А. Н. Старостин
аспирант Уральского государственного университета имени М. Горького, Екатеринбург

К вопросу о реконструкции социального облика имамов Урала
в дореволюционный период_*

Значительное влияние на формирование и развитие мусульманских общин на Урале, осуществление их основных функций и деятельность религиозных институтов в дореволюционный период оказывали представители мусульманского духовенства. Они совершали все обряды жизненного цикла (имянаречение, бракосочетание и захоронение усопших), выступали в качестве судей по гражданским делам, были учителями и являлись духовными авторитетами для членов, руководимых ими религиозных общин – махалля. Без понимания того, кем были эти люди, довольно трудно представить себе развитие ислама в регионе.

Миссионер Я.Д. Коблов, описавший исламское духовенство в начале XX века, отмечает: «…муллы являются главными представителями мусульман, как в духовных, так и в житейских делах и имеют огромное влияние на паству»¹. Как пишет ректор медресе им. Марьям Султановой И.З. Малахов, «авторитет имама в мусульманской сельской общине на рубеже XIX и ХХ вв. был очень высоким. Имам был олицетворением нравственной чистоты и законности, он был душеприказчиком и представителем судебной власти»². По мнению ректора Нижегородского исламского института им. Х. Фаизханова Д. Мухетдинова, мусульманское духовенство в досоветский период представляло важнейшую группу элиты у исповедовавших ислам народов Российской империи, «обладало культурным и символическим капиталом»³.

Под словом «имам» (араб. «предстоятель», «руководитель») – в первоначальном смысле подразумевался руководитель молитвы в мечети, но в условиях российской действительности этот термин трактуется куда более широко. Наиболее общим определением, принятым в историографии, является следующее – «глава мусульманской общины махалля»⁴. Имам призван охранять религию, управлять мирскими делами общины, следить за правильностью воплощения принципов религиозного закона в жизни общины. Имам либо избирается из числа членов самой общины, которая тем самым уполномочивает его быть ее предстоятелем, либо назначается своим предшественником. Как отмечает историк Д. Хайретдинов, «имам является толкователем религиозных знаний и права, будучи авторитетом в области толкования Корана и хадисов, в определенной степени имам понимается как преемник Пророка Мухаммада в устроении людских дел в данной общине»⁵.

Исламское вероучение подразумевает, что имамом мог стать любой человек, наиболее компетентный в вопросах веры, а потому способный провести коллективную молитву – намаз. Ислам отрицает такой институт как духовенство⁶. Лишь в Российской империи после учреждения Екатериной II Оренбургского Магометанского Духовного Собрания в 1788 году имамы, которых в то время называли «указными муллами», назначавшиеся муфтием, постепенно приобрели особый статус, став аналогом православного духовенства. По мнению видного исламоведа Д.Ю. Арапова, российские власти «делали попытку устроить нечто вроде «Русской Исламской церкви» наподобие православия»⁷.

До вхождения регионов, населенных мусульманами, в состав Российской империи, верующие сами избирали своих духовных наставников. В данном случае, главным критерием выбора были их знания и моральный авторитет. Однако с проникновением и утверждением российской государственности, как отмечает историк М.Н. Фархшатов, «выборность духовных руководителей, прежде всего среднего и низшего звена… сохранилась. Но власти стремились поставить эту процедуру под свой контроль и отсеять неблагонадежных лиц. … Отныне избираемые местным населением духовные лица должны были подвергаться достаточно сложной и строгой бюрократической проверке их богословской подготовки и политической благонадежности и утверждаться в должности государственной властью»⁸.

Деятельность мусульманского духовенства строго и довольно детально регламентировалась имперским законодательством, сформировавшимся на протяжении периода с конца XVIII – начала ХХ вв. В Российской империи сформировалось четыре централизованных мусульманских организации: в 1788-1789 г. в г. Уфе – Оренбургское Магометанское духовное собрание (ОМДС), в 1831 г. в г. Симферополе – Таврическое и 1872 г. в г. Тифлисе – Закавказские (шиитского и суннитского учений) магометанские духовные правления. Необходимо отметить, что духовная иерархия, функции и привилегии каждого духовного лица в Таврическом и Закавказских Правлениях были прописаны в законах куда более детальней, чем у ОМДС, в юрисдикцию которого входил Урал. Тем не менее, необходимо попытаться рассмотреть иерархическую структуру данной организации. В императорских указах и других законодательных источниках выделяются следующие категории мусульманского духовенства:

- муфтий – от араб. муфти – знаток шариата, обладающий правом выносить юридически обязательные к исполнению мусульманами решениия в форме специального правового заклю­чения – фатуа (фетва). Вступление в должность: назначались лично императором по представлению министра внутренних дел. Должен был обладать знаниями русского языка в объеме курса городского училища. Права и полномочия: имели право выносить фетвы по различным вопросам, проводить испытание претендентов на приходские должности в знании канонов ислама, выдавать указы-свидетельства муллам (отсюда название «указной мулла»), осуществлять надзор за действиями мусульманского духовенства, строительством и ремонтом мечетей, заключением мусульманских браков, решать имущественные и семейные споры, осуществлять надзор за вакуфной собственностью, правильностью исполнения мусульманских обрядов и ведения метрических книг. Срок пребывания в должности – пожизненный. Привилегии: первым муфтиям императорами выдавались именные указы на право покупать землю у башкир, а также заселение их покупаемыми за границей иноверцами нехристианского исповедания, а также их продажи. Получали высокое жалование от казны (1500 руб. в год). Ответственность: за противоречащие законодательству деяния подвергались суду в Сенате⁹.

- Кадий-заседатель – от араб. кади – судья, отправляющий судопроизводство на основе шариата. В ОМДС их число достигало трех человек. Вступление в должность: до 1889 г. избирались представителями мусульман Казанской губернии (главными требованиями были религиозная компетентность, что проверялось соответствующим испытанием, а также лояльность власти), а затем по рекомендации муфтия стали назначаться министром внутренних дел. Должен был обладать знаниями русского языка в объеме курса городского училища. Права и полномочия: имели компетенцию рассматривать все те же вопросы, что и муфтий, ограничивали право последнего на принятие единоличных решений, которые не должны были приниматься к исполнению. Решения по большей части вопросов должны были рассматриваться коллегиально кадиями и муфтием. Срок пребывания в должности – три года, однако он часто продлевался по несколько раз. Привилегии: получали значительное казенное содержание, муфтий и кадии были представителями высшего мусульманского духовенства¹⁰.

- Ахун от перс., хаванд или ахунд – «наставник», «господин». До учреждения ОМДС являлись высшими духовными лицами определенных территорий. Вступление в должность: с появлением Духовного собрания их статус постепенно понижался, была ликвидирована их выборность, а должность ахуна стала почетным званием, присуждаемым МВД или ОМДС имамам соборных мечетей за их особые религиозно-административные заслуги. Должен был владеть русским языком в объеме курса одноклассного народного училища. Права и полномочия: тем не менее, они обладали значительными правами, являясь старшими духовными лицами определенного района (как правило, нескольких волостей) и пользовались большим влиянием среди татар и башкир. Обладали более широкой компетенцией при решении отдельных религиозно-бытовых вопросов, чем представители обычного приходского духовенства, выступали посредниками между имамами и ОМДС. Привилегии – ахуны, равно как и все духовные чины ОМДС и их дети, были защищены от телесных наказаний, должны были платить подати и повинности в зависимости от сословия, к которому принадлежали. Однако они не платили дворовой (подымной) подати наряду со служителями культа других конфессий империи. Также приходы, по добровольным общественным приговорам, могли освобождать их, принимая платежи на себя¹¹. Ответственность – перед ОМДС за совершение поступков, противоречащих шариату. ОМДС могло налагать взыскания в виде временного удаления или лишение духовного звания. По уголовным и гражданским делам подвергался светскому суду.

