторов-имамов саратовского муллу Зию Янгалычева криками “долой”. Речь же его оказалась краткой и в значительной мере конструктивной. Янгалычев заявил: “Женский вопрос – очень трудный. И самый важный из всех общественных вопросов”. Мулла выразил сожаление, что объявление председателя о его выступлении встретило крики “долой” и резонно заметил: “Мы здесь собрались, чтобы обменяться идеями. Мы пришли не для упражнений в распрях. Каждое слово имеет свой смысл. Из смыслов и противоречий рождается истина”. Он выразил уверенность, что в будущем женщины получат все требуемые права. Но в сложившихся обстоятельствах предложил ограничиться признанием за ними политических прав и тех, которые предусмотрены пунктами казанской резолюции²⁸.

Речь известного историка Хади Атласи была насыщена выразительными оценками угнетенного статуса восточной женщины. Он напомнил: в большинстве семей женщина не что иное, как “бесплатная кухарка”, из рук в руки она переходит как товар, и цена ее среди татар – тридцать рублей. “Когда она изнашивается, — сказал он, —
застрелим ее и вторую покупаем”. Но «сегодня мы не должны торговаться», и следует дать сестрам полные права.

От полемики о соотношении норм канонического права и формул модернизации оратор уклонился. Напомнил лишь, что Коран и шариат ограничивают многоженство и допускают развод²⁹.

Выступавший вслед за Санией Якубовой сторонник эмансипации Исмаил Госманов, видимо, ощущая тактическую слабость ухода феминисток от полемики по каноническому смыслу резолюций, сделал попытку дополнительно обосновать отмену многоженства с коранической точки зрения. Он указал на внутреннюю связь между предупредительной формулой 3 айата 4-й суры («А если вы боитесь, что не будете справедливы с сиротами») и константной формулой 129 айата той же суры («И никогда вы не сможете относиться одинаково справедливо к женам, если бы даже и стремились к этому») и призвал понимать эту связь как явственное указание на запрет многоженства³⁰.

После того, как Исмаил Госманов сошел с трибуны, председатель предложил прекратить прения. Предложение получило поддержку большинства съезда. Но на трибуну поднялся мулла Зур Ахмад Ишмиев и под крики «долой» попытался начать речь. Председатель пояснил: «Уважаемое собрание. Было принято решение не давать далее слова кому-либо. Однако этот хазрат, сказав, что у него чрезвычайно важное заявление, взял слово. Поэтому, раз у него нечто «чрезвычайное», я взял на себя грех дать ему слово». В обстановке шума хазрату удалось высказать два соображения: что он выступает в защиту прав женщин и что если бы шариатом не допускалось многоженство, то солдаткам, оставшимся без мужей, было бы очень тяжело. Продолжающиеся крики «долой» и свист заставили его оставить трибуну³¹.

В это время Габайдулле Ходжаеву удалось внести два важных процедурных предложения. Первое его предложение – о раздельном голосовании по казанской и московской резолюциям – было принято съездом. Второе – о дополнительном обсуждении проблемы хиджаба с ограниченным числом выступающих – осталось незамеченным президиумом съезда.

Повторно зачитанная Ильгамией Туктаровой резолюция казанского съезда женщин с дополнением Колмухаммада Уразаева принимается съездом преобладающим большинством голосов³².

Важная сама по себе поправка Уразаева имела тот существенный недостаток, что оставила в силе этно-географическую ограниченность пункта об отмене калыма, свойственную еще казанской редакции этого пункта. Казанская редакция требовала отмены калыма (платы за невесту деньгами или имуществом ) только у казахов и, соответственно, подразумевала существование этого обычая только у них (и киргизов – в силу тогдашней синонимичности двух этнонимов). Таким образом от необходимости преодоления традиции купли-продажи невест «освобождался» весь Туркестан и ряд других регионов.

Далее, после того, как Фатима Кулахметова повторно зачитала резолюцию женской секции, прозвучали поправки и дополнения к резолюции.

Доктор Оруджев предложил во второй пункт резолюции вставить слова о противоречии многоженства Корану. Фахрислам Акиев посчитал важным, что «в первом пункте нет слов «пусть будет равенство и в семейном праве» и попросил добавить эти слова.

