Религиозная обрядность верующих-мусульман Ульяновской области в 50–70-е гг. XX века

А. В. Кобзев

Советский период в истории исламской конфессии был временем выживания религии, борьбы верующих за право исповедовать свою веру. В это время советское государство фактически уничтожило все основы для воспроизводства религии, ее институтов, поведения, сознания. Большевики полностью ликвидировали систему религиозного образования мусульман, изолировали их от внешнего исламского мира, разорвали преемственность культурной традиции, переведя татарский язык с арабской грамматики сначала на латиницу, а затем и на кириллицу. Единственными институтами воспроизводства религиозного поведения и сознания татар-мусульман остались малочисленные приходы, действовавшие на легальной основе и семья. В условиях активной атеизации советского общества пример пожилых верующих татар-мусульман, исполнение и соблюдение ими религиозных обрядов стал основным каналом распространения религиозных знаний среди татар среднего и молодого возраста. Предлагаемая статья посвящена изучению основных форм религиозной обрядности татар-мусульман Ульяновской области в 50–70-е гг. XX в. – паломничеству, намазу, уразе и курбан-байраму, деятельности незарегистрированных религиозных групп.

Как известно паломничество у мусульман является одним из столпов веры. Согласно религиозным представлениям, каждый мусульманин хотя бы раз в жизни должен совершить хадж в Мекку. По мере исторического становления мусульманской конфессии, ее взаимодействия с этническими традициями народов, принявших ислам, в ее русле возникли новые религиозные культы, в частности, культы святых, ставших объектом поклонения и местом паломничества.

В Ульяновской области таким святым местом была могила ишана Хасянверова, находившаяся в селе Новые Зимницы Старо-Кулаткинского района. В советское время у верующих мусульман не было возможности совершить хадж в Мекку, и фактически его место заняли местные культы святых. По данным уполномоченного на 1959 г., на могилу ишана приходили как местные верующие, так и мусульмане других селений и даже областей. Во время паломничества татары устраивали «общие угощения», раздавали вещи, что, видимо, можно рассматривать как отклик закята, совершали религиозные обряды, в частности намаз[1].

До середины 50-х гг. паломничество на могилу в Новые Зимницы было массовым. Со временем сюда в основном стали приходить только жители прилегающих населенных пунктов, обычно летом во время религиозных праздников[2]. Власти пытались бороться с этим явлением религиозно-бытовой жизни мусульман. Меры, принимаемые для этого, были самые разнообразные: от прямого запрета паломничества до пропагандистских акций в виде газетных публикаций в местной печати, радиопередач, устраиваемых в канун религиозных праздников, целью которых являлось разоблачение классовой «кулацкой» природы ишана. Тем не менее, властям так и не удалось искоренить паломничество. Так, по сведениям председателя районного исполнительного комитета Старо-Кулаткинского района, в 1980 г. могилу ишана продолжали посещать в летнее время не только местные татары, но и верующие Неверкинского района Пензенской области и Николаевского района Ульяновской области[3].

Ураза-байрам и курбан-байрам были и остаются главными религиозными праздниками мусульман. В СССР для татар эти праздники стали основной формой проявления религиозного поведения, сознания, этнокультурной и конфессиональной идентичности, так как они охватывали практически все возрастные категории татарского населения и даже тех, кто не считал себя верующим, но тем не менее отдавал дань культурным традициям предков. Эту особенность в очередном годовом отчете за 1978 г. уполномоченный описал следующим образом: «И те люди, которые появляются в мечети только на праздничных службах, в другое же время года в них не бывают, своим присутствием на праздничной совместной молитве стремятся подтвердить свою приверженность исламу через непрерывающейся совсем связь с мусульманским объединением мечетью»[4].

Одним из показателей религиозной активности татар-мусульман была посещаемость мечети в праздники и будние дни. Как свидетельствуют многочисленные документы, посещаемость мечетей в это время сильно разнилась. Так, по данным на 1.01.1952 г., в будни в мечети Ульяновской области на молитву приходило в среднем от 3 до 25 человек. Во время религиозных праздников их численность возрастала в 12–13 раз и составляла от 40 до 300 человек[5]. Больше всего верующих во время религиозных праздников собиралось в Ульяновске и р. п. Старое Тимошкино[6]. В Ульяновской мечети во время уразы-байрама численность верующих в мечети колебалась в 1967–1983 гг. в пределах 600–850 человек, а на курбан-байрам в 1966–1987 гг. собиралось от 500 до 850 человек. В старотимошкинской мечети соответственно во время уразы-байрама было от 400 до 650 человек, а на курбан-байрам – 300–600. В целом среди всех верующих мусульман Ульяновской области, посещавших в мечеть во время уразы-байрама, 40% приходилось на общину Ульяновска и 26–36% – на приход р. п. Старое Тимошкино.

