Монгольское государство и тюрки в Улусе Джучи

Э. С. Кульпин-Губайдуллин

В эпоху монгольских завоеваний была создана империя, превосходившая по размерам и населению все империи прошлого. Во главе ее стояла монгольская знать. А подданными стали жители многих до того независимых стран. Монгольское государство стояло над многими покоренными народами и олицетворяло их подневольное состояние. Государство и армия – главный аппарат насилия в то время – были неразделимы. Армию завоевателей обычно также рассматривают как единое целое, что естественно для любой армии нового времени, вне зависимости от этнического происхождения ее солдат и офицеров. Но не для армии монгольской империи. Конечно, офицерами в этой разноплеменной армии были монголы, если не все сотники, то уж тысячники – практически все. Но вместе с тем во время походов на Русь и в Западную Европу монгольские тысячи в штурмах городов и в битвах, как правило, не принимали прямого, непосредственного участия. Во время похода на Западную Европу чисто монгольских тысяч было, возможно, всего лишь четыре. Они выполняли функции карательных заградительных отрядов. Располагались позади основного войска. И были готовы в случае невыполнения приказа или отступления карать нарушителей, то есть расстреливать и рубить своих. В походе на Русь исполнителями воли монголов были преимущественно тюрки, в походе на Европу кроме тюрков – кавказцы и русские. Войско было разноплеменным, но дисциплинированным: если бы оно вдруг отказалось повиноваться, то на помощь немногочисленным отрядам монголов готовы были прийти монгольские военные соединения из Центральной Азии.

Общим стремлением завоевателей является повышение уровня и качества жизни. Любой солдат рассчитывает в случае победы на единовременные трофеи. В долговременной перспективе завоеватели хотят иметь постоянные дополнительные доходы или за счет дани с покоренных народов, или за счет эксплуатации новых природных ресурсов, или за счет того и другого. Поэтому общий интерес имелся и у монголов, и у тюрков. Монголы были той частью победителей, которая диктовала свою волю и принимала решения.

Воины Бату, которые завоевали Восточную Европу и ввергли Западную в состоянии ужаса, помимо грабежа жителей городов, взятых штурмом, имели одну общую задачу, одно общее дело – завоевание новых земель. При завоеваниях новая «пустая» земля возникала за счет изгнания аборигенов. Однако имелись и различия в целях знати и рядовых воинов. Хотя М. Г. Сафаргалиев утверждал, что «главная причина монгольского завоевания заключалась в стремлении приобрести большие необитаемые пространства земли как непременное условие кочевого способа производства»[1], с этим утверждением можно согласиться лишь частично. Действительно, завоевание новых земель было целью и рядовых тюрков, и монгольской знати. Знать стремилась иметь возможность получения постоянной дани с покоренных земледельческих народов[2].

Интересы монголов могли заключаться в завоевании всей Европы, чтобы получать дань со всех народов Европы. А что ждало бы тюрков, если бы они остались в Западной Европе? Стать новым сословием воинов и жить в городах. Но желали ли этого? Их предки, да и они сами, как жить в городах не знали, да и не хотели этого знать. Они хотели вести привычный кочевой образ жизни, что было физически невозможно в Западной Европе. Они могли с риском для жизни штурмовать западноевропейские города и замки только затем, чтобы иметь трофеи. Но после завоевания Руси, трофеи уже потеряли притягательность новизны. Они их бросали по дороге от одного города к другому или после взятия следующего города.

До сих пор историки спорят, почему Батый прекратил завоевание и навсегда ушел из Западной Европы, дойдя до Адриатики, находясь буквально в двух шагах от Вечного города – Рима. Говорят об усталости воинов после покорения Руси и похода в Западную Европу, о необходимости Бату ехать на выборы нового хана монгольской империи. И действительно, эти резоны имели место, хотя на выборы он не поехал, а блестящие победы в Западной Европе достались армии Бату малой кровью. На Польшу пошел полководец Байду с одним или, что менее вероятно, двумя туменами (то есть десятью–двадцатью тысячами воинов)[3]. Монголы не все осажденные города брали штурмом, но в полевых сражениях были непобедимы, используя не только непривычную для европейцев стратегию и тактику, на века опережавшие европейские. Показательное избиение центральноевропейского рыцарского ополчения под Легницей ввергло Западную Европу в состояние ужаса, парализующего волю к сопротивлению. Но победоносная армия не стала закреплять победу.

Победоносная армия Бату, профессиональная по боевым качествам, в социальном отношении была вовсе не профессиональной, а всенародным ополчением. При оборонительных войнах такой тип армии естествен, при наступательных – редкий феномен в истории народов.

Итак, армия была всенародным ополчением. Ее подразделения – десятки и сотни – строились по родовому и племенному принципу. Каждый погибший и увечный из десятка был не только соратником по оружию, но и ближайшим родственником, а из сотни – дальним родственником. Такое строение означало доверительные отношения друг к другу даже в тоталитарной армии, где недопустимо инакомыслие, где за любое нарушение была одна мера наказания – смертная казнь. А раз так, то невозможно представить себе, чтобы они не задумывались и не обсуждали вопрос: а для чего жертвы? Жертвы не просто соратников, но близких и дальних родственников.

Поразительно, что историки до сих пор не задавались вопросом: а нужно ли было завоевание Западной Европы рядовым воинам – массе армии Бату? Зачем погибать и получать увечья? Ответ известен: не ради собственных интересов, а ради интересов монгольской знати. В Западной Европе тюркам невозможно было вести кочевой образ жизни, что означало в понимании кочевников невозможность самой жизни. В походе на Западную Европу почти три года, с 1239 по 1242, воины Бату непрестанно воевали неизвестно ради чего и в последние два года вообще не видели своих семей. Надо полагать, что психологическая усталость (именно психологическая, поскольку армия была победоносной) была огромной.

Известно, что маршруты походов Бату-хана начинались и заканчивались в степях Дешт-и-Кыпчака. О чем этот факт говорит нам? О том, что семьи – матери и отцы, жены и дети воинов – во время походов находились не где-нибудь, а в степях Восточной Европы – в Дешт-и-Кыпчаке. Во время дальнего похода на Запад семьи остались на востоке. И тюркской массе армии Батыя, естественно, хотелось вернуться к семьям, которые не случайно не сопровождали воинов в походе на Запад: в Западной Европе нет степей, за исключением маленькой венгерской пушты. Только в Восточной Европе была огромная степная зона, причем это были лучшие степи всей Евразии. Только там у них было место для жизни.

Три потока Батыевой рати собрались в 1242 году на берегах Адриатики. Мы не знаем, как подводила итоги похода монгольская знать, что думали военачальники о смерти каана в далекой Монголии, какие толковища вели рядовые воины о своем прошлом, настоящем и будущем. Известен «сухой остаток»: впервые монголы нарушили завет Чингис-хана – двигаться за Запад до тех пор, пока будет земля, на которую может ступить копыто монгольского коня. Более того: после западного похода Бату наступило мирное время, и это был единственный период правления, как подчеркивает В. Л. Егоров, когда Золотая Орда не вела никаких войн[4].

Может быть, монголы и покорили бы Западную Европу, если бы после взятия Киева сопровождавшие Батыя его ближайшие родственники – 12 чингизидов – продолжили вместе со своими нукерами поход на Запад. Но на запад Бату-хан шел один, всего лишь с четырьмя тысячами монголов, доставшимися ему в наследство от Чингис-хана. Шел во главе разноплеменного войска, ядро которого составляли тюрки, а также русские и народы Северного Кавказа. Любой вождь обязан чувствовать и считаться с желаниями масс. Батый возвратился в Дешт-и-Кыпчак и больше не ходил в походы на Западную Европу.

Нарушив завет Чингис-хана, монгольская знать явно уступила желаниям рядовых воинов и ограничила свои интересы, но не утратила инициативы и лишь перенаправила свою роль ведущей силы не на новые завоевания, а на закрепление уже завоеванного. Была ли это временная уступка или принципиальное изменение стратегии развития, зависело от дальнейшего изменения соотношения сил и интересов различных этнических групп завоевателей.

В армии-государстве монгольская знать персонально олицетворяла государство, а основная ударная сила, тюрки, – рядовых служителей государства. Казалось бы, раз тюрки были гослужителями, то они должны были в этом государстве быть привилегированным социальным слоем, и государство должно было, в первую очередь, действовать в интересах этого слоя. Однако в реальной действительности все было иначе.

На этапе завершения похода на Запад в отношении Восточной Европы цели всех этносов первого поколения завоевателей, если не совпадали, то и не противоречили друг другу. Монголы получили власть и вместе с ней собственность: право владеть природными и человеческими ресурсами завоеванных народов. Тюрки получили землю. После завоевательных походов у тюрков было «свое» дело – обустройство своей жизни на новых пастбищах. Попросту говоря, их «дело» было в том, чтобы мирно жить, хотя они вынуждены были нести повинности и воевать, когда монголы призывали их для подавления очагов сопротивления земледельческих народов, вошедших в состав империи. «Дело» монгольской знати было иным: закрепить завоевания обустройством империи.

