Социально-экономическое положение мусульман в селениях Самарской губернии во второй половине XIX–XX вв.

Э. М. Гибадуллина,
старший преподаватель казанского филиала Института экономики, управления и права,
кандидат исторических наук

 

Природно-климатические особенности Самарской губернии – сочетание значительного количества свободной плодородной земли, большого разнообразия видов почв[1], волжского торгового пути – явились комплексом условий, которые были наиболее благоприятны для развития прежде всего сельского хозяйства, перерабатывающих отраслей промышленности, торговли.

В общественном разделении труда мусульман преобладали сельскохозяйственные занятия. В конце XIX в. у 32 110 самостоятельных татар в уездах наиболее распространенными занятиями являлось земледелие, которым занимались 27 769 чел. (86,5%). В степных уездах земледелие имело ярко выраженный экстенсивный характер: огромные площади засевались «хлебом по хлебу» до истощения, а затем запускались на много лет ради лежавших по соседству ковыльных просторов[2].

В связи с торговой специализацией земледелия торговое значение приобретало и скотоводство. Как неоднократно отмечалось в местной прессе, татары – все оседлые земледельцы, кроме хлебопашества, занимаются мелочной торговлей, башкиры занимаются исключительно скотоводством, ведут летом жизнь кочевую, между тептярами есть и кочевые, и земледельцы; у башкир и тептярей скотоводство значительное: есть хозяева в Бугульминском уезде, имеющие до 100 голов скота и конские табуны из 200 и более голов[3].

«Частной деятельностью» занималось 835 чел. (2,6%), из которых 809 чел. (2,6%) были заняты в перерабатывающей промышленности, в различных видах торговли – 516 чел. (1,6%), жили на средства, получаемые от казны – 411 чел. (1,3%), изготовляли одежду – 361 чел. (1,1%), строительством, ремонтом и содержанием жилья – 271 чел. (0,8%), промыслами (лесными, извозным) – 113 чел. (0,35%)[4].

Таким образом, подавляющее большинство мусульман было занято в сельском хозяйстве, опутанном наиболее консервативными формами общественно-экономических отношений, гражданской неравноправностью крестьянства[5]. Преобладание среди мусульманского населения представителей податного сословия предопределило отсутствие глубокой социальной дифференциации, их пассивную роль в социально-экономической, политической жизни края, особенности развития национальной культуры, образования.

Закономерным представляется проживание наибольшей части представителей купеческого сословия губернии (70,6%) в городах. Купцов-мусульман в городах числилось всего 8 чел., или 0,3% среди купцов в губернии, или 0,1% среди мусульман-горожан, в уездах – 74 чел., или 2,5% среди представителей данного сословия, или 0,02% среди мусульман. Однако число мусульман, занимавшихся торговлей и предпринимательством, по-видимому, было гораздо большим. Подавляющее большинство среди них составляли торговцы, деятельность которых не выходила за рамки мелкотоварного оборота и приносила скромный доход. В городах они числились как мещане, а в сельской местности – как крестьяне и мещане. Так, например, по имеющимся в нашем распоряжении сведениям 1886–1888 гг., только в д. Альметьево Бугульминского уезда работали торговые заведения, владельцами которых являлись более десяти татар[6].

По данным 1899 г., из 939 торговцев мануфактурным и галантерейным товаром в Самарской губернии 66 чел. (7%) были мусульмане. Из них 37 чел. (56%) занимались разносной или развозной торговлей в Бугульминском, 14 чел. (21%) – в Бугурусланском, 6 чел. (9%) – в Новоузенском, по 3 чел. (4,5%) – в Ставропольском и Николаевском, 2 человека (3%) – в Бузулукском, 1 чел. (1,5%) – в Самарском уездах.

В регионах, где климатические условия больше всего способствовали зерновому производству, правительством создавалась благоприятная система торговых пошлин, эффективная система железнодорожных тарифов, направленная на увеличение товарного производства и экспорта сельскохозяйственной продукции. Эти меры привели к тому, что капиталы вкладывались не в промышленность, а в сельское хозяйство и торговлю. В результате фабричная и заводская промышленность Самарской губернии почти исключительно ограничивалась обработкой сельскохозяйственного сырья[7].

В 80-е годы XIX в. на первый план в Самарской губернии выдвинулась мукомольная и крупорушная промышленность. Этот сдвиг отразил перемены, происходившие в сфере местного землевладения и зернового производства, а также в траспортной системе. Характерной приметой самарской промышленности стали крупные паровые и водяные мельницы[8]. Указанная тенденция сохранялась и в начале XX в.

