«АРАБСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ».
ИТОГИ. РЕЗУЛЬТАТЫ  ДЛЯ РОССИИ. ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?

М. Н. Гусев,
кандидат экономических наук, востоковед

Говоря о религии, не забываем ли мы о Боге.

Эти вопросы, как, впрочем, и ответы на них, уже не раз фигурировали в прессе и на различных научных форумах. Ответы многочисленны и весьма противоречивы. Варианты суждений в большинстве своем носят риторический характер в силу неоднозначности возникшей ситуации и глубины проблем. В своем подавляющем большинстве то, что высказано, подтверждено фактами и доказательствами. Но всегда ли делаются на основе фактов объективные выводы?

Обращают на себя внимание частые упоминания о том, что бурные события в ряде стран Ближнего Востока и Северной Африки резко осложнили ситуацию в странах, где они происходили, ударили по состоянию экономики, снизили ВВП, разрушили систему производственных связей. Как результат — снижение жизненного уровня населения и обострение напряженности. Конечным же результатом этих революций, по мнению немалого числа аналитиков, явилось усугубление напряженности, откат на позиции более консервативные, чем до отмеченных событий, в мироощущениях основной массы населения, усиление влияния радикалов. Но любая ломка изживших себя отношений связана с издержками и потрясениями, и винить в этом правомерно как носителей революции, так и тех, кто им противостоит. Тем более, что консерваторов такая ситуация может устраивать, поскольку дает им возможность переложить вину за бремя тягот на тех, кто ратует за смену обстановки. Они могут усугублять эффект разрухи. В ней они видят опору для отрицания стремления к обновлению устаревших отношений. Радикалы различных мастей на благодатной для них почве также всячески стремятся повернуть ход еще не определившихся исторических событий в свою сторону, не хотят упускать случая для того, чтобы выхватить власть у взбунтовавшейся толпы.

Немало говорилось и о том, что все эти события — не что иное, как работа спецслужб США, стремящихся подобным образом решить в регионе собственные проблемы. Допуская такой вариант, сразу можно заметить, что даже если это отчасти и так, американцы никогда бы не полезли в авантюру, не усмотрев предварительно соответствующей обстановки. Если внешние силы и приложили руки к «арабской революции», то они могли лишь ускорить ее, а не стать основной причиной. Именно эта обстановка во всех ее аспектах заслуживает особого внимания.

Не отрицая отмеченных негативных процессов, лежащих на поверхности, все же не следует переоценивать их воздействие. Возможно, полезно несколько пересмотреть концепцию подхода к оценке событий. На обширнейшем пространстве, которое представляет собой исламский мир, есть мотивы, определяющие суть событий. Вряд ли кто может оспорить, что при рассмотрении проблем, связанных с религией, как и при изучении самой религии, за основу нужно брать ее глубинное внутреннее содержание, ее душу и, если хотите, божественное предначертание, взывающее к миру, доброте и справедливости. Происки же радикалов или зарубежных спецслужб, играющих на диаметрально противоположных направлениях, не могут иметь устойчивого потенциала. Всякая религия, тем более такая мощная, как ислам, имеет собственную иммунную систему, не позволяющую использовать ее в прагматических целях. Те, кто пытаются сделать это, приходят к результатам, весьма отличным от желаемых. Примеры из истории неоднократно свидетельствуют об этом.

Сказанное можно подразделить на общее и частное. Общее своим наполнением осуществляет магистральное направление развития данной общности, опираясь на ее глубинные характеристики. Частное на фоне этого фактора может осуществлять эпизодические происшествия противоречивого, порой непредсказуемого характера. Но вне зависимости от них, главное историческое действо свершается под влиянием системообразующего фактора. С этих позиций на многое можно и нужно смотреть совершенно другими глазами и события «арабской революции» выглядят совсем иначе. Главный ее результат — она всколыхнула всемирную умму, заставила многие вещи, связанные с ее устройством, в том числе и перспективы ее развития, оценивать с других позиций. Душа сообщества, приверженность высоким и благородным идеалам, предначертанным свыше, его внутреннее содержание при всех отклонениях сектантского плана (каких бы размеров секты не достигали) определяют главное направление развития. Главенствующее здоровое начало всемирной уммы, заложенное со времени ее зарождения, является определяющим фактором.