Прежде всего монголы были заинтересованы в создании и поддержании информационно-транспортной сети. Эта сеть являлась на первых порах необходимейшим условием жизнеспособности государства. Только быстрая передача информации могла гарантировать быструю реакцию войск, подавление сепаратистских выступлений, а в случае невозможности Улуса Джучи обойтись своими силами – получить помощь от Монгольской империи. Важнейшим после коммуникаций было установление фискальной системы. Одновременно необходимо было содержать постоянный воинский контингент быстрого реагирования, способный немедленно ликвидировать любые очаги возможного сопротивления покоренных народов. Наконец, нужно было создать и обустроить постоянный административный центр Улуса.

Для управления завоеванной страной монголы должны были установить налоговую систему, административный центр и систему коммуникаций. Для непрестанного напоминания покоренным народам об их состоянии монголы поставили гарнизоны в главных городах завоеванных стран. Для упорядочения сбора дани они провели несколько переписей населения. После проведения переписи в 1257–1259 гг. была установлена единая административная система Улуса, введено единое подворное налогообложение, установлены ямская, воинская и другие повинности.

Монголы были также поставлены перед необходимостью возведения новой столицы буквально на пустом месте. Географический центр будущей Золотой Орды находился в степях с их крайне редким населением. После возвращения из похода в Западную Европу в 1242 г. Бату-хан расположил свою ставку в Волжской Булгарии, но затем перенес ее в низовья Волги. Там незадолго до 1254 г. было положено основание первой столицы Улуса – Сарая-Бату. Строили Сарай мастеровые-рабы из покоренных земледельческих народов, находящихся в рабском состоянии. А обеспечивать продовольствием и надзирать над ними монголы заставляли тюрков.

На всех главных магистралях в гигантской по протяженности империи монголы установили систему постоялых дворов – ям. Ямы располагались на расстоянии одного дневного пешего перехода (около 30 километров). Размеры Улуса Джучи были огромны и превосходили по размеру все другие улусы Монгольского государства. С запада на восток Улус Джучи простирался на пять тысяч километров, с севера на юг – на три тысячи. Дорог было много, равно как и постоялых дворов. Сколько их было, мы не знаем, но можно предположить, что ямская повинность распространялась на многие, если не на все, рода кочевников.

Система постоялых дворов должна была обеспечивать путникам, прежде всего гонцам, кров, пищу, тягловую силу (лошади и верблюды) и транспорт (подводы). Обслуживать каждый постоялый двор, как показывает опыт почтовой службы России в тех же природных условиях, должны были по меньшей мере три семьи, а у кочевников – одна большая семья. Поскольку управление в Монгольской империи носило военный характер – десятки, сотни, а последние составлялись по принципу большой семьи (рода), – то род и должен был решать, кому и как содержать тот или иной постоялый двор. Это можно было сделать или по вахтенному методу, или на постоянной основе, когда члены рода содержали родственников, выполнявших государственную повинность. Если учесть, что в первом поколении тюрков, пришедших в Восточную Европу, было всего 50–55 тысяч семей, то ясно, что повинность по обслуживанию постоялых дворов распределялась по всем тюркским родам.

Ямская повинность для кочевников была чрезвычайно тяжелой. Кочевники не могут находиться на одном месте, они должны кочевать. Трудно сказать, как решался вопрос о том, кто должен был оставаться на месте и содержать постоялый двор, кто уходил со стадами на десятки, сотни километров от него. Постоянное жительство находится в непримиримом противоречии с хозяйственной практикой отгонного скотоводства и означало насильственное осаждение части тюрков на землю – первый этап перехода кочевников к оседлой жизни. Впоследствии многие постоялые дворы превратились в поселки, а потом и в города. При этом следует отметить, что для первых одного-трех демографических поколений тюрков не существовало точки невозврата, или ситуации, когда нельзя было вернуться к кочевой жизни, да и для последующих поколений такая возможность не исключалась. Необходимость и возможность временной оседлой жизни, как срочная служба в армии, давала возможность осуществления естественного селективного добровольного отбора семей, желавших жить на земле постоянно, как ныне солдаты срочной службы остаются служить в армии по контракту. При этом дети, не желающие оседлого образа жизни, как их отцы, могли уходить к близким кочевым родственникам. Иными словами, для первых поколений завоевателей была возможность возвращения к кочевому образу жизни, что снимало традиционное психологическое отторжение кочевников оседлости. Но в целом на этом этапе расхождение интересов монголов и тюрков было наиболее глубоким.

