Новинковский памятник в Среднем Посурье

В. И. Вихляев, Ю. А. Зеленев, О. В. Зеленцова

Рассматриваемый памятник был открыт П. Д. Степановым в 1948 году и по названию мыса, на котором он расположен, получил наименование Лопатина 3 [1]. Первооткрыватель зафиксировал на селище остатки «жилищ» курганообразной формы. В двух шурфах был выявлен культурный слой, что утвердило П. Д. Степанова во мнении о поселенческой характеристике памятника [2]. Рядом с селищем Лопатина 3 он обнаружил еще одно селище «Городкова поляна» с такими же курганообразными насыпями.

Памятник Лопатина 3 по современному административному положению находится у села Малая Кандарать Карсунского района Ульяновской области в правобережье среднего течения реки Суры. Он размещается на широкой части длинного мелового мыса, на опушке современного леса. Южнее памятника находится городище с шишкообразным валом и без культурного слоя. От территории селища городище отделено рвом. Площадь селища составляет приблизительно 30 000 кв. м [3].

В 1969–1970 гг. П. Д. Степанов произвел раскопки на этом селище. Он отметил 6 курганообразных «жилищ» с каменными конструкциями на площадке селища и 11 впадин, из которых как он считал, брался камень для возведения построек. В эти годы было раскопано одно сооружение с каменной конструкцией почти полностью и одно сооружение частично, которые были обозначены П. Д. Степановым как «постройка № 1» и «постройка № 2» [4].

«Постройка № 1» представляла собой возвышенность курганообразной формы диаметром 13–16 м при высоте около 0,7 м. Раскопом площадью 16 х 14 м была исследована практически вся насыпь, которая состояла из дернового слоя, а также слоев черного серого и коричневого цветов (по описанию автора раскопок) с примесью камней щебенки и золы [5].

После снятия первого штыка обнаружилась каменная выкладка, которая занимала большую часть раскопа и имела неправильно-округлые очертания. Центр насыпи по описанию П. Д. Степанова не был заполнен камнем. В то же время на границе насыпи камень лежал на материке, то есть каменная выкладка покрывала насыпь и постепенно понижалась от центра к периферии.

П. Д. Степанов, правда, считал, что конструкция имела подчетырехугольную форму, но писал об этом очень неуверенно, а на чертежах, учитывая возможный выброс камней из нее, эта форма не прослеживается. К тому же эти каменные конструкции сам П. Д. Степанов в качестве стен не воспринимал и объяснить устройство жилищ затруднялся [6]. Он пишет о том, что не был обнаружен плотный слой пола, а находки, которые были сделаны в насыпи, сосредоточены в грунте между камней. В центре насыпи имелось углубление с нечеткими границами назначение, которого П. Д. Степанов не определил.

На «постройке № 2» был заложен раскоп размерами 8 х 10 м. Сама насыпь имела диаметр 16–20 м при высоте до 1,2 м. Археологическому изучению в 1969–1970 гг. подверглась приблизительно четвертая часть насыпи. По описанию автора раскопок, насыпь состояла из чернозема с камнями и щебенкой. Так же как и в случае с постройкой № 1, форму и функциональное назначение каменной конструкции определить не удалось. Тем не менее П. Д. Степанов и его квалифицировал как жилое сооружение.

Заложенная южнее «постройки № 2» траншея выявила наличие культурного слоя мощностью 20–25 см с керамикой и индивидуальными находками, относящимися к именьковской культуре.

В 1973 году раскопки последнего сооружения были продолжены В. И. Вихляевым. Его раскоп вплотную примыкал к раскопу П. Д. Степанова. При стыковке раскопов В. И. Вихляева и П. Д. Степанова довольно четко видно, что последним исследователем выбиралось из насыпи много камня, что фактически исказило картину сооружения и во многом искусственно подтягивало ее под идею раскапываемого жилища.

В. И. Вихляев также отмечает, что каменная закладка была очень аморфной и без всяких следов вяжущего раствора. Он приводит более четкие наблюдения по составу насыпи, которая состоит из последовательно залегающих слоев дерна черной гуммированной супеси и коричневой супеси [7].

Подавляющее большинство находок на памятнике составляют керамика и вещи именьковского типа, что и дало основание П. Д. Степанову отнести этот памятник к поселению именьковской культуры, а постройки сравнить с известными тогда по раскопкам М. Р. Полесских сооружениями на Армиевском курганно-грунтовом могильнике, которые тот тоже относил к жилищам [8].