Нельзя не заметить, что все события неразрывно связаны и практически совпадают по времени с системными позитивными сдвигами, происшедшими в исламском мире в целом. Доказательств много. Исламский мир обращается к демократическим ценностям. В январе 2012 г. в Индонезии произошла седьмая сессия стран — участниц Парламентского Союза ОИС (ПСОИС). Мероприятие прошло под знаком «ПСОИС как инструмент для укрепления демократии, всеобщего процветания, справедливости и мира во всем мире». Это было беспрецедентное событие. Ничего подобного среди мусульман в таком масштабе никогда не проводилось. Присутствовали делегаты из 51 страны, среди них Саудовская Аравия, Турция, Пакистан, Иран, Ирак, Афганистан, Малайзия. Важнейшие центры исламской цивилизации были представлены в полном составе. Вслед за этим был создан Совет по правам человека для исламского мира. Следует отметить, что идеи, заложенные в эти мероприятия, претворяются в жизнь. Они были в частности реализованы во взаимоотношениях Джакарты и Эр-Рияда. Тогда Индонезия спасла от смертной казни в Саудовской Аравии несколько десятков своих подданных. Ранее такие казни на площадях были заурядным действом.

Происходят в исламском мире существенные сдвиги и в социальной и бытовой сферах. Идет раскрепощение женщин, в ряде исламских стран женщины занимают сегодня высокие государственные посты. Все чаще звучат голоса за отказ от многоженства. В мусульманском мире происходит и сексуальная революция. Не торжество распущенности и порока, как принято подчас считать, а попытки высвобождения женщины от гнета средневековых представлений о ее положении в семье. Делаются попытки отказа от табу на обсуждение тех вопросов личной и семейной жизни, которые подавляют женщину как личность, превращают лишь в исполнительницу воли и прихотей главы семьи. Не есть ли это отрицание сложившейся веками архаики общественной и личной жизни мусульман — главное содержание «арабской революции» или ее основная составляющая? Не эти ли ее проявления порождают позывы культурного, идеологического и духовного содержания всемирной уммы? Позитивные сдвиги, происходящие в исламском мире, подспудно толкают арабские страны к тому, чтобы вырваться из анклава консерватизма и архаики.

Эти события и причины, вызвавшие их, и являются подлинным проявлением революции, составляют ее суть и душу, ее — не надо бояться высоких слов — божественное предначертание. Как бы ни сопротивлялись консерваторы, развитие всемирной уммы, ее идейное содержание, идет в направлении отказа от архаичных форм толкования религии, порожденных средневековьем. Появляются диктуемые временем иные формы приверженности религии, более повернутые в сторону гуманности, толерантности, открытости и сближения с теми духовными ценностями, которым следует мировое сообщество. Есть основания полагать, что в этом и состоит основная суть «арабской весны», или же «арабской революции». Она имеет необратимый характер и постоянно расширяет сферу своего влияния.

Тем самым намечается путь к стиранию граней между исламским центром и периферией, и вне зависимости от различных препятствующих сил прокладывает дорогу вариант более полного интегрирования исламского мира в единое идеологическое целое. Как представляется, в этом может быть заложен путь к преодолению тех проблем, которые на сегодняшний день неразрешимы. Не случайно отмеченные достижения в исламском мире совпали по времени с «арабской революцией». Этому в значительной степени способствует исламская периферия, занимающая все более видное место в исламском мире. Странам периферии в большинстве легче преодолеть психологические барьеры в толковании религии и перестроиться на ее понимание в увязке с требованиями современных реалий. Их менталитет в силу исторических обстоятельств скорее запрограммирован на силы, которые способствуют разрастанию «арабской революции» в ее позитивном плане, чем на те, которые ей препятствует.

Разрастание возможных вытекающих из этого конфликтов могло бы вызвать в исламском мире дополнительные очаги напряженности. Но этого не происходит. Наглядным примером могут служить Индонезия и Турция, все более выдвигающиеся на авансцену исламского мира. Помимо всего прочего, идеологическая перестройка в сознании мусульман этих стран не требует трансформации властных структур, что в принципе всегда чревато обострением ситуации со всеми последствиями. Дальнейшее развитие этих стран по пути демократизации общества способно стать еще одним стимулом для разрастания исламской революции в целом. Индонезия явилась своего рода предтечей «арабской революции», ее творческой лабораторией. Стремления «арабской революции» начали формироваться и во многом свершились в Индонезии после падения 14 лет назад деспотичного режима Сухарто. Имеются в виду прямые выборы президента и парламента, реальный институт парламентаризма, относительная свобода прессы и т. п. Отношение определенных настроений в арабских странах к Индонезии выразил спикер Объединенных Арабских Эмиратов Мохаммад Ахмад Алмир на упоминавшейся седьмой сессии стран — участниц ПСОИС. Он представил Индонезию в качестве примера для подражания членам ОИС в ее успешном продвижении к демократии и терпимости исламской культуры. Он также заявил, что Индонезия является ведущей мусульманской страной в деле практического распространения демократического ислама в повседневную жизнь и представляет собой гордость исламского мира.

