Д. З. Хайретдинов
этнолог, ответственный редактор серии словарей «Ислам в РФ»,
кандидат исторических наук

Белые пятна в истории Центральной России

В 2009 году Издательский дом «Медина» выпустил в свет три очередных выпуска энциклопедического словаря из серии «Ислам в Российской Федерации». Они посвящены Санкт-Петербургу и российскому северо-западу; территории центрально-европейской части России; уральскому региону. Словарь описывает наиболее значимые явления, объекты, персоналии и историографию прошлого и современности ислама и мусульман в вышеназванных регионах России. До этого мы уже апробировали серию путем выпуска двух томов, посвященных исламу на Нижегородчине и в Москве.

Словари представляют собой комплексное междисциплинарное исследование, к работе над ними привлекались специалисты в разных областях: археологи, этнологи, историки-архивисты, краеведы, активисты ныне действующих мусульманских общин. Во многом эти издания отражают совершенно новый взгляд на те или иные события нашего прошлого и представляют собой новизну с точки зрения отражения современности, которую никто не изучал так скрупулезно, как мы в этих словарях.

В своем докладе я хотел бы тезисно отразить некоторые, самые интересные, на мой взгляд, тематики, затронутые в представляемых изданиях.

Первое крупное белое пятно, отраженное в словаре, – это эпоха хазарской государственности.

Древнейшие этапы истории ислама и мусульман, их взаимоотношений с другими народами – славянами, угро-финнами и др. исследованы в настоящих изданиях благодаря статьям археологов. Такое масштабное привлечение специалистов из области археологии, в общем-то, само по себе является небольшой сенсацией. Дело в том, что, к сожалению, даже в соседних регионах иногда имеется весьма поверхностное представление о том, над чем конкретно работают коллеги из близлежащих областей. Археологии, пожалуй, это касается прежде всего: ведь многие памятники, даже раскопанные и изученные уже в течение длительного времени, до сих пор не описаны. Сказанное тем более верно относительно проблематики ислама в России за пределами национальных республик мусульманских народов: эта тема практически никем целенаправленно не изучалась, зачастую открыто игнорировалась и уж тем более не исследовалась комплексно.

По хазарской теме вопросов больше, чем ответов. Зачастую при изучении эпохи Хазарского каганата ученые руководствуются, скажем так, неким заказом. Например, крупная исследовательница хазарской тематики Светлана Александровна Плетнёва полагает, что «менее всего в Хазарии пользовался популярностью ислам». Новые данные, представленные в нашем словаре, утверждают об обратном. Так, на западной периферии каганата были мусульманские города и села, сохранились мусульманские могильники. В связи с этим многие устоявшиеся выводы по доордынской эпохе, которые приняты в нашей историографии, в свете последних находок археологов на юге России и северо-востоке Украины следует в корне пересматривать.

Обратим внимание на такой красивый сюжет, как мусульманские артефакты, включая религиозные, эпохи Хазарского каганата на землях Центральной Руси. Культурно они связаны с салтово-маяцкой археологической культурой, памятники которой прослеживаются на территории Тульской области. В Щекинском районе находится городище Супруты, которое характеризуется как хазарский населенный пункт со смешанным населением, занимающий важное стратегическое положение в верховьях Дона на торговых путях с Оки. Известно, что население Хазарского каганата в IX–Х веках уже было хорошо знакомо с исламом и немалая его часть была мусульманами. Не было исключением и население Супрут, о чем свидетельствует найденная здесь серебряная коробочка для хранения Корана, хранящаяся в настоящее время в запасниках Государственного исторического музея (Москва). Населением городища использовалась денежно-весовая система, основанная на аббасидском динаре. Практически все монеты IX–Х веков, найденные в Тульской области, являются аббасидскими или саманидскими.

Поселение эпохи Хазарского каганата существовало и на юго-западе современной Рязанской области, в районе села Арцыбашево. Но еще интереснее, что оно возникло на том же самом месте, где была найдена так называемая «могила всадника» – богатое, с золотыми украшениями, погребение кочевника. Аналогичные погребения датируются VII веком и соотносятся с культурой Тюркского каганата.

