Фаизхани и концепции мусульманской государственности у татарских историков XIX – начала XX веков

А. Ю. Хабутдинов

Ключевым моментом в создании нации является создание ее исторической памяти, прежде всего, в лице истории государственности и этноса. Фаизхани занимался историей тюркской государственности в Поволжском регионе на примере Булгарии, Казанского и Касимовского ханств. Именно здесь берет начало создание истории татарской государственности региона.

История Фаизхани как история государственности противостоит идеологии движения абызов[1]. В 1770–1780-е гг. возникает целый ряд сочинений, объясняющих, почему интеллектуальная религиозная элита в лице абызов должна занять класс светских феодалов, составлявших естественную основу правящего класса в тюркских ханствах. Если ранее героями (см. Джамиут ат-таварих и «Дафтар-и Чингиз-наме»)  были светские правители,  то теперь их суфии и (или) улемы. Традиция абызов  выражена ярче всего в «Таварихы Булгария» («История Булгарии») – агиографическое сочинение, созданное Хисаметдином Муслими.  По мнению Ш. Марджани, «Таварих» могло быть создано вскоре после 1785 г.  К концу  XVIII в. к татарам из   Средней Азии приходит культ святых (авлия), наряду с традицией каламистских сочинений. Их основной идеей является подчинение истории божественному промыслу, где прегрешения неизбежно караются божественным возмездием и окончанием «золотого века».

Муслими обосновывает законность власти булгарских ханов через  принятие ислама ханом Айдаром от асхабов в эпоху пророка Мухаммада. Автор подвергает жесткой критике официальное духовенство: муфтиев и казыев, улемов Стамбула и Булгара. Восхваляются только суфийские шейхи[2]. Марджани в «Мустафад ал-ахбар фи ахвал Казан ва Болгар» во многом критикует версию Муслими. В «Истории Казани» Фаизхани также указывает на многочисленные ошибки Муслими, но вместе тем понимает, что по недостатку летописных сведений трудно делать жесткие выводы об истинности  теории  создания государства с центром в Казани у Муслими[3].

В истории Марджани также ведется поиск причин поражения Казани и его виновников. И здесь он не так далек от Муслими. Вначале Ш. Марджани называет две причины крушения ханства: внешнюю (наступление России) и внутреннюю (отсутствие внутреннего единства). Но чуть позднее он говорит только о внутренней причине, как о причине падения Золотоордынского государства  и его преемников, обвиняет наехавших из других мусульманских государств нобилей в защите только своих благ за счет интересов государства[4].

Фаизхани во многом сделал то, что позднее приписывалось только Марджани. Татарский улем и политик Рашид казый Ибрагим так оценивал Марджани в 1915 г.: «Я сам смотрю на Шихаб-хазрета с великим уважением. Я думаю, что Марджани был одним из первых просветителей среди татар, он самый первый перечислил своим пером покрывшиеся пылью, исчезнувшие имена татарских ханов»[5].

Очень важны замечания Фаизхани о том, что в этническом плане татары – уроженцы Нижегородчины практически не отличаются от соседнего мордовского населения. Здесь он возвращается к версии возникновения народа булгар (сакалиба в арабских источниках) из рас тюрок и угро-финнов. Эта версия в 1880-е гг. была развита соратником Фаизхани, выдающимся улемом и историком Ш. Марджани. В конце поза-прошлого века эту версию обосновывал выдающийся улем Хасан-Гата Габяши в своей «Муфассал» тарих кавме тюрки» («Подробная история тюркского народа») – первой концептуальной истории тюрок. Именно государственность и религия, а не единство этнических корней образует единство татар, по Фаизхани. Раскиданные на миллионах квадратных километров русские обладают большим сходством этнического типа, чем татары. Здесь мы уже не говорим о таких соседях татар как казахи, башкиры, чуваши, мордва, чей этнический тип неплохо просматривается. Но татары, как наследники былых государств Евразии, могут выглядеть и как крайние монголоиды и как европеоиды, и как представители понтийского средиземноморского типа, и как угро-финны. Разговорные языки татар в различных регионах тоже очень сильно отличаются. Но все это не отменяет их принадлежности к единому миллету-нации.  

Фаизхани много сделал для сбора как словарного запаса, так международной дипломатической корреспонденции и правовых актов на тюркских языках. Именно усилиями Фаизхани был поднят огромный пласт архивной документации, касающийся отношений России с мусульманскими государствами на Оке, Волге, в Сибири, Крыму и на Северном Кавказе. Из этих договоров и актов, встает облик как формирующейся вначале в лоне Золотой Орды московской государственности, так и всей последующей системы межгосударственных отношений России с государст-вами–наследниками Золотой Орды. Фаизхани показывает, что в основе этих отношений во многом лежали нормы международного права, а не право сильного в лице взаимных войн и набегов.

