Мусульмане на Макарьевской ярмарке

И. К. Загидуллин
к. и. н., ректор Российского исламского университета, Казань

 

Макарьевская ярмарка имеет глубоко татарские корни. Как известно, Волжская Булгария, появившаяся на политической карте мира как раннее феодальное государство Восточной Европы с момента официального принятия ислама в 922 г., имела исключительно выгодное геополитическое расположение: через ее территорию проходил Шелковый путь, соединяющий Восток с Западом. Великий Волжский путь, первоначально выступавший как продолжение северного ответвления Шелкового пути, постепенно превратился в крупную артерию торгового и культурного сотрудничества стран Востока, Прибалтики и Киевской Руси. После распада Золотой Орды, в которой прибыль от международной торговли являлась одним из важных источников дохода государства, в Среднем Поволжье традиции  евразийского торгово-хозяйственного взаимообмена успешно развивала Казанская ярмарка, ежегодно открывавшаяся 24 июня на Волге, напротив Казани,   в 5–6 верстах от города. Сюда съезжались купцы из Московского государства, Армении, Персии, Ногайского княжества и Туркестана. В этой связи как политическая мера, направленная на ослабление международного положения и экономического могущества Казанского ханства, воспринимается указ Ивана III от 1523 г., запрещающий  русским купцам ездить торговать на Казанскую ярмаку. Согласно этому указу была основана альтернативная ярмарка возле города Василия (Васильсурска),  расположенная на границе Московского и Казанского государств[1]. Однако место это было выбрано неудачно. Время показало, что приграничный город имел скорее военно-стратегическое, а не торговое значение: именно отсюда начинались походы русских на Казань. После падения столицы ханства в 1552 г. место главного «торжища» региона длительное время не было определено. В начале XVII в. его роль была отведена стихийному торгу близ Макарьевского монастыря. В 1621 г. царь Михаил Федорович разрешил монахам собирать с торговцев в течение одного дня торговые пошлины, т.е. ярмарка стала подконтрольной местному монастырю. В 1666 г. сюда приезжали уже не только российские купцы, но и иностранные. В конце XVII в. привоз товаров составил 80 тыс. руб., в середине  XVIII в. — 490 тыс. руб., в конце столетия — 30 млн руб.[2], что наглядно иллюстрировало динамику «торжища» в результате бурного процесса становления всероссийского внутреннего рынка, зарождения и развития в стране капиталистических отношений.

На этноконфессиональном составе участников Макарьевского торга сфокусировал свое внимание посетивший проездом ярмарку в 1804 г. лейб-медик Реман. Французский путешественник писал: «Народы, которые теснятся, мешаются друг с другом в сем вихре; суть: русские из всех областей империи от Якутска до Вильны, множество татар, чуваш, черемис, калмыки, бухарцы, греки, грузины, башкиры, армяне и персиане. Здесь видишь также индейцев астраханских колоний, поляков, немцев, французов и т.п.»[3].  

Исходя из сказанного, контингент мусульман, приезжающих на ярмарку, можно разделить на две большие группы: российские подданные, представленные татарами, бухарцами и башкирами, и иностранцы: бухарцы-сунниты и персы-шииты.

По мере интеграции казахской степи во всероссийский рынок и превращения казахов в потребителей продукции отечественной промышленности — роль мусульманских купцов, осуществлявших торговые операции в приграничных меновых дворах, возросла. Помимо них, на российские ярмарки на взаимовыгодных условиях стали допускаться и среднеазиатские купцы, что превращало внутренние ярмарки в международные. Значительную часть среднеазиатского импорта составляли дешевые изделия из хлопчатобумажной ткани, которую отечественная промышленность еще не могла производить в достаточном объеме. Товары из среднеазиатских  стран доставлялись на российские ярмарки,  Казань и другие города. В 1739 г. бухарские купцы впервые получили официальное разрешение на проезд во внутренние районы России после уплаты пошлины в размере, установленном торговым уставом для иноземцев, въезжающих в страну через Астрахань. По представлению оренбургского губернатора И.И. Неплюева от 10 января 1752 г., пропуск иностранных мусульманских купцов в Россию был строго запрещен. Следующий период свободного проезда торговцев из Средней Азии во внутренние губернии также оказался весьма непродолжительным (1755 –1763 гг.) [4]. Допуск на внутренние ярмарки восточные купцы вновь получили в XIX в.  

 «Континентальная блокада», введенная в 1806 г. Наполеоном I, закрыла доступ английским товарам в европейские страны, а после заключения Тильзитского мира 1807 г. — и в Россию. Дефицит английских товаров в стране частично восполнялся бухарскими купцами, закупавшими их в Индии и через казахские степи караванным путем доставлявшими в Оренбург для продажи с большой выгодой[5].