Ахмед Салихов высказался за исключение слов «на основе законов» из второго пункта: «Многоженство должно быть изжито на основе законов». «Эти слова вызывают очень большое сомнение, — пояснил он. — Когда, собственно? Любой будет думать: на собрании представителей страны, в парламенте. Таким образом, русский парламент должен будет заняться обычаями мусульман. По-моему, такое положение будет чрезвычайно противоестественным». Он указал на разные другие пути преодоления отжившей себя традиции: побуждение, моральное воздействие, возможно бойкотирование тех, кто женится, но «не через распри в русском парламенте».

«Очевидно, наши слова «посредством законов» порождают недопонимание. Я высказала эти слова, имея в виду не законы государства, а «шариатское судебное решение». Здесь речь не о законе государства, а об издании «шариатского судебного решения»», — пояснила Фатима Кулахметова.

Махфуза-туташ Максудова, со своей стороны, отвергла поправку доктора Оруджева и выразила недоумение в связи с соображениями своего союзника в дискуссии Ахмеда Салихова о вероятности вмешательства государственных учреждений в религиозные дела мусульман. Она выразила уверенность в том, что если в Коране и принципах ислама нет такого явления, как многоженство, если это только некая традиция, то, значит, оно вне религиозной жизни. Но это не значит, по ее мысли, что нужно дожидаться решений Учредительного собрания или общероссийского парламента, за искоренение порочной традиции следует браться незамедлительно. Категоричность суждений относительно очень сложной экзегезы, характерная для многих молодых сторонников эмансипации, сочеталась в этом случае с бесспорным заблуждением относительно вероятного политического следствия ее неразрешенности, о чем и предупреждал своих младших товарищей опытный политик.

Процедура поправок завершилась заялением председателя об уместности предложения Ахмеда Салихова.

Резолюция ставится на голосование и принимается большинством голосов, после чего последовало историческое заявление председателя: «Всеобщий съезд мусульман России признал право женщин на равноправие». Зал встретил эти слова бурными аплодисментами, но они не стали последней точкой в дискуссиях съезда по женскому вопросу³³.

Утром следующего дня более 196 делегатов съезда, муллы, объявили протест против решения съезда по женскому вопросу. Зачитал его ахун Мелекесса Масгут Губайдуллин. Муллы не соглашались с резолюцией женской секции (XI пунктом принятого накануне решения). Они обобщили высказывания, сделанные представителями их группы в альтернативное решение: «Помимо ограничений, налагаемых шариатом, в остальных социальных и политических правах женщины должны быть в равенстве с мужчинами, и злоупотреблениям в практике многоженства следует положить конец»³⁴.

Позже к заявлению присоединились еще 47 человек³⁵.

Отдельный протест президиуму съезда 10 мая направили крымские муллы казый Акмечети Ибрагим Тарпи, имам-хатыб Хусаин-эфенди Ахмад Тарпи. Они объявили несогласие с пунктами резолюции о наследовании, свидетельстве и разводе и сочли целесообразным образовать совет ученых женщин для окончательного решения этих вопросов³⁶.

В тот же день с протестом выступили 15 туркестанских мулл, «представители 13 миллионов мусульман». Имам Султан Урынбаев в устном выступлении от имени этой группы указал на расхождения с Кораном и шариатом пунктов резолюции по вопросу о наследовании, свидетельствовании, разводе и хиджабе³⁷.

После речи С. Урынбаева последовал комментарий оппонентов мулл, «представителей туркестанских татар, киргизов и узбекских рабочих». В нем оспаривалось номинирование заявления мулл от имени всех туркестанских мусульман. ” Это не голос всего туркестанского народа, а лишь голос мулл, подписавших их”, — говорилось в обращении туркестанских диссидентов. Комментарий был подкреплен краткой речью оставшегося неизвестным оратора из Средней Азии, который заявил, что в послефевральском «Туркестане нет свободы, там тирания. Свободу там похоронили. Она только для баев и мулл, для дехканов ее нет»³⁸.

В конце того же дня о женской проблеме, недопустимости нарушения шариата в вопросе о правах женщин напомнил фронтовик Насибулла Тухватуллин, но солдатская суровость его выступления была им же самим порушена, когда он стал объяснять, что сделает со своей женой, если, вернувшись с фронта, найдет ее «с пузом»³⁹.