Фаизхани преимущественно исходит из потребности изучения документов и создания научной, а не идеологической концепции. Особое место здесь сыграла история Касимовского ханства, на основе которого в Волго-Окском междуречье во многом сложилась общность татар-мишарей. Для казанских историков, включая Ш. Марджани, касимовские ханы не были истинными властителями, а всего лишь оружием в руках московских великих князей и царей.  Однако уже Фаизхани указывал на то, что Касимовское ханство не было суверенным государством, так как его правители назначались по воле русских[6].  

Новый подъем изучения опыта тюркских мусульманских государств края, прежде всего Казанского ханства, относится к рубежу 1900–1910-х гг. Причины поражения этого государства, как и причины поражения революции 1905–1907 гг. стали предметом тщательного анализа. С результатами этих размышлений была ознакомлена не только национальная элита, но и через школьные учебники, посвященные истории тюрок и татар, и учащиеся джадидских учебных заведений.

Начало 1910-х гг. стало для татар периодом расцвета учебной исторической литературы, что не могло не вызвать профессионального интереса миссионеров и цензоров. В 1912 г.  был создан «Обзор учебников, принятых к употреблению в татарских конфессиональных школах (мектебах и медресах) и изданных большей частью за последние три года» (издан в 1917 г.). Его авторы попытались проанализировать причины изменений, произошедших в национальном самосознании татар. Так, тюрколог Н.Ф. Катанов констатировал, что «новометодным татарам нужна... история новая, основанная на точных и беспристрастных данных, какие видим только в Западной Европе». Я.Д. Коблов писал, что до недавнего времени татары вполне удовлетворялись мифическими поэмами. С 1905 г. они активно пишут и переводят «труды по общей истории, истории русского государства, национальной истории казанских татар (Казанского и Болгарского царств). Наибольшее внимание вызывает история местного края, татарской национальности, Болгарского и Казанского царств». Я.Д. Коблов усматривал две основных тенденции, определяющие развитие национальной истории:

1) попытка самостоятельной научной разработки;

2) подъем национального чувства.

Причем основной целью, по его мнению, является исследование нации, чтобы «выяснить прошлое, какое значение... имела в прежнее время и что ожидается в будущем, наметить вехи для этого будущего, чтобы не затеряться среди других народностей и сохранить свою самостоятельность», то есть создание концепции национальной истории[7].

Здесь, по сути, указана основная причина, вызвавшая небывалый взрыв интереса к национальной истории, как к истории государственности – стремление создать стабильные основы развития для национального организма. Именно эту роль играли постановления III Всероссийского мусульманского съезда в 1906 г., а позднее в 1917 г.  сыграет Конституция национально-культурной автономии.

Принадлежность к государственности, выражающая чувство единства всех членов нации, лежит в основе  западной (гражданской) концепции нации. Именно юридические права западная концепция считает интегральными для своей модели. Основным элементом является «чувство юридического равенства среди членов этого сообщества». При этом «нации  должны занимать компактные, четко определенные территории. Этой территорией является «историческая земля», «родина» или «колыбель», которая может не совпадать с местом реального проживания». Для татарского общества конца XIX – начала XX века такой территорией стали земли Казанского ханства. Таким образом, здесь произошло исключение касимовской традиции  Х. Фаизхани, и как следствие, во многом общебулгарской традиции абызов. В  западной модели национальной идентичности «нации  рассматривались как культурные сообщества, чьи члены были объединены, если не стали гомогенными, общей исторической памятью, мифами, символами и традициями»[8]. Именно на этой основе базируются все легенды о преемственности с Казанским ханством и самая прекрасная из них – цикл легенд о Сююмбике.

Родоначальником истории тюркских ханств региона, включая и последнее из них – Казанское, стал Шигабетдин Марджани. Не случайно, что в 1915 г. Рашид Ибрагим оценил Марджани, прежде всего, как создателя истории татарских государств и их правителей, которые остались лишь уже в покрывшихся пылью рукописях[9]. Но это утверждение, как выше указывалось, во многом применимо уже к Фаизхани. До этого ни улемов, ни абызов с их «Таварихы Булгария», ни Ибрагима Хальфина с его историей Чингиз-хана и Тамерлана история Казани не привлекала.