В «Списке фабрик и заводов России 1910 г.» среди 314 владельцев предприятий мукомольного и крупяного производства в Самарской губернии было зафиксировано 9 мусульман (2,8%). Из них четверо проживало в Самарском, трое – в Ставропольском, двое – в Бугульминском уездах[9]. В действительности занятых в перерабатывающей промышленности было значительно больше: только в Бугульминском уезде владельцами 15 мельниц из 35 являлись мусульмане[10].

Мещанами среди мусульман в уездах в 1897 г. записались 1774 чел. (0,4% мусульман в уездах), в городах – 2428 (33% мусульман-горожан).

Подавляющее большинство мусульманского населения Самарской губернии во второй половине XIX в. в хозяйственном отношении представляло собой традиционное аграрное сообщество: крестьяне составляли 97,3% уммы[11].

В предреформенный период самарское Поволжье являлось «внутренней окраиной» империи, что отражалось и в разноликости социально-сословного положения сельского мусульманского населения, представленного башкирским сословием, тептярами, государственными, удельными крестьянами, лашманами, социальное положение которых, исходя из их наделенности землей, форм земельной собственности, наличия повинностей, было далеко неодинаковым.

В 1859 г. в Самарской губернии числилось около 20 000 башкир[12]. После упразднения Башкирского войска и отмены кантонной системы управления правительство уравняло башкир в гражданских правах с «прочими свободными сельскими обывателями» и подчинило общим гражданским властям, сохранив вотчинное право на принадлежавшие им ранее земли. Башкирские общества получили право продавать свою землю или сдавать ее в аренду. Именно в связи с правом собственности на землю термин «башкиры» приобретает двойной смысл: с одной стороны, это особое сословие с вотчинным правом на значительные угодия, с другой – народность.

Согласно закону от 10 февраля 1869 г. башкиры-вотчинники (по данным X ревизии 1859 г.) наделялись землей по 40 дес. на душу м. п., но не менее 15 дес., припущенники – совладельцы общинных земель башкир – по 15 дес., бывшие военно-служилые (мишаре, тептяри, бобыли, безземельные башкиры) – по 30 дес. на душу м. п. Остававшиеся затем угодья дачи, так называемые «свободные за душевым наделом земли», находились в распоряжении общины башкир-вотчинников[13]. Претерпев ряд существенных метаморфоз во второй половине XIX – начале XX вв., башкирское вотчинное землевладение сохранилось вплоть до падения самодержавия.

В предреформенный период переселенцы, арендовавшие земли у башкир, становились феодально зависимым тептяро-бобыльским сословием, которое объединяло в своем составе две близкие по своему экономическому положению группы населения – тептярей-припущенников из числа татар и бобылей – безземельных крестьян. В 1859 г. тептярей и бобылей в Самарской губернии насчитывалось до 40 000 чел.[14]

По данным 1873–1874 гг., 6754 душ м. п. башкир и 15 256 душ м. п. тептярей в Бугульминском уезде вели оседлую жизнь и занимались хлебопашеством, из 2613 душ м. п. башкир и 313 душ м. п. тептярей в Бузулукском уезде 346 душ м. п. башкир и тептяр вели оседлую жизнь, а 2267 душ м. п. башкир, хотя и занимались хлебопашеством, но летом продолжали кочевать, 2674 башкира в Николаевском уезде жили оседло и занимались хлебопашеством[15], однако, часть башкирского населения здесь до 1880 г. занималась кочевым скотоводством, перейдя к оседлости лишь после падежа 82% крупного скота от чумы и бескормицы[16].

Башкиры и тептяре, сохранявшие вотчинное право на землю, несли многочисленные общественные повинности, среди которых важнейшей являлась ямская, а также содержали имевшиеся и строили новые здания волостных правлений, пожарные заливные трубы, выделяли здания для волостного схода, фельдшера, проезжавших чиновников, лесничего, а также пастуха и караульных для общественного магазина и окраины поселения[17].

Ко времени проведения реформ 60-х гг. XIX в. в Самарской губернии, как и во всей России, существовали следующие основные категории крестьян: государственные – 390 141 душ м. п. (62,9%), удельные – 116 744 (18,8%) и помещичьи – 113 373 (18,3%)[18].

В 1889 г., по нашим подсчетам, бывших государственных крестьян-мусульман насчитывалось 194 906 чел. об. пола, из них 134 745 (69%) душ об. п. проживало в Бугульминском уезде, 28001 (14,4%) чел. об. п. – в Бугурусланском, 15 315 (7,8%) чел. об. п. – в Бузулукском, 11 319 (5,8%) чел. об. п. – в Новоузенском, 3536 (1,8%) чел. об.п. – в Ставропольском, 540 (0, 26%) чел. об. п. – в Самарском уездах[19].