Хотя монгольское нашествие значительно изменило этническую карту Восточной Европы, реликты прежней эпохи длительное время оставались на данной территории, свидетельством чего является, например, Новохарьковский могильник в Воронежской области, оставленный аланами-мусульманами – наследниками салтово-маяцкой культуры, господствовавшей в Хазарском каганате.

Булгарская тематика нашла отражение в таких неожиданных сюжетах, как археологические памятники булгар в 400–500 километрах к северо-востоку от Казани или Болгорская волость в 1700 километрах к северо-западу от Казани. В первом случае речь идет о Рождественском городище и булгарско-мусульманских могильниках на территории Пермского края и Удмуртской Республики, их описал в уральском томе археолог доктор исторических наук, профессор Андрей Михайлович Белавин. Из доордынских сюжетов несомненный интерес представляет вопрос о Болгорской волости под Тверью. История этой административно-территориальной единицы в составе Старицкого уезда (современный Старицкий район Тверской области), существовавшей до конца XVII – начала XVIII века, совершенно не изучена. После монгольского разорения Булгара в 1236 году часть булгар бежала на Русь, прежде всего в северо-восточные русские княжества и Новгород. В.Н. Татищев писал, что «в том же году от пленения татарского многие Болгары, избегши, пришли в Русь и просили, чтоб им дать место. Князь же великий Юрий [Юрий II Всеволодович, великий князь Владимирский, правил в 1219–1238 годах] весьма рад сему был и повелел их развести по городам около Волги и в другие». Очевидно, именно тогда и появилась Болгорская волость.

Эта местность в целом была знакома булгарам, особенно купцам, поскольку находилась практически на пересечении нескольких важных торговых и речных путей, соединявших Волжскую Булгарию и Новгородскую республику. Болгорская волость расположилась на берегу р. Волги, что должно было напоминать булгарам об оставленной родине; кроме того, Волга также служила торговым путем: известно, что еще в раннем средневековье булгары, ведя немую торговлю с весью (вепсами), поднимались по Волге до устья р. Мологи и доходили до нынешнего города Бежецка. Однако все эти обстоятельства следует считать второстепенными по сравнению с еще одной, гораздо более весомой причиной выбора булгарами нового жительства. Непосредственно в районе Болгорской волости расположены многочисленные месторождения так называемого старицкого камня, или мрамора, – особой породы известняка, использовавшегося при градостроительстве, а способности булгар в качестве строителей многократно отмечены исследователями. При этом на левому берегу Волги, где была основана Болгорская волость, камень залегает ближе к поверхности, чем на правом берегу.

Историю Болгорской волости еще только предстоит исследовать. А ведь можно предположить возможное влияние булгар из этой волости на становление Тверского княжества в качестве крупнейшего торгово-экономического центра среди всех русских княжеств ордынской эпохи, если верно наше предположение о социальном статусе части жителей Болгорской волости как зажиточных купцов. Кроме того, гипотетически потомки булгар из Болгорской волости и городов Тверского княжества могли иметь какое-то отношение к таким фигурам, как купец Афанасий Никитин.

Малоизученными сюжетами являются торговые пути из Булгара в западном направлении. Один из них проходил по Тульской области, о нем свидетельствуют многочисленные клады и находки булгарского серебра в Курской области, находившейся далее по маршруту следования.

Южнее проходил еще один торговый путь, связывавший Булгар с Киевом. Центральную часть его (территория Пензенской и, очевидно, Тамбовской областей) контролировали буртасы. Несмотря на кажущееся обилие материалов, однозначного ответа на вопрос об их этнической принадлежности до сих пор нет. Это связано с тем, что эту проблематику практически никто не изучает, за исключением считанного числа специалистов. Одним из них является соавтор словаря – археолог доктор исторических наук, профессор Геннадий Николаевич Белорыбкин из Пензы.