Частичный выход из кризисного для экономики страны положения правительство усмотрело в разрешении царским указом от 27 октября 1807 г. бухарским купцам посещения трех главных ярмарок страны — Макарьевской (Нижегородской), Ирбитской и Коренной — в течение годового срока, что в последующем было подтверждено журналами азиатского комитета 28 июля 1825 г. и 28 февраля 1832 г.[6]. Этим же царским указом 1807 г. некоторые из них получили право въезда в столицы для всякого рода расчетов по крупным торговым сделкам и для взыскания долгов[7].

Можно сказать, что с 1807 г. в правительстве наметился новый взгляд на среднеазиатско-российское торговое сотрудничество, предполагавшее  допуск  мусульманских купцов за таможенную линию, во внутренний рынок, и создание там необходимых условий для производства торговых операций.

В 1816 г. при обсуждении Азиатского тарифа Департамент государственной экономии Государственного совета констатировал, что «взяв в уважение  существенное различие  не только торговли с Россиею, производимой с Азиею от торга ее с Европою, но и политических ее отношений к сим странам света, Департамент убедился, что первая как сама по себе, так и по сильному ее влиянию на последние для нас несравненно важнее»[8]. Государственные мужи были убеждены в том, что торговля может доставить поощрение российской мануфактурной промышленности, «тогда как с европейскими народами по сей части не можем мы еще войти в соревнование»[9].

По мере «углубления российских границ на юг» после установления протектората России над Младшим и Старшим казахскими жузами — роль Макарьевской ярмарки, как центра среднеазиатского торга «бледнела»[10]. Эту нишу заняли меновые дворы при крепостях юго-востока страны. Держащие в своих руках торговлю России со степью и среднеазиатскими  рынками татарские предприниматели превратились в «деятельных посредников» коммерческих операций с ярмарками, функционировавшими во внутренних губерниях.

Помимо этого они выступали в качестве коммерческих посредников между сибирским рынком и внутренним российским, где реализовывали товары, приобретенные на меновых дворах и других ярмарках. Таким образом, Макарьевская ярмарка не являлась главным центром торговли татарских предпринимателей. Между меновыми дворами юго-востока и городскими торгово-промышленными центрами, ярмарками были налажены автономные хозяйственные связи.

Как известно, указом от 11 июля 1763 г. «О нечинении казанским служилым татарам препятствия в отпуске их в разные города для торговых промыслов» служилым татарам Казанского уезда было дозволено выезжать в Уфимский уезд и Санкт-Петербург, Астрахань, на Ирбитскую ярмарку[11]. В 1763 г. Сенат разрешил казанским служилым татарам «вести беспрепятственную торговлю». Большую роль в оживлении товарооборота оказала отмена в 1754 г. внутренних тарифов[12]. Макарьевская ярмарка привлекала татар и как место продажи собственной промышленной продукции. В 1767 г. и 1777 г. были изданы законы, дозволяющие создавать текстильные предприятия без регистрации. Нововведением эффективно воспользовалась более свободная часть сельских жителей, в том числе ясачные крестьяне. Вместо домашних ткацких станков в деревнях начали действовать мануфактуры со значительным контингентом работающих[13]. Татары первыми в России наладили хлопчатобумажное производство. Их мануфактуры отличались малой комплектностью, использованием свободных рабочих рук из числа мусульман и расположением значительной части предприятий в сельской местности.

«Замечательно, — пишет Реман (1804 г.), — что западные европейцы и народы в коротких платьях играют здесь второстепенную роль; купцы русские и восточные занимают первое место и половина разговоров слышится на бухарском, армянском или татарском языках»[14]. Среди торговцев-мусульман выделялись две группы: предприниматели, торгующие оптом и в розницу, и торговцы (татары и бухарцы) в розницу купленным у крупных предпринимателей товаром и всякой мелочью[15].

Помимо купцов мусульман и их приказчиков, значительную группу уммы на «торжище» составляли приезжающие на заработки татарские крестьяне из Казанской губернии и Сергачского уезда Нижегородской губернии. Трезвость, выносливость, неприхотливость и  низкие расценки труда татар делали их востребованными в хозяйстве ярмарки в качестве грузчиков, чернорабочих и прислуги.