Во время уразы-байрама больше всего верующих можно было встретить на утренней молитве. Например, в Ульяновске в 1968 г. численность молящихся в это время достигла 800 человек, и пришлось проводить две утренние службы. В другие дни уразы мечеть ежедневно посещали 150–200 мусульман Ульяновска. Несколько возрастала их численность в последнюю пятницу уразы, достигая 250 человек[7]. В сравнении с пятничными непраздничными днями во время пятниц уразы в 1967–1976 гг. в мечети на молитву приходило в среднем в 1,4–1,6 раза больше верующих, чем обычно. В пятничные непраздничные дни мечеть посещали 285–360 человек, а в пятницы уразы – 385–490.

В 1978–1981 гг. во время уразы-байрама в мечетях Ульяновской области собиралось от 1268 до 1728 человек, что в 3,5–4,4 раза было больше численности верующих в мечетях накануне праздника. До этого в среднем в мечеть ходили на молитву 350–390 человек. Накануне курбан-байрама мечети Ульяновской области в 1967–1981 гг. в среднем посещало 180–299 мусульман. Во время праздника их численность возрастала в 4,6–9 раз и достигала 1259–1685 человек.

В период 1966–1986 гг. в 4–6 раз увеличилось количество баранов, принесенных татарами-мусульманами в жертву на курбан-байрам. Если в 1966 г. было зафиксировано всего 47 подобных случаев, то в 1983 г. – 290 жертвоприношений. При этом особенно заметный рост наблюдался в мусульманской общине Ульяновска. С 1966 по 1979 г. число жертвоприношений не превышало двух десятков случаев, что сопоставимо с количеством жертвоприношений на селе. Начиная с 80-х гг. верующими Ульяновска было забито на курбан-байрам в 2–3 раза больше, чем в татарских деревнях. Эта особенность была характерна и для городской общины мусульман Димитровграда, зарегистрированной в 1983 г.

Как известно, во время мусульманского поста запрещается принимать пищу и только после захода солнца начинается разговение. Чаще всего пост среди мусульман соблюдали пожилые татары, как женщины, так и мужчины. В разговении участвовали члены мутаваллиата религиозной общины и мулла. Как правило, такие разговения устраивались на квартирах и на них собиралось от 10 до 20 человек[8]. По данным уполномоченного по делам религий в Ульяновской области, в 1970–1978 гг. в разговениях во время уразы участвовало от 1000 до 1500 человек, а в 1979 г. – 2500 верующих. За время поста мулла с членами мутаваллиата посетили от 120 до 300 домов верующих мусульман[9].

Среди верующих в мечетях во время религиозных праздников можно было встретить татар практически всех возрастов, правда, в разном соотношении. Меньше всеГО было молодых людей в возрасте 18–30 лет. В 1967–1983 гг. на молитве в мечетях Ульяновской области во время уразы байрама их доля от общей численности верующих составляла не более 5% и периодически колебалась в пределах 0,3–4,7%. В абсолютном выражении их численность составляла 5–75 человек. Практически столько же молодых людей посещало мечеть во время курбан-байрама. Так, в 1976–1981 гг. их численность равнялась 30–65 человекам, а доля варьировала в пределах 2,1–5,1%. Причем и в том, и в другом случаях нельзя однозначно сказать, что верующих среди молодых людей становилось больше или меньше. По мнению уполномоченного, высказанноМУ в справке за 28 января 1972 г., «глубоко верующих людей из числа молодежи становится все меньше» и «молодежи практически не бывает на религиозных службах в церкви и мечети».[10] В 1977 г. он же писал, что среди молящихся в мечети во время религиозных праздников встречаются «десятки молодых людей»[11]. Скорее всего, группа верующих из их числа на протяжении 1967–1983 гг. оставалась относительно стабильной, несмотря на временные колебания численности.

Значительно больше в мечеть на молитву во время религиозных праздников ходило татар среднего и пожилого возраста. Причем изменение соотношения их доли отражает определенные тенденции в религиозном сознании и поведении татаро-мусульманского населения области. В 1977 г. уполномоченный весьма беспристрастно отмечал, что в Ульяновске и р. п. Старое Тимошкино во время религиозных праздников «были сотни людей средних возрастов». В статистике того времени к ним относились люди в возрасте 30–60 лет. В 1980 г. уполномоченный обеспокоено заявлял, что в Ульяновске в мечеть на молитву пришло до 20% татар среднего возраста, «занятых в общественном производстве»[12]. Долгое время в представлениях властей вера, религия в качестве феодального пережитка оставалась в основном уделом старых, пожилых людей.