Проблема этнической принадлежности буртасов в современной науке решается так же, как и многие другие исторические сюжеты: исходя из ненаучных, околополитических предпочтений. На нее накладывается также и концептуальная несовместимость научных школ, сложившихся в столицах национальных республик. Так, в Чебоксарах полагают, что буртасы имеют отношение к предкам чувашей, в Саранске их однозначно рассматривают как один из мордовских этносов. Ряд ученых считает, что буртасы – это непосредственные предки одной из групп татарской нации – мишарей. Это положение разделяется практически всеми учеными Татарстана, а также многими другими исследователями буртасского вопроса, в частности Г.Н. Белорыбкиным. Но дальше в Казани происходит нечто совершенно непонятное. Создается впечатление, что некоторые круги в Казани как будто опасаются буртасской тематики, пытаются обойти ее молчанием. Так, в огромном (956 страниц) втором томе «Истории татар с древнейших времен» (Казань: АН Татарстана, 2006), полностью посвященном Волжской Булгарии, вопрос о буртасах тщательно, хотя и не очень умно, обходится стороной. Примерно то же произошло и на страницах огромного атласа Tartarica (Казань – М. – СПб.: Ин-т истории АН Татарстана, Мин-во образования и науки РТ, 2005). Ученые из Татарстана высказывают мнение, что буртасы – это лишь одно из племенных образований в составе Волжской Булгарии. При этом игнорируется тот факт, что в арабских, персидских и хазарских источниках буртасы указываются наряду с булгарами и упоминается о военных действиях между ними

В нашем словаре приводится целый ряд мнений о буртасах и очень-очень осторожно высказывается мысль о том, что этот народ, вероятно, был не тюркским, а тюркизированным. Изначальные же его корни, скорее, говорят о родстве с культурой Хорезма. На позднем этапе существования Волжской Булгарии буртасы, вероятно, вошли в ее состав на правах автономно существовавшего государственного объединения, хотя окончательно говорить об этом рано – требуется огромная исследовательская работа по этому вопросу. Впоследствии буртасы сыграли немалую роль в истории Золотой Орды.

Теперь поговорим об эпохе Золотой Орды. Интересными представляются следующие сюжеты.

Во-первых, границы Золотой Орды на севере доходили до Тулы, которая входила в состав доменных земель ордынских ханов. Собственно, в этой маленькой ремарке заключен большой сюрприз для любителей российской истории – например, ответ на вопрос о возможных причинах Куликовской битвы.

Де-юре Тула никогда не переходила во владение московских или рязанских князей, которые фактически завладели ею в момент ослабления Орды в 60–70-е гг. XIV века. В свете этого становятся более понятными взаимоотношения Москвы, Рязани, Литвы и Золотой Орды во второй половине XIV–XV веков. Ордынские ханы выдавали ярлыки на «Татарские места», то есть территории нынешней Тульской и частично юга Московской области, великим князьям Литовским, но Москва и Рязань захватили часть из них и претендовали на остальное. Предположительно, и походы великого князя литовского Ольгерда на Москву (он защищал свое право владения), и противостояние Москвы и Рязани с Мамаем в 1370-е годы связаны с этой проблемой. Вполне вероятно, что в Куликовой битве – а к Куликову полю стремились все участники конфликта – была поставлена точка в давнем споре (о чем говорит договор Москвы и Рязани 1381 года), но с приходом на запад ордынских земель хана Тохтамыша проблема вышла на новый виток. И в конце XV века, когда Московия стала самостоятельным и достаточно влиятельным государством, и даже в XVI веке она не могла объявить эти земли своими. Сначала сарайские, а затем и крымские ханы по-прежнему выдавали ярлыки на эти земли правителям Литвы и позднее – Польско-Литовского государства.

Возвращаясь к теме Золотой Орды, замечу, что на территории даже Центрального федерального округа фиксируется целый ряд буферных административно-политических образований, таких как Смоленская, Курская тьмы, Червленый Яр и др. Некоторые из них достаточно подробно описываются в словарях. Тогда же здесь возникают новые города и поселения, до сих пор недостаточно изученные, к примеру, Ахматовы слободы в Курской области или город Мохши – в Пензенской. Последний интересен тем, что в этом городе (сейчас это село Наровчат) наличествует урочище Мизгить, в котором некогда были мечеть и мусульманское кладбище. Но совершенно потрясает гипотеза ученых советского периода А.А. Кроткова и В.И. Лебедева, что соборная мечеть города была построена по приказу находившегося здесь несколько лет ордынского хана Узбека (ныне на месте этой мечети располагается крупный православный собор Покрова Пресвятой Богородицы).