Крестьяне–мусульмане в Самарской губернии имелись также в удельной деревне. Они были представлены бывшими служилыми и ясачными татарами Самарского и Ставропольского уездов, входившие до 1850 г. в состав Симбирской губернии. В 1835 г. эти территории были переданы в Удельное ведомство со своими землями и угодьями.

Среди удельных крестьян большинство составляли лашманы – 1676 чел. об. п. в Самарском уезде и 2527 чел. об. п. в Ставропольском уезде (по данным 1855 г.)[20], которые в 1860 г. были официально переименованы в государственных крестьян[21].

23 июня 1863 г. основные принципы реформы 1861 г. были распространены на удельных крестьян. Они получали права свободных сельских обывателей и передавались в подчинение уездных и губернских учреждений [22].

Бывших удельных крестьян-мусульман в 1889 г. насчитывалось 40476 чел. об.п., из которых 32415 (80%) душ об. п. расселялось в Ставропольском, 8061 (20%) душ об. п. – в Самарском уездах[23].

Во второй половине XIX в. быстрыми темпами шел процесс измельчения земельных наделов, что было следствием естественного роста населения. С 1877 по 1905 г. количество земли на один двор у бывших государственных крестьян в Самарской губернии уменьшилось с 29,6 до 22,8 дес., у бывших удельных крестьян – с 17,1 до 13,8 дес., у башкир и тептярей – с 34,8 до 20 дес., у бывших колонистов – с 39 до 33 дес., самые большие земельные владения имели башкиры Николаевского уезда, где в 1877 г. на один двор приходилось 138,9 дес., а в 1905 г. – 119,5 дес.[24]

Самарская губерния среди других губерний Поволжья считалась относительно хорошо обеспеченной землей, однако даже здесь в начале XX в. на 1 работника приходилось земли на 45% меньше, чем следовало по трудовой норме. Местные агрономы считали, что при трехпольной системе земледелия и в зависимости от природных факторов «идеальный» крестьянский участок должен иметь 20–40 десятин в черноземной полосе и 40–60 дес. – в степной[25].

В татарских деревнях наблюдалась отсталость земледелия, поставившая их жителей на последнее место по уровню сельскохозяйственного производства среди всех других народов края, которая была связана с общей придавленностью татарских крестьянских хозяйств в результате многовекового национального гнета, отразившегося и в крайне недостаточных размерах земельных наделов, их резком несоответствии сумме налогов и платежей и других неблагоприятных социально-экономических и психологических факторах[26].

Вследствие низкого благосостояния хозяйств во второй половине XIX в. распространенным явлением среди мусульман Самарской губернии стали сдача в аренду и продажа земли. Скупка земли у башкир и татарских многоземельных общин фактически превращалась в их ограбление[27].

Подесятинная сдача надельной земли по большей части производилась осенью и зимой, во время наибольшей нужды в деньгах для уплаты налогов, долгов и других обязательств, уплата по которым приурочивалась всегда к сбору хлеба. Зимой, когда малосильным домохозяевам не хватало хлеба на продовольствие семьи, единственным ресурсом оставалась земля, которая и продавалась под будущий посев по цене гораздо низшей. Так, например, крестьяне д. Камышлы, Старых Шалтов, Зериклы и др. Бугурусланского уезда, где сдача надельной земли принимала характер массового явления, продавали зимой десятину земли за 1–2 пуда ржаной муки и даже ездили по соседним русским деревням с таким предложением. К весне цена этой земли поднималась до 3–4 рублей. На понижение цен на надельную землю влиял и обман самих татар, нередко продававших одну и ту же десятину 2–3 лицам одновременно. Покупатели одной и той же десятины часто начинали пахать десятину с двух противоположных концов, потом таким же образом производили и посев. Часто, к обоюдному их огорчению и удивлению, сжатый хлеб со злополучной десятины в одну ночь исчезал и арендаторы оставались ни с чем. В волостном суде заводилось судебное дело, обманщик-татарин приговаривался к денежному штрафу, который он снова уплачивал своей землей.

В некоторых татарских деревнях Бугульминского уезда до половины жителей не сеяли хлеб, а при требовании властей уплатить недоимки не только отказывались, ссылаясь на отсутствие средств, но и настаивали на выдаче им продовольственной ссуды. Сельским обществам было рекомендовано ввести общественную запашку с целью погашения недоимок продовольственного капитала и засыпки хлеба в запасные магазины. В 140 селениях Бугульминского уезда в 1889 г. была введена система общественной запашки[28].