В численном и процентном соотношениях пожилые татары старше 60 лет преобладали среди верующих, посещавших мечеть во время религиозных праздников. В 1967–1983 гг. во время уразы-байрама их доля всегда превышал 50% общей численности верующих, правда, постепенно снижалась с 78,8% в 1969 г. до 58,8% в 1983 г. В численном выражении их насчитывалось 800–1369 человек. Соответственно доля татар 30–60 лет с периодическими колебаниями медленно и неуклонно возрастала, составляя в 1967–1983 гг. 21,2–46,8%. При этом их численность равнялась 340–810. Во время курбан-байрама доля пожилых татар старше 60 лет варьировала в пределах 50,8–63,2%, а общая численность составляла 640–982 человека. Татар 30–60 лет было несколько меньше, их доля в это время колебалась в пределах 33,6–44,1%, а численность варьировала от 435 до 599 человек.

Иногда посещаемость мечетей Ульяновской области во время религиозных праздников приобретала своеобразный сезонный характер. Как правило, это случалось, когда мусульманские праздники календарно совпадали с выходными днями или с коммунистическими праздниками СССР. В это время, как неоднократно отмечал уполномоченный по делам религий, численность верующих татар в мечети заметно возрастала. Так, в 1978 г. ураза-байрам выпал на воскресенье 3 сентября, и мечеть посетили 1728 человек. В прошедшем же году ураза-байрам выпал на будний день, и в мечеть соответственно пришло несколько меньше верующих – всего 1529 человек. Аналогичная ситуация была и с празднованием курбан-байрама, который в 1978 г. совпал с субботой, и в мечеть на молитву пришло 1632 человека против 1292 в 1977 г.[13] В целом численность верующих в 1978 г. в связи с совпадением мусульманских праздников с выходными днями выросла в уразу-байрам на 13%, на курбан-байрам – на 26%.

Можно допустить, что прирост был за счет татар 30–60 лет, то есть еще не вышедших на пенсию. В полной мере эта связь не подтверждается сведениями источника. В сравнении с 1977 г. в 1978 г. на уразу-байрам пришло 655 верующих, всего на 15 человек больше, чем в прошедший год. В то же время на курбан-байраме в 1978 г. в мечети молился 591 человек против 435 в 1977 г., то есть больше на 156 человек. Такая же ситуация повторилась в 1979 г., в котором мусульманские праздники выпали на будни и в мечеть пришло на молитву на 200–350 человек меньше, чем в 1978 году[14].

В целом можно сделать вывод, что группа верующих-мусульман, отмечавших религиозные праздники, державших пост, была относительно стабильной и практически не менялась, что свидетельствует об устойчивом воспроизводстве религиозного сознания и поведения среди татар Ульяновской области.

Как и в любой другой религии, в исламе наиболее важные события жизни человека – рождение ребенка, свадьба, похороны – имеют сакральный характер. До революции во всех мусульманских семьях совершение обрядов имянаречения, никаха, похорон было обязательным и повсеместным. В советское время в связи с насильственным искоренением религии в жизни населения, насаждением атеизма и гражданских обрядов несколько изменились параметры религиозного поведения. Это коснулось всех конфессий, функционировавших в стране. Часть населения перестала соблюдать необходимые религиозные обряды, а часть, несмотря на выраженную антирелигиозную политику, по-прежнему их исполняла. Исповедание веры во многом приобрело бытовой характер. Исследователи заговорили о «бытовом исламе», «бытовом православии» и т. д.

В Ульяновской области представители местных органов власти, уполномоченный фиксировали соблюдение татарами-мусульманами всех религиозных обрядов, правда, в разной степени. Так, в 1979 г. уполномоченный отмечал, что в некоторых татарских селениях все еще «повторяются случаи совершения религиозно-традиционного обряда «сунне», то есть обрезание[15]. В ряде селений, например в р. п. Старое Тимошкино и Абдрееве, в 1977 г. «более 50% имянаречений новорожденных и бракосочетаний было совершено по религиозному обряду». Более того, все умершие были похоронены по-мусульмански[16]. Причем последнее обстоятельство было характерно для всех селений, где проживали татары. В 1979 г. уполномоченный писал: «...почти все захоронения умерших у татарского населения совершаются по-религиозному...»[17] При этом в обязательном порядке совершается омовение, читается молитва в доме и на кладбище. Нередко это делают по просьбе родственников умерших «старшие местные жители», не являвшиеся по закону служителями культа и не считавшие себя таковыми, хотя, по сути, их обязанности и выполняют[18].

Приведенные факты, безусловно, свидетельствует о необычайной устойчивости «бытового ислама» среди татар Ульяновской области. На это представители власти указывали в подчеркнуто сравнительном контексте. Например, в 1977 г. в информационном отчете Ульяновского районного исполнительного комитета было сказано следующее: «Еще высок процент совершения такого обряда, как отпевание умерших, особенно среди татарского населения»[19]. В 1972 г. уполномоченный на запрос областного исполнительного комитета отвечал, что «более живуч этот обряд-венчание среди молодежи татарских населенных пунктов, испытывающих влияние мусульманской религии»[20].

Статистика численности обрядов, исполняемых татарами-мусульманами, хотя и велась местными органами власти, но она местами не всегда полная и фрагментарная. Не все совершенные обряды регистрировались властями. Какая-то часть и вовсе оставалась вне поля зрения. Например, за период с 1964 по 1983 г. сведения об обрядах есть только за 13 лет из 19. Их анализ показывает, что в 1964–1983 гг. муллами зарегистрированных мусульманских общин Ульяновской области было исполнено 3813 обрядов никах, имянаречения и похорон. В среднем в год муллы совершали 293 обряда, и это на всю область, что в свете данных, приведенных выше, выглядит недостоверно. Безусловно, их было значительно больше. Если прибавить среднюю цифру количества обрядов за неизвестные 6 лет из 19 – 1758 обрядов, то получится 5571. Кроме того, власти не фиксировали численность обрядов, которые исполнялись в татарских селениях, где не было зарегистрированных мечетей и служителей культа. На наш взгляд, статистика порой отражает не столько реальное положение дел, сколько изменения в характере сбора сведений и степени открытости общин в раскрытии информации об исполненных обрядах, их доверия властям. Тем не менее определенные выводы все же можно сделать.

В период 1964–1983 гг. численность исполненных религиозных обрядов не снизилась, как об этом нередко рапортовали представители местных органов власти. Она колебалась в пределах 217–376 обрядов в год с тенденцией медленного роста. Так, в 1964–1971 гг. было исполнено 217–296 обрядов в год, в среднем выходило 254 обряда. Начиная с 1978 г. по 1983 г. муллы совершили в татарских семьях в среднем 338 обрядов, или 321 и 376 в минимальных и максимальных пределах. Соотношение религиозных обрядов было следующим: имянаречений в среднем – 74 раза в год, никаха – 68 и похорон – 150, то есть больше всего. Такое соотношение в целом можно признать соответствующем действительности. Имянаречений и никаха исполнялось в среднем в равных количествах, а похоронных обрядов в 2–2,5 раза больше.

В быту верующих мулла помимо исполнения религиозных обрядов читал Коран во время вечернего разговения, поминок и на новоселье[21]. Чаще всего умерших поминали во время уразы. В этот период количество обрядов поминания по сравнению с другими месяцами года возрастало в несколько раз. Например, в с. Абдреево в ноябре 1970 г. на уразу мулла 62 раза приглашался верующими домой для исполнения обряда. В другие месяцы его приглашали на поминание от 3 до 21 раза, то есть в 3–15 раз реже, чем во время уразы[22]. В целом количество исполненных обрядов поминания намного превышало численность других совершенных муллой религиозных треб. По данным на 1977–1982 гг., мулла 6176 раз приглашался верующими для чтения молитвы во время поминания, соответственно в среднем в год 1029 раз.

В период, свободный от религиозных праздников и поста, в мечеть на молитву в основном приходили старые, пожилые люди, в большинстве своем вышедшие на пенсию. Это были верующие так называемого представителями власти «основного состава», которые участвовали на трех религиозных службах, проводившихся утром, в обед и вечером[23]. Их численность была небольшой. Согласно сведениям уполномоченного, в будни во всех мечетях Ульяновской области в 1979 г. на молитву собиралось не более сотни человек, а по пятничным дням – 200–350 верующих[24].

Наряду с официально зарегистрированными мусульманскими общинами в Ульяновской области нелегально действовали религиозные группы верующих, которые вне стен мечети совершали обряды, молились, праздновали уразу и курбан-байрам. Существование этих групп объясняется следующими обстоятельствами. Функционировавшие в области мечети не могли удовлетворить потребности всех верующих мусульман в силу своей малочисленности. Из 16 общин, вновь зарегистрированных в 40-х гг. XX в., к середине 60-х гг. осталось всего 5 открытых мечетей. Да и те в основном располагались в районах и населенных пунктах, где татары-мусульмане составляли этническое и конфессиональное меньшинство. В сравнении с дореволюционным временем, когда насчитывалось чуть более 200 мечетей, численность общин в советское время резко сократилась в несколько десятков раз. За период 60-х – начала 80-х гг. в области не было открыто ни одной мечети. Всего одна община была зарегистрирована в 1983 г. Таким образом, в большинстве татарских селений исповедание ислама приобрело внеинституциональный характер.

Некоторые верующие при относительной близости своей деревни к селению с открытой мечети могли посещать ее. Например, в 1969 г. во время уразы-байрама несколько верующих из д. Калда приехали в р. п. Старое Тимошкино на молитву. Часть их молилась около или на самом кладбище[25]. В 1976 г. в мечеть д. Уразовка на молитву по возможности приезжало несколько верующих из соседних селений Нагаево и Татарские Горенки[26]. В большинстве других случаев верующие по дальности расстояния до ближайшей мечети были лишены и этой возможности. Так, в ноябре 1946 г. уполномоченный отмечал, что ближайшая мечеть к с. Новые Зимницы Старо-Кулаткинского, в котором проживали только татары-мусульмане и были закрыты все мечети, находилась в 115 км, в с. Новые Тимерсяны Богдашкинского района в 40 км и с. Татарское Урайкино Мало-Кандалинского района в 25 км[27].

Характерной чертой новой религиозной ситуации в стране стало повсеместное появление незарегистрированных религиозных групп, по сути, находившихся на нелегальном положении. В соседних к области Татарской и Башкирской республиках насчитывалось до 700–800 подобных групп. В Ульяновской области, по приблизительным подсчетам, их численность составляла 25–70 групп, располагавшихся в 35 селениях: Моисеевка, Кармалей, Филлиповка, Новые Зимницы, Средний Сантимир, Вырыпаевка, Бахтеевка, Калда, Абдуллово, Старая Кулатка, Вязовагай, Кирюшкино, Верхняя Терешка, Старая Яндовка, Малаевский сельсовет, Старый Уренбаш, Татарский Калмаюр, Татарский Шмалак, Боровка, Средняя Терешка, Старый Атлаш, Аллагулово, Большой Чирклей, Ахметлей, Давыдово, Мирный, Старое Зеленое, Старый Мостяк, Елховый Куст, Асаново, Енганаево, Нагаево, Татарская Голышевка, Татарские Горенки, Эзекеево, Головино, Топоркино[28]. Данные официальной статистики, отражаемые в ежегодных отчетах о религиозной ситуации в области, существенно расходятся с имеющимися фактами. Прежде всего цифры по численности религиозных групп сильно занижены. Например, на 1977 г. в Ульяновской области на учете состояло всего 3 незарегистрированные группы, в 1978 г. их числилось 5, в 1979 г. – 8[29].

Всего за 11 лет, с 1969 по 1980 год, властями было зарегистрировано 66 случаев совершения намаза этими группами. Из них большая часть приходится на Старо-Кулаткинский район – это 37 прецедентов. В целом незарегистрированные мусульманские религиозные группы были выявлены в 7 районах Ульяновской области: Старо-Кулаткинском, Ново-Малыклинском, Барышском, Чердаклинском, Мелекесском, Николаевском, Карсунском и Засвияжском районе Ульяновска. Вполне очевидно, что подобных случаев было намного больше, лишь маленькая толика их регистрировалась властями и отражалась в документах.

Как правило, в состав групп входили пожилые верующие, обычно мужчины, собиравшиеся от случая к случаю для исполнения религиозных обрядов – на пятничный намаз, разговение во время уразы-байрама и курбан-байрам. Фактически многие из них не имели постоянной основы функционирования. В то же время в некоторых селениях такие группы отличались стабильностью своего состава и верующие регулярно собирались на молитву. Например, в пригородном к Ульяновску поселке Вырыпаевка в 1970 г. Атауллин Летфулла и Фасхутдинов Зартдин ежедневно с 12.00 до 13.00 организовывали коллективные молитвы мусульман. В них участвовали от 15 до 30 верующих[30].

Место проведения религиозных обрядов постоянно менялось. Это были кладбища, но чаще всего жилые дома. Всего в источниках было зафиксировано семь случаев исполнения намаза на кладбище[31]. Такие молитвы проводились как коллективно, так и в индивидуальном порядке. Например, в 1976 г. в Филипповском сельсовете Мелекесского района «престарелые мужчины... молились каждый у могилки своих близких и родных»[32].

На кладбищах намаз обычно проводился во время религиозных праздников, утром и если этому благоприятствовала погода[33]. Так, в 1970 в с. Средний Сантимир Старо-Кулаткинского района на четырех кладбищах собралось на молитву 83 человека[34]. В с. Калда Барышского района 50–60 стариков утром во время уразы-байрама молились на кладбище, а вечером небольшими группами по 3–7 человек собирались в домах и исполняли намаз[35]. Таким образом, можно говорить о своеобразном функциональном разделении мест проведения намаза – утром на кладбищах многочисленными группами, насчитывавшими несколько десятков человек, и в домах в вечернее время, небольшими группами, не превышавшими двух десятков человек.

В двух случаях, имевших место в р. п. Старая Кулатка, молитва была исполнена в пустующих домах[36]. В пределах одного селения намазы время от времени проводились в разных жилых домах, по сути, заменявших мечеть. Такие собрания проходили «под видом гостей по пятницам»[37]. Иногда «верующие старики собирались у тех граждан, которые строят новые дома, как бы в форме новоселья»[38]. В Вырыпаевке молитвы проходили в разных частных домах, расположенных по улицам Отрадная, 16, Бутурлиных, 39, Прокофьева, 9 и 13, 1-му Вырыпаевскому переулку, 4 и 1-му переулку Алашеева, 9[39]. В Старо-Кулаткинском районе в ряде сел «старики» по пятницам собирались на молитву «то в одном, то в другом доме для отправления обедни – жума-намаз»[40].