Не станет ли Индонезия на этой волне одним из лидеров исламского мира, утверждая в нем своим примером современные формы государственности в странах с преобладающим исламским населением? Да, социум арабских стран по своему развитию далеко отстает от социума индонезийского или турецкого. Но ведь еще совсем недавно никто не мог предположить самого факта «арабской революции». Мы живем в мире коренных ломок и непредсказуемых событий. Говоря о новых вариантах лидерства в исламском мире, приходится учитывать намечающееся соперничество. На роль проводника современной исламской государственности претендует и Турция. Этот факт свидетельствует о принципиально новой ситуации, сложившейся в исламском мире под воздействием «арабской революции». Новая ситуация — новые противоречия, новые интриги. Новый идеолог новой исламской государственности имеет перспективы стать новым центром силы и влияния.

Изложенное выше — не более чем отдельные фрагменты крупномасштабного, скорее глобального воздействия «арабской революции» на исламский мир и, очевидно, не в меньшей степени на всю мировую систему. Ее воздействие может оказаться значительно шире. Это и перегруппировка сил в исламском мире, и новая система взаимоотношений Восток–Запад и Север–Юг. Исламский мир уже поделен на сторонников и противников «арабской революции», не все последствия которой предсказуемы. И все же ясно, что соотношение сил, в конечном счете, меняется в пользу ее сторонников. Положительные перспективы имеют под собой почву. Исламский мир ждут глубокие перемены.

Искра, вспыхнувшая на Ближнем Востоке и в Северной Африке, несет большой энергетический потенциал. Может быть, история повторяется, но уже совсем под другим соусом. Революционные искры спустя ряд десятилетий вновь становятся поводом для серьезных размышлений о перспективах развития политической ситуации в нашей стране. Разница состоит в том, что на текущий момент очаг политических интриг разгорается за рубежом. Расшатывание под влиянием «арабской весны» политических устоев, на которых главенствование в исламском мире концентрировалось в арабских странах, придерживающихся ортодоксального ислама, привело к активизации исламской периферии. Это оказывает непосредственное влияние на состояние российской уммы. В последнее время наблюдается повышенный интерес к российскому мусульманскому сообществу со стороны ряда мусульманских государств. Это, прежде всего, Турция, Иран и Индонезия. Интересно задуматься над обстоятельствами, которые склонили эти страны к сближению с российской уммой. Названные страны представляют собой значительную часть исламской неарабской периферии, обладающей серьезным экономическим и политическим потенциалом. Этот фактор становится своего рода возбудителем спокойствия. Определенное несоответствие их потенциальных возможностей с реалиями сегодняшнего дня, незаслуженно низкое, на их взгляд, местоположение в мировой иерархии, прежде всего — в исламском мире, побуждает их к поискам вариантов «исправления» исторической несправедливости. Более того, проведение подобного политического курса для руководства этих стран диктуется необходимостью удержания власти внутри страны посредством игры на националистических и религиозных чувствах основной массы населения.

Религиозный фактор, вопреки многим ожиданиям, становится в значительной степени определяющим в принятии политических решений на мировом уровне. Это относится как к указанным странам, так и непосредственно к России. По этой причине российская умма становится объектом пристального внимания и внешнеполитической деятельности со стороны ряда исламских стран. Ее относительно небольшая численность — порядка 25 млн — с лихвой компенсируется принадлежностью к российскому государству с его высоким политическим потенциалом на международной арене и той ролью, которую оно играет в решении вопросов, касающихся исламского мира. Есть основания полагать, что через российскую умму с учетом этого фактора отдельные страны надеются решать собственные внешнеполитические проблемы.

Названные страны действуют под единым лозунгом продвижения в России гуманного и справедливого ислама, что само по себе вряд ли может вызвать осуждение. Но это понятие требует тщательного анализа, так как расхождения в толкованиях, что следует понимать под таким исламом, тем более исходящих из разных стран, не раз приводили в истории к трагическим результатам. При этом, видимо, ошибочно полагать, что отдельные арабские страны, также пропагандистски обосновавшиеся в ряде регионов России, будут спокойно сдавать позиции. У них также есть свои политические цели и задачи. Соперничество за присутствие на пространстве РФ и влияние на российскую умму нарастает, что само по себе взрывоопасно.

