Юрий Алексеевич Балашов,
к.и.н., доцент кафедры регионоведения
ФМО ННГУ им. Н.И Лобачевского(Н.Новгород)

Проблема разделенности азербайджанского этноса в советской внешней политике в период 1920—1940-х гг.

Разделенность азербайджанского этноса, ставшая фактом мировой истории в результате столкновений между Османской империей, Российской империей и Ираном за доминирование в регионах Ближнего Востока и большого Кавказа, является в настоящее время одной из наиболее сложных этнополитических проблем. Эта проблема менее заметна, чем, скажем, курдская, однако, как представляется, она может оказать не менее сильное влияние на региональный политический климат, сформировав условия для масштабных межгосударственных и межэтнических столкновений. Актуальность проблемы, поднимаемой в данной статье, может быть обоснована тремя основными причинами:

• Во-первых, феномен разделенности азербайджанцев может быть использован для дестабилизации политической обстановки в Исламской Республике Иран, которая, как известно, подвергается давлению со стороны ведущих мировых держав, заинтересованных в свертывании ее ядерных программ и, возможно, в смене правящего в этой стране режима. Таким образом, исследование проблем разделенного азербайджанского этноса позволит, с одной стороны, лучше понять механизмы использования этнополитических проблем ведущими участниками международно-политических процессов, а с другой — понять мотивы элиты разделенных этносов, следующей в фарватере политики ведущих акторов для достижения своих целей, в том числе носящих ирредентистский характер.

• Во-вторых, исследование азербайджанской проблемы позволит лучше понять механизмы формирования и развития идентичности разделенных этносов, являющейся основой солидарности их различных частей, проживающих по разные стороны границы. Азербайджанская модель является в данном случае весьма показательной в силу того, что одна часть данного этноса обладает собственной государственностью, а другая часть в достаточной степени интегрирована в иранский социум и обладает относительно высоким статусом в этносоциальной стратификации ИРИ. Таким образом, изучение азербайджанского феномена позволит, возможно, приблизиться к пониманию иррациональных основ этнической солидарности разделенных этносов.

• В-третьих, анализ алгоритмов возникновения ирредентистских настроений и проектов в азербайджанской среде позволит, на наш взгляд, лучше разобраться в той роли, которую играет диаспора разделенного этноса в сохранении в его среде представлений о единстве этнического пространства и близости традиционных культурных ценностей. В данном случае азербайджанский пример может считаться репрезентативным в силу того, что азербайджанцы сформировали одну из самых больших и активных диаспор как на постсоветском пространстве, так и за его пределами.

Отметим, что автор данной статьи не претендует на исчерпывающее исследование феномена разделенности азербайджанцев в широком историческом контексте и ограничивается относительно коротким периодом 1920—1940-х гг., в рамках которого, с одной стороны, начали формироваться тенденции, связанные с осознанием азербайджанцами разделенности их этнического пространства, а с другой — стали формироваться механизмы использования указанной проблемы во внешней политике великих держав.

* * *

Сам факт разделенности азербайджанской этнической группы на разных этапах исторического развития по-разному воспринимался самими азербайджанцами, руководством разделяющих государств и этносами, контактировавшими с азербайджанцами. На основании большого круга источников, а также на основании выводов некоторых российских кавказоведов можно предположить, что разрезанность этнического пространства практически не ощущалась ни рядовыми азербайджанцами, ни представителями этнической элиты вплоть до начала 1920-х гг. Такая индифферентность, как нам кажется, была обусловлена двумя основными причинами: во-первых, медленным формированием этнического самосознания азербайджанцев, вызванным относительно низким уровнем экономического развития территорий, населенных представителями данного этноса, и слабой системой коммуникаций, не позволявшей осуществлять регулярные контакты между отдельными частями данного народа, и, во-вторых, политикой руководства Российской империи, направленной на сдерживание количественного роста азербайджанской элиты и ее эффективную интеграцию в элиту общероссийскую1.

Результатом воздействия названных причин стало формирование автостереотипа азербайджанцев как «бакинских татар» и ориентация социально активной части азербайджанской элиты не на ирредентистские проекты, а на солидарность с другими мусульманскими народами России для совместной деятельности в сфере повышения своего статуса, ярким свидетельством чего являются многочисленные факты из жизни крупнейшего азербайджанского общественного деятеля А.-М. Топчибашева. Об отсутствии в азербайджанской среде ирредентистских проектов свидетельствует недвусмысленная позиция этого человека по вопросу о сохранении целостности Российского государства после Февральской революции 1917 г. Ирредентистские проекты не выдвигались им и в бытность его министром иностранных дел в течение краткого периода существования Азербайджанской Демократической Республики; о проектах такого рода не шла речь и на международных конференциях начала 1920-х гг., где обсуждались вопросы послевоенной системы мироустройства2.