- Хатиб от араб. хатиб – «оратор», «проповедник» – духовное лицо, читающее в мечети в дни пятничных и праздничных молитв проповедь – хутбу. Старшее духовное лицо мечети. Вступление в должность: выбирался прихожанами (не менее 2/3 глав семейств в присутствии волостных старшин или сельских старост), сдавал в ОМДС экзамены на знание исламского вероучения, знания русского языка и приводился к присяге губернатором или Губернским правлением. Должен был владеть русским языком в объеме курса одноклассного народного училища. Права и полномочия: должен был следить за порядком в культовых местах, освящать обряды жизненного цикла, решать семейно-бытовые и наследственные споры. Прямым его служебным долгом являлось также обучение детей прихожан основам и обрядам исламского вероучения. Кроме того, хатибы вели записи актов гражданского состояния в метрических книгах. Привилегии – то же, что и у ахуна. Ответственность – то же, что и у ахуна¹².

- Имам, мулла (от араб. маула– «владыка», «господин») – руководитель общей молитвы в мечети и глава мусульманской общины. Вступление в должность: то же, что и у хатиба. Должен был знать русскую разговорную речь и уметь читать по-русски. Права и полномочия: служебные обязанности мулл регулировались российским и шариатским правом, а именно в их компетенцию входило ведение метрических книг, решение вопросов о порядке богослужения, об обрядах, об исправлении духовных треб, о заключении и расторжении браков, дела о разделе и принадлежности наследства, о неповиновении детей их родителям и о супружеской неверности. Привилегии: то же, что и у ахуна. Ответственность: то же, что и у ахуна¹³.

- Муэдзин от араб. му’азин – служитель мечети, призывающий с минарета прихожан на молитву, синоним – азанчи. Вступление в должность: избирались прихожанами. Права и полномочия: призыв на пятикратную молитву, чтение вслух перед началом богослужения особой молитвы – дога (араб, да'ва), поддержания порядка и чистоты в мечети, выполнение по поручению мулл отдельных религиозных обрядов. Привилегии: то же, что и у ахуна. Ответственность: то же, что и у ахуна¹⁴.

Во время сдачи экзаменов в ОМДС испытуемому, претендующему на занятие духовной должности, присваивалось и педагогическое звание – мударрис (руководитель медресе), мугаллим (учитель мактаба – начальной мусульманской школы). Поэтому очень часто имамы являлись одновременно преподавателями медресе или мактаба, а в небольших приходах хатибы выполняли обязанности мулл и наоборот.

Денежное содержание приходского духовенства: ахунов, хатибов, имамов и муэдзинов брал на себя приход. По сложившейся в России традиции, на оплату работы мусульманских духовных лиц шел закат – один из пяти столпов ислама, обязательный для каждого совершеннолетнего мусульманина 1/40 часть с годового дохода. Также духовным лицам давались пожертвования во время главных исламских праздников Ураза-байрам и Курбан-байрам, также верующие давали муллам скромное вознаграждение за совершение ими различных богослужебных обрядов (имянаречение новорожденных, обрезание, бракосочетание, погребение и т.д.) и за учительский труд. В среднем, по данным источников, в пореформенный период совокупный годовой доход татарских и башкирских мулл в бедных приходах составлял в денежном выражении около 200 руб., а в богатых – до 700 руб.

Данные факты приводятся в работе миссионера Я.Д. Коблова «О магометанских муллах», которая уже цитировалась выше. Автор отмечает, что муллы живут достаточно зажиточно. Источником их благосостояния служит не только исполнение религиозных обязанностей и преподавание в медресе, но также торговля и земледелие. Миссионер обращает внимание на то, что дома их более добротны, чем у их прихожан. Но благосостояние мулл не вызывало зависти у односельчан. Наоборот, представители мусульманского духовенства пользовались у них непререкаемым авторитетом. «Влияние муллы на прихожан огромно, – пишет Коблов. – Муллу в приходе не почитают и уважают только, но и положительно боятся»¹⁵. А современный татарстанский исследователь Н.К. Гарипов в этой связи отмечает, что «кроме повседневных обязанностей (ежедневные, коллективные молитвы, посещение мечети и др.) есть и дополнительные, такие как проведение имянаречения, свадеб, похорон или обучение детей начальной грамоте. Можно сказать, что ни одного важного события не происходит без ведома муллы»¹⁶. Отсюда видно, какое большое влияние оказывали имамы на жизнь мусульманских общин. Молитвы из уст муллы встречали мусульманина в момент рождения, сопровождали его всю жизнь и провожали в мир иной. Нередко имамы выступали не только духовными пастырями, но и просветителями, организуя в своих приходах мактабы, медресе и библиотеки, встречи с врачевателями-табибами, используя методы нетрадиционной медицины, занимались литературной деятельностью и историческими изысканиями.

Имамы Закавказских и Таврического магометанских правлений имели большие льготы и привилегии, чем их коллеги из внутренних регионов России, подчинявшиеся ОМДС. Возможно, это объяснялось стремлением властей заручиться лояльностью мусульманского духовенства в недавно присоединенных к империи неспокойных территориях Черноморско-Каспийского региона. В Крыму они даже были выделены в отдельное духовное сословие. Однако, несмотря на региональные различия, имамы Российской империи со временем приобрели особый юридический статус и привилегии. В частности, имперское законодательство освободило их от налогов, повинностей, воинской службы (с оговорками), а их дома – от постоя. Закон разрешал выплачивать им казенное жалование и пользоваться доходами от соответствующих приходов. Согласно статистике, к 1 января 1912 г. в Российской империи было 45.339 мусульманских духовных лиц (имамов, мулл, хатибов, муэтзинов и т.д.).¹⁷

На территории нынешней Челябинской области (в частности, Челябинский и Троицкий уезды Оренбургской губернии) было 457 исламских священнослужителей: 8 ахунов, 105 хатибов, 174 имама и 168 муэдзинов. В Пермской губернии около 1000 мулл. ¹⁸

Обладая одинаковыми правами и обязанностями, тем не менее, этот социальный слой не был однороден. Во-первых, среди имамов было немало сторонников суфийских орденов – мистических течений ислама, проповедовавших главной целью пути мусульманина – слияние с Божеством. Во-вторых, корпус имамов четко делился на два лагеря – кадимистов (от араб. кадим – старый) и джадидов (от араб. джадид – новый), противников и сторонников реформирования мусульманского образования на основе звукового метода в противовес средневековой схоластике¹⁹. В открытых усилиями имамов-джадидов новометодных медресе преподавался широкий спектр светских дисциплин, но главенствующим оставалось религиозное образование, готовилась будущая светская элита мусульманских народов империи, которая предала джадидизму в годы первой русской революции 1905 – 1907 гг. политический оттенок. Значительное влияние на настроения мусульманского духовенства оказывали революционные и внешнеполитические события начала ХХ века. В частности, среди уральских имамов были как сторонники кадетов, так и большевиков, а некоторые поддерживали идеи панисламизма в объединении всех мусульман мира вокруг Стамбула. Прежде чем приступить к изучению социального облика имамов Урала дореволюционного времени, приведем биографии трех ярких религиозных деятелей Екатеринбурга, Челябинска и Надеждинского завода (Серова), чтобы показать какими разными были представители мусульманского духовенства Урала.