Международные отношения, политика, даже если они базируются на общности религии, в первую очередь решают прагматические задачи. Главная из них — распространение влияния на чужом политическом поле с последующим вовлечением в орбиту собственных интересов. Этому способствует ситуация, сложившаяся на текущий момент в российской умме. Как отметил первый заместитель председателя Духовного управления мусульман Европейской части России (ДУМЕР) Дамир Мухетдинов, «отсутствие единства среди мусульман в регионах Приволжского округа уже давно стало проблемой как для самих мусульман, так и для представителей власти» (IslamRF 24.09.2012). Такое положение с определенным допущением можно констатировать по российской умме в целом. Именно эта ситуация дает возможность нахождения своего рода ниши для различных стран, преследующих собственные интересы. При внешне союзнических отношениях названные страны характеризуются единым стремлением достижения лидерства в исламском мире, что не может в итоге не привести к соперничеству и конкуренции.

В определенной степени уже намечается раздел пространства российского мусульманского сообщества на сферы влияния. В этом в принципе заложен источник разрастания конфликта непосредственно внутри российской уммы, если события и дальше будут развиваться подобным образом. Такой вывод порой напрашивается в результате анализа складывающихся отношений отдельных муфтиятов с зарубежными партнерами. Все три названные страны пытаются проводить патронажную политику, спонсируя и финансируя различные программы, включая обучение и культурный обмен. В прошлые века странствующие проповедники и дервиши несли ислам в массы, зачастую распространяя упрощенные идеи среди малообразованной или даже практически неграмотной публики. Если рассматривать текущий обмен студентами и преподавателями как новую форму миссионерской деятельности, то в данном случае она проводится образованными людьми среди образованных людей, что соответственно повышает ее эффективность. Думается, что, проучившись в другой стране длительное время и вкусив другое понимание и восприятие действительности, наши молодые соотечественники в определенной степени становятся проводниками идей и взглядов, полученных извне.

Скорее всего, участники конференций и семинаров, проводимых мусульманским зарубежьем, в том числе наставники в исламском банкинге и других видах бизнеса, — тоже не случайные люди с точки зрения их религиозных воззрений. В данном случае воздействию пропагандистской деятельности подвергаются наиболее дееспособные, экономически самостоятельные и политически активные слои общества. Главное — продвижение в российской среде идей и интересов ислама в его понимании странами, активно внедряющимися в российское мусульманское сообщество, а также сам факт их присутствия на российском политическом поле. В ход идут дорогостоящие гранты и пожертвования. Подобный курс со стороны внешних партнеров подчас ставит россиян, входящих в отдельные муфтияты, в прямую зависимость от зарубежных благотворителей. При таком раскладе российская умма является скорее объектом, а не субъектом международных отношений.

Ситуация объективно нуждается в корректировке. Следует отметить, что необходимость выборочного подхода к распространению зарубежного влияния на развитие и состояние российской уммы прослеживалась и ранее — до начала активизации этого процесса в связи с «арабской весной». Но именно «арабская весна» придала новый импульс попыткам воздействия влиятельных зарубежных мусульманских сил на российскую умму. Безусловно, это лишь одна сторона исторически объективного и закономерного процесса взаимодействия с уммами других стран и более полного интегрирования в мировое мусульманское сообщество. Не в коем случае не имея намерения умалить достижения «арабской весны», автор лишь стремится разобраться в сложных и противоречивых процессах, происходящих во всемирной умме.

Особенность религиозного возрождения ислама в постсоветской России заключается в воздействии на него зарубежных сил. Эти силы под декларированием гуманитарно-просветительских целей и отчасти их реализацией, решают конкретные политические задачи. Со стороны государственных органов практически препятствия этому долгое время не было. Более того, некоторые представители республиканских властей в частности в Татарстане в 1990‑е гг., рассматривали активную миссионерскую деятельность иностранных просветителей как сближение с мусульманским миром, что находилось в фарватере интересов местной правящей элиты, взявшей курс на построение «суверенного государства». Такой курс нередко вступал в противоречие с подлинно гуманными устоями традиционного российского толкования этой религии.