П. Д. Степанов отмечал наличие среди массы именьковской керамики одного фрагмента салтовской керамики. В. И. Вихляев таких фрагментов насчитывает уже 7, и есть основания предположить, что в массе именьковской посуды салтовская керамика П. Д. Степановым не была определена, особенно в случаях находок неорнаментированных стенок.

Противоречивость раскопанного материала и интерпретация памятника как именьковского селища с каменными постройками бросалась в глаза уже после раскопок 1973 года. Поэтому В. И. Вихляев, пытаясь объяснить наличие раннеболгарской керамики на именьковском селище, говорит о возможности функционирования именьковской культуры в бассейне средней Суры после VII века, то есть после признанной верхней даты существования этой культуры [9].

По прошествии значительного времени с момента раскопок поселения Лопатина 3 и особенно после открытия памятников новинковского типа в Поволжье ситуация с этим археологическим объектом стала намного яснее.

На наш взгляд, в данном случае мы имеем еще один могильник новинковского типа, который был устроен на месте бывшего здесь ранее именьковского поселения.

Особенностью курганов новинковского типа как раз и является наличие камней в их насыпях. Диаметр этих курганов 10–16 м, высота редко превышает 1 м [10]. Курганы на селище Лопатина 3 имеют приблизительно такие же размеры.

То, что захоронение не было выявлено при раскопках сооружения № 1, может объясняться тем, что большая часть погребений в новинковских курганах была нарушена в древности. Возможно, что существовал обряд ритуального разрушения захоронений. Из погребений мог также изыматься или портиться погребальный инвентарь [11]. В курганах 9 и 12 Новинковского 2 и в курганах 3 и 5 Брусянского 2 могильника погребений не было обнаружено. Г. И. Матвеева считает, что они могут быть кенотафами [12]. В то же время нужно отметить, что П. Д. Степанов фиксировал наличие углубления под центром сооружения № 1, которое можно квалифицировать как могильную яму, а центральная часть сооружения № 2 не была раскопана полностью.

Насыпи Новинковского 2 курганного могильника состоят из культурного слоя селища именьковской культуры, так же как и в рассматриваемом нами случае. Керамика в новинковских могильниках иногда находится на уровне погребенной почвы и связана с совершаемой перед насыпкой курганов тризной, что очень походит на условия нахождения керамики в курганах на Лопатине 3.

Встает вопрос о том, как датировать курганы Лопатины 3. Сейчас очевидно, что В. И. Вихляев был прав, когда считал, что верхней датой памятника является VIII век. Можно только сузить время их сооружения. Исходя из того, что курганы с салтовской керамикой не могут быть датированы ранее середины VIII века [13], можно отнести курганы Лопатины 3 именно к этому времени. Датировка их временем позднее середины VIII века маловероятна, так как конструкция курганов полностью соответствует памятникам новинковского типа, которые сооружались в промежутке времени от конца VII до середины VIII века.

Сложнее выяснить, в какой период носители именьковской культуры покинули селище Лопатина 3, но достаточно ясно, что в середине VIII века здесь от построек оставались только западины жилищ, которые были видны и во второй половине ХХ века, правда, определялись П. Д. Степановым как ямы, оставшиеся от выемки камня. Но в целом эта площадка было пригодна для сооружения курганного могильника. Хозяйственные ямы именьковского времени, встречающиеся в раскопах П. Д. Степанова и В. И. Вихляева, выявлены с уровня материка, на поверхности селища в VIII веке уже не были видны и препятствий для сооружения курганов не представляли.

Таким образом, на бывшем именьковском поселении Лопатина 3 в середине VIII века были насыпаны курганные насыпи, которые можно отнести к памятникам новинковского типа. Рядом с курганами на Лопатине 3 П. Д. Степановым был обнаружен другой аналогичный могильник «Городкова поляна», который он также квалифицировал как именьковское поселение.

Оба этих курганных могильника являются наиболее северо-западными новинковскими памятниками и, судя по всему, одними из самых поздних в кругу этих памятников.

Самарские археологи, первооткрыватели и исследователи новинковских памятников, квалифицируют их как раннеболгарские. Но наиболее близкие аналогии курганам с насыпью из земли и небрежно набросанного в нее камня можно найти в тюркских памятниках раннего средневековья, а точнее в Туве. Здесь каменно-земляные курганы VI–X вв. также не имели могильной ямы, являясь кенотафами или культовыми выкладками [14]. Возможно, что к таким же комплексам относятся и некоторые новинковские курганы.

В Нижнем Поволжье и Подонье, на Аксае, известен курган с каменной конструкцией. Но он отличается от новинковских тем, что камни песчаника были набросаны только в центральной его части и вымостка из них имела в плане подпрямоугольную форму, что, возможно, говорит наличии какой-то оградки, в которую эти камни были набросаны. К тому же С. А. Плетнева считает, что этот курган датируется VIII–IX вв. то есть временем после новинковского [15]. Возможно, что в этом кургане проявляются остатки новинковских традиций, уже не распространенные в VIII–IX вв.

В то же время болгарские курганные могильники второй половины VIII – начала IX вв. в Поволжье, которые предшествовали появлению здесь грунтовых могильников волжских болгар IX–X вв., отличаются по конструкции курганов от памятников новинковского типа. В их насыпях отсутствуют каменные конструкции, а также, как правило, наличествует ровик. К таким памятникам относится курган из 1-й курганной группы на землях совхоза «Старомайнский» Ульяновской области [16] и, возможно, Стексовские курганы в Ардатовском районе Нижегородской области [17]. К этой же культурной и хронологической группе относятся впускные захоронения в срубный курган 22 курганной группы Урень 2 [18].

Особняком среди этих памятников стоит Шиловская курганная группа. Здесь в кургане 1 прослежены ровик с частоколом и катакомбное захоронение. Несмотря на то что погребение было ограблено, археологи при его раскопках получили материал, который позволяет судить, что захоронение принадлежит представителю социальных верхов. Среди находок имеется византийский солид, датируемый временем не ранее 610 года. Исходя из наличия этой монеты и других вещей, автор раскопок Р. С. Багаутдинов называет памятник раннеболгарским и датирует концом VII – началом VIII вв. В кургане 2 обнаружен сосуд, форма которого может быть отнесена к прототипам салтовской керамики [19]. С. А. Плетнева видит в погребенных в Шиловских курганах представителей хазарской элиты и считает, что их погребальный обряд имеет сходство с курганами VII века в Дагестане [20].

Несмотря на то что целью данной статьи является конкретный вопрос об атрибуции курганных насыпей на памятнике Лопатина 3, хотелось бы в контексте определения их культурной принадлежности затронуть историческую ситуацию в лесостепном Поволжье в VII–IX веках.

Нам представляется, что не позднее конца VII века в этот регион переселяется население, оставившее Шиловские курганы. Затем в конце VII – середине VIII веков сюда приходит население, оставившее курганы новинковского типа. Возможно, что это было тюркское население с сибирскими корнями, но переселение на Волгу происходило из района сложения салтовской культуры, свидетельством чему являются находки салтовской керамики в поздних курганах новинковского типа. Собственно, ранние болгары появляются в лесостепном Поволжье во второй половине VIII – начале IX веков, принеся с собой болгарский погребальный обряд, который был известен у них в Подонье и других регионах: земляные курганы с ровиками, северо-западная и западная ориентировка покойных, положенных чаще всего в простые могильные ямы. Переход болгар на бескурганный способ захоронения происходит с начала IX века или с конца VIII века как результат смешения с местным финно-угорским населением на севере лесостепной зоны, в Волго-Камье, и в результате смены хозяйственно-культурного типа, то есть при их оседании на землю.

Литература

Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. – М., 1981.

Багаутдинов, Р. С. Отчет об археологических раскопках в Старо-Майнском районе Ульяновской области по открытому листу № 203 в 1989 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 13704.

Багаутдинов, Р. С. а. Отчет о раскопках курганных групп Урень-1, -2, -4 в Старо-Майнском районе Ульяновской области по открытому листу № 446 в 1992 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 18322.

Багаутдинов, Р. С. б. Отчет о раскопках Шиловской курганной группы в Сенгилеевском районе Ульяновской области по открытому листу № 466 в 1992 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 18073.

Вихляев, В. И. Отчет о раскопках поселения Лопатина 3 в 1973 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 5383.

Древние культуры и этносы самарского Поволжья. – Самара, 2007.

Зеленев, Ю. А. Отчет о работах Новостроечной бюджетно-хоздоговорной археологической экспедиции Марийского государственного университета в 1988 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 13062.

Матвеева, Г. И. Могильники ранних болгар на Самарской Луке. – Самара, 1997.

Плетнева, С. А. Очерки хазарской археологии. – М.–Иерусалим, 1999.

Степанов, П. Д. Отчет о разведках по р. Барыш в пределах Ульяновской области в 1948 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 235.

Степанов, П. Д. Отчет по раскопкам селища Лопатина 3 у с. М. Кандарать Ульяновской области в 1969–1970 гг. // Архив ИА РАН. Р-1. № 4421.

Степанов, П. Д. Селище у с. М. Кандарать Ульяновской области // АО-1970. М., 1971.