Представляется, что первые идеи, связанные с возможным объединением этнического пространства азербайджанцев, появились у большевиков, возлагавших серьезные надежды на то, что после провала революционных выступлений в странах Европы центром «мировой революции» станет Иран, занимающих одно из центральных мест в регионе Ближнего и Среднего Востока и способный, по мнению некоторых крупных советских востоковедов того времени, выступить в качестве плацдарма для революционизации всей Азии.

Так, старый большевик востоковед К.М. Трояновский в своей работе «Восток и революция» отметил значение освободительного движения в Иране: «Пробуждение Персии станет сигналом для серии революций, которые распространятся на всю Азию и часть Африки»3. Проанализировав экономическое и внутриполитическое положение Ирана, К.Трояновский пришел к выводу, что революционная ситуация в стране еще не созрела и для активизации иранских революционных сил необходим «импульс извне». Под импульсом извне понималась в том числе возможность использования институтами официальной и тайной дипломатии азербайджанской проблемы.

Напомним, что Иран в то время находился под достаточно плотным контролем Великобритании, руководство которой имело возможность диктовать иранскому правительству те или иные шаги в сфере внутренней и внешней политики и даже влиять на его кадровую политику. В связи с этим необходимо отметить, что возможности большевиков в сфере воздействия на политические процессы в Иране были сильно ограничены. В сложившихся условиях использование этнополитического фактора (в том числе азербайджанского) было признано в качестве одного из основных инструментов воздействия на ситуацию в этой стране. В период начала 1920-х гг. азербайджанский фактор активно использовался для стимулирования так называемой Гилянской революции4, а также для создания Коммунистической партии Ирана, которая формировалась на территории советского Азербайджана и состояла в значительной степени из представителей именно этого этноса. Руководство КПИ также было сформировано в основном из азербайджанцев. Ирредентистские идеи в пропаганде иранских коммунистов в этот период занимали не самое важное место, уступая первенство идеям интернационализма, однако сами факты формирования КПИ на азербайджанской территории, внедрение в ее руководство значительного количества представителей азербайджанской этнической группы свидетельствуют о том, что большевики рассматривали этническое пространство азербайджанцев как интегрированное, что нашло свое отражение в советской политике в отношении азербайджанской проблемы в конце 1940-х гг.

В период Второй мировой войны, а особенно после нее Иранский Азербайджан стал ареной крупного автономистского движения, причины которого лежали как в социально-экономической (снижение уровня жизни населения после потери Иранским Азербайджаном статуса перевалочного пункта для доставки в СССР оружия и военных материалов со стороны союзников), так и в этнополитической сфере (ирредентистские настроения в среде азербайджанской интеллигенции). Масштабы движения, близость указанных территорий к советским границам, а также нежелание СССР ориентироваться исключительно на курдов, способных сотрудничать не только с советской, но и с западной дипломатией, подтолкнуло лидеров Советского Союза к внимательному изучению данного вопроса и принятию на самом высоком уровне смелых решений, направленных на стимулирование массового национального движения, желательно под социалистическими лозунгами, апробированными еще в период активной поддержки Коминтерном иранской компартии. Советскими специалистами в середине 1940-х гг. были разработаны основные документы азербайджанских политических организаций, боровшихся за автономные права азербайджанцев в Иране, а представители силовых структур АзССР даже организовали ряд террористических актов против прошахски настроенных деятелей Южного (Иранского) Азербайджана.

Результатом этих и других подобных усилий стало провозглашение в конце 1945 г. Демократической Республики Азербайджан. Институциализация азербайджанской этничности в Иране ставила советскую дипломатию в весьма сложное положение. С одной стороны, создание автономной азербайджанской республики на территории Ирана (с последующим возможным присоединением ее к Советскому Союзу) позволяло СССР увеличить свой политический вес как на региональной ближневосточной арене, так и на мировой арене в целом посредством установления контроля над действиями иранского правительства, а также над природными ресурсами, содержащимися в недрах иранской территории, в том числе в недрах Южного Азербайджана. С другой стороны, факт усиления советской политической активности в этой части региона Ближнего и Среднего Востока неизбежно должен был вызвать резкую ответную реакцию со стороны Великобритании и США, что негативно отразилось бы на послевоенном урегулировании в целом. Ситуация усугублялась еще и тем, что провозглашение указанной республики произошло в условиях присутствия на ее территории советских войск, вывод которых (в соответствии с обязанностями, взятыми на себя правительством СССР) мог стимулировать стремление молодого иранского шаха к силовому решению проблемы и физическому уничтожению ирредентистски настроенных азербайджанских лидеров.