1) Рахманкулов Гирфан Шайхильмарданович (1874, д. Письмян (Мусино, Токмаклы) Бакаевской вол. Уфимского уе. и губ. – не ранее 1942) – религиозный и общественный деятель, педагог, ахун г. Екатеринбурга. Родился в семье имама. Окончил начальную школу в Стерлитамаке (свидетельство Стерлитамакского училищного совета от 30.10.1891 № 222), затем медресе «Усмания» (Уфа), обучался в Казани. Учительствовал в Бирском уезде. Во время русско-японской войны ДДДИИ МВД назначен муллой при штабе Приамурского военного округа (1904 – 1906). «За храбрость, выдающуюся энергию и необыкновенно благотворное влияние на бойцов-мусульман ... удостоился Высочайше пожалованных боевых наград и ... благодарностей», награжден орденом Св. Анны 3-й степени. Возвращался на Родину кружным морским путем, в течение трех лет путешествовал по Ближнему Востоку, Египту и Малой Азии: 11 месяцев слушал лекции в каирском университете «аль-Азхар», месяц обучался в Бейруте, посетил Мекку, Медину, Иерусалим и Стамбул. По возвращении работал заместителем директора оренбургского медресе «Хусаиния», преподавал здесь арабский язык и этику (ахляк). Затем поступил на должность учителя мусульманской начальной школы (мектебе) в г. Екатеринбурге. В 1910 г. избран прихожанами местной соборной мечети на должность 1-го муллы, а указом Пермского губернского правления от 26.08.1910 г. № 5951 утвержден в ней в званиях имама-хатыба и мудариса. В 1911 г. проживал в г. Екатеринбурге по ул. Ломаевской, д. 2 (ныне ул. Февральской революции). Пермский губернатор 22.06.1912 за № 11400 выразил согласие на официальный допуск его к преподаванию мусульманского вероучения и других дисциплин в мектебе г. Екатеринбурга. Одновременно за ним было установлено негласное наблюдение полиции в связи с сомнениями в его политической благонадежности. Однако позднее оно было снято, поскольку жандармерия убедилась в том, что Г. Ш. Рахманкулов «глубоко уважаем не только местными мусульманами, как их духовное лицо, но даже и правительственными представителями всех ведомств, давших наилучшие отзывы о нравственных, служебных и верноподданнических качествах этого имама». Был сторонником джадидизма. Призывал прихожан «к поголовному обучению грамоте с целью умственного развития и просвещения», реформировал обучение в екатеринбургских мактабах по новому звуковому методу, организовал при них два русских класса. Активная гражданская позиция имама, его просветительская и общественная деятельность вызывали недовольство консервативно настроенных мусульман, которые неоднократно подавали на него кляузы и доносы. В 1915 г. принял участие в организации Екатеринбургского отделения «Временного мусульманского комитета по оказанию помощи воинам и их семьям» (г. Петроград) и был избран его членом. По указу ПГП от 19.08.1915 г. № 7835 возведен в почетное звание ахуна. Делегат Всероссийского мусульманского съезда 1917 г. В 1920-х гг. лишен избирательного права как «не проявивший лояльности к советской власти». В 1925 г. – преподаватель мектебе Свердловского мусульманского религиозного общества с окладом в 70 руб. В 1930 г. проживал в г. Свердловске по адресу: ул. Северная, 11а (ныне ул. Челюскинцев). После закрытия городской мечети 10.03.1930 г. работал землекопом на 5-м участке коммунстроя, резчиком на фабрике жестяных изделий мебельного комбината им. В. И. Ленина, сторожем. Ходатайствовал о восстановлении избирательного права, но постановлением президиума УралОблика №5802 от 15.07.1933 ему было отказано в этой просьбе. Переехал в д. Сарт-Чишма Кармаскалинского р-на Республики Башкортостан, где подвергся раскулачиванию. Затем работал заведующим продларьком 1-го горторга. 23.04.1942 г. был арестован, но уже 30.05.1942 г. реабилитирован. Был женат на дочери обывателя Каслинского завода Сагиде Латыповне Рахманкуловой (1893-?), которая сначала работала педагогом в родном г. Троицке, а после замужества до революции преподавала в женском мектебе г. Екатеринбурга. Имел шестерых детей²⁰.

2) Салимов Мухаммедхаким Мухаммедзарифович (17.03.1846 – 1920) – религиозный деятель, ахун г. Челябинска. Из башкир д. Сафакулевой Карасевской вол. Чел. уезда Оренб. губ (ныне Курганская область). Высшее религиозное образование получил в медресе г. Троицка и д. Кшкар Казанского уезда и губернии. С 1873 г. переехал в Челябинск и открыл здесь мусульманскую начальную школу (мектеб), которая в отсутствие мечети выполняла роль объединяющего центра для местной общины, обеспечивая передачу религиозной и культурной традиции. Одновременно в собственной лавке занимался торговлей «красным» товаром. 30.03.1883 г. он был избран на должность муллы впредь до постройки в городе мечети, а указом ОГП от 25.09.1884 г. № 4545 утвержден в званиях имама-хатиба, замига и мудариса. При нем в 1890 – 1899 гг. были сооружены каменное здание соборной мечети г. Челябинска (Ак-мечети) и комплекс медресе. По личному представлению муфтия указом Оренбургским губернским правлением от 29.09.1890 г. Салимов был возведен в почетное звание ахуна. Став приходским муллой, продолжал торговать мануфактурой, и к 1909 г. его состояние достигло 25 тыс. руб. На рубеже XIX – XX вв. между либерально настроенными представителями мусульманской буржуазии и консервативным духовным лидером возник конфликт по вопросам реформы образования и управления финансово-хозяйственными делами общины. Салимов был убежденным кадимистом, выступал против использования звукового метода и преподавания в мусульманских школах светских дисциплин. По этой причине в 1899 г. он отказался предоставить одно из 3 зданий медресе под новометодную школу. Тем не менее, желающим удалось открыть собственный мактаб, которым они стали управлять самостоятельно, без участия муллы, выписывая учителей из Троицка. Тогда же состоятельные торговцы впервые поставили вопрос об установлении общественного контроля за расходованием пожертвований, организации выборного попечительского совета для заведования финансовыми средствами и управления делами прихода. Однако Салимов хотел по-прежнему распоряжаться всем самостоятельно и враждебно отнесся к попыткам ограничения его власти. Лишь коренные сдвиги в общественной жизни и сознании, обусловленные событиями Первой русской революции, позволили воплотить стремление прихожан к обеспечению реального самоуправления в мусульманской общине. В 1906 г. представитель либерально настроенной буржуазии, купец З. Г. Галеев впервые был избран попечителем соборной мечети г. Челябинска, а на должность 2-го муллы приглашен выпускник казанского медресе «Мухаммадия» М. Гадиев. В его распоряжение были переданы все образовательные учреждения прихода, которые он реформировал на основе внедрения звукового метода и расширения светских дисциплин в учебной программе. По сути, ахун Салимов был отстранен от управления делами прихода, оставшись только номинальным духовным лидером общины. Состоял почетным членом «Челябинского мусульманского благотворительного общества», но активного участия в его работе не принимал²¹.