У башкир Николаевского уезда, по данным 1880-х  гг., за последнее пятилетие от чумы и бескормицы пало 82% крупного скота. Собственно надельных домохозяев в Кузябаевской и Имилеевской волостях, населенных башкирами, числилось 1539 душ м. п., но из них 169 домохозяев (11%) давно уже бросили свою землю и жили на стороне, из остальных 1370 домохозяев 458 (33%) имели всего по одной лошади, без рабочего скота – 212 (15%), собственный инвентарь имели лишь 700 (51%) домохозяев.

Для покрытия разных платежей и для собственного пропитания башкиры по нескольку сот десятин сдавали угодья в долгосрочную аренду и подесятинно русским крестьянам и купцам. В Имилеевской волости башкирами было сдано земли арендаторам 38 054 дес., в Кузябаевской – 46 909 дес., а в обеих волостях – 84963 дес., причем наивысшая арендная цена за сотенную не превышала 1 руб. 50 коп., наименьшая – 40 коп. Нередко случалось, что участок земли в 1000–2000 десятин башкирское общество сдавало на 10 лет одному арендатору и деньги получало вперед, а потом лет через 5–6 снова пересдавало его другому и деньги точно так же получало вперед, отчего у башкир происходила постоянная ссора с арендаторами. Арендуя землю за бесценок, арендаторы не всегда даже обрабатывали ее сами, а спекулировали ею, передавая ее в пользование другим на более выгодных для себя условиях. Так, в составной общине Байгундиной-Кучумбетевой башкиры сдали в аренду своему сотнику 2500 сотенных десятин земли по 50 коп. за десятину, а этот последний пересдал ее другому по той же цене, получив с нового арендатора отступного 500 руб., второй арендатор опять-таки пересдал землю третьему, но уже по 1 руб. 30 коп. за десятину. Подобное явление среди башкир встречалось сплошь и рядом. Деньги, получаемые башкирскими обществами за сданные участки, были невелики, но сдаваемые в аренду земли столь значительны, что полученные за аренду деньги покрывали все казенные, земские и мирские сборы, лежавшие на башкирских землях. Из 136 689 дес., отведенных башкирам в надел, за вычетом 93 144 дес., сданных в долгосрочную аренду, оставалось еще 43 545 дес., или по 14,3 дес. на каждую ревиз. душу совершенно свободных от всяких платежей, что позволяло башкирам обеспечивать себя продукцией крестьянского хозяйства[29].

Подобная практика распоряжения землей наблюдалась среди башкирского населения в Николаевском уезде и в начале XX в. В 1900 г. на 775 башкирских дворов в Кузябаевской волости приходилось 68 703 дес. удобной земли, в среднем по 89 дес. на 1 двор, остальные земли были арендованы русскими крестьянами (179 дворов), проживавшими в той же волости. В Имилеевской волости на 887 дворов башкир приходилось 70 893 дес. удобной земли, то есть по 80 дес. на 1 двор, а остальные 16 700 дес. были арендованы русскими, которые (100 дворов) проживали по соседству с башкирами[30].

В Новоузенском уезде у несостоятельных татар почти все земельные пласты скупали богатые крестьяне по 3–4 руб. за десятину, оборотную – по 1–1,5 руб., третьяк – по 1 руб.[31]

Важнейшей отраслью пополнения бюджета для крестьян были промыслы. Наибольшее распространение среди мусульманского населения они получили в Бугульминском уезде.

Распространенным явлением среди крестьян Среднего Поволжья было отходничество. Однако по величине отходнического движения соседние Казанская и Симбирская губернии намного превосходили самарское Поволжье. Основная масса отходников устраивалась на низкоквалифицированные работы[32]. Поток сезонных работников направлялся из северных мест в южные, нуждавшиеся в летнее время в пришлых работниках.

В пореформенный период царизм всеми способами старался сохранить сельскую патриархальную общину, пытаясь законсервировать сложившиеся в деревне социальные отношения. Крестьяне не могли ни купить близлежащий душевой надел, ни продать его, ни заложить в банке, что способствовало возникновению социальных конфликтов в начале XX в. Первая российская революция ускорила разработку нового аграрного законодательства. Правительство П. А. Столыпина перешло к решительной ломке общины, с тем чтобы увеличить удельный вес земельных собственников в деревне.

Темпы развития аграрного капитализма в уездах Самарской губернии были различны. Более высокий уровень развития капитализма в сельском хозяйстве наблюдался в степном Заволжье: Николаевском и Новоузенском уездах, в южных частях Самарского, Бузулукского, Бугурусланского уездов. Уже в 70-е годы XIX в. здесь стали возникать фермерские хозяйства, специализировавшиеся на производстве товарной пшеницы, преимущественно твердых сортов. Пережиточные явления, свойственные феодализму, проявлялись здесь в малой степени, а сельская поземельная община лишь формально выполняла свои функции. Иной была и социально-классовая структура крестьянства: на северо-востоке зажиточные крестьяне составляли от 6 до 10%, а в Степном Заволжье – до 30%.