По справедливому мнению современного американского историка Юлая Шамиль оглу: «взгляды, впервые появившиеся в трудах Марджани, были целиком приняты в современных исследованиях по генезису и истории казанских татар... Различные темы, подчеркнутые Марджани, такие как внутренние распри как основная причина падения древних государств, таких как Казанское ханство, стали частью общего исторического сознания рядовых казанских татар»8.

Ш. Марджани называет две причины крушения ханства: внешнюю (наступление России) и внутреннюю (отсутствие внутреннего единства). Но чуть позднее он говорит только о внутренней причине, как о причине падения Ордынского государства.  Ш. Марджани  характеризует эпоху Казани как время упадка наук и просвещения[10]. Именно он заложил в целом весьма критический взгляд на историю Казанского ханства, который, как будет показано далее, продолжал господствовать всю первую четверть XX века.

Следует отметить, что «Мустафад аль-ахбар» был первым трудом по татарской истории, использовавшимся в качестве учебного пособия в джадидских школах, и почти единственным в первое десятилетие XX века. Он был включен в программу преподавания мусульманских школ («Образец учителям»), изданную  газетой «Казан мухбире»,  и в программу Карима Ханафиева.  Таким образом, традиция Фаизхани частично продолжала жить.

Симптоматично, что история Казанского ханства не находит отражение в трудах такого классика национальной историографии как Хасан-Гата Габяши: ни в «Муфассал тарих кавме тюрки» («Подробная история тюркского народа»), ни в Мохтасар тарих кауме тюрки («Краткая история тюркского народа»), ни в «Тюрек ыруглары» («Тюркские роды»)[11].  Это происходит, несмотря на то, что в первой работе достаточно подробно и положительно анализируются образ жизни, способ правления, экономика, религия и культура булгар[12]. Тем самым, в лице казыев ОМДС Х.-Г. Габяши и Р. Фахретдина[13] (см. «Болгар вэ казан тюрекляре» («Тюрки Булгара и Казани») и «Асар» («Следы»)) булгарская традиция  абызов частично продолжает существование. Но как история Фаизхани их труды уже не противостоят жестко истории постбулгарской государственности, как у абызов.  

Ахмад-Заки Валиди  в «Кыскача тюрек вэ татар тарихы»  («Тюркской и татарской истории») в 1912 г. разбирает историю ханской Казани фактически только в свете ее постепенного поглощения со стороны Московского государства[14]. Здесь уже побеждает ордынско-татарская традиция, весьма, казалось бы, неожиданная для будущего основателя башкирской автономии.

Эти пессимистические настроения нашли свое отражение в труде Хади Атласи, посвященном средневековой Казани. Автор, описывая последние годы ханской Казани, во время правления хана Шахгали Атласи пишет, что сами казанцы были причиной поражения, так как наносили вред своей религии и нации, откровенно предавая их. По словам автора: «Этот обычай остался в наследство и современным татарам». С негодованием Х. Атласи пишет о посольствах казанцев в Москву с просьбами изгнать Сафу-Гирея, о клятвах верности великому князю, о двукратном смещении хана и попытках его передать в руки великого князя. Последним истинным героем ханской Казани  у Атласи выступает Сафа-Гирей, постоянно воевавший с Русью. Хан откровенно говорит казанской знати, что она сама приводит русских в Казань.  

Критика татарских ханов и турецких султанов и высокая оценка государственнической политики русских князей носят у Х. Атласи абсолютно обоснованный характер. В основе любой политики по Атласи должна лежать защита государства, нации и религии. Ордынские ханы-чингизиды, как и византийские императоры, ставили в основу своей политики личные интересы.  Они бездумно раздавали собственные земли. Крымские ханы видели в Москве союзника в борьбе с Большой Ордой. Турецкие султаны высокомерно считали московское государство не заслуживающим внимания. Наоборот, русские  князья постоянно занимались сбором земель и не вступали в конфликты, не обеспечив себе превосходства.

Таким образом, именно в политике московских князей и  преданности русского народа своим правителям Х. Атласи видит образец для подражания. Он указывает, что если русские выполняли указания своих князей, то татары не принимали во внимание приказания ханов. Казанцы всячески ограничивали власть своих ханов. В случае недовольства они готовили переворот или искали помощи в Москве.  Поэтому судьба ханства перешла в руки русских. Х. Атласи фактически во многом снимает обвинения в адрес касимовских ханов, как основных виновников падения Казани в 1552 г. Историк  рассматривал национальное единство, готовность нести жертвы во имя своей государственности и государя как основные достоинства[15].