3) Хамидуллин (Хамиди) Шакирзян Ассадулович (29/30.08.1878, д. Татарские Тюки Буинский уезд Симбирской губернии – не ранее 1922) – религиозный и общественный деятель. Окончив в 1896 Усмановское медресе г. Казани, Хамиди с 01.12.1897 по 08.03.1899 состоял вольноприходящим учеником Татарской учительской школы. С 1899 по 1903 гг. преподавал в новометодном мектебе д. Чувашлы, а затем оказался в д. Юртыш. Здесь он провел реформы в приходской школе, где ежегодно по новому методу учились 45 мальчиков и 30 девочек. Прославился в эпоху джадидских преобразований как педагог-новатор, автор ряда новометодных учебников и просветительских брошюр. С 1903 г. второй имам-хатыб второй мечети д. Юртыш. Работал корректором восточных книг в типографии бр. Каримовых в Казани. Принимал участие в революционных событиях 1905 г. За оскорбление царя и его министров был привлечен к ответственности и предан суду; за оскорбление казачьих войск в печати собственного издательства (на обороте стенного календаря за 1907 год) ему было запрещено выпускать какие-либо издания. Сотрудничал в газетах «Азат» и «Азат халык», вел борьбу с религиозным фанатизмом и кадимизмом. 18.05.1909 г. назначен указным муллой мечети Надеждинского завода (ныне г. Серов Свердл. обл.). Руководил общиной в 4000 человек. Открыл женский и мужской мактабы. В 1910 г. в них обучалось 100 молодых людей обоего пола. В проповедях и обучении детей проводил джадидистскую линию, что вызывало недовольство ряда консервативно настроенных духовных лиц. Боролся за права рабочих, в частности, принимал активное участие в конфликте рабочих Богословского горного завода с руководством предприятия. Проводил негласные собрания рабочих, где вел с ними политические беседы. По доносу недоброжелателей арестован помощником начальника Губернского жандармского управления 25.09.1911 и заключен в Верхотурскую уездную тюрьму, где просидел до 27.10.1911. Выслан совместно с двумя прихожанами на 3 г. под гласный надзор полиции на жительство в Олонецкую губернию. Обвинялся в пропаганде панисламизма, призывах к рабочим-татарам поддерживать русских рабочих в борьбе с самодержавием. Хотя рукописи и книги, забранные в количестве около 800 экземпляров для перевода, были возвращены ему в день ареста с сообщением о том, что ничего нелегального в них не найдено. По окончании наказания в 1914 г. Х. поселился в Мензелинском уезде Вятской губернии, где нелегально открыл общеобразовательную школу, в которой обучалось до 6.03.1917 г. около трехсот человек. После Февральской революции Х. организовал Комитет распространения гражданских прав среди волостей Мензелинского уезда, посредством комитета вел борьбу с дворянством и зажиточным крестьянством, в 26 волостях организовал Уездный совет, состоя в Уездном крестьянском союзе. 10.10.1917 года организовал и редактировал газету «Мензеля или» (Мензелинский край). В 1918 г. вступил в РКП(б). До августа 1918 г. был членом Мензелинского уездного исполкома, единовременно занимая должность председателя Уездного комиссариата по делам мусульман, членом Окружного суда и членом Военного совета. Принял активное участие в гражданской войне на стороне РККА. По поручению политотдела штаба 3-ей армии открыл под своей редакцией в г. Сарапул газету «Кызыл кряшчи». Состоял членом Сарапульского исполкома и заведывающим отделом по делам национальностей. После 4.04.1919 г. эвакуировался в Казань, спасаясь от армии адмирала А.В. Колчака, где принял участие в организации политотдела при 1-й Мусульманской бригаде. 30.04.1919. Центральной мусульманской военной коллегией был откомандирован на Восточный фронт в качестве агитатора-организатора, где находился до 8 июля. До 31.08.1919 – председатель исполкома с. Агрыз. 1 сентября назначен на Южный фронт в г. Саратов для агитационной работы среди мусульманского населения, где провел Губ. мусульманский съезд, на котором и был избран председателем Коллегии губ. комиссариата по делам мусульман, где, пробыв до 9.10.1919 г., получил распоряжение Центральной мусульманской военной комиссии о назначении его в Агрыз председателем исполкома. Здесь созвал 1-й и 2-й съезды из 5 уездов мусульманского духовенства и организовал Союз мусульманских мулл Прикамского края левого течения. 3-ий съезд мулл провел 20.07.1920 года в г. Мензелинске. Был выбранным председателем Агрызского исполкома до 8.12.1921 г. Благодаря его инициативе были выделены из Елабужского уезда Сарсак-Омгинская, Кучуковская и Старо-Чекалдинская волости и из Сарапульского уезда Агрызская и Исенбаевская волости, из которых был организован Агрызский кантон. С 8.12.1921 г. состоял членом Агрызского кантревкома и заведующим Кантземотделом. После 1922 г. судьба неизвестна²².

Представленные три портрета имама-ре-форматора, имама-консерватора и имама-революционера показывают, насколько широким был спектр политических пристрастий мусульманского духовенства Урала, как по-разному складывалась их судьба в смутное время начала ХХ в. Используя биографический метод, можно попытаться составить коллективный портрет уральского имама этой эпохи.

В процессе работы с архивными материалами и научной литературой удалось выявить биографии полусотни имамов, работавших в начале ХХ в. в селах и городах Пермской губернии (в современном административно-территориальном делении север Челябинской области, Свердловская область и Пермский край), Челябинского и Троицкого уездов Оренбургской губернии (в границах Челябинской области) и западных уездах Тобольской губернии (современный юг Тюменской области). Данные биографии были извлечены из отчетов царской полиции и советских госорганов, метрических книг, списков жертв политических репрессий, научных статей и др. источников, поэтому их полнота в значительной степени различается, что оказывает влияние и на полноту исследования. Однако все доступные автору сведения были занесены в сводную базу данных на основе программы MS Exсel, закодированы и просчитаны. Необходимо отметить, что в силу малого количества источников и собранных биографий, автор пользовался методом выборки доступных случаев, а потому результаты исследования не могут со стопроцентным результатом быть перенесены на всю совокупность имамов Урала. Однако дают возможность составить представление о социальном облике религиозных лидерах мусульман региона рассматриваемого периода.

Анализ возраста изучаемой группы показывает, что на 1913 г. среди имамов Урала преобладают люди среднего возраста. 30% имамов – это люди в возрасте от 31 до 40 лет, 17% – от 41 до 50 лет, четверть имамов – люди старшего возраста – от 51 до 80 лет, а 12% – молодые люди от 20 до 30 лет, только начавшие религиозное служение. Средний возраст имамов на 1913 г. – 44, 6 лет.

Анализ возраста имамов Урала на момент назначения показывает, что половина (46%) – это молодые люди от 20 до 30 лет, целенаправленно поставившие перед собой в юном возрасте цель стать мусульманским священнослужителем и после учебы начавшие работать на данном поприще. Четверть уральских имамов (26%) встали на этот путь немного позднее – в период от 31 до 40 лет, приобретя определенный жизненный опыт и осознав, что их предназначение – духовное служение. Людей, ставших имамами в возрасте от 41 до 50 лет, всего 8%. Призвание их занять пост имама, могло быть связано с двумя причинами: а) с отсутствием в населенном пункте мечети или юридически зарегистрированной общины, а после строительства храма или юридического оформления верующие избирали из своей среды наиболее грамотного в религиозных делах человека. Так, после открытия в Екатеринбурге в 1889 г. молельного дома, его имамом был определен 44-летний Г. Г. Габдель-Вагапов, получивший религиозное образование в Казанской губернии²³; б) причина призвания на духовную должность в достаточно позднем возрасте могла быть связана со смертью предыдущего имама и отсутствием на его место молодых кандидатов. Так, имамы мечетей с. Кояново Пермского уезда и губернии З. М. Хасанов и А. Г. Бактиков стали священнослужителями соответственно в 41 и 45 лет²⁴. Но все же имамами чаще всего становились именно молодые люди. Средний возраст уральского имама на момент назначения составляет 30, 6 лет.

Анализируя национальный состав имамов Уральского региона, необходимо констатировать, что он довольно однороден: это все представители Поволжско-Уральской группы родственных друг другу в языковом и этническом плане тюркских народов. Xуть меньше половины (46%) составляют казанские татары. По сложившейся практике именно татары чаще всего становились имамами округа ОМДС. Треть уральских имамов (32%) по национальности были башкирами, что свидетельствует о сильных позициях данного этноса в духовной жизни Уральского региона, особенно на Южном Урале. 10% имамов Урала представлены сибирскими и ичкинскими татарами, обитающими в Среднем и Южном Зауралье. В основном именно из них укомплектовывался корпус исламского духовенства Тобольской губернии. Также в выборке представлены мишаре (2%), традиционно проживающие в Нижегородской губернии и сопредельных с ней регионах. Таким образом, уральское исламское духовенство практически полностью формировалось из народов, традиционно проживающих в регионе. Отсутствуют представители Кавказских народов, хотя в сопредельной с Уралом Вятской губернии известен случай, когда дагестанец был имамом в татарской деревне²⁵. Что касается представителей Среднеазиатских этносов, то казахи и киргизы пользовались в то время услугами татарских мулл, имели своих имамов проживающие в Оренбургской и Тобольской губерниях бухарцы (этнические таджики и узбеки, занимающиеся торговлей и осевшие в ряде городов). Однако в общем выражении количество имамов-бухарцев было ничтожно малым.