Самарская губерния относилась к числу тех районов, в которых столыпинская земельная реформа проходила успешно. Она лидировала и по количеству образованных в 1907–1914 гг. хуторов и отрубов: если в Астраханской губернии их было образовано 4638, или 2,8% от общего количества хуторов и отрубов в указанных губерниях, в Казанской – 15 165 (9,2%), в Уфимской – 16 085 (9,7%), в Симбирской – 16 962 (10,3%), в Саратовской – 45 361 (27,5%), то в Самарской – 66 567 (40,4%). Самарский губернатор В. В. Якунин в 1909 г. отмечал, что «губерния по числу поступающих заявлений об укреплении занимает первое место среди губерний Российской империи»[33].

Успех столыпинской аграрной реформы был достигнут за счет степного Заволжья, где к новым формам хозяйствования переходили иногда целыми общинами. На темпы выхода крестьян из общины оказывали влияние многие факторы, в том числе уровень развития капитализма в земледелии, близость сел и деревень к рынкам, железнодорожным станциям, речным пристаням или городам. Так, в 1910 г. из 145 134 домохозяев, заявивших об укреплении части общинной земли в личную собственность, наибольшее количество приходится на Николаевский – 36 781 чел. (25,3%) и Новоузенский – 28 867 чел. (19,8%) уезды, в Бузулукском уезде – 21 581 чел. (14,8%), в Самарском – 17 591 чел. (12%), в Ставропольском – 16 592 чел. (11,4%), в Бугурусланском – 16 325 чел. (11,2%) и наименьшее количество – в Бугульминском уезде – 7037 чел. (4,8%)[34].

Наиболее деформированными в результате проведения реформы оказались сельские общины в Новоузенском уезде, где хуторяне составили 86,4% общего числа крестьян, в Николаевском уезде – 32,1%. Здесь было развито торговое зерновое земледелие, имелось большое число немецких колоний, у которых размер надела был значительно выше, чем у крестьян других уездов. К тому же здесь проходили железные дороги, имелись рынки сбыта сельскохозяйственных продуктов. В уездах с менее развитым капитализмом в сельском хозяйстве процент вышедших из общины, был значительно ниже: в Бузулукском – 13,8%, Бугурусланском – 11,8%, Самарском – 10,2%, Ставропольском – 7,5%, Бугульминском – 4,7% крестьян[35]. На низкие показатели наложил свой отпечаток, помимо социально-экономических условий, и этноконфессиональный состав сельских обществ. Идея перехода на хутора была более распространенной среди русского крестьянства. Негативно отнеслись к реформе коренные народы Поволжья – татары, чуваши, мордва и башкиры[36]. Их общины отличались прочностью строя и консерватизмом характера. В нерусской деревне было стойкое сохранение уравнительности в землепользовании. Эти факторы препятствовали массовому выходу из общины. В этом отношении показательны, например, следующие факты: в 1910 г. из 5 ходатайств о выходе на отруба, поданных в Бугульминскую землеустроительную уездную комиссию, только 1 принадлежало мусульманину[37], в 1913 г. из 13 подобных ходатайств от татар поступило 3 прошения[38].

Таким образом, подавляющее большинство мусульман в Самарской губернии во второй половине XIX – начале XX вв. проживало в сельской местности и было занято сельскохозяйственным производством. Большинство их относилось к категории государственных, лашман (в удельном ведомстве), а также частично к тептярям, бобылям и башкирскому сословиям. Аграрные реформы 60-х годов способствовали унификации их административного подчинения, самоуправления и правового положения, сближению их социально-экономического положения, хотя различия между ними сохранялись и в начале ХХ в.

Особенностью многочисленных торговцев-мусульман в губернии был незначительный торговый капитал и принадлежность к сословию крестьян и мещан в сельской местности и мещан в городах. Отсутствие крупных промышленников среди мусульман, по-видимому, объясняется в определенной степени слабым развитием промышленности в Самарской губернии, за исключением мукомольной и крупорушной, где мусульмане проявляли активность. Исключение составляет винокурение, заниматься которым мусульманам было запрещено по канонам ислама.

Попыткой осуществить капиталистическую эволюцию сельского хозяйства была столыпинская реформа, которая не нашла поддержки среди мусульман, что современники объясняли прочностью общинного строя и консерватизмом характера инородцев.