В последний день работы съезда делегаты вновь и вновь, в основном вне регламента, возвращались к женской теме. Неудовлетворенность итогами съезда ощущалась в предусмотренном процедурой заключительном слове представительницы женской секции Ильгамии Туктаровой. Сдержанный оптимизм относительно дальнейшего взаимопонимания между женщинами и мужчинами был оттенен в ее речи разочарованием линией поведения мулл, которым она пообещала непримиримость всех своих сестер и их детей⁴⁰.

Бывший казый ОМДС, имам Хасан-Гата Габаши не смог скрыть своего разочарования и некоторого раздражения неуступчивостью в принципиальных вопросах и дерзостью заявлений молодых женщин. Он счел важным указать, со ссылкой на мнение Ризаэтдина Фахретдина, на существование четырех ограничений прав мусульманок (в наследовании, свидетельствовании, разводе и имамате (то есть правомочности на предстояние во время общей молитвы. — С.Ф.), и обещал женщинам содействие в их начинаниях⁴¹.

Фатих Каримов в своей речи предложил оставить страсти в зале заседаний съезда. Признанные за женщинами права «валялись, покрытые пылью. Сегодня их подняли, очистили от пыли, и ни к чему заводить немыслимые дискуссии», – заявил один из самых авторитетных журналистов тюркской периодики⁴². Предложение Каримова полу­чило поддержку двух ораторов, двое других объявили женский вопрос нерешенным⁴³.

Ощущение нерешенности “хатын-кыз меселесе”, овладевшее делегатами, получило в тот же день подпитку итогами выборов “Милли Шура” (Всероссийского мусульманского совета). Решение самого съезда по вопросу об учреждении “Милли Шура” обязывало региональные объединения делегатов направить в высший исполнительный орган самоуправления мусульман хотя бы по одной женщине. В результате выборов в региональных объединениях оказалось, что лишь казахская делегация решилась направить в совет женщину – Аккагаз Дусжанкызы (Дусжанову), избрание которой позже должен был подтвердить всеказахский съезд. Самая большая и наиболее прогрессивная делегация поволжских и сибирских мусульман выдвинула кандидатуры двух женщин (Салимы Якубовой и Сары Шакуловой) в список для голосования, но через сито тайных выборов они не прошли. Самого автора идеи обязательного избрания женщин в состав совета — Г. Исхаки — удалось включить в список кандидатур лишь со второй попытки, при сопротивлении значительной части делегации⁴⁴.

Демократы, либералы и социалисты могли испытывать и, вероятно, испытывали серьезное удовлетворение в связи с выборами в состав Духовного управления мусульман, в результате которых членом управления и кадием наряду с известными муллами стала известная просветительница Мухлиса Буби (307 голосов – за, 280 — против). Но кандидатуры Фахрельбанат Акчуриной и Мариам Поташевой, с чьими именами связывались симпатии многих сторонников либеральных и феминистических ценностей, не получили достаточной для избрания поддержки съезда⁴⁵.

Три коллективных протеста против резолюции по женскому вопросу, делегирование лишь одной женщины в «Милли Шура» и трудное прохождение кандидатуры Мухлисы Буби в состав Духовного управления продемонстрировали явный поворот к реваншу в настроениях мулл и солидарных с ними светских групп после голосования по женскому вопросу 9 мая. Неохотно проголосовав за Мухлису Буби и заставив поволноваться своих оппонентов за Г. Исхаки, они обещали тем самым нелегкую жизнь неугодным им решениям съезда.

Болезненно протекавшие майские дискуссии по женскому вопросу были необходимы и полезны. Впервые юные женщины и их сторонники из мужчин, с одной стороны, и традиционалистски мыслящие муллы и их союзники, находясь лицом к лицу, решали, как изменить статус и права женщины, насколько далеко можно пойти в модернизации веками сложившихся устоев и традиций. Женщины и сидевшие до съезда по своим приходам муллы получили замечательную школу публичной политики. Существенный недостаток этих дискуссий заключался в том, что обе стороны оказались не готовыми к компромиссу. Социалистическая молодежь, два поколения либералов, юные феминистки, пользуясь ранее немыслимой возможностью, предъявили муллам счет за все ранее допускавшиеся ими злоупотребления и плохо воспринимали аргументы оппонентов даже там, где они были правы. По результатам голосований носители новых мировоззренческих установок победили, но их оппоненты, со своей стороны, смогли показать свою влиятельность, сплоченность и готовность к реваншу.

Примечания: