А. В. Малашенко

Демография мусульманства

Один из главных аспектов «исламской проблемы» – демографический[1]. Рост мусульманского населения, запрет исламской традицией любых средств контроля над рождаемостью порождает алармистские настроения у их ближайших соседей в Европе, России, Индии, в Юго-восточной Азии, а в последнее время и в Соединенных Штатах. Насколько оправдан такой страх?

В 1980 г. число мусульман составляло примерно 780 млн чел., а на начало 2004 г. оно превысило 1 млрд 300 млн чел. что составляет приблизительно 22 % от 6 млрд 100 миллионного населения планеты. Приблизительно по 20 % принадлежит более, чем миллиардным Китаю и Индии (в которой мусульманское меньшинство превосходит 100 млн). Наибольший прирост населения с 1995 по 2000 г. приходится на Индию (20,6 %) и Китай (14,7). Далее в десятке «призеров» оказываются мусульманские Пакистан (5,2), Индонезия (3,8), Бангладеш (2,7) и Нигерия (3,2)[2]. Добавив к этому процентные показатели других мусульманских стран, легко обнаружить, что по темпам роста народонаселения в совокупности они опережают двух стран-лидеров.

Среди стран, население которых перевалило 100 миллионный рубеж, – Индонезия (215 млн), Пакистан (152 млн), Бангладеш (110 млн.). Упомянем африканского гиганта Нигерию (110 млн, среди которых  большая часть мусульмане).

Сам по себе опережающий рост населения в мусульманском мире не есть нечто из ряда вон выходящее. В конце концов, после решения проблем здравоохранения и детской смертности именно так и должно было случиться. Однако демографический анализ уже давно повязан с политическими тенденциями, и потому имеет право рассматриваться именно под этим углом зрения.

Отметим, что демография по религиозному принципу не корректна, поскольку до сих пор не существует (да и могут ли они существовать) универсальных критериев принадлежности людей к религии. Известно, например, что в России, исходя из различных подходов, количество мусульман колеблется от 3 до 15 или 20 млн чел. Одни полагают, что мусульманином можно назвать лишь того, кто три (или пять) раз совершает молитву, регулярно посещает мечеть, соблюдает все обряды. Другие, – что правильнее говорить об «этнических мусульманах», т.е. обуславливают религиозную принадлежность этнической, родовой культурой. И здесь опять-таки срабатывает принцип этноконфессиональной идентичности, а не просто религиозность. На наш взгляд, целесообразно исходить из самоидентификации человека, иными словами, кем он сам себя считает.  

Очень важна идентификация извне, т.е. кем полагают человека во внешнем по отношению к его культуре мире. Исходя из «оценки со стороны», к мусульманам относятся все представители этносов, традиционно исповедующих эту религию. Причем в этом случае мусульман рассматривают как общность, и эта конфессиональная общность зачастую корелируется с другими нерелигиозными, но политическими, географическими и этническими общностями. Например, мы часто говорим об отношениях с мусульманским миром США, Европы, России, оцениваем мусульманскую миграцию, упоминаем запасы нефти в мусульманском мире (зато никто никогда не читал о запасах, например, железной руды в христианском мире). Критерий принадлежности в мусульманской умме выходит далеко за собственно религиозно-ритуальные рамки.

Именно в таком контексте, если не совсем корректно, то достаточно правомерно рассуждать о демографии мусульманского мира.

Количество рассеянных по планете мусульман не представляется предпосылкой к некой «демографической революции». И все же есть регионы и страны, где вопрос мусульманской демографии становится достаточно болезненным, что связано с: 1) увеличением численности мусульман в непосредственной близости от немусульманских территорий; 2) ростом местных мусульманских меньшинств; 3) активной мусульманской миграцией. В последних двух случаях увеличение числа правоверных, как правило, происходит параллельно с сокращением рождаемости в той или иной стране у немусульманского большинства.

Плюс, острота демографического вопроса всегда подогревается политическими, этническими и иными отнюдь не конфессиональными, но способными обрести конфессиональный флер конфликтами.

В научном и публицистическом обиходе утвердилось определение христианско-мусульманское (или мусульмано-христианское) пограничье. Прежде это понятие имело географическое значение, например, в России использовалось, чтобы лишний раз подчеркнуть ее уникальную близость с мусульманским миром, а также поликонфессиональный характер российского общества.

Вообще же правильнее говорить о более широком межконфессиональном пограничье, в котором расположен почти весь земной шар (за исключением, пожалуй, Латинской Америки), где границы общения христиан, индусов мусульмане проходят не по государственным рубежам, но по улицам, площадям и домам. И государственные и региональные границы сохраняют свое значение, однако давно пора рассматривать межрелигиозное пограничье в культурном, идеологическом, социально-политическом смыслах.

Есть регионы, где межконфессиональное пограничье выглядит рельефнее, и наполнено конкретным, если можно так выразиться, приземленным, как правило, конфликтогенным содержанием. В этом «стыке» демографическая проблема наполняется драматическим содержанием. Общий для этих зон момент – непосредственное соседство и взаимодействие компактно проживающих конфессиональных общин.

Другим обстоятельством, обуславливающим повышенный интерес к демографическому фактору, является политическая и социальная конкуренция различных групп, которая в последние десятилетия все чаще облекается не только в (давно ставшую привычной) этническую, но также и в конфессиональную форму.

 К регионам, где демографический фактор может привести к глубоким социальным, политическим и культурным последствиям можно отнести Ближний Восток, Европу, Юг России, в известной степени Индию. Прежде чем преступить к «расшифровке» и детализации такого суждения обратим внимание на то, что упомянутые регионы имеют непреходящее значение для геополитической картины мира и переживают этнополитические и просто политические конфликты (разной степени откровенности), носящие в том числе характер межконфессиональных противоречий.

В этих условиях вопрос «кого больше» и «кого больше становится» приобретает особую значимость.

Начнем с Ближнего Востока, где собственно демографический фактор кому-то не кажется столь существенным. Однако для исламизирующегося палестинского сопротивления именно растущий численный перевес арабов над евреями видится едва ли не главным залогом достижения победы. Во-первых, опережающими темпами растет рождаемость являющихся гражданами самого Израиля арабов-мусульман, а также граждан будущего Палестинского государства. В 2004 г. в Израиле проживало свыше 1 070 тыс. мусульман (16% населения), причем возраст 450 тыс. из них ниже 15 лет. Уровень рождаемости среди мусульман составляет 3,4% против 1,4% у евреев[3].

Во-вторых, население палестинской автономии уже превысило 3,5 млн чел., причем его рост также значительно опережает рост населения в Израиле. Например, в секторе Газа, где проживает 1,25 млн мусульман, этот уровень достиг абсолютного мирового рекорда – 4%. В среднем же рост палестинского население в 3 раза превосходит рост еврейского населения в Израиле[4]. В-третьих, не решена проблема палестинских беженцев, число которых вместе с населением палестинского государства превосходит еврейское население более чем в 2 раза. Так или иначе, Израиль с его 5,7 миллионным населением (2004 г.) вообще выглядит островком посреди «мусульманского моря» – население только непосредственно граничащих с ним государств (Ливан, Сирия, Иордания, Египет) превышает 100 млн чел.

Численное превосходство арабо-мусульманского населения особенно заметно на фоне снижающегося уровня еврейской миграции, возможности которой почти исчерпаны. В 2003 г. в Израиль въехали только 23 200 мигрантов, что на 31% меньше, чем в предыдущий год[5]. К тому же среди части израильтян, отчаявшихся обрести безопасность и мир, все заметнее становятся «чемоданные настроения». Некоторые выходцы из России стремятся приобрести «на всякий случай» квартиры на своей бывшей родине (естественно, что эти намерения не афишируются).

Демографический перевес над израильтянами придает арабам уверенность в своих силах. Замечу, что момент численного превосходства и обгоняющего роста мусульман редко обыгрывается идеологами сопротивления, впрочем, как и другими арабскими политиками публично. Возможно, это связано с нежеланием лишний раз напоминать о собственной слабости, неспособности одержать победу над «маленьким Израилем». Однако в приватных беседах палестинцы считают, что они «обречены» на конечную победу в силу своего количественного преобладания. Если даже частично согласиться с этой логикой, то можно представить, сколь важным может оказаться демографический фактор на очень небольшом географическом пространстве и к каким уже глобальным последствиям может привести это локальное превосходство.

Давно уже озабочена падением рождаемости среди своих коренных жителей Европа. По некоторым прогнозам ее население к 2050 г. сократится на 14%. и составит приблизительно 630 млн чел.[6]. Одновременно нарастает миграция, значительную часть которой составляют мусульмане. Доля мусульман в Европе с 1950 по 2000 г. выросла с 1 до 3%, а их абсолютное число колеблется от 14 до 20 млн чел.

Воистину мусульманским демографическим взрывом оказывается для Старого света вступление в Европейский союз 70 миллионной (сегодня) Турции, которая по численности населения займет второе место после Германии, на 15–20 млн опережая Великобританию, Францию и Италию. По этому показателю Турция будет неуклонно приближаться к ФРГ и раньше или позже превзойдет ее. (Кстати, 57% немцев не желают вступления Турции в ЕС). Некоторые эксперты, драматизируя ситуацию, высказывают предположения, что к 2050 г. мусульмане составят треть или даже половину европейцев.

Во Франции количество мусульман превысило 5 млн чел., В Италии — с 240 тыс. в 1992 г. до 650–700 тыс. в 1999. 3 млн мусульман насчитывается в Германии, свыше 1,5 млн в Великобритании[7], 730 тыс. в Нидерландах[8], 710–720 тыс. в Швейцарии, в свыше 400 тыс. оценивается мусульманское население в Швеции и Испании, около 300 тыс. в Бельгии[9], примерно столько же в Австрии, около 200 тыс. в Дании. Пожалуй, менее остальных мусульманской миграции оказалась подвержена Финляндия. В 1999 г. там проживало чуть больше 10 тыс. мусульман, среди которых было много выходцев из Сомали. Кроме того, «в наследство» от Российской империи Финляндии досталась крупная, насчитывающая ныне 1 тыс. человек татарская община.

Стремительно растет число мусульман в Греции. В 2003 г. в разговоре с автором высокопоставленный греческий чиновник назвал 500 тыс. и сказал, что допускает, что на самом деле, скорее всего, их раза в два больше.

В западноевропейских городах формируются крупные мусульманские анклавы, жизнь в которых регулируются неписаными законами и население в которых де факто оказывается за пределами официальной юрисдикции. Например, 85% жителей района Брикад в г. Марсель составляют мусульмане — выходцы из Северной Африки[10]. 85 % составляют мигранты, большинство из которых мусульмане, в районе Розенгард [Rosengard] во втором по величине городе Швеции – Мальме[11]. Тенденция к их компактному проживанию, очевидно, будет увеличиваться по мере роста мусульманской миграции. Понятно, что большинство вновь прибывших будет стремиться облегчить свое пребывания на новой родине, а жизнь в «своей» общине будет давать определенную гарантию (или иллюзию) поддержки и помощи.

Дальнейший рост мусульманской миграции в Европу более чем предсказуем. Главным его движителем останется естественное человеческое желание устроить свою жизнь. «Мусульманская миграция» на Запад стала an equally telling sign of crisis. Иммиграция, особенно в Западную Европу и Северную Америку есть результат асимметрии в возможностях экономик Запада и ислама [Muslim immigration to the West has been an equally telling sign of crisis. This immigration, especially to Western Europe and North America, is a result of the vast asymmetry of opportunity between the economies of the West and Islam][12]. Европа сохранит свою притягательность для мусульман, которые, к тому же, все менее будут ощущать себя на старом континенте чужаками.

Росту миграции способствует и неуклонное увеличение населения на Ближнем Востоке, в Северной Африке, Южной Азии и других частях мусульманского мира.

Сверхбыстрый демографический рост происходит (не считая черной Африки в 15 странах, 11 из которых (Алжир, Бангладеш, Египет, Иордания, Иран, Йемен, Ливия, Мали, Нигер, Пакистан, Турция) мусульманские[13]. Обращает на себя внимание, что некоторые страны из этого списка и дают наибольший приток мусульманской миграции в Европе. Так, пакистанцы и бангладешцы составляли в 1990-е гг. почти половину мусульманской миграции в Великобританию, алжирцы – почти половину мусульман Франции. Что касается турецкой миграции, составляющей примерно 68% мусульман Германии, то, очевидно, что в ближайшее время она станет чисто внутренней проблемой Европы. Мигранты турки, как мигранты боснийцы и албанцы, число которых стремительно растет особенно в Италии и Австрии, уже не будут рассматриваться как фактор демографического влияния извне.

Вышеприведенные цифры, хотя и дают достаточно адекватное представление о динамике мусульманской демографии, однако не являются абсолютными. Известно, что некоторые европейские политики, да и местные мусульманские лидеры склонны к преувеличению количества приверженцев Аллаха. Делают они это по диаметрально противоположным соображениям: первые хотят напугать соотечественников и одновременно обрести дополнительную поддержку среди националистически настроенной части общества. Вторые – напротив стремятся таким образом легитимизировать мусульманское присутствие и подтвердить его, так сказать, неизбежность. Например, в Италии численность мусульман поднимают до 2 млн, во Франции до 7 млн и т.д. Интересно, что в личных разговорах даже специалисты по исламу и мусульманам в Европе высказывают мысль, что истинное число мусульман (включая, тех, кто принял гражданство, мигрантов легальных и нелегальных) в действительности значительно больше, чем это может быть документировано.

Что касается Восточной Европы, то масштаб мусульманской миграции там незначителен. Мусульманской «страшилкой» чаще оказываются выходцы с Северного Кавказа, прежде всего чеченцы, к которым, заметим, с настороженностью относятся и в Западной Европе.

Зато заметно выросло мусульманское население на Балканах, на территории бывшей Югославии, которое сегодня насчитывает свыше 4 млн чел. (против 2,1 млн в начале 1950-х). Мусульманами являются и свыше 70% 3 миллионного населения Албании. (От присутствия на старом континенте мусульманских стран европейцы уже давно «отвыкли». Исключением из общего правила пока что является Болгария, мусульманское население которой сократилось в самом начале 1990-х с 17,2 до 7%, что было связано с массовым выездом местных турок в соседнюю Турцию).

Ислам уже стал второй по численности европейской религией. Наступает время для осознания его в качестве коренной религии континента. С этой точки зрения Западная Европа приближается к России, где присутствие мусульман столь же естественно, как и православных. (Примечание: исторически более раннее название главной реки России Волги – «Идель» было дано принявшими в X веке ислам булгарами).

В ближайшие десятилетия Европе предстоит «коррекция» ее идентичности. Французам, немцам, англичанам, скандинавам, итальянцам (в Милане – самая большая мечеть в Европе) предстоит осознать, что исламская традиция, при всей неоднозначности ее восприятия, становится органической и легитимной частью европейской культуры. Постоянными жителями континента окажутся десятки миллионов мусульман, которые, наряду со стремлением вписаться в европейскую традицию, будут сохранять генетическую и конфессиональную привязанность к своим «историческим очагам». В центре столицы Норвегии Осло, на площади Europaradeits расположена забегаловка под немыслимым названием «Viking Kebab». И это не символ, это – тенденция.

В Северной Америке удельный вес мусульман с 1950 по 2000 гг. увеличился с 0,1 до 1,4%. В США их количество, по данным социологических опросов, колеблется в пределах 2–5 млн, и достигает 15 млн,. у Исламского верховного совета Америки. Чаще других называется цифра 6–7 млн мусульман. Из них свыше 42% – черные мусульмане, примерно 25% имеют южно-азиатские корни (Индия, ЮВА, Пакистан) 15–17% – арабы. Мигранты с Ближнего Востока, Ирана, Пакистана, Индонезии, число которых, по свидетельству Американского Бюро переписи, с 1980 по 1996 г. составили свыше 1 млн 200 тыс.

Несмотря на начавшиеся после 11 сентября жесткие проверки всех тех, кто въезжает в США из стран  мусульманского мира, миграция продолжается, причем в примерно тех же пропорциях, что и прежде. По данным Государственного департамента, в США 1209 мечетей, половина из которых была основана в течение последних 20 лет[14]. И все же демографическая «экспансия» мусульман весьма условна, и она компенсируется мигрантами иных конфессий.

В СССР/СНГ доля мусульман с 1950 по 2000 г. возросла с 8,5 до 18,5%[15]. К настоящему времени, если бы СССР сохранился в своих прежних границах, доля мусульман среди его населения достигла бы примерно 20%., а с учетом высокой рождаемости в Средней Азии в ближайшие годы составила бы четверть советских людей. В 1980-е годы это обстоятельство, пожалуй, больше всего беспокоило советский военный истэблишмент, который опасался, что опережающий рост военнослужащих мусульман негативно скажется на боеспособности советской армии, ибо их образовательный уровень и физическая подготовка не соответствовали нормативным требованиям.

Однако историю «переиграть» невозможно, и потому сегодня речь пойдет уже только о России.

Собственно в Российской Федерации число этнических мусульман в зависимости от подсчета (с учетом или нет принявших участие в переписи 2003 г. мигрантов-мусульман и пр.) колеблется от 14,5 до примерно 19 млн. Поговаривают о том, что примерно к 2050 г. мусульмане составят чуть ли ни треть, а то и половину населения России. Однако в действительности такого рода предположения носят эмоциально-спекулятивный характер.

Для России демография мусульманства выглядит неоднозначно. В большинстве опубликованных в последнее десятилетие материалов указывалось цифра в 20 млн. Эта оценочная цифра была «узаконена» несколькими выступлениями президента РФ, в частности, во время его участия в 2003 г. в конференции ОИК в Куала-Лумпуре. Аналогичные данные давал и российский МИД[16]. Однако они нуждаются в комментариях.

В середине 1990-х гг. в оценке количества российских мусульман существовал заметный разнобой. Одни, исходя из результатов переписи 1989 г., определяли их количество в 11,5 млн чел., МИД России называл 17 млн., Председатель Духовного управления мусульман Центральной России Равиль Гайнутдин – 19 млн, бывший заместитель председателя Комитета Верховного Совета РФ по свободе совести и вероисповеданию Мурад Заргишиев – 20 млн, заместитель Председателя ДУМ ЦР Фарид Асадуллин – 23 млн[17]. В 2000 г. один из руководителей Информационно-аналитического центра при Совете муфтиев России Али Вячеслав Полосин назвал цифру в 26 млн[18].

Последняя всероссийская перепись выявила, что совокупная численность граждан, традиционно принадлежащих к мусульманской культуре, составляет 14,5 млн чел. Этот результат вызвал разочарование у мусульманских духовных лидеров, привыкших оперировать более солидной цифрой. Равиль Гайнутдин объяснял, что уменьшение числа мусульман произошло по причине несовершенства самого механизма подсчета[19]. Их  количество может оказаться большим при полном учете проживающих в России граждан других государств и мигрантов. Например, по официальной статистике, в России проживает 621 тыс. азербайджанцев, в то время как на самом деле их число давно превысило миллион. Нет точных сведений о сезонной миграции в Россию из республик Центральной Азии. По неофициальной информации от сотрудников местных и российского МВД число мусульман из Узбекистана, Казахстана и Таджикистана[20], единовременно находящихся на территории РФ, может превысить один миллион. Кроме того, нет ясности, к какой конфессии следует отнести детей от смешанных браков. По исламской традиции дети от таких браков автоматически считаются мусульманами. А, например, по данным «Мусульманской газеты», в Татарстане – 50% детей рождаются в смешанных браках[21]. Все это действительно дает основания увеличить указанное выше количество мусульман.

Несколько слов о динамике роста численности российских мусульман за минувшие полтора десятилетия. Прежде всего, бросается в глаза то, что разговоры о том, что в ближайшее время России предстоит пережить «исламскую демографическую революцию», выглядят неуместными. Так, прирост численности крупнейшего (5 млн) мусульманского этноса России татар от переписи до переписи составил лишь 36 тыс. человек[22]. С другой стороны, на фоне сокращения славянского населения (количество русских с 1989 г. понизилось со 119 до 115 млн чел.) число мусульман, граждан России, действительно возрастает в абсолютном и относительном значении. Последнее особенно характерно для мусульман Северного Кавказа рост которых с 1989 по 2002 гг. составил: у ингушей – 191%, кумыков –
152, даргинцев – 144, аварцев – 139, кабардинцев – 134%.

Таким образом, мусульманские республики Северного Кавказа не только не поражены естественной убылью населения, но дают наивысший по России прирост населения. Самый большой прирост населения в России в 1989–1997 г. наблюдался в Дагестане, где он составил 16,2%[23].

Заметим также, что выросло население и второго по численности мусульманского этноса России – башкир. Их рост с 1989 по 2002 г. составил 124%.

Повторяю, что обгоняющий рост мусульман не приведет к конфессиональному «перелому», и Россия останется «православным обществом» с постепенно растущим мусульманским присутствием.

Причина же, по которой она оказалась в списке стран и регионов, где демографический фактор обретает остроту, состоит в том, что рост мусульманского населения происходит в ее наиболее конфликто опасном регионе – на Северном Кавказе. Здесь рост мусульман на фоне сокращения славяно-христианского действительно производит внушительное впечатление. В республиках Северного Кавказа мусульмане составляют свыше 70%, и их количество за последние два десятилетия возросло почти в два раза, в то время как доля славянского населения по разным причинам сократилась с 29,3% с 1980 г. до 19% в 2000 г.[24]. Мусульманский анклав на Юге России постепенно расширяется,  что в условиях нелегкой экономической ситуации, высокого уровня безработицы приводит к выплескиванию избыточного числа населения мусульманских республик в соседние регионы, где отношение к пришельцам, как правило, негативное. К тому же мигранты стараются держаться особняком, защищая свои групповые, этнические и конфессиональные интересы. Имеют значение и различия в культурных традициях, нормативах поведения. Таким образом, хотя увеличение мусульман само по себе не может быть угрозой стабильности, накладываясь на негативные социально-экономические условия, оно способно провоцировать межконфессиональную и межэтническую напряженность.

Пожалуй, демографический фактор не ограничивается для России чисто внутренней ситуацией. В отличие от Советского Союза, который намного превосходил численностью населения всех своих мусульманских соседей, Россия в этом отношении вполне с ними сопоставима. Более того, она уже уступает по численности населения Пакистану, к ней «подбирается» Бангладеш. Суммарное количество жителей Турции и Ирана уже превысило число россиян. Напомним, что, например, в 1970-е гг. население СССР превосходило Турцию, Иран, Пакистан вместе взятые почти в два раза. Таким образом, стратегический людской ресурс России уже не выглядит в глазах соседей исключительным, что само по себе меняет их отношение к ней.

Кстати, рикошетом это обстоятельство сказывается на психологии российских мусульман, которые избавляются от традиционного для советской эпохи «комплекса младшего брата», справедливо полагают свой статус меньшинства в известном смысле условным, ибо одновременно являются частью более чем на порядок превосходящей Россию по населению общности. Практически на каждом проводимом российскими мусульманами мероприятии  упоминается, сколь велико количество приверженцев Аллаха во всем мире.

В каком-то смысле демографию мусульман России можно сопоставить с положением в Индии. Там процент мусульман колеблется в пределах 11–12 процентов, и они также концентрируется в нескольких регионах – по западной и восточной окраине субконтинента. В штатах – Пенджабе, Джамму и Кашмире, Аруначал Прадеше, Мегхалайе, Нагаленде, Мизораме — они составляют большинство. Кроме того, в ряде штатов, например Гуджерат, Бихар, проживает значительное мусульманское меньшинство.

Разумеется, сравнивая Индию и Россию необходимо держать в уме абсолютные цифры. Мусульманское меньшинство Индии – около 150 млн чел. –  превосходит население России. Однако примечательнее как раз схожесть ситуации: и в России, и в Индии демографический вопрос становится заметным в связи с действующими или потенциальными конфликтами в районах совместного проживания.

В 1970-е гг. индийские политики, опасаясь нарушения демографического баланса (вслух об этом не говорилось), стали принимать такие чрезвычайные меры, как «добровольно-принудительная» стерилизации лиц, не способных прокормить свое потомство. Главный удар наносился по индийским мусульманам, уровень жизни которых оказывался ниже, чем в среднем по стране. Эти меры, вызвавшие протест не только у них, но также у индуистов и сикхов, в 1977 привели к отставке тогдашнего премьер-министра Индиры Ганди.

 Насколько с демографической точки зрения важно для Индии непосредственное соседство с многонаселенными Пакистаном и Бангладеш? Такая ситуация для нее вполне привычна. (До 1947 все три страны находились в составе Британской Индии.) Население обоих государств даже за вычетом мусульманской внутренней общины Индии уступает ей примерно в 3 раза. Местные мусульмане представляют собой единый культурный мир, разорванный государственными границами. С этой точки зрения, Индия продолжает существовать как единое поликонфессиональное культурное пространство в границах бывшей колонии. В отличие от России присутствие по соседству с ней мусульманских массивов не ощущается как нечто качественно новое и неожиданное.

С другой стороны, Индия стоит перед проблемой мусульманской миграции из Бангладеш. За последние 4–5 лет из этой вечно голодной страны в Индию переместилось  свыше 20, по другим данным свыше 30 млн мусульман (причем, нелегальных). Еще больше перебралось в Индию из Пакистана. Мусульмане же расселяются по всей индийской территории, вызывая раздражение индусов, накаляя и без того напряженные межконфессиональные отношения[25]. Заметим также, что с 1947 по 1997 гг. мусульманское население на территории Пакистана сократилось с 20 до 1 %, а Бангладеш – с 30 до 10 %[26].

Население индуистской Индии растет не меньшими темпами, чем у мусульман. И таким образом вряд ли можно говорить о том, что когда-нибудь в обозримом будущем Индия окажется на пороге в масштабах всей страны революционных демографических перемен. Зато негативным фактором становится общий рост населения Южной Азии, что снижает эффективность реформ, стимулирует многомиллионную безработицу и постоянно повышает стратегический потенциал внутреннего и межгосударственного противостояния. В результате относительно стабильный демографический баланс далеко не является залогом благополучия в отношениях между носителями двух самых многочисленных религий Индостана. Следует отметить и тот факт, что устойчиво быстрый рост народонаселения Индии и соседних с ней мусульманских стран (как и в целом мусульманского мира) делает их общества весьма терпимыми к большим людским потерям, что само по себе снижает порог прямых, в том числе вооруженных столкновений.

Для Китая рост мусульманского населения не особенно важен. КНР неуязвима в демографическом отношении. Во входящем в ее состав Синцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) проживает примерно 20 млн жителей, из которых примерно 60% составляют мусульмане. Сами китайские мусульмане утверждают, что их численность сознательно занижается властями, а на самом деле их количество превысило 25 млн чел. При этом местная администрация, якобы, не в состоянии проводить в жизнь общекитайский закон о контроле над рождаемостью и всячески преуменьшает истинное количество рождающихся мусульман[27].

В границах СУАР Пекин пытается решить вопрос переселением сюда ханьцев (их число возросло с 4% в 1949 г. до 40% к концу 1990-х[28]), а также ассимиляцией коренного населения. СУАР, пожалуй, единственный район во всем мире, где мусульмане натолкнулись на еще более сильную, чем у них демографическую энергетику.

Местные мусульмане не желают отказываться от ислама и фактически имеют две идентичности – национальную китайскую, гражданскую и собственно культурную, определяемую их этноконфессиональной принадлежностью. Мусульмане Китая «остались отличными от своих соседей-немусульман, одни просто храня память о своей инаковости, другие более сложным путем, добиваясь своего собственного места в Китае, который всегда оставался для них единственным домом»[29]. Надо сказать, что между мусульманами КНР существуют и немалые различия. Так, если городские жители в принципе готовы вписаться и вписываются в китайское общество, то сельское население остается хранителем исламской традиции. Это можно, впрочем, объяснить и тем, что  острие ассимиляции по вполне понятным причинам нацелено на город.

Впечатляющие успехи одерживает ислам в Африке. Они связаны здесь не с внешней миграцией, но с обращением в мусульманскую веру десятков миллионов африканцев. Если к началу 1980-х гг. мусульмане в Африке составляли 41,2% населения континента[30], то в начале века ислам исповедовало уже более половины его, 800 млн жителей. Ислам приспосабливается к местным культурным традициям, оказывается достаточно гибким, а следовательно, синкретичным. В то же время, особенно в последние годы, в нем сохраняется и даже усиливается исламская универсалистская тенденция. В Западной Африке меридиональное продвижение ислама на юг происходит несколько быстрее, чем в Восточной Африке.

Свыше 50% составляют мусульмане в самой многонаселенной стране Африке 123 миллионной Нигерии. Причем, именно в этом государстве в 1990–2000-е гг. были отмечены наиболее заметные в Африке эксцессы исламизма. Свыше 40% составляют мусульмане в преуспевающей по местным меркам Буркина-Фасо, за 10% мусульман в христианской и одновременно языческой Гане...

На африканском континенте продолжается конкуренция трех религий – ислама, христианства и традиционных верованиях. Наиболее активно ведет себя ислам, который перехватил инициативу у христианских миссионеров. Думается, что уже в нынешнем столетии исламизация Африки достигнет своей кульминации, в результате чего ислам окончательно станет первой религией континента, заметно опередив христианство, оттеснив язычество на социокультурную периферию. Однако триумф ислама в Африке отнюдь не решает экономических и социальных проблем континента, в том числе его перенаселенность, а, следовательно, не остановит миграцию в развитые страны, усилив в ней конфессиональный акцент.

В ислам обращаются коренные жители не только африканского континента. Аналогичные процессы, хотя, разумеется, не в столь широких масштабах, имеют место и в других регионах. Статистика на этот счет условна. Но, тем не менее, имеются данные, что только во Франции ежегодно ислам принимают 50 тыс. человек[31]. Приняли ислам 10–15 тыс., а по некоторым данным до 50 тыс. итальянцев[32] и более 100 тыс. немцев[33], 10 тыс. британцев[34], примерно 3 тыс. испанцев[35]. Тысячи европейцев переходят в ислам в Швеции, Голландии, Бельгии. Среди новообращенных большинство составляют женщины, причем по некоторым данным в пропорции 4:1.

Существует информация о том, что в США в ислам ежегодно переходят 25 тыс. чел., среди которых христиане, индусы, иудеи[36]. Согласно проведенному сразу четырьмя американскими мусульманскими группами исследованию, ислам уже приняли 2 млн американцев.

Сколько славян становятся мусульманами в России и в других государствах СНГ, точно сказать невозможно. Одни считают на сотни, другие на тысячи. Время от времени в РФ даже возникают мусульманские славянские организации, последняя из которых образовалась в Омске в 2004 г. А по уверению газеты «Все об исламе», только в Киеве насчитывается 10 тыс. мусульман славянского происхождения[37]. И все же пока число новообращенных незначительно.

Отдельная тема – «мусульманские жены», т.е. славянки, вышедшие замуж за мусульман. Какую долю процента среди российских мусульман составляют эти женщины, сказать невозможно. К тому же, в разных семьях межконфессиональные отношения между супругами строятся по-разному. Сознательно переходят в ислам чаще всего русские жены арабов. В российской печати появляются материалы, в которых рассказывается о том, с какой ревностью новообращенные мусульманки  относятся к соблюдению исламских норм, которые они противопоставляют своей «первой религии». В то же время славянки, вышедшие замуж за татар, азербайджанцев, выходцев с Северного Кавказа, как правило, не считают себя мусульманками, а в таких семьях религиозная компонента невелика. (Исключение, пожалуй, составляют браки с чеченцами).

Конфессиональную принадлежность рожденных в смешанных браках детей определяют их родители. По исламским же понятиям их потомство автоматически становится мусульманами. В общем, число смешанных браков не столь велико, чтобы говорить о некой новой генерации мусульман.

Среди неофитов немало тех, кто принял новую религию в чисто прагматических целях или ради эпатажа. В России несколько десятков славян стали мусульманами после участия в войне в Афганистане[38]. Известны случаи принятия ислама военнослужащими, сражавшимися в Чечне.

Еще в начале 1980-х Даниэл Пайпс отмечал, что люди Запада [westerners] используют переход в ислам «средство для атаки на собственное общество, для людей, которым нелегко на Западе, вступление в ислам есть путь изменить allegiance и отбросить мир, в котором они выросли» [as a vehicle to attack its own society; for the people who feel ill at ease in the west, embracing Islam serves as a way to change their allegiance and to reject the world they grew up in][39].

Среди перешедших в ислам чемпион мира по боксу Кассиус Клей (Мухаммад Али), известный французский политик, коммунист Роже Гароди, знаменитый британский музыкант Кет Стивенс (Юсуф Ислам). В России ислам приняли, депутат Первого съезда народных депутатов Николай Энгвер (Ахмад), советник аппарата Государственной думы, бывший служитель православной церкви Вячеслав Полосин (Али).

В ислам обращаются антиглобалисты, в глазах которых он и в самом деле выглядит чуть ли не последним и главным барьером на пути глобализации. Существуют утверждения (они исходят преимущественно из мусульманских источников), что после 11 сентября число принявших ислам не только не уменьшилось, но даже возросло.

С другой стороны, принявших ислам американцев и европейцев «нельзя считать полноценными мусульманами. Это те же самые современные секуляризованные люди, бесконечно далекие от постижения основ веры». Причем их представления об исламе «сочетаются с абсолютной приверженностью западным ценностям»[40]. И, думается, что вряд ли когда-нибудь эти новообращенные мусульмане сольются с уммой, и уж тем более трудно предположить, что вслед за ними, обращаться в ислам станут их потомки.

Но, так или иначе, за пределами мусульманского мира все же появился узкий круг лиц, поменявших свою «первую религию» на ислам, каждый из которых по-своему предан новой религии.

Для мусульманских священнослужителей и политиков это обстоятельство служит дополнительным свидетельством превосходства ислама, также подтверждением растущей тяги к исламу. По мере сил они пытаются содействовать этому процессу. В Дагестане, например,  даже создан Комитет по делам новообращенных мусульман.

Растущее количество неофитов практически не влияет на соотношение мусульман и немусульман. (Исключение составляет Африка). Зато это обстоятельство умело обыгрывается мусульманскими лидерами, которые используют его для доказательства того, что ислам способен пересечь любые культурные и прочие границы и что люди и после 11 сентября не ассоциируют терроризм с исламом.

В каком-то смысле обращением, точнее возвращением в ислам полуатеизированных этнических советских мусульман можно считать и начавшийся в конце 1980-х гг. еще в СССР «исламский ренессанс». Религиоведы оправданно называют его «реисламизацией».

Демографический аспект представляется, пожалуй, наиболее деликатным в отношениях между мусульманством и остальным миром. Во-первых, быстрый рост количества мусульман является предметом их гордости, тем более, что он освящен религиозной традицией – такова воля Аллаха –
и высокий уровень рождаемости никоим образом не может рассматриваться как нечто негативное.

Во-вторых, очевидно, что для большинства мусульманских стран этот уровень является чрезмерным, ибо «съедает» экономический рост, если таковой вообще имеет место и тормозит развитие общества. Избыточное количество бедных отнюдь не способствует политической стабильности внутри общества, порождает внутри него раздражение против богатых соседей.

В-третьих, это ведет к росту миграции за пределы мусульманского мира, что постепенно меняет демографический баланс и инициирует этноконфессиональные трения. «При определенных критических обстоятельствах демографическое давление Юга на Север способно соединиться с военно-политическим давлением, привести к крупномасштабной перекройки политической карты мира и т.п.»[41]. Похоже, что мир начинает постепенно втягиваться в этот непредсказуемый процесс.

Тем более,  в-четвертых, в мусульманском мире, особенно среди его радикальной части демографический рост рассматривается как политический фактор, способствующий усилению военного и военно-политического потенциала, что обуславливает неуступчивость мусульманской стороны в некоторых конфликтах.