Роль Казани, как исторической столицы нации, вначале получила оформление в литературе. В 1910 г. в хрестоматии «Яна кыйраат» («Новое чтение») Г. Тукай в тексте «город Казань» определил место Казани для татарской нации. Он писал, что «этот город был столицей нашего ханства три с половиной века назад. В этом городе до сегодняшнего дня сохранился минарет мечети, заложенный казанской хан-бике (женой хана) Сюембике». Теперь Казань – это центр науки, создания книг и книгопечатания. Здесь находятся большинство редакторов (мухаррир). Тукай утверждает, что все российские мусульмане ждут почина казанцев для начала больших дел.

Таким образом, Казань, в глазах Тукая, одновременно и сакральное место, и источник современного развития. Реальная Казань приобретает сакральные мифологические черты вечной столицы татарской нации. Габдулла Тукай предлагает новую для татар  концепцию исторической родины или колыбели[16].

В 1913 г. татаристское направление получает теоретическое обоснование в исторической науке и четкую связь с определением нации. Г. Баттал в статье «Определение нации» указывает, что татары являются отдельным народом, образовавшимся из волжских булгар и пришедших из Азии татар в XV веке. Основателем татарской традиции в истории он называет Ш. Марджани[17].

Под влиянием идеи единой тюркской родины – Турана,  заимствованной из книги Леона Коэна «Введение в историю Азии», фокус татарских ученых концентрируется на истории единства тюркских народов, которое существовало в доисламскую эпоху Тюркских каганатов. Вторым периодом тюркского единства является история империи Чингиз-хана[18].

В 1915 г. Ю. Акчура также под влиянием трудов Коэна разработал следующую периодизацию тюркской истории:

1)         Древний период: древняя тюркская цивилизация до монгольского завоевания.

2)         Средний период: объединение тюркских народов в Империи Чингиз-хана и его преемников.

3)         Новый период: государства, возникшие при распаде Империи Чингиз-хана.

4)         Современный период: национальное пробуждение тюркских народов в современную эпоху.

Таким образом, основной акцент в изучении истории тюрок переносится на эпоху их могущества в лице каганатов, а не раздробленности как в эпоху Булгара и не падения государств как в эпоху Казани. В методологическом плане именно Ю. Акчура призвал сосредоточиться на периодах преобладания центростремительных,  а не центробежных тенденций в истории тюркского мира[19].

В 1917–1918 гг. в основу концепции Идель-Урала была положена идея Штата как территориального наследника Казанского  ханства, основанного на  сочетании территориальной и национально-культурной автономии составляющих его народов. Поэтому история государственности приобрела особую актуальность в период обсуждения вариантов создания Идель-Урал Штата. 3 января 1918 г. на сессии Миллет Меджлисе (Национального собрания мусульман тюрко-татар) от имени Коллегии Урало-Волжского Штата (КУВШ) Галимджан Шараф выступил  с докладом о планах создания территориальной автономии. Первым тезисом его речи было утверждение, что «как знают большие специалисты по государственному праву: «сколько на земле существует наций, на такое количество государств они должны разделиться». В своем выступлении Г. Шараф ссылался на такие образцы государственности тюркских народов как тюрки Стилохона в  V веке, тукью (Великий Тюркский каганат) в VI веке, государство Чингиз-хана в XIII веке, а также государство булгар и Казанское ханство, на территории которых располагаются современные татары. Г. Шараф заявил, что из разрозненных по разным губерниям представителей нации необходимо создать отдельный штат[20]. Таким образом, на территории былой государственности ее потомки должны были создать новое государство в форме субъекта Российской Федерации. Г. Шараф фактически примиряет булгарскую и казанскую государственность. Стоит отметить, что именно Г. Шараф являлся сторонником переговоров и с советской властью и автором карт Идель-Урала, ТБСР и АТССР. Для него наличие государственности на преимущественно тюркских мусульманских территориях бывшего ханства было первичным по сравнению с формой данной государственности.   

Последним историком, анализировавшим историю ханской Казани в русле джадидской традиции, был член КУВШ Газиз Губайдуллин, в 1917–1918 гг. – председатель Всероссийского союза тюрко-татарских учителей и депутат Миллет Меджлисе. В 1922 г. вышло первое издание «Татар тарихы» («История татар»).  Г. Губайдуллин также высоко оценивает роль булгарского государства в создании цивилизации в Волго-Уральском регионе. Намного критичнее он относится к истории золотоордынской и казанской как к эпохе войн, закончившихся поражением. Губайдуллин фактически повторяет версию Ш. Марджани  о том, что представители нобилетета (ак сюяклэр) постоянно делились на группировки и враждовали. Эти партии боролись за все, что угодно, кроме независимости вначале Золотой Орды и затем Казани и  интересов государства[21].