Кроме башкир-вотчинников, остальные категории сельского земледельческого населения были вовлечены в происходившие в российской деревне социально-экономические процессы, выразившиеся в уменьшении земельных наделов и др. По сравнению с другими губерниями мусульмане в лице башкир-вотчинников, бывших тептярей, государственных и удельных крестьян относительно лучше были обеспечены земельными угодьями. Самарская губерния в целом была в авангарде развития аграрного капитализма в Среднем Поволжье. В этноконфессиональном разрезе его влияние было неодинаковым: впереди шли немецкие и русские, затем нерусские хозяйства.

В указанный период наблюдалась тенденция ухудшения материального благосостояния крестьянского хозяйства мусульман, что проявилось в уменьшении надельной земли, обеспеченности тягловой силой, передовой агротехникой. Она выражалась также в росте задолженностей по выплате сельским обществом выкупных платежей, налогов, ссуд и др.


 

[1]     Самарская губерния входила в зону умеренного и континентального климата. В зоне умеренного климата (Ставропольском, Самарском, Бугульминском, Бугурусланском и северной части Бузулукского уездов) годовые колебания температуры и количество выпадаемых осадков были такие же, как в Верхнем Поволжье и в Центрально-Промышленном районе, но здесь количество солнечных дней больше, а лето жарче и продолжительнее. В южных уездах (Николаевском, Новоузенском, южной части Бузулукского) был резкоконтинентальный климат, для которого характерно жаркое лето, неравномерное выпадение осадков, суховеи из среднеазиатских пустынь и казахстанских степей. Для региона было характерно большое разнообразие видов почв. Часто черноземные почвы перемешивались с песчаными и глинистыми дерново-подзолистого типа. В лесостепной полосе (Бугульминском, Бугурусланском, севере Самарского и Ставропольского уездов) в почвенном отношении преобладал средний суглинистый чернозем, который местами был иловатым, глинистым, несколько каменистым с песком и мелким хрящем и не требовал удобрения (Дебу, И. Топографическое и статистическое описание Оренбургской губернии в нынешнем ее состоянии / И. Дебу. – М.: Университетская тип-я, 1837. – С. 90, 130). В степных уездах (южной части Самарского, Бузулукского, Николаевском и Новоузенском) был распространен чернозем, местами доходивший до 2 аршин глубины, черноземная супесь, которая по берегам Волги и Черемшана переходила в дерново-подзолистую супесь и песок, светло-бурые суглинки (Сборник статистических сведений по Самарской губернии. – Вып. 1. Самарский уезд. – Самара: Земская тип-я, 1912. – С. 3).

 

[2]     История самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней. XVI первая половина XIX века / П. С. Кабытов, И. Б. Васильев, Э. Л. Дубман и др. – М.: Наука, 2000. – С. 215.

 

[3]     Самарские губернские ведомости. – 1856. – № 45. – С. 191.

 

[4]     Там же. – № 44. – С. 188.

 

[5]     Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. / Под ред. Н. А. Тройницкого. – Т. XXXVІ. Самарская губерния. – СПб.: Центр. стат. ком-т, 1904. – С. 132133.

 

[6]     Смыков, Ю. И. Крестьяне Среднего Поволжья в борьбе за землю и волю, 60–90-е годы XІX в. / Ю. И. Смыков. – Казань: Тат. кн. изд-во, 1973 – С. 39.

 

[7]     Гареев Салим (мануфактурная лавка, годовой оборот предприятия до 2000 руб.); купец 2-й гильдии Биккулов Ибрагим (мануфактурная лавка, годовой оборот – 5000 руб., лавка с мелочным товаром, оборот – 5000 руб.); Бикмуллин Ибатулла (крестьянин д. Чалпы, мануфактурная лавка, оборот – 3000 руб.); Залялетдинов Сунгутулла (крестьянин д. Беркета-Ключ, мануфактурная лавка, годовой оборот – до 5000 руб.); Ибатуллин Ахметзян (мануфактурная лавка); Бугульминский купец 2-й гильдии Ибатуллин Камалетдин Абдулвалеевич (две мануфактурные лавки, оборот – 8000 руб.); Ильясов Исхак (крестьянин д. Альметьева, хлебные амбары, годовой оборот до 31000 руб.); Мурсалимов Миннигул (бакалейная торговля); Магашуков Камалетдин (крестьянин д. Куакбаш, мануфактурная лавка); купец 2-й гильдии Хуснутдинов Хайретдин (крестьянин д. Старый Багряж-Елхово, мануфактурная лавка); купец 2-й гильдии Латыпов Мухаметша (крестьянин д. Кама-Исмагилово, мануфактурная лавка); купец 2-й гильдии Латыпов Гариф (мануфактурная лавка); купец 2-й гильдии Алтынбаев Якуп Мухаметшинович (крестьянин д. Верхняя Чегодайка, мануфактурная лавка) В начале XX в., помимо указанных, здесь действовали торговые заведения Б. Галеева, М. А. Халфина, С. Х. Акбердина, купца 2-й гильдии Х. Вахитова, И. Ильясова, имелись хлебные амбары М. Гайсина, Г. Кагирова, Ю. Хисматуллина (Альметьевск. Посвящается 50-летию города Альметьевска / Отв. ред. Р. Х. Амирханов. – Казань, 2003. – С. 133).