Конечно, это только версия, но она основана как на данных средневекового источника («Шаджарат аль-атрак», или «Родословная тюрок»), так и на совокупных археологических данных по Мохши и другому золотоордынскому городу – Увеку (ныне – Саратовская область). Если хан со своим двором действительно был вынужден покинуть Сарай и бежать на север сразу после своего воцарения в 1313 году, реальной причиной этого были опасения мести со стороны родственников репрессированных эмиров, вельмож и сторонников старой веры. Кроме того, по В.И. Лебедеву, это было связано также со страшной засухой и голодом, разразившимися в те годы в Нижнем Поволжье. Не исключено, что принятие ислама в качестве государственной религии Золотой Орды произошло именно в городе Мохши. Во всяком случае резкое возвышение этого города, факт строительства в нем огромных мечетей Кротков и Лебедев связывали с личностью хана Узбека и тем обстоятельством, что сюда переехала «мусульманская знать».

По общепринятому мнению ученых, главное воздействие на хана Узбека в деле принятия им ислама оказали суфийские шейхи из этого региона. Однако, как это ни печально, целенаправленных исследований в этой области пока немного; надеемся, что перевод с английского на русский язык книги Де-Виса “Islamization and Native Religion in the Golden Horde: Baba Tükles and conversion to Islam in historical and epic tradition”, который сегодня осуществляется в Казани, поможет частично восполнить этот существенный пробел. В основном общественность привыкла считать первоначальной точкой распространения ислама в нашей стране Дербент или Булгар, забывая, что оба этих важных центра имели все же сугубо локальное значение. Именно 1312–1313 годы являются ключевыми с точки зрения распространения ислама по всей территории Золотой Орды и постордынских государства, то есть нынешних Российской Федерации, Казахстана, Украины, Белоруссии, стран Балтии и т. д. Так что предстоящий 700-летний юбилей этого события российским мусульманам нужно отмечать на высочайшем уровне, с привлечением высоких государственных сановников, иностранных делегаций, причем не только из мусульманских стран, но и таких наших соседей, как Украина, Белоруссия, Монголия, Китай, Индия, ведь все они в той или иной степени являются наследниками Pax Mongolica.

Распад Золотой Орды привел к созданию целого ряда родственных между собой государственных образований, располагавшихся на территории центрально-европейской части России и мало известных нашему современнику: например, Яголдаева тьма в составе великого княжества Литовского, которая размещалась на землях нынешней Белгородской и Курской области. Кстати, весь юг и запад нынешней России входил в состав Литвы. Пограничные территории именовались «Окраина», или «Украина», и таких «Украин» было немало. Одна из них, «Казанская Украина», изучена в словаре более подробно, потому что несла в себе искомый мусульманский пласт, который мы целенаправленно изучаем. Она располагалась на территории нынешней Ивановской области.

Большое внимание было привлечено к теме Касимовского ханства. Одной из ключевых проблем при составлении словаря являлась концептуальная несовместимость взглядов представителей различных научных школ. Так, с точки зрения москвоцентричной школы, по сути, никакого ханства в Касимове не было и само пожалование этого города Чингизидам следует воспринимать как некий каприз московских властей, случайный результат не связанных друг с другом исторических событий. С другой стороны, сторонники национально ориентированной школы, сложившейся в Казани, дают понять об ошибочности и шовинизме всего русского востоковедения в целом, начиная с обвинений в неверном написании имен ордынских ханов. В этой связи хотелось бы пояснить: редакторы словаря пытались следовать по возможности линии выдающегося татарского просветителя XIX века Хусаина Фаизханова, который занимал срединные позиции между подобными крайностями, абстрагировался от черно-белых оценок исторических событий и мечтал придать как можно большую объективность существовавшей тогда имперской востоковедческой школе на основе эпиграфических тюрко-мусульманских памятников и письменных источников.

Кстати, Хусаин Фаизханов называет тот народ, который жил на землях Касимовского ханства в момент его образования, так: «мишаре мусульманской веры». Можно сравнить с ремаркой академика В.В. Вельяминова-Зернова, который отмечает здесь существование «мещеры, исповедовавшей мухаммеданство».

Итак, вслед за Фаизхановым мы признаем существование Касимовского ханства как одного из постордынских государственных образований, не имевшего, однако, полного политического и монархического суверенитета. По аналогии мы указываем на наличие в средневековой Московии целого ряда тюрко-мусульманских автономных и историко-географических образований, ликвидированных после воцарения Романовых.