Численность групп была небольшой и колебалась в пределах 6–100 человек[41]. Во время праздников общая численность верующих, участвовавших в религиозных празднествах, только в 8 зафиксированных властями незарегистрированных группах на 1979 г. выросла до 120 человек[42]. Соответственно по всей области в целом с учетом невыявленных групп верующих собиралось намного больше, чем это представляли себе местные власти.

Мулл, действовавших на постоянной основе, также не было. Обязанности имама периодически принимали на себя разные верующие, мужчины 80–82 лет[43]. Иногда это делал хозяин дома, в котором проходила молитва. Но это случалось редко. Всего по документам был выявлен один подобный случай. Так, в 1978 г. житель пригородного поселка Вырыпаевка Мухаметжанов Иршат Абдуллович возглавил в своем доме намаз во время уразы-байрама[44]. Чаще всего хозяин дома, принимавший верующих на молитву, и имам были разными людьми. Возможно, такое поведение мусульман объясняется соображениями личной безопасности и скрытности от властей, чтобы не дать лишний повод для обвинений в нарушении закона о религиозных объединениях. С этой же целью верующие, исполнявшие обязанности имама, «обычно заявляли, что не считают себя служителями культа, а выступают по просьбе верующих в роли старших на этих разовых намазах, как и при погребении умерших»[45]. При этом, судя по отзывам самих верующих, роль имама исполняют «все, кто грамотный»[46]. Под грамотностью, видимо, подразумевалось знание молитв, возможно, Корана, а также правил исполнения религиозных обрядов.

По имеющимся документам удалось выявить имена и фамилии 55 татар-мусульман, исполнявших обязанности имама. Обычно власти обозначили их терминами «религиозные активисты», «заштатные служители мусульманского культа»[47]. Как правило, они не только руководили молитвой, но и совершали обряды похорон[48] и даже бракосочетания. В 1977 г. 85-летний старик Каюм-бабай Курмаев, житель с. Бахтеевка, по словам местной комиссии содействия по делам религиозных культов, организовал «демонстрационное шествие по всей центральной улице с участием молодежи, которые несли на ченазе тело усопшего». Он же после гражданской регистрации брака молодых приходил к ним домой, читал молитву, чтобы, по его воззрениям, «вновь создаваемая семья была счастливой»[49].

Во время мусульманских праздников пожилые верующие мужчины и женщины собирались отдельно друг от друга[50]. По неполным данным, во время курбан-байрама количество барашков, приносимых в жертву, равнялось 10–50[51]. При этом шкуры забитых баранов сдавались государственным заготовителям[52].

По свидетельству представителей власти, в незарегистрированных религиозных группах в основном участвовали пожилые верующие. По данным на 1980 г., татары Старо-Кулаткинского района в возрасте до 50 лет уразу не соблюдают, а «молодежь за последние годы совершенно в этом не участвует»[53]. И тем не менее, несмотря на это, на уровне отдельного населенного пункта, района и области в целом власти предпринимали разнообразные меры для пресечения деятельности подобных групп. Внешне, да и по сути борьба с ними превратилась в борьбу с пожилыми верующими, стариками.

К 50–80-м гг. время репрессий, расстрелов, ночных арестов, лишения свободы на 5–10 лет прошло. В основном власти использовали меры административного воздействия и средства атеистической агитации и пропаганды среди населения. Посильную помощь в этом местным органам власти оказывали комиссии содействия за соблюдением законодательства о религиозных объединениях. Наряду с исполнительными комитетами они контролировали подготовку и празднование мусульманских религиозных праздников[54].

Административные меры воздействия ограничивались наложением штрафа, не превышавшего 50 рублей. Например, в 1978 г. в Ульяновске на эту сумму за нарушение законодательства о религиозных культах был оштрафован Ш. Х. Шарафутдинов[55]. В этом же году и на эту же сумму были оштрафованы К. Шайхтаров, организовавший коллективный намаз, а также жители с. Верхняя Терешка Х. Н. Фахрутдинов и Р. Ю. Измаилов[56]. Иногда штрафовались не только «заштатные муллы», но и хозяева домов, квартир, где проходила молитва. Так, в 1977 г. административная комиссия Засвияжского района Ульяновска оштрафовала И. Х. Шайхтарову на сумму в 30 рублей[57]. В 1978 г. за это же был оштрафован житель пригородного поселка Вырыпаевка[58].

Кроме того, местные органы власти для пресечения незаконной деятельности подобных групп с организаторами групповых молений, верующими проводили дисциплинарные беседы, разъяснили им советское законодательство о религиозных культах, предупреждали об административной ответственности за последующие нарушения и даже брали подписки от верующих, что они «впредь не будут нарушать закон»[59]. В ряде случаев власти прибегали к мелочной регламентации повседневной жизни мусульман. Так, в 1977 г. комиссия содействия по Старо-Кулаткинскому району не только предупредила об ответственности Каюм бабая Курмаева за совершение никаха и организацию религиозных похорон, но и предложила жителям с. Бахтеевка «вместо несения усопшего на руках возить на машине по проселочной дороге»[60]. Как известно, в исламе тело покойного верующие, обычно 6 человек, несут на кладбище на специальных носилках, называемых «ченаза».