Анализ места рождения имамов Урала показывает аграрный характер изучаемой группы. Более половины имамов (56%) родились в селах и деревнях. Выходцы из городов представлены только в 16% случаев, включая 2% родившихся в крупном городе губернского значения, в данном случае в Саратове. Остальные 14% родились в уездных центрах. Столь небольшое количество имамов из городов объясняется довольно поздним (последняя треть XIX в.) временем появления там мусульманского населения и образования мусульманских общин.

Перед проведением исследования автор задался вопросом выяснить, насколько большое влияние на формирование корпуса имамов оказывали два Поволжских центра Российского ислама – Казанская и Уфимская губернии. Довольно значительное – 1/5 (19%) всех имамов родились именно в этих губерниях, и в последующем переехали на Урал, где и складывалась их духовная карьера. Половина (53%) имамов родились в других регионах, по преимуществу, в тех же, в которых в последующем они работали: 42% родились в Оренбургской губернии (по преимуществу Челябинский и Троицкий уезды), 28% – в Пермской, 10% – в Тобольской. Однако 20% из тех, кто родился в других регионах, происходили из губерний Поволжья и Центральной России – 10% из Симбирской, 5% из Тамбовской и 5% из Саратовской губерний. Таким образом, около половины имамов (43%) рекрутировались из Уральских губерний, а треть (31%) были выходцами из других регионов. По 26% имамов, к сожалению, данных не имеется.

Изучение социального происхождения уральских имамов показывает, что для 34% духовное наставничество являлось продолжением семейной традиции. Треть уральских имамов, работавших в начале ХХ века, имели родственников (отцов, дядей, дедушек), также бывших исламскими священнослужителями. Примерно столько же имамов (37%) происходили из крестьян. Выше уже писалось о большом влиянии и уважении, которым пользовались муллы в сельской местности. Эта профессия была престижной. Поэтому неудивительно, что многие сельские детишки хотели стать муллой. Можно предположить, что в их представлении это был ключ к благополучной и спокойной жизни. В произведениях талантливого татарского поэта Габдуллы Тукая можно найти немало ярких, сатирических образов деревенского муллы, аналогичных образу православного священника из русской сказки «О попе и его работнике Балде». Хотя поэт высмеивал их властолюбивые замашки, стремление к хорошей еде и деньгам, Тукай, тем самым, невольно подчеркивал их высокий социальный статус на селе²⁶. Всего 2% имамов происходили из купеческого сословия. Это можно объяснить тесной связью купцов-меценатов, выступавших в качестве светских лидеров мусульманских общин Урала и исламских священнослужителей, бывших духовными лидерами махалли. Дочь имама Тюменской мечети И.Г. Бурундукова Халида сообщает, что ее мать с детьми в начале ХХ в. отправилась в Екатеринбург для лечения бабушки: «Жили они у знаменитых уральских купцов Агафуровых, дети которых учились у моего отца в Тюмени. Мама часто с теплотой вспоминала, как их чествовали Агафуровы»²⁷. Вполне естественно, что кто-то из обучавшихся у имамов купеческих детей попадал под влияние своих учителей и стремился походить на них. Кроме того, на примере верхушки г. Троицка видно, что дети имамов и купцов часто вступали в брачные отношения друг с другом. По социальному происхождению 27% имамов данные отсутствуют.

Продолжая затронутый в анализе социального происхождения имамов Урала вопрос об обстоятельствах прихода к исламу, отметим, что подавляющее большинство (85%) выросли в религиозных семьях, где им с колыбели прививалась богобоязненность. Это отражает значительное влияние религии на жизнь подданных мусульманского вероисповедания Российской империи в конце XIX – начале ХХ вв. На формирование исламского самосознания 5% будущих имамов повлияли проповеди мусульманских священнослужителей, суфийских проповедников либо поступки набожных родственников и односельчан.

К сожалению, сведения о семейном положении имамов и количестве детей в наименьшей степени отложились в исторических источниках, поскольку не представляли значительного интереса для властей. По половине исследуемой группы нет сведений. Однако даже собранные данные позволяют сделать ряд интересных наблюдений: 56% имамов были женаты, включая 12% тех, кто имел более 1 жены. 2 имама из г. Троицка, сведения о которых имеются в базе данных, имели 4 жены. То, что каждый десятый имам мог позволить себе содержать несколько жен свидетельствует об их высоком материальном достатке, поскольку, согласно законам шариата, мужчина обязан предоставить каждой своей жене отдельное жилое помещение (дом или комнату в доме) и в равной степени обеспечивать их. Лишь 2% имамов – неженаты, это молодые люди, не успевшие к 1913 г. вступить в брак и соответственно не имевшие детей. Дореволюционным имамам была присуща многодетность, которая поощряется исламом: 28% имело трех и более детей. Самый многодетный имам, представленный в базе данных, имел 11 родных детей, другой 4 родных и 7 приемных, еще 2% имели двоих детей. 12% исламских священнослужителей имели по 1 ребенку.

Анализ привлечения к уголовной ответственности показывает, что 81% имамов Уральского региона не подвергались уголовному преследованию. А 7% (некоторые неоднократно) были судимы имперскими судами. Однако необходимо обратить внимание, что все они были осуждены либо за политические преступления (критика самодержавия, оскорбления царя, министров, казачества), либо по доносу недоброжелателей за свою религиозную и просветительскую деятельность. В качестве наказания они приговаривались к не очень продолжительным тюремным срокам или к ссылке в другие губернии. Еще 12% имамов накануне Первой мировой войны состояли под негласным надзором полиции по подозрению в поддержке панисламистской идеологии или политической неблагонадежности, однако нужных для их привлечения к суду доказательств власти не нашли.