С другой стороны, имена средневековых деятелей передаются нами в традиционном написании, сложившемся в рамках русского востоковедения; аутентичные имена приводятся в скобках. Лишь в виде исключения, при обнаружении крупного противоречия русской школы и татарского источника, имена приводятся в «восточном» прочтении (Гайбулла вместо «Абдула», Ильхам вместо «Али-хан» и т. д.).

Далее, в словарях описаны почти с десяток татарских княжеств в Мещере (то есть земли нынешней Нижегородчины, Мордовии, Рязанщины и Тамбовщины), а также ногайский Романовский улус (ныне часть Ярославской области), которые в XV–XVI веках приобретают особое значение для мусульман России. При этом дискуссии об их реальном статусе, занимаемой территории, и даже хронологии существования до сих пор далеки от завершения. Именно в этих землях сложилась локальная социальная и субэтническая группа служилых татар, которые выполняли взятые на себя функции по охране границ Московского государства, оказывали огромное влияние на большинство военных и политических акций Московии. Особая роль их в общественно-политической жизни государства проявлялась во время кризисных ситуаций, в частности в Смутное время. Мусульмане Касимова, Романова, Темникова, Кадома и других регионов сыграли весомую роль в таких событиях, как попытка приглашения на престол польского королевича Владислава, убийство Лжедмитрия II, затем в 1-м и 2-м ополчениях, наконец, в избрании на московский престол Михаила Романова. Однако после прихода к власти Романовых они достаточно быстро стали подвергаться религиозному и экономическому давлению, вплоть до насильственного крещения и культурной ассимиляции. Поступательные шаги новой династии привели к тому, что последователи ислама были вынуждены переселиться из Ярославля и Романова под Кострому, из Темникова и Кадома – в более восточные регионы страны. В XVII веке крестились и ассимилировались бордаковские, боровские, мугреевские, юртовские и другие группы татар. Переселилось в другие места тюркское население Червленого Яра – буферного административно-территориального образования, существовавшего с золотоордынской эпохи в районе нынешней Воронежской области. При этом московским правительством целенаправленно создавались незаселенные зоны шириной до 200 километров, чтобы феодально зависимое население не смогло бежать в вольные общества казаков и татар. Так образовались длительные лакуны в непрерывной истории ислама Воронежа, Курска, Белгорода и Тамбова.

Еще раз подчеркну, что о боровских, пронских, калужских, михайловских, серпуховских и некоторых других подразделениях татар, которые существовали в Центральной России, мы вообще ничего не знаем. О некоторых из них отыскались самые поверхностные сведения, которые мы поспешили опубликовать. В целом же мы считаем, что данные словари должны стать отправной точкой для исследователей, с тем чтобы, опираясь на различные сюжетные линии, представленные в серии «Ислам в РФ», проводить дальнейшие изыскания.

Впоследствии территориальная экспансия России привела к включению в ее состав таких мусульманских земель, как Крым, Северный Кавказ, Закавказье, Казахстан, Средняя Азия, выходцы из которых в XVIII–XIX веках в качестве почетных пленников, военных ссыльных появлялись и в Центральной России. В новое время татары, в первую очередь из числа мишарей, возродили исчезнувшие мусульманские общины в Ярославле, Твери, Костроме (в этом случае речь идет о местных татарах – потомках романовских ногайцев), построив здесь мечети, и попытавшись сделать то же самое в Иванове, Вологде, Курске.

Таким образом, к Новому времени территория Центральной России, которая традиционно в российской историографии рассматривается исключительно с москвоцентричных, мононациональных позиций, в действительности вобрала в себя многочисленные мусульманские элементы из различных этнических групп, из разных регионов огромной Российской империи.

Так, в XVIII–XIX веках мусульмане, прежде всего татары и башкиры, начали заселять различные населенные пункты на территории Петербургской губернии. Почти во всех случаях их появление татар здесь было так или иначе связано со столицей. В связи с этим понятно, что большинство материалов нашего третьего тома описывает в деталях богатое прошлое мусульман, прежде всего татар, а также других мусульманских народов бывшей империи в столичном Санкт-Петербурге.