Российский исследователь Раис Сулейманов отмечает, что традиция татарского дореволюционного богословия, сумевшего за столетия российского самодержавия обосновать необходимость мирного сосуществования в многоконфессиональном обществе, не получила должного развития в 1990‑е гг. Это было вызвано агрессивным натиском духовной экспансии зарубежных мусульманских стран, обладавших значительными материальными ресурсами для ведения широкой по охвату пропаганды — от финансирования строительства мечетей до образовательной деятельности в разных сферах. Она заключалась в тиражировании религиозной литературы иностранных проповедников, открытии сети образовательных учреждений, как религиозных, так и светских, пользовавшихся большой популярностью и воспринимавшихся населением в качестве элитных, создании сети мусульманских летних лагерей и организации зарубежного обучения. Носители традиционного для татар ислама ханафитского мазхаба (по имени основателя религиозно-правовой школы суннитского ислама Абу Ханифы, 699–767), которой придерживается большая часть российских мусульманских народов, проигрывали в конкуренции с зарубежными миссионерами.

С развалом СССР распалась и единая система мусульманского религиозного образования. В Советском Союзе существовал единый для всех мусульман центр подготовки кадров — в Узбекистане, где учились на имама в медресе «Мир-Араб» в Бухаре и Исламском институте в Ташкенте. Такая организация официального мусульманского образования позволяла контролировать этот процесс, прививать учащимся ориентацию, учитывающую интересы государства, что на тот период было свидетельством гражданского патриотизма мусульманского духовенства. Учиться в зарубежных странах могли только те, кто прошел обучение в Узбекистане, а за пределы СССР будущий имам мог отправиться на учебу только после тщательной проверки и не без соответствующего контроля.

В постсоветский период умма стала объектом религиозного влияния разных стран зарубежного исламского мира. На текущий период отчетливо прослеживается влияние арабских стран (Саудовская Аравия, Египет, Кувейт), Турции, Ирана, Пакистана и стран Юго-Восточной Азии. Особенно наглядно это проявилось на примере Татарстана. Распад СССР и неопределенный статус самого Татарстана в составе России (в 1990 г. в республике была принята Декларация о государственном суверенитете, а в 1992 г. проведен референдум, по итогам котором Татарстан получил статус «суверенного государства, ассоциированного с Россией») в условиях слабости федерального центра и отсутствия должной вертикали власти породил у местной элиты желание начать активную международную политику. На этом фоне стремлением тюркских республик бывшего СССР было заручиться поддержкой Турции — этнически и религиозно «родственной» республики. Турция преследовала и свои интересы в «братских» тюркских республиках, выступая в роли «старшего брата». В 1990‑е гг. в Татарстане было открыто 7 татаро-турецких лицеев, которые стали восприниматься населением в качестве элитных школ. Расчет был, по всей вероятности, на переориентацию в сторону Турции истеблишмента республики, который через 15–20 лет должны были бы составить выпускники татаро-турецких лицеев.

Усиление влияния Ирана связано с открытием в 2007 г. в Казани Генерального консульства этого государства. Еще в период до появления диппредставительства со стороны иранцев звучали обращения как к Духовному управлению мусульман республики, так и к региональным властям с предложением позволить построить шиитскую мечеть в Казани. Шииты в Татарстане представлены преимущественно этническими азербайджанцами. Власти этому воспрепятствовали, опасаясь дополнительного очага конфликтов и противоречий. Иранцы не оставляли эту идею и попытались вернуться к ней уже после начала работы консульства в Казани. Иранские дипломаты в Татарстане активно лоббируют идею открытия отдельного шиитского класса в одной из школ Казани. Они также проявляют явную заинтересованность распространить в среде татар антиизраильские настроения, что связано с внешней политикой Тегерана, направленной на противостояние с Израилем. Воздействовать на татарское население тщетно пытались через местные СМИ. Антисемитские настроения в целом в республике поддержки не встретили.

В последнее время проявился беспрецедентный до этого интерес к российской умме со стороны влиятельнейших мусульманских кругов Индонезии. В феврале 2011 г., во время визита советника по культуре посольства Индонезии в России Аджи Сурия в Казань, прозвучало предложение о готовности выделить 25 стипендий на обучение российских студентов в этой стране. Вслед за этим в мае 2011 г. состоялся визит в Татарстан делегации Исламского государственного университета в Джакарте «Шариф Хидаятулла» во главе с руководителем Субарното Абдул Хакимом. В июне 2012 г. регион посетили представители высшего руководства индонезийской мусульманской организации «Нахдатул Улама» во главе с генеральным председателем этой организации Саидом Акил Сираджом. Число приверженцев этой организации по приблизительным подсчетам превышает 40 млн человек — численность населения более чем среднего государства. Вряд ли столь представительный состав не подготовил предварительно программу, соответствующую его политическим целям.