Как известно, непременным атрибутом большинства общественных и правительственных учреждений являлись домовые церкви и штаты духовенства при них, устроенные за казенный счет. Это положение в полной мере распространялось и на крупные российские ярмарки. Во второй половине XVIII в. практически во всех русских крепостях Приуралья, где производились торговые операции с казахами и среднеазиатскими купцами, создавались условия для исполнения духовных «треб» торговцев, в том числе мусульман.

Мусульмане старались устроить традиционный религиозный быт на месте временного пребывания. Между тем, проблема жилья стояла на ярмарке весьма остро. По свидетельству современника, в начале XIX в. татары-чернорабочие  спали на открытом воздухе. Приезд на ярмарку иностранных купцов-мусульман делал возможным устройство стационарной молельни на торжище, несмотря на близость монастыря.

Думается, торговцы обзавелись здесь молельней издавна, еще до учреждения «Конторы новокрещенских дел» (1740–1764), в орбиту деятельности которой входила и местность, где располагалась Макарьевская ярмарка. После назначения в 1742 г. ее руководителя архимандрита Дмитрия Сеченова архиереем Нижегородской епархии в регионе резко усилилось миссионерское просвещение коренного населения. Однако в документах не прослеживается отношение духовной власти к мечети на Макарьевской ярмарке.

Подобным же образом обстояло дело и с созданием условий для удовлетворения религиозных потребностей купцов других вероисповеданий. В начале XIX в. (1804 г.), помимо молитвенных домов для суннитов и шииитов, у монастыря  рядом с оградой стояла армянская церковь, в д. Лысково, при дворце князя Грузинского была церковь, в которой по определенным дням богослужение совершалось на грузинском языке[16].

Ярмарка существовала как самодостаточная торгово-хозяйственная единица со своими  «харчевнями и шалашами с съестным припасом»,  трактирами и питейными заведениями. Основная часть трактиров и питейных домов располагалась за речушкой, к северу от стен монастыря.

План ярмарки конца XVIII в. (около 1796 г.)[17] выступает репрезентативным источником для определения специализации лавок «торжища». Здесь имелись «мясной», «железный», «пряничный», «овощной», «хрустальный», «четный и сундушный» ряды, а также «бумажный балаган», «мыльные шалаши и винные балаганы, где разного рода и краски продаются», что дает общее представление о предметах торговли и производившихся коммерческих операциях. К северо-западу от гостиного двора, в некотором отдалении от него, находились «меховой татарский с симбирским (сибирским? — И.З.) товаром ряды». В непосредственной близости от лавок татарских предпринимателей располагалась мечеть прямоугольной формы с выделяющимся на южном торце здания михрабом. Два длинных ряда торговых лавок располагались с северной и южной стороны мечети. На южной стороне имелось также значительных размеров и неправильной прямоугольной формы здание Караван–сарая с внутренним двором. Если исходить из размеров ярмарочных корпусов ярмарки, можно констатировать, что мусульманам в этот период принадлежали значительные торговые площади (примерно ¼ части).

Средневековая традиция жизнедеятельности представителей различных конфессий в городе предполагала расселение неправославных отдельной слободой за чертой посада, а расположение их богослужебных заведений — подальше от православных церквей. Этот принцип свято соблюдался на Макарьевской ярмарке. Как видно, мечеть располагалась в противоположной от монастыря стороне, на почтительном расстоянии от его культовых зданий. Очевидно, вместе с татарами здесь же торговали и представители других этнических групп мусульман. Они вели автономный в религиозном плане образ жизни с соблюдением специфики питания, что, однако, не препятствовало их повседневному тесному общению с представителями других этноконфессиональных групп и интеграции мусульман в поликультурную среду «торжища».

После образования религиозного управления мусульманского духовенства  Европейской части России и Сибири его глава, оренбургский муфтий Мухаммедзян Хусаинов (1788–1824),  взял под свой контроль общественное богослужение на «торжище» и назначил, согласно сведениям Ш. Марджани, имамом Макарьевской ярмарочной мечети своего родственника — ахуна Фаткуллу. Затем мулла Хабибулла Габделкаримов (годы жизни: 1762–1816 гг., указ получил после 1787 г.) путем интриг добился смещения ахуна нижегородским губернским правлением и занял эту прибыльную в материальном плане духовную должность (в начале 1800-х гг.) [18].

Пожар, случившийся спустя пять дней после закрытия торгового сезона 1816 г., стал последней точкой в пересмотре отношения правительства к дальнейшей судьбе главного «торжища» страны. Правопреемником Макарьевского торга был определен Нижний Новгород, ярмарочный комплекс которого возводился с учетом сложившихся традиций.