При этом в ходе нашей исследовательской работы был обнаружен целый ряд неизвестных прежде сюжетов по данной теме. Так, нам понадобилось съездить в Финляндию, чтобы узнать, что с 1875 года татары поселились в поселке Терийоки и г. Выборг, которые входили в состав великого княжества Финляндского. Это были выходцы из ряда сел Сергачского уезда Нижегородской губернии: Актуково, Уразовка, Овечий Овраг (Куй Суы), Ключищи (Суыксу), Чембилей, Рыбушкино, Кадомка и Трехозерки (Очкуль), впоследствии составившие основу татарской общины Финляндии. Интересно то, что поселок Терийоки ныне называется Зеленогорск и административно входит в черту современного Санкт-Петербурга. Так вот, в этом поселке мы довольно точно вычислили и указали место, где размещался мусульманский молитвенный дом. В Выборге существовали собственные имамы и два мусульманских участка на городских кладбищах. К сожалению, более подробных данных о религиозных деятелях этого микрорегиона пока что не найдено, поскольку сама тема, которую мы сегодня поднимаем, также является одним из белых пятен российской истории.

Вообще достоверных данных о роли мусульман в истории России в нашей историографии практически нет. Например, что известно в широких кругах об участии мусульман в корниловском мятеже? Практически ничего. В словаре же это важное событие описано достаточно подробно. Ключевую роль в нем сыграло то, что мусульманские политики уговорили своих единоверцев-кавказцев, которых вызвал Корнилов для взятия столицы, этого не делать, и те согласились. В войсковом соединении, которое шло на столицу, были в основном ингуши, а также представители других народов Северного Кавказа.

Возьмем другой пример, по другому сюжету. Нам специально привезли из Пензы для работы над одним из словарей серии «Ислам в РФ» Наровчатскую энциклопедию, составленную по сюжетам истории города Наровчата (золотоордынский Мохши) Пензенской области. Там приведено много фамилий местных князей, по происхождению мусульманских, татарских и прочих, – все они крещены, но не описано ни одного мусульманина. Это очень характерно для всей нашей историографии.

В словарях «Ислам в РФ» значительное внимание уделено миссионерской деятельности по отношению к мусульманским народам со стороны православной церкви. Представлено большое количество статей по истории мусульманских общин конкретных субъектов Российской Федерации и отдельных городов, а также – в уральском томе – заводских поселений, что является отличительной особенностью Урала. Представлены социологические статьи, например, «Типология закрытия мечетей Южного и Среднего Урала в 1920–1930-е гг.», в которой обобщена практика закрытия мечетей и их последующего возврата общинам.

Вообще значимость уральского региона в истории российских мусульман огромна, а в некоторых сферах – исключительна. Именно Южный Урал впервые после падения постордынских государств получил функции центра фактической религиозно-культурной автономии мусульманской уммы Российской империи, и произошло это за несколько десятилетий до образования Оренбургского магометанского духовного собрания. При этом следует признать, что из множества точек зрения на то, каким образом Сеитовский посад под Оренбургом (ныне – Татарская Каргала) стал своеобразной мусульманской столицей империи, наибольшее распространение среди ученых получила только одна: «по воле монарха». Ни геополитические расчеты и дальнейшие цели Петербурга по расширению империи, ни относительная автономия башкирских племен, ни масштабное переселение мишарей-мещеряков на Урал, ни уникальный этносоциальный строй Башкиро-Мещеряцкого войска, ни способности татар в качестве дипломатов и проводников российской государственности в Казахской степи и Средней Азии не принимаются в расчет проимперски настроенными учеными. Такая точка зрения кажется нам достаточно ущербной, в связи с чем мы попытались в данном издании несколько иначе расставить акценты, показать всю неоднозначность сложившихся в регионе геополитических реалий.

Одной из причин такого черно-белого взгляда на историю является то, что в качестве целостного явления тема ислама в уральском регионе до сих пор не являлась объектом изучения. Именно по этой причине рецензенты уже назвали данный уральский том прорывным в вопросе исследования ислама на Урале. Собственно, и другие тома также являются уникальными, концептуально новыми, которые безусловно повлияют на дальнейшую историографию исламской тематики в России.