Все вышесказанное не означает призыва к некоему «железному занавесу», призванному оградить спокойствие российской уммы (которого нет) от пагубного влияния конкурирующих сил внешнего воздействия. Последствия любого «железного занавеса» хорошо известны. Речь идет о том, как направить действия зарубежных носителей веры в русло, отвечающее интересам российской уммы и государства в целом. Очевидно, необходимо добиваться того, чтобы контакты с зарубежными партнерами не носили анклавный характер, а входили в конкретно выстроенную систему, исключающую местечковые интересы. Это, в свою очередь, ставит вопрос введения элементов централизации в структуру российской уммы, которые вряд ли достижимы без обретения единства. Призывы к нему были многократны и зачастую тщетны, однако проблема единства вновь заявляет о своей актуальности, особенно на фоне внешнеполитических обстоятельств. Вряд ли правомерно говорить о ее неразрешимости.

Здесь, возможно, следует обратиться к традициям российского ислама, уходящим корнями в досоветский период. В том не столь далеком с исторической точки зрения прошлом российское понимание и толкование ислама было почитаемо во всем исламском мире. Российских единоверцев не воспринимали в качестве младших партнеров, не позволяли себе патронажного поведения в отношении них и не пытались строить на этом реализацию своих интересов. Ныне в ряде регионов, или на отдельных их участках, налицо потребительское отношение к религии. Заслуживают осуждения те, кто осуществляет корыстный патронаж, и те, кто на это ведется. Не есть ли это забвение божественных заповедей? Разрешить эту непростую ситуацию должны сами российские мусульмане. Такая постановка вопроса при всей ее справедливости и актуальности сталкивается с определенными трудностями. Серьезным препятствием может стать большая раздробленность российского мусульманского сообщества, делающая шансы взаимопонимания и выработки единого или хотя бы преобладающего мнения порой весьма проблематичными.

Возникает объективная необходимость консолидирующей силы, способной обеспечить магистраль для выработки конструктивных решений по возрождению российской уммы на основе отечественных традиций богословия. Задача состоит в том, чтобы ее высокий созидательный потенциал служил интересам общества и государства, а не был объектом зарубежных авантюр или же честолюбивых устремлений местных политических деятелей, скрывающих под чалмой свои истинные цели. Как представляется, подлинные правоверные мусульмане в создавшейся непростой ситуации нуждаются в определенной поддержке.

На сегодняшний день единственной силой, способной выполнить такую функцию является вертикаль государственной власти. Это совсем не та государственная структура, что была в 1990‑е годы и раз проводила курс, именуемый «парадом суверенитетов», приведший к неисчислимым проблемам. Сегодня ее главная задача — сохранение целостности страны. Ситуация не простая. Традиционно в исламе в отличие от христианства отсутствует церковь в качестве иерархически и территориально структурированного духовенства, аккумулирующего в себе мистическое присутствие Бога и выступающего непременным посредником между Богом и верующими. Видимо, отсюда и исходит в ряде случаев неприятие мусульманами вторжения в мир их самоидентификации и духовного сближения с Богом сторонних сил.

Да, институт православной церкви с его иерархией, увенчанной непререкаемым авторитетом главы, подвергается небезосновательным упрекам в утверждении единомыслия и препятствия свободе мысли. Но это лишь одна сторона проблемы. Вместе с тем подобная структура церкви ставит надежный заслон всевозможным злоупотреблениям со стороны тех, кто самозвано объявляет себя носителями, подчас единственными, подлинной религии. К чему это приводит, хорошо известно. Во имя своих, чаще всего только декларированных, идей они совершают злодеяния, которые по своему масштабу не соизмеримы с провозглашаемыми ими целями. Эти цели не отражают их истинных намерений. Их намерения, по всей видимости, продиктованы основным и единственным стремлением — к захвату власти. В результате на обширнейшем исламском пространстве появляются такие по существу самозванцы, как Усама бен Ладен, Абу Бакар Башир и иже с ними. Они совершенно необоснованно наделяют себя правом решать проблемы религии, распоряжаться судьбами миллионов людей, издавать фетвы. Конечно, такие задачи никому не по силам, если у них нет помощников, и они находятся — на призывы таких самозваных лидеров откликаются подобные им фанатики на