Таким образом, Макарьевская ярмарка сохраняла в себе черты восточного базара не только в силу ее устройства как «торжища» аграрной страны, но  и благодаря присутствию на ней значительной группы торговцев с Востока и татарских предпринимателей, занявших нишу в качестве посредников торговых операций России со Средней Азией, Китаем и казахской степью, а также торгующих продукцией собственных и других отечественных мануфактур.

Присутствие среди мусульманских предпринимателей иностранных купцов существенно облегчило устройство религиозного быта их единоверцев — российских подданных. Макарьевская ярмарочная мечеть, возведенная на окраине «торжища», стала одним из первых мусульманских богослужебных заведений в поликультурной среде, что следует признать новым явлением в государственно-церковных и православно-исламских отношениях конца XVII –XVIII вв. В период толерантного внутриполитического курса Александра I на ярмарке появилась вторая мечеть для иранцев-шиитов.

Макарьевская ярмарка стала местом тесного общения, совместного расселения и торговли наиболее активной и предприимчивой части россиян, представляющих различные культуры. В отличие от размеренной повседневности городской среды, здесь кипела жизнь, заключались сделки на большие суммы, велась активная торговля. Такое оживление в городах наблюдалось лишь в период ярмарок. В социокультурном плане Макарьевский торг представляет позитивный опыт мирного сосуществования консервативного по своему менталитету купеческого сообщества, соблюдения религиозных прав лиц различных вероисповеданий и плюрализма культур.

 

Список сокращений
РГАДА — Российский государственный архив древних актов


 

[1] Худяков М. Очерки по истории Казанского ханства  / М.Худяков. М.: Изд–во «ИНСАН», 1991. С.217–219.

[2] Новый энциклопедический словарь / Под ред. К.К.Арсеньева. Т.28.  СПб.: Тип. «Акц. об-ва «Издательское дело «Брокгауз-Ефрон», 1916. С. 478.

[3] Цит. по: Мельников А.Н. Очерки бытовой истории Нижегородской ярмарки. Изд. Нижегородского ярмарочного купечества.  Нижний Новгород, 1917.  С.19.

[4] Залесов Н. Посольство в Хиву подполковника Данилевского в 1842 г. / Н. Залесов // Военный сборник.  1866.  Т. LII.  С.60–61.

[5] История Казахской ССР с древнейших времен до наших дней: В 2 т.  Т.1.  Алма-Ата, 1949.  С. 230.

[6] Залесов Н. Указ. соч.  С.60

[7] Аполлова Н.Г. Экономические и политические связи Казахстана с Россией в XVIII  начале  XIX в. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1960.  С.315.

[8] Цит. по: Рожкова М.К. Экономическая политика царского правительства на Среднем Востоке во второй половине XIX века и русская буржуазия / М.К. Рожкова.  М.;Л: Изд-во Академии наук СССР, 1949. С.43–44.

[9] Цит. по: Рожкова М.К. Экономическая политика царского правительства на Среднем Востоке во второй половине XIX века и русская буржуазия / М.К.Р ожкова – М.; Л., 1949. С.43–44. Для иллюстрации правильности их суждения ограничимся одним весьма показательным примером. Когда введенный в 1810 г. запретительный тариф на западноевропейские товары, частично ослабленный в 1816 г. был отменен в 1819 г., открытие российского рынка для международных торговых операций неблагоприятно отразилось на развитии отечественной промышленности. Правительство вынуждено было вновь взять отечественного производителя под свою опеку, повторно введя в 1822 г. запретительный тариф, просуществовавший до 1850 г.

[10] Овсянников Н.Н. О торговле на Нижегородской ярмарке.  Нижний Новгород, 1867.  С.10.

[11] Ногманов А. Татары Среднего Поволжья и Приуралья в российском законодательстве второй половины XVI–XVIII вв. / А. Ногманов.  Казань, 2002. С. 88,92.

[12] Хасанов Х.Х.  Формирование татарской буржуазной нации / Х.Х. Хасанов. Казань: Таткнигоиздат, 1977.  С.52,53.

[13] Пайпс Р. Россия при старом режиме.  М., 1993. С.278-281.

[14] Мельников А.Н. Указ. соч. С.19.

[15] Мельников А.Н. Указ. соч. С.22.

[16] Мельников А.Н. Указ. соч. С.25,31.

[17] РГАДА, ф.248, оп.54, оп.4503, лл.150 об.-151.

[18] Мәрҗани Ш. Мөстафәдел—әхбар фи әхвали Казан вә Болгар (Казан вә Болгар турында файдаланылган хәбәрләр) / Ш. Мәрҗани.  Казан: Татар. кит. нәшр., 1989.  С.260-26