Средства атеистической агитации и пропаганды сводились к публикациям в районных газетах, радиопередачам и лекциям в школе о «вреде религиозной обрядности, мусульманского поста, классово чуждой природе и феодально-помещичьей сущности ислама». Как правило, такие мероприятия особенно активно проводились накануне и в ходе праздников ураза и курбан-байрам.

В целом борьба властей с незарегистрированными религиозными группами была безуспешной. Внешне им удавалось прекратить деятельность этих групп. Так, например, в 1976–1977 гг. местные органы власти Чердаклинского, Ново-Малыклинского и Николаевского районов докладывали, что после принятых ими мер верующие больше не собирались для молитвы на курбан-байрам[61]. Но это было временное явление, и верующие вновь начинали собираться для молитвы, справлять религиозные праздники вне стен мечети, таким образом, нарушая антирелигиозное, атеистическое советское законодательство. Заштатные муллы, ранее уличенные в совершение религиозных обрядов, несмотря на штрафы, предупреждения, продолжали свою деятельность. В частности, своеобразным «рецидивистом» был 70-летний верующий Шарафутдин Кашаф Шарафутдинович, трижды штрафовавшийся за «незаконное» исполнение религиозных обрядов в 1971, 1978 и 1980 годах[62].

Штрафы, предупреждения об административной ответственности, беседы с верующими, агитация и пропаганда не приносили желаемого результата, на что неоднократно в своих отчетах отмечал уполномоченный совета по религиозным культам. Так, в 1979 г. он писал, что «во время очередных религиозных праздников и при захоронениях покойников такие религиозные действия повторяются этими или другими подобными лицами», местные органы власти работают недостаточно и «влияние религии на население не ослабевает»[63]. В 1980 г. Барышский районный исполнительный комитет также констатировал, что местные органы власти несколько ослабили контроль над выполнением законодательства о религиозных культах, а деятельность существовавших в селениях Калда и Старое Тимошкино религиозных групп так и не удалось прекратить[64]. Более того, можно допустить, что со временем, начиная с конца 70-х гг., на местах власти просто стали закрывать глаза и борьба с религиозными группами была фактически приостановлена.

Анализируя в 1978 г. примерный план работы комиссии содействия по Павловскому району по прекращению деятельности незарегистрированных групп, уполномоченный, понимая всю абсурдность, бессмысленность принимаемых мер, размышляя сам с собой, сделал на плане следующую пометку в форме риторического вопроса: «Разве можно запретить справлять религиозные праздники?»[65] И как бы заочно отвечая на этот вопрос, исполнительный комитет Боровского сельсовета 24 августа 1979 г., пойдя навстречу верующим, разрешил им коллективные моления в двух частных домах[66].

 

* * *

В советское время среди татар-мусульман Ульяновской области основными формами проявления религиозного поведения и сознания были паломничество верующих на могилу местного святого ишана Хасянверова, празднование религиозных праздников ураза-байрам и курбан-байрам, совершение намаза, исполнение обрядов имянаречения, никаха, похорон. Для татар-мусульман молодого и среднего возраста соблюдение религиозной обрядности в быту нередко становилось формой выражения этноконфессиональной и культурной идентичности. Стабильную группу верующих, регулярно посещавших мечеть на молитву в обычные дни и во время праздников, соблюдавших по возможности пост, образовывали пожилые татары-мусульмане. Благодаря их деятельности в легально функционировавших мечетях, незарегистрированных группах, в семье происходило посильное воспроизводство исламских традиций среди татарского населения как в городе, так и на селе, и это несмотря на отсутствие системы полноценного религиозного образования. Правда, сама религиозная обрядность мусульман Ульяновской области в сравнении с дореволюционной эпохой в результате атеистической разрушительной деятельности государства несколько изменилась, во многом приобрела «бытовой», семейный, внеинституциональный характер.


 

[1]       Государственный архив Ульяновской области (далее ГАУО). Оп. 1. Ед. хр. 4. Л. 42.

[2]       Там же. Ед. хр. 126а. Л. 44.

[3]       Там же. Ед. хр. 137. Л. 109.

[4]       Там же. Ед. хр. 126а. Л. 38.

[5]       Там же, оп. 1. Ед. хр. 28. Л. 20 об. – 32, 52.

[6]       Там же. Ед. хр. 126а. Л. 10–11.

[7]       Там же. Ед. хр. 60. Л. 11 об.

[8]       Там же. Ед. хр. 88. Л. 11–12.

[9]       Там же. Ед. хр. 88. Л. 11–12.

[10]      Там же. Ед. хр. 109. Л. 14.