 

[8]     Торгово-промышленная Россия. Справочная книга для купцов и фабрикантов / Под ред. А. А. Блау. – СПб.: Тип. А. С. Суворина, 1899. – С. 242246.

 

[9]     Адрес-календарь и памятная книжка Самарской губернии на 1890 г. / Под ред. П. В. Кругликова. Самара: Губерн. тип-я, 1889. С. 33.

 

[10]    История самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней. Вторая половина XIX начало XX века / П. С. Кабытов, И. Б.Васильев, Э. Л. Дубман и др. – М.: Наука, 2000. – С. 54.

 

[11]    Список фабрик и заводов России 1910 г. – М., СПб., Варшава: Торгов. дом Л. и Э. Метцель, 1910. – С. 761–765.

 

[12]    Список населенных мест Самарской губернии, составлен в 1910 г. / Сост. Н. Г. Подковыров. – Самара: Губерн. тип-я, 1910. – С. 93, 97.

 

[13]    Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. / Под ред. Н. А. Тройницкого. – Т. XXXVІ. Самарская губерния. – СПб.: Центр. стат. ком-т, 1904. – С. 181.

 

[14]    Списки населенных мест Российской империи / Под ред. А. Артемьева. – Вып. XXXVI. Самарская губерния. По сведениям 1859 г. – СПб.: Тип. К. Вульфа, 1864. – С. 34.

 

[15]    Юлдашбаев, А. Экономическое положение многонационального крестьянства Башкортостана в начале XX в. / А. Юлдашбаев // Ватандаш. – 1999. – № 11. – С. 135–136.

 

[16]    Списки населенных мест Российской империи / Под ред. А. Артемьева. – Вып. XXXVI. Самарская губерния. По сведениям 1859 г. – СПб.: Тип. К. Вульфа, 1864. – С. 34.

 

[17]    ГАСО. Ф. 3, Оп. 89. Д. 4, Л. 17–29.

 

[18]    Сборник статистических сведений по Самарской губернии / Под ред. И. М. Красноперова. – Т. 6. Николаевский уезд. – Самара: Земская тип-я, 1889. – С. 61.

 

[19]    ГАСО. Ф. 174. Оп. 1, Д. 1171. Л. 3107.

 

[20]    Дружинин, Н. М. Русская деревня на переломе. 18611880 гг. / Н. М. Дружинин.М.: Наука, 1978. С. 9.

 

[21]    Список населенных мест Самарской губернии по сведениям 1889 г. / Сост. П. В. Кругликов – Самара: Тип. И. П. Новикова, 1890. – С. 4–172.

 

[22]    Все эти земли находились вблизи самых удобных путей сообщения, изобиловали пашнями, заливными лугами, строевым лесом, рыбными ловлями и другими ценными угодьями (История самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней. XVI первая половина XIX века / П. С. Кабытов, И. Б. Васильев, Э. Л. Дубман и др. – М.: Наука, 2000. – С. 206).

 

[23]    ГАСО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 800. Подсчитано нами.

 

[24]    Хайрутдинов, Р. Р. Управление государственной деревней Казанской губернии (конец XVIII – первая треть XIX вв.) / Р. Р. Хайрутдинов. – Казань: Изд. Института истории АН РТ, 2002. – С. 54–55.

 

[25]    ПСЗ. – 2-е собр. – Т. XXXVI. – № 39792.

 

[26]    Смыков Ю. И. Крестьяне Среднего Поволжья в борьбе за землю и волю, 60–90-е годы XІX в. / Ю. И. Смыков. – Казань: Тат. кн. изд-во, 1973. – С. 26.

 

[27]    Список населенных мест Самарской губернии по сведениям 1889 г. / Сост. П. В. Кругликов. – Самара: Тип. И. П. Новикова, 1890. – С. 4–172. Подсчитано нами.

 

[28]    Статистика землевладения 1905 г. Вып. XXVIII. Самарская губерния. СПб.: Центральная тип-я, 1906. – С. 51.

 

[29]    Клейн, Н. Л. Экономические основания аграрных требований поволжских крестьян во время революции 1905–1907 гг. / Н. Л. Клейн. – Классовая борьба в Поволжье в 1905−1907 гг.: сб. ст. – Куйбышев: Куйбыш. кн. изд-во, 1985. – С. 21.