Для понимания того, на основании чего инициировалось преследование имамов, рассмотрим дело имама д. Чишмино Ново-Артауловской волости 2 стана Осинского уезда Пермской губернии Шайх Рази Ахмадуллина (1877 – ?), занимавшего данный пост по резолюции Пермского губернского правления от 30.07.1903 г. за №2956. Молодой имам был сторонником джадидизма и развил в деревне активную деятельность, преподавал на основе «нового метода» в местном мактабе, просвещал прихожан. Уездному полицмейстеру пришел донос, согласно которому Ахмудуллин «вел среди прихожан протурецкую агитацию, предлагал молиться о здравии султана Османской империи, призывал открыть мактаб, где детей будут учить «по-турецки». Это стало основанием для того, чтобы в 1912 г. имам был взят под негласное наблюдение полиции. В результате обыска, проведенного 3 и 4 марта того же года, у имама было обнаружено большое количество писем «копрометирующего характера на почве распространения панисламизма», несколько сотен безцензурных печатных произведений, конфисковано около 20 книг и газет, однако после перевода на русский язык изъятых материалов стало понятно, что они «ничего преступного в себе на заключают». Производство в отношении него было прекращено. Однако губернские власти решили на всякий случай избавиться от имама ввиду его «политической неблагонадежности». Так, распоряжением губернатора от 27.05.1912 г. за №9572 он был отстранен от исполнения обязанностей преподавателя в магометанских школах уезда, а также от обязанностей имам-хатыба. Уволен журнальным определением Пермского губернского правления от 25.09.1912. Однако он обратился в ОМДС и МВД с просьбой восстановить его в должности. Более того, на имя Пермского губернатора пришло коллективное письмо от имамов Осинского и Бирского уездов, из которого следовало что пожилой мулла-ишан (суфий) одной из деревень дискредитирует перед властями своих более молодых коллег, в своих доносах полиции представляя их джадидистскую деятельность как протурецкую пропаганду. Далее в письме указывалось, что этот мулла является ярым консерватором, отличается аморальным поведением и даже не знает арабского языка и не может читать Коран (для имама это было неприемлемо). Уездный полицмейстер на запрос губернских властей в связи с этим письмом подтвердил, что именно на основании «верноподданнического» доноса муллы и было инициировано преследование Шайх Рази Ахмадуллина. В связи с этим, министр внутренних дел своим личным распоряжением восстановил имама на всех занимаемых им ранее должностях²⁸. Из этого дела видно насколько острым был идеологический конфликт между имамами-кадимистами и имамами-джадидами, нередко оканчивающийся попытками использования правосудия для сведения личных счетов. Такие дела были весьма распространенными в Российской империи. Историк А. Кобзев обращает внимание на то, что после Первой русской революции муллы, стремившиеся устранить своих конкурентов, стали использовать подозрительность властей в корыстных целях. Причем, мотивами для сведения счетов могла быть как идеологическая неприязнь, так и чисто корыстные интересы в борьбе за доходы от прихода. Они подавали прошения о политической неблагонадежности своих коллег-мулл. В частности, в жалобах писалось о подстрекательстве населения к неповиновению властям, пропаганде эмиграции в Турцию и оскорблении российского самодержца и членов его семьи²⁹. Однако надо отдать должное властям, что по поступающим заявлениям проводились тщательные расследования, которые выясняли невиновность оклеветанных имамов.

Также необходимо отметить, что многие из изучаемых имамов имперского периода подверглись репрессиям и политическим преследованиям в 1920 – 30-е гг., но уже совершенно по другим обвинениям.

До введения всеобщей воинской повинности в 70-х гг. XIX в. мусульманское духовенство пользовалось правом личного освобождения от рекрутства, но после военной реформы положение изменилось. Так как мусульмане занимали должность муллы в возрасте не моложе 25 лет, превышающего призывной возраст, льгота об освобождении от воинской обязанности на них не распространялась. Тем не менее, 73% уральских имамов по тем или иным причинам не проходили воинскую службу. Те же 7%, кто служил, занимали либо должности военных мулл (как ахун Г.Ш. Рахманкулов, чья биография приводилась ранее), либо офицеров-переводчиков в мусульманских воинских частях. За участие в военных действиях двое имамов, представленных в базе данных, имели боевые награды.

Прежде чем преступить к анализу образовательного уровня имамов Урала, отметим, что исламские образовательные учреждения были важнейшими институтами мусульманских общин Российской империи в целом и Урала в частности. На низовом уровне они были представлены начальными школами – мактабами (араб. «место, где пишут»). Мактабы были распространены практически во всех местах компактного проживания мусульман. Они представляли собой начальные школы при мечетях, в которых обучались практически все дети. Основным направлением в образовании являлось изучение Корана и его тафсир (толкование). Однако, вместе с тем, внимание уделялось и арабскому языку, а также исламской литературе, различным богословским наукам и даже арифметике. В мактабах обучение было бесплатным, содержались они за счет членов общины, финансовой поддержке купечества и духовенства, ³⁰ а после учреждения земств и за счет их ассигнований. По данным А.М. Сафроновой, к 1862 г. в Пермской губернии действовал 61 мактаб с числом учащихся 3000 человек³¹. К 1913 г. их число увеличилось в три раза по разным данным от 186 до 198³².

Следующей ступенью исламского образования является медресе (араб. «место, где читают лекции»). В них студенты уже достаточно глубоко и серьезно занимаются изучением различных наук. Медресе обычно учреждались за счет вакфа – передачи частными лицами своего имущества на благотворительные цели, ряду учащихся выплачивались стипендии, учащиеся также обеспечивались учебными принадлежностями и жильем. Преподование велось в форме лекций и семинаров, что давало возможность ученикам развивать свои способности. До середины XIX в. в российских медресе доминировала бухарская схоластическая система образования, крупнейшим в Уральском регионе медресе подобного типа были учебные заведения в с. Каргалы неподалеку от Оренбурга. Известно и схоластическое медресе в с. Медиак близ Челябинска. Однако в ходе развития движения джадидизма в конце XIX в. стали появляться учебные заведения нового типа, дававшие наряду с религиозным знанием образование по ряду светских гуманитарных и точных наук. На Урале наиболее известными медресе подобного типа были «Расулия» в Троицке, «Усмания» в Уфе, «Хусаиния» в Оренбурге, «Мансурия» в с. Султанай Осинского уезда Пермской губернии, Ембаевское медресе в Тобольской губернии. Они давали среднее и высшее религиозное образование (в зависимости от программы и сроков обучения).

После окончания российских медресе, их выпускники, решившие стать имамами, нередко отправлялись на учебу в зарубежные медресе – в Бухару, Стамбул, Дамаск, Каир и другие города Ближнего и Среднего Востока. Там они также получали высшее религиозное образование, в значительной степени намного превосходившее российское. Человек, прошедший все три стадии обучения, описанные выше, получал полное исламское образование.

Анализируя образовательный уровень уральских имамов, необходимо отметить, что он был достаточно высоким. 68% имамов имели духовное образование. В т.ч. 27% – среднее духовное, 36% – высшее духовное, а 5% и то, и другое. Светское образование имели немногие – лишь 9% имамов получили средне-специальное образование, в основном педагогическое, обучаясь в учебных заведениях Османской империи. Это говорит, во-первых, о целенаправленном получении духовного образования для религиозного служения, а, во-вторых, подтверждает тот факт, что тюркская молодежь Российской империи из-за плохого знания русского языка не имела доступа в светские высшие заведения страны. Всего 3% уральских имамов не имели официального духовного образования. Но то, что они стали исламскими священнослужителями, говорит о наличии у них соответствующих знаний, полученных, вероятно, в ходе частных занятий с духовными наставниками.

К сожалению, в источниках редко указывается, в каком именно медресе получил духовное образование имам. Поэтому по 37% исследуемой группы данных не имеется. Тем не менее, данные диаграммы 9 свидетельствуют о том, что 20% имамов получили образование в деревенских медресе. Как правило, их основывали в родных деревнях опытные и уважаемые имамы, обладавшие высокими знаниями и сделавшие неплохую карьеру. К таким учебным заведениям относятся уже упомянутое медресе в д. Медиак Челябинского уезда, основанное династией ишанов Курбангалиевых³³ или медресе в д. Аккужа Тептяро-Учалинской волости, основанное знаменитым суфийским шейхом Зайнуллой Расулевым³⁴. В зависимости от религиозных знаний основателя и учителя в них можно было получить в той или иной степени полноценное среднее религиозное образование. Характеризуя образовательный уровень имамов Пермской губернии в начале ХХ в., пермский историк А. Михалева отмечает, что оно было «доморощенным», т.е. они обучались в медресе губернии (в основном сельских), «в редких случаях в казанских или уфимских»³⁵. Данные диаграммы 9 подтверждают, что таковых, действительно, было всего 10 и 2% соответственно. Еще 5% имамов учились в медресе г. Троицка. Что касается зарубежных учебных заведений, то в них училась в общей сложности четверть уральских имамов: 5% – в медресе Бухары, столько же - в древнейшем исламском университете мира «Аль-Азхар» в Египте, 7% – в медресе Стамбула, такое же количество в других учебных заведениях Османской империи, расположенных на Ближнем Востоке.