Таким образом, Фаизхани первым из татарских историков  синтезировал и булгарскую традицию (абызов) и татарскую традицию Марджани. Его традиция носит интегративный, а не исключающий характер. В начале прошлого века эту традицию продолжат Г. Губайдуллин и Г. Рахим в их «Татар эдэбияты тарихы» («История татарской литературы»).[22] К сожалению, из-за недостатка источников нам трудно восстановить целостную версию замыслов и трудов Фаизхани. Вместе с тем, абсолютно ясно, что чисто позитивистская, ориентированная сугубо на труды Марджани версия истории татар  является скорее идеологической, а не научной. Изучение источников и анализ трудов мусульман–историков Волго-Уральского региона даст нам возможность получить качественно новую картину. И тогда будет по достоинству оценен вклад Фаизхани.


 

[1] Хабутдинов А., Хабутдинова М. Абызы // Ислам на Нижегородчине. Энциклопедический словарь. – Нижний Новгород, 2007. – С. 8–9.

 

[2] Хабутдинов А., Хабутдинова М. «Таварихи Булгария» // Ислам на европейском Востоке. Энциклопедический словарь. – Казань, 2004. – С. 314–315.

 

[3] Казан тарихы // Хусаин Фаизханов – Казань, 2006. – C. 118–119.

 

[4] Марджани Ш. Мустафад аль-ахбар фи ахвали Казан ва Болгар. – Казань, 1887. – С. 117–118;  (издание 1989 г. С. 158–159).

 

[5] Мэржани. – Казань, 1915. – С. 485.

 

[6] Касимский ханлыгы // Хусаин Фаизханов – Казань, 2006. – C. 125.

 

[7] Обзор учебников, принятых к употреблению в татарских конфессиональных школах (мектебах и медресах) и изданных большей частью за последние три года. – Казань, 1917. – С. 11–15, 31–32.

 

[8] Smith A. National identity. –  Reno, 1993. –  P. 11–12.

 

[9] Мэржани. – Казань, 1915. – С. 485–496.

 

[10] Мэржани Ш. Мустафад аль-ахбар фи ахвали Казан ва Болгар. – Казань, 1887. – С. 117–118;  (издание 1989 г. С. 158–159).

 

[11] Габяши Х.-Г.  Мохтасар тарих кауме тюрки. – Казань, 1907; Его же.  Муфассал тарих кауме тюрки. – Казань, 1909; Тюрек ыруглары. – Казань, 1912.

 

[12] Габяши Х.-Г. Муфассал тарих кауме тюрки. – Казань, 1909. – С. 123–144.

 

[13] Набиев Р., Хабутдинов А. Фахретдин Р. // Ислам на Нижегородчине. Энциклопедический словарь. – Нижний Новгород, 2007. –  С. 181–183.

 

[14] Цит. по.: Валиди А.-З. Кыскача тюрек вэ татар тарихы. – Казань, 1992. –  С. 123–129.

 

[15] Атласи h. Казан ханлыгы // Себер тарихы. Соенбикэ. Казан ханлыгы. – Казан, 1993.– С. 204, 244-245, 254, 280, 294, 319, 352.

 

[16] Тукай Г. Яна кыйраат. – Казань, 1910. – С. 55.

 

[17] Баттал-Троиский Г. Миллэтне билгелуе // Мектеп.–1913.–№ 6.– С. 149–150.

 

[18] Баттал Г. Татар тарихы. – Казань, 1912; Валиди А.–З. Тюрек вэ татар тарихы. – 1 нче жозья. – Казань, 1912; Габяши Х.-Г.  Мохтасар тарих кауме тюрки. – Казань, 1907; Его же.  Муфассал тарихы кауме тюрки. – Казань, 1909; Тюрек ыруглары. – Казань, 1912.

 

[19] Georgeon F. Aux origines du nationalisme Turc: Yusuf Akcura (1876–1935). – Paris, 1980. – P. 51–52.

 

[20] Тормыш.–1918. – 5 января.

 

[21] См. Гобэйдуллин Г. Тарихи сэхифэлэр ачылганда. –  Казань, 1989.

 

[22] См. Газиз Г., Рэхим Г. Татар эдэбияты тарихы. – Казань, 1923; Их же. Татар эдэбияты тарихы. Борынгы дэвере. – Казань, 1922. – т. 1 – 1-нче булэк.