 

[30]    Куйбышевская область. Историко-этнографический очерк. – Куйбышев: Куйбыш. кн. изд-во, 1957. – С. 80.

 

[31]    Клейн, Н.Л. Экономическое развитие Поволжья в конце XІX – начале XX века / Н. Л. Клейн. – Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1981. – С. 81.

 

[32]    ГАСО. Ф. 3. Оп. 225. Д. 13. Л. 56.

 

[33]    Сборник статистических сведений по Самарской губернии / Под ред. И. М. Красноперова. – Т. 6. Николаевский уезд. – Самара: Земская тип-я, 1889. – С. 118.

 

[34]    ГАСО, Ф. 5. Оп. 8. Д. 90. Л. 28, 40.

 

[35]    Сборник статистических сведений по Самарской губернии / Под ред. И. М. Красноперова. – Т. 7. Новоузенский уезд. – Самара: Земская тип-я, 1890. – С. 22.

 

[36]    Основным источником для промысловой деятельности служило изготовление изделий из липового дерева, которое давало заработок массе населения. Центральным пунктом закупки липового дерева и сбыта изготовляемых из него изделий являлась д. Альметьево. Из 1531 надельного домохозяина в Альметьевской волости 577 чел., или 37,6%, занимались неземледельческими промыслами, чем объясняется то обстоятельство, что бесхозяйные дворы составляли в этой волости 15,2%, а по двум селениям – Абдрахманово и Нижней Махтаме – они достигали 18,5%. Средний заработок на рабочего с 1 лошадью в течение 17 рабочих дней составлял 7 руб. 40 коп.

Наблюдалась кооперация труда: мочало из деревень Абдрахманово и Нижней Махтамы поступало к крестьянам д. Сююндуковой Стерлитамаковской волости и д. Альметьево Альметьевской волости, в которых 76 дворов занимались тканьем рогож и кулей. Рогожи продавались на местных базарах, а кули альметьевские татары возили артелями в 5–10 возов для продажи в Уральск, Оренбург и Заинск. Изготовлением решет и полотен занимались исключительно новомухтамские татары. Решета возили продавать в Бузулук, Бугуруслан, Черемшанскую крепость, полотна – в Оренбург и др. В Новонадыровской, Тумутуковской, Варваринской волостях и слободе Кичуй гнули дуги, ободья, полозья, изготавливали сани и дровни.

Из местных кустарных промыслов наиболее распространенной являлась ломка камня в горах татарами д. Уразаевой Азнакаевской волости, д. Акбаш Александровской волости, д. Малой Бугульмы Спасской волости, д. Горок и д. Сходнево Каратаевской волости, д. Верхней Махтамы Альметьевской волости и слободы Новописьмянской. Выломанные и вынутые из шахты алебастровые куски пережигали, деньги, вырученные от продажи камня, делились поровну между всеми артельщиками

Плотничество было широко распространено среди татар Бавлинской, Азнакаевской, Сумароковской, Ивановской, Абдикеевской, Спиридоновской волостей. Плотники из д. Исергапово Бавлинской волости и Шугушлы Спиридоновской волости ежегодно ходили весной артелями в 3–4 человека по соседним деревням, верст за 20–30 от своего селения, предлагая свои услуги по починке и строительству домов и хозяйственных строений. Поставка сруба из старых бревен стоила 3–4 рубля, а поставка новой избы – 10–12 рублей. С наступлением весны и до начала страды, а потом с середины сентября и до середины октября татары Бавлинской, Азнакаевской, Ивановской волостей большими группами ездили валить лес или пилить дрова в Бугурусланский уезд, в селения, расположенные вдоль рек Кама и Волга, иногда за 300 верст от дома.

В Новом Надырове и Татарском Кандызе до 10 домохозяев водили гусей для продажи на базары в Альметьевск и Бугульму скупщикам, которые отправляли их партиями в Казань, Самару и Симбирск (Сборник статистических сведений по Самарской губернии / Под ред. И. М. Красноперова. – Т. 5. Бугульминский уезд. – Самара: Земская тип-я, 1887. – С. 89–91).

[37]    Так, в Казанской губернии количество проданных билетов и паспортных бланков увеличилось в среднегодовом исчислении с 15,2 тыс. в 1861–1870 гг. до 147,8 тыс. в 1891–1900 гг., в Симбирской губернии – соответственно с 15,6 до 139,5 тыс., в Самарской губернии – с 6,8 до 53,1 тыс.

 

[38]    Гусева, Ю. Н. История татарских сельских общин Нижегородской области в XX в. (19011985 гг.) / Ю. Н. Гусева.Нижний Новгород: Изд. Нижегородского государственного университета, 2003.С. 13.