Высокий образовательный уровень имамов подтверждается и знанием иностранных языков³⁶. Арабский язык, являющийся богослужебным языком ислама, знали все имамы Урала (98%, по 2% нет данных). Одним языком владели 56% имамов, двумя – 29%. Вторым по распространенности после арабского языка был турецкий. Три иностранных языка знали 5% имамов, 5 – 1%, 6 – 2,5%. Русским владели как раз те, кто знал три и более языка, что показывает его слабую распространенность в среде исламского духовенства в начале ХХ в. В связи с этим один из исследователей ислама на Урале, Д.Н. Сергеев, приводит такой пример: «Метрические книги в соответствии со ст. 3 Указа 1828 г. велись на татарском языке, если имамы не знают русского. Анализ большого количества метрических книг ведомства ОДМС показывает, что подавляющее большинство метрических книг велось на татарском языке»³⁷.

Приступая к анализу карьеры уральских имамов, необходимо обратить особое внимание на их первое место работы. Более половины уральских имамов (54%) начали свою трудовую деятельность именно с духовного служения, что подтверждает их осознанный, целенаправленный выбор данной профессии. Однако далеко не все сразу стали имамами – 17% начали свою карьеру с вполне светских профессий. У 10% это была интеллектуальная специальность – главным образом, преподавательская деятельность в татарских учебных заведениях (мактабах, медресе, инородческих училищах). Многие будущие имамы первоначально работали преподавателями татарского языка, географии, арифметики и др. дисциплин, помощниками руководителей учебных заведений. Они также оканчивали медресе, тесно общались с преподавателями мусульманского вероучения, а потому легко переквалифицировались в исламских священнослужителей. 5% имамов начинали свою трудовую деятельность с торговли. Среди них ахун Челябинска М.М. Салимов, биография которого уже приводилась, имам г. Верхотурья Хикматулла Ганеев (1887-?), который до того как заняться религиозной деятельностью торговал фруктами и бакалейными товарами³⁸, и многие другие. Это связано с тем, что торговцы и купцы пользовались заслуженным уважением других членов мусульманских общин, поскольку были хорошо образованы и жертвовали значительные средства на благотворительность. 2% начинали трудовую деятельность с трудовых специальностей: подмастерья, скотоводы и др.

Изучив биографии имамов Урала дореволюционного периода, необходимо констатировать, что в плане развития карьеры это довольно монолитная социальная группа: подавляющее большинство (73%) вообще не имеют светской карьеры, полностью посвятив себя духовному служению. Еще 17% занимались светскими делами параллельно с духовной деятельностью, преимущественно торговлей, содержа при мечетях лавки или магазины. Часть доходов, естественно, шла на содержание храма, однако большая часть средств была источником их личного благосостояния. Хотя имамы занимались не только торговлей: ахун г. Миасс Салахутдин Сахибзадович Баширов (29.09.1862 – после 1923) основал типографию, где наряду со светскими заказами издавал мусульманские календари³⁹. Часть доходов от коммерческой деятельности он направлял на содержание храма и мектебе. 5% имамов, прежде чем приступить к религиозному служению, имели продолжительную (более пять лет) светскую карьеру. Столько же занимались светскими профессиями менее пяти лет.

Необходимо отметить также, что 58% имамов параллельно с работой в мечети занимались преподаванием исламского вероучения, правил чтения Корана и других религиозных предметов в мактабах и медресе, это соответствовало налагаемой шариатом на каждого грамотного мусульманина обязанности обучать религии своих единоверцев. Чаще всего имамы получали за эту работу дополнительное вознаграждение от администрации учебных заведений, купечества или членов прихода, чьих детей они обучали.

Для понимания того, как начиналась духовная карьера имамов Урала, необходимо рассмотреть обстоятельства избрания на должности духовных наставников. Как уже говорилось выше, согласно имперскому законодательству, имамов выбирали члены прихода (не менее 2/3), а потом кандидатуру утверждали муфтият и светские власти. Таким путем на Урале избрано всего 12% имамов. Уникальность региональной ситуации в отличие от Поволжских губерний, где доминировал именно этот принцип, заключается в том, что большинство имамов Урала (78%) назначались в приходы ОМДС без выборной процедуры. Это было связано с тем, что в молодых мусульманских общинах уральских городов или заводов попросту отсутствовали достаточно образованные люди, из которых можно было выдвинуть достойного имама. Поэтому в соответствие с направляемыми запросами Духовное собрание присылало имамов из других регионов. Кроме того, часто имела место ситуация, когда имамы крупных приходов, используя свои связи в муфтияте, добивались назначения на духовные должности в тех же мечетях, где служили сами, своих детей. 34% имамов продолжали семейную традицию. В конце XIX в. источники отмечают попытки установления в приходе семейной монополии. Современный мусульманский публицист А. Агаев замечает в этой связи: «Их можно рассматривать как результат формирования династий среди «мусульманских служителей культа»⁴⁰. Действительно, на Урале к началу ХХ в. складываются такие известные династии мулл как Курбангалиевы, Расулевы, Рахманкуловы и мн. др. 8% имамов напрямую были избраны членами прихода – например, на заводах и приисках, и действовали с одобрения властей, но без официального указа от муфтията. Их называли «неуказными муллами». Таковым являлся уже упомянутый торговец фруктами из г. Верхотурье Х. Ганеев⁴¹.

Говоря о начале духовной карьеры, нельзя не сказать и о возможном ее завершении. С позором из прихода изгонялись муллы, нарушавшие нормы шариата и отличавшиеся «неблаговидным поведением». К таким муллам, писал Я.Д. Коблов, не было доверия со стороны прихожан⁴². Историк А. Кобзев в своей книге «Исламская община Симбирской губернии во второй половине XIX – начале XX вв.» приводит факты, когда по жалобам прихожан имамы и муллы отрешались от должностей за «нетрезвую жизнь», «упущения в отправлении богослужений и треб», занятие коммерческой деятельностью и хозяйством в ущерб службе в мечети, «самовольные отлучки и неблаговидное поведение»⁴³. К чести уральских имамов, информация о которых имеется в базе данных, в их поведении таких фактов не встречалось.

Анализ духовной карьеры имамов позволяет выделить, по меньшей мере, четыре типа. Наиболее распространенным является тип «имам одной мечети» (56%). Представители данной группы после окончания медресе возглавляли одну мечеть и работали в ней имамами всю жизнь. Данный тип в наибольшей степени характерен для сельской местности, а также для городов с прочными исламскими традициями, вроде Троицка. Слой этот был достаточно зажиточным. Скажем, династия ишанов Курбангалиевых владела одним из крупнейших поголовий скота в Челябинском уезде⁴⁴. Именно на их плечи ложились заботы о поддержании в должном порядке вверенной им мечети, постоянной работе с прихожанами. Именно они чаще всего основывали при мечетях мактабы и медресе, преподавали там для мальчиков религиозное учение, а их жены-абыстаи обучали девочек. Именно о таких муллах писал миссионер Я. Коблов, отмечая, что они пользуются огромным уважением, а возглавляемые ими приходы отличались стабильностью своего развития и высокой религиозностью населения.

Второй тип карьеры уральского муллы – это «имам нескольких мечетей одновременно» (5%). Хотя он наименее распространен, но отражает специфику Урала. Тяжелое экономическое положение и обезземеливание, характерные для тюркских деревень во второй половине XIX в., вынуждали башкирских и татарских крестьян массово наниматься на Уральские заводы и рудники. Способствовало этому и строительство ж/д, т.к. они облегчали миграцию населения. В начале ХХ в. на Урале уже насчитывалось 4 тыс. рабочих-татар. Видный исламовед И.К. Загидуллин отмечает, что, оказавшись в одном промышленном поселении, мусульмане создавали землячества, выделявшиеся заметной обособленностью, в основе которой лежал, прежде всего, конфессиональный признак, обусловливающий специфику бытовой жизни, выражавшейся в правилах гигиены и питания. Естественным желанием рабочих-мусульман была организация привычной религиозно-бытовой среды, непременным элементом которой выступала мечеть или молельный дом. Однако сложность заключалась в том, что мусульманские общины на фабриках, заводах и рудниках по преимуществу были небольшими и не имели нужного количества душ мужского пола для официальной регистрации прихода, несколько предприятий объединялись в один приход. Так поступили мусульмане Верхотурья, Сосьвинского и Лялинского заводов. Таким образом, один имам обслуживал сразу несколько территориально далеко отстоящих друг от друга населенных пунктов с мусульманским населением⁴⁵. Хотя бывало, что жители близлежащих к городу, где имелась мечеть, селений, просили муллу взять и их под свое духовное окормление.