[11]      Там же. Ед. хр. 126а. Л. 10–11.

[12]      Там же. Ед. хр. 132а. Л. 38.

[13]      Там же. Ед. хр. 126а. Л. 37–38.

[14]      Там же. Ед. хр. 132а. Л. 12.

[15]      Там же. Ед. хр. 132а. Л. 4.

[16]      Там же. Ед. хр. 126а. Л. 12.

[17]      Там же. Ед. хр. 132а. Л. 4.

[18]      Там же. Л. 24.

[19]      Там же. Ед. хр. 131. Л. 54–55.

[20]      Там же. Ед. хр. 109. Л. 5.

[21]      Там же, оп. 1. Ед. хр. 82. Л. 35.

[22]      Там же. Ед. хр. 87. Л. 21–21 об.

[23]      Там же. Ед. хр. 126а. Л. 37.

[24]      Там же. Ед. хр. 132а. Л. 12.

[25]      Там же. Оп. 1. Ед. хр. 82. Л. 35.

[26]      Там же. Ед. хр. 126а. Л. 79.

[27]      Там же. Ед. хр. 4. Л. 9.

[28]      Там же. Ед. хр. 103, 106, 109, 126а, 128, 131, 132а, 134, 137.

[29]      Там же. Ед. хр. 126а. Л. 13, 43; Ед. хр. 132а. Л. 23.

[30]      Там же. Ед. хр. 103. Л. 105.

[31]      Там же. Ед. хр. 103. Л. 52, 124; Ед. хр. 128. Л. 28; Ед. хр. 134. Л. 100; Ед. хр. 137. Л. 98.

[32]      Там же. Ед. хр. 128. Л. 52.

[33]      Там же. Ед. хр. 134. Л. 100.

[34]      Там же. Ед. хр. 103. Л. 52.

[35]      Там же. Л. 124.

[36]      Там же. Ед. хр. 137. Л. 98, 110.

[37]      Там же. Ед. хр. 103. Л. 32–33.

[38]      Там же. Ед. хр. 137. Л. 110–111.

[39]      Там же. Ед. хр. 103. Л. 105.

[40]      Там же. Ед. хр. 134. Л. 62–63.

[41]      Там же. Ед. хр. 103. Л. 49, 52,124; Ед. хр. 106. Л. 17–19, 98; ед. хр. 109. Л. 99–100; Ед. хр. 128. Л. 26, 52; Ед. хр. 131. Л. 32–33, 78, 119; Ед. хр. 137. Л. 80, 98, 114.

[42]      Там же. Ед. хр. 132а. Л. 23.

[43]      Там же. Ед. хр. 137. Л. 80, 89, 98, 110.

[44]      Там же. Ед. хр. 131. Л. 119.

[45]      Там же. Ед. хр. 132а. Л. 5.

[46]      Там же. Ед. хр. 137. Л. 98.

[47]      Там же. Ед. хр. 126а. Л. 44; Ед. хр. 131. Л. 119.

[48]      Там же. Ед. хр. 126а, 13, 44.

[49]      Там же. Ед. хр. 131. Л. 78.

[50]      Там же. Ед. хр. 126а. Л. 128; ед. хр. 131. Л. 78; Ед. хр. 134. Л. 62–63; Ед. хр. 137. Л. 97.

[51]      Там же. Ед. хр. 85. Л. 11; Ед. хр. 103. Л. 49, 52; Ед. хр. 106. Л. 17–19; Ед. хр. 128 Л. 52; Ед. хр. 131. Л. 32–33.

[52]      Там же. Ед. хр. 128. Л. 69.

[53]      Там же. Ед. хр. 137. Л. 97.

[54]      Там же. Ед. хр. 128. Л. 63, 65.

[55]      Там же. Ед. хр. 134. Л. 37; Ед. хр. 137. Л. 69.

[56]      Там же. Ед. хр. 126а. Л. 20; Ед. хр. 131. Л. 77–78.

[57]      Там же. Ед. хр. 131. Л. 41–42.

[58]      Там же. Ед. хр. 134. Л. 45–46.

[59]      Там же. Ед. хр. 126а. Л. 48–49,51; Ед. хр. 128. Л. 26, 37, 68–69; ед. хр. 131. Л. 77–78, 120; Ед. хр. 134. Л. 41, 54; Ед. хр. 137. Л. 5; 98.

[60]      Там же. Ед. хр. 131. Л. 77–78.

[61]      Там же. Ед. хр. 128. Л. 26, 37; Ед. хр. 131. Л. 12–13.

[62]      Там же. Ед. хр. 137. Л. 69.

[63]      Там же. Ед. хр. 132а. Л. 5–6.

[64]      Там же. Ед. хр. 128. Л. 68–69; Ед. хр. 137. Л. 87.

[65]      Там же. Ед. хр. 134. Л. 80.

[66]      Там же. Л. 96.