Следует отметить, что монгольская знать не знала другого образа жизни, кроме войны и охоты. При этом война была смыслом жизни, а охота – главным способом получения общественного удовольствия. После похода на Запад знать 10 лет вообще не воевала, что говорит об уступке в этой области, но не в других. Г. А. Федоров-Давыдов писал: «Кочевое население оказалось первоначально для золотоордынской верхушки наиболее удобным, естественным объектом угнетения и эксплуатации. Оседлые земли она грабила, разо­ряла, уводила оттуда народ, обкладывала тяжелой данью. Но в управление хозяйственной жизнью оседлых народов она не вмешивалась. Непосредственными эксплуататорами оставались местные феодалы»[5].

Для управления завоеванными народами монголы должны были установить налоговую систему, а для непрестанного напоминания покоренным народам об их побежденном состоянии монголы поставили гарнизоны в главных городах завоеванных стран. Для упорядочения сбора дани монголы во втором поколении провели несколько переписей населения. Во время жизни первого демографического поколения (1257–1259 гг.) Джучиды впервые произвели перепись подвластного населения, ввели единое подворное налогообложение, учредили постоянную военно-политическую организацию населения в лице десятников, сотников, тысячников и темников, установили институт баскаков – наместников хана, посаженных в отдельных удельных княжествах для контроля за деятельностью удельных князей, и окончательно утвердили различные повинности (ямскую, воинскую и др.). При жизни второго поколения под руководством монголов были успешно подавлены крупные восстания покоренных народов, прежде всего русских.

Утверждение В. Л. Егорова о том, что после завоевания Восточной Европы «оставши­еся в подчинении Бату феодалы и простые воины с семьями составили основу государственного аппарата и армии»[6], справедливо. Но при таком обобщении, остается в тени различие функций и роли монгольской знати и рядовых воинов. Не тюрки, именуемые уже тогда на Руси татарами, распоряжались собранной данью, но они становились объектами ненависти.

Не имея своего подготовленного штата мытарей, монголы отдали сбор налогов откупщикам-арабам, которые использовали сбор дани для личного обогащения. Мы не знаем, насколько собираемая дань превышала десятину – установленный размер налога согласно основному закону монголов – Ясе Чингис-хана. Неопределенность налогового бремени – источник возмущения во все времена. Присутствие оккупантов также во все времена вызывало ненависть побежденных народов. Переписи населения вызывали не только ненависть, но и страх. В понимании средневековых людей слово и число имели мистический смысл. «Взять число» для средневековых людей означало взять власть над их душами.

Для рядовых тюрков охрана сборщиков налогов, проведение переписей населения, несение гарнизонной службы, были не только психологически малоприятными, но и тяжелыми повинностями, отрывавшими их от родных семей, которые находились за сотни и тысячи километров. К тому же, о чем обычно не принято говорить, публичных домов в то время не было, а насилия, привычное дело для победителей во все времена, не были таковыми при несении гарнизонной службы.

Коренные интересы монгольской знати и рядовых тюрков не совпадали. Монголы были заинтересованы в сохранении гарнизонов – гарантов устрашения покоренных народов, тюрки – в ликвидации гарнизонов.

Однако своекорыстие знати парадоксальным образом способствовало улучшению жизни всех подневольных народов.

Знать Улуса не хотела отдавать дань в центр монгольской империи – Каракорум[7]. После создания информационно-транспортной сети, фискальной системы, армии, сформированной из представителей всех побежденных народов, административного центра власти, то есть в совокупности возможности автономного существования, независимого от Монгольской империи, элита Улуса Джучи стала стремиться к политической самостоятельности. Это удалось осуществить второму поколению завоевателей. Археологи фиксируют этот факт по началу самостоятельной денежной чеканки с 1270 г. «Сарай (без эпитета Новый) чеканил монету с 1270-х годов до начала XV в., причем регулярно, без особо боль­ших перерывов – только в 1310–1340-е и в 1380–1390-е годы»[8].

Однако самостоятельность имела и оборотную сторону. Она означала невозможность получения военной помощи от монгольской империи. Немногочисленная монгольская знать оставалась с покоренными народами один на один, что означало необходимость считаться с желаниями масс и умерять собственные. Выигрывая экономически, монгольская знать проигрывала политически и социально. В этих условиях для тюрков открывалась возможность стать ведущим этносом в новом государстве.

Тюрки преследовали свои интересы, но их основные интересы объективно совпадали с интересами других подневольных народов, прежде всего русского народа. После Менгу-Тимура на Руси исчезают «данщики» (откупщики) и право сбора дани переходит в руки великих князей. Во время следующей кратковременной феодальной смуты (1312) ликвидирована военно-административная система управления в виде темников, тысячников, сотников, имеют место новые льготы русскому духовенству[9]. Центральная власть уходит от принципов тотального командного управления, а общество расширяет сферу своих обязанностей по обеспечению первейших условий существования, прежде всего жизни и здоровья людей.