Третий тип карьеры (15%), который можно выделить, это «имам разных мечетей». Представителей данного типа отличает высокая социальная мобильность: их часто переводили из одного прихода в другой, они нигде подолгу не задерживались, ведомство ОМДС, позднее преобразованное в ЦДУМ, использовало их для того, чтобы быстро удовлетворить потребность прихожан той или иной мечети в мулле. Перевод мог также быть осуществлен из-за конфликта имама со своей паствой, местными меценатами или властями. Как правило, эти люди отличались высоким образованием. В качестве примера приведем судьбу имама Исмаила Рахматуллина (1891 – не ранее 1964), который на протяжении своей жизни руководил мечетью с. Аминево Шадринского уезда Пермской губернии, III-й мечетью г. Троицка, Соборной мечетью Москвы и мечетью «Марджани» в Казани⁴⁶.

Значительная часть уральских имамов (24%), сведения о которых имеются в базе данных, дослужились до высоких должностей ахунов, имам-мухтасибов, а в советское время и даже муфтиев. Это люди вроде ахуна г. Екатеринбурга Г.Ш. Рахманкулова или знаменитого муфтия ЦДУМ Габдрахмана Расулева, получившие прекрасное образование в российских и зарубежных медресе, активно участвовавшие в политической и общественной жизни, пользовавшиеся огромным уважением единоверцев. Карьера их складывалась по-разному, но достигнутый результат был одним – высокий сан и большая ответственность.

Также необходимо отметить, что у 58% имамов была прерванная карьера, что было связано в основном с преследованиями властей в царское и особенно в советское время. Так, сын Зайнуллы Расулева Габделькадир начал свою карьеру как преподаватель, затем до 1928 г. служил имам-хатыбом VI-й мечети г. Троицка, однако под давлением властей отказался от сана. Переехал в Казань, где служил в различных учреждениях. Но с 1942 г. он вновь стал работать муллой уже в г. Астрахань⁴⁷.

Имамы Уральского региона были людьми не публичными, скромными и не стремились демонстрировать свое активное участие в общественной и политической жизни. 68% имамов никак не проявляли себя в СМИ, 90% не имеют наград и почетных грамот, 49% лишь в силу своего статуса участвуют в общественных мероприятиях. В то же время имеется весьма активное меньшинство: 2% редактировали газеты, а 5% активно сотрудничали с различными изданиями. 16% являлись авторами богословских, исторических или этнографических сочинений, 7% за свою религиозную работу имели государственные награды. Кроме того, 51% активно участвовали в публичных мероприятиях или благотворительной деятельности. В начале ХХ в. в крупных городах Оренбургской и Пермской губерний было организовано немало мусульманских благотворительных, культурно-экономических и просветительских обществ: 3 в Перми, по 1 в Екатеринбурге, Кунгуре, Красноуфимске, Нижнем Тагиле, Троицке, Челябинске и др. городах. Почти всегда в составе учредителей можно встретить имена имамов и ахунов. Духовные наставники мусульман призывали верующих оказывать посильную помощь этим организациями, выступали с инициативами организации бесплатных библиотек для мусульман, новых школ для юношей и девушек, изыскивали средства для оказания материальной помощи различным категориям социально-незащищенных слоев населения.

78%, несмотря на революции, социально-экономические и военные потрясения никак не были вовлечены в политику. В то же время 5% проявляли симпатии к различным политическим силам, а 7% даже являлись членами партийных организаций. Их спектр был чрезвычайно широк: от кадетов до ВКП(б), от монархизма до «Союза мусульман». Это обусловило то, что некоторые имамы даже избирались в Государственную думу или принимали активное участие в гражданской войне. Продолжая разговор об идеологиях, влияющих на имамов, отметим, что 27% были последователями или даже руководителями суфийских братств, весьма распространенных на Урале. Прежде всего, речь идет об ордене Накшбандийа-Халидийа.

Данные исследования показали, что лишь 22% уральских имамов имеют почетный титул «хаджи», свидетельствующий о выполнении пятого столпа ислама – совершении паломничества в Мекку и Медину. Столь небольшой процент свидетельствует о том, насколько сложным, продолжительным и затратным мероприятием в то время был хадж. В умах простых мусульман он был сродни подвигу. В хадж ездили, как правило, во время учебы в ближневосточных медресе, хотя ездили и специально. Тем не менее, 2% имамов сумели дважды посетить святыни ислама, что свидетельствует об их высоких доходах и религиозном рвении.

Анализ диаграммы показывает, что половина (46%) уральских имамов не принимали участия в строительстве мечетей. В то время как другая половина (54%) проявляла куда большую активность в данной сфере: 16% содействовали строительству хотя бы 1 мечети, в то же время 27% основали по 1 учебному и просветительскому учреждению: медресе, мактаба или библиотеки. Значителен слой имамов, располагавших высоким духовным авторитетом и влиянием, либо занимавших должности ахунов, а потому имевших возможность построить более 1 мечети (5%) или даже несколько мечетей и учебных заведений (5%).

Таким образом, портрет среднестатистического уральского имама на 1913 г. следующий: это татарин 44 лет, родившийся в сельской местности на Урале в религиозной семье. Его родители были либо крестьянами, либо имамами. Имеет высшее духовное образование, но не имеет светского образования. Всю жизнь работал имамом одной мечети. Был назначен на этот пост ОМДС и не имел светской карьеры. Параллельно со службой в мечети, занимался преподавательской деятельностью в исламском учебном заведении. Не писал в газеты, не имел наград, не участвовал в политической деятельности, не совершал хадж. В то же время активно участвовал в общественных мероприятиях, построил 1 мечеть или организовал просветительское учреждение. Владел арабским языком. Не судим, не служил в армии. Женат, имел в среднем 2 детей.

Отсутствие широкой источниковой базы, территориальная разбросанность архивов и малая информативность архивных документов (биографии некоторых имамов приходилось реконструировать буквально по крупицам) не позволяют считать проведенное исследование на 100% достоверным. Скорее оно носит предварительный, разведывательный характер. Однако то, что в выборку попали имамы разного возраста, социального происхождения и судьбы делает его в достаточной степени репрезентативным, и позволяет составить представление о том, какими были дореволюционные уральские имамы.

Сравнивая получившийся портрет с социальным обликом имамов Урала начала XXI века⁴⁸, необходимо констатировать, что за сто лет он существенно изменился. Дореволюционные имамы были значительно моложе (на 11 лет) и более образованны в богословском плане, чем современные, хотя не имели светского образования и светской карьеры, не служили в армии. Это была замкнутая, профессиональная каста служителей религиозного культа, наделенная определенными привилегиями и социальными гарантиями. В отличие от современных имамов, большинство дореволюционных мулл всю жизнь работали в одном приходе и активно участвовали в общественной жизни. Сходными в социальном облике оказались такие черты как национальность (татарин), происхождение (большинство из сельской местности), семейное положение и количество детей (женаты, имеют двоих детей). Ближайшей задачей, которую ставит перед собой автор, изучить социальный облик имамов Урала на 1930-е гг. (имеется массовый источниковый материал в виде анкет репрессированных имамов) и на середину 1960-х гг., чтобы понять, как советское время сказалось на положении и характеристиках уральских имамов⁴⁹.