В итоге именно последний сценарий и был реализован на практике, несмотря на то что первоначально официальный Тегеран пошел на уступки Москве, создав, по мнению ряда специалистов, у советского руководства ложное впечатление о собственной готовности к налаживания конструктивного диалога с теми, кого иранская политическая элита считала сепаратистами. 13 июня 1946 г. азербайджанские демократы и представители тегеранского правительства подписали соглашение о разграничении полномочий, в соответствием с которым в Южном Азербайджане допускалось самоуправление и разрешались реформы, направленные на восстановление этнической культуры азербайджанцев5, а уже в декабре того же года правительственные войска, подавив сопротивление азербайджанцев, упразднили республику, что было воспринято многими исследователями и практикующими дипломатами и политиками того времени как серьезный дипломатический просчет, поражение внешней политики СССР, усугубленное крахом Мехабадской курдской республики. Многие авторы утверждают, что иранское руководство перехитрило советское правительство, зная, что возможная настойчивость И.В. Сталина в курдском и азербайджанском вопросах так или иначе приведет к серьезному кризису в отношениях между Советским Союзом и его недавними партнерами по антигитлеровской коалиции. Несомненно, нежелание разрывать конструктивные отношения с Великобританией и США сыграло свою роль в том, что советские вооруженные силы не вмешивались в конфликт, однако представляется, что расчет советской дипломатии был несколько более сложным и опирался, в частности, на прежний, досоветский опыт взаимодействия России с Ираном и разделенными этническими группами на территории этой страны. Ни официальная дипломатия Российской империи, ни тайная дипломатия большевиков в период 1920—1930-х гг. не стремилась к формированию суверенных государственных образований в местах компактного проживания разделенных этнических групп, предпочитая сохранять на этих территориях очаг контролируемой нестабильности, который можно активизировать в случае необходимости и «погасить» после окончания кризиса. Скорее всего, именно этими соображениями был вызван отказ лидеров советского государства от решительных шагов, направленных на спасение курдской и азербайджанской республик, созданных по их же инициативе в границах шахского Ирана. Некоторые документы из переписки И.В. Сталина того времени, опубликованные недавно, подтверждают такую точку зрения6. В самом деле, можно ли говорить о том, что два нестабильных государственных образования, обладающие неопределенным статусом и сомнительной экономической и военно-политической жизнеспособностью, могли бы способствовать эффективной реализации интересов СССР на Ближнем и Среднем Востоке? Вполне вероятно, что в случае продления периода существования Тебризской республики советские дипломаты оказались бы «перегружены» отстаиванием прав этих территорий на независимое или автономное существование, а советская экономика, разрушенная Второй мировой войной, должна была бы обеспечивать еще и потребности республик-неофитов. Таким образом, позиция советского руководства в этих условиях может быть охарактеризована как достаточно прагматичная и основанная на адекватной оценке сложившейся ситуации.

В целом, говоря о феномене разделенности азербайджанского этноса в период 1920—1940-х гг., можно отметить, что, возникнув в достаточно сложных международно-политических условиях, он практически сразу стал достаточно эффективным инструментом воздействия на политический климат в регионе Ближнего и Среднего Востока и ситуацию в Иране, стране, имеющей ключевое значение для любой державы, вынашивающей амбициозные планы в сфере доминирования на этих стратегически важных территориях. Представляется, что опыт, накопленный советской дипломатией в процессе использования азербайджанского вопроса для реализации своих национальных интересов, может быть использован и в начале ХХI века, в частности, в ближневосточной политике США, для которых Исламская Республика Иран является одним из основных «раздражителей». В то же самое время необходимо отметить, что эффективность таких усилий вызывает сомнения, в том числе в силу того, что и иранское руководство, в свою очередь, накопило серьезный опыт урегулирования названой проблемы, показателем чего является кратковременный характер последних выступлений в Иранском Азербайджане летом 2006 г.


1 Величко В.Л. Кавказ: русское дело и межплеменные вопросы. М., 2003.

2 Мусабеков Р. Исторические особенности формирования азербайджанских элит // Кадровая политика. № 2. 2001. С. 48.

3 Аль-Хаят. Приложение к газете «Медина аль-Ислам». № 1. Ноябрь 2006. С. 3.

4 Fatemi N.S. Diplomatic History of Persia 1917—1923. Anglo-Russian Power Politics in Iran. N.Y., 1952. P. 151.

5 Ibid.

6 Подробнее см.: Генис В. Красная Персия. Большевики в Гиляне 1920—1921. Документальная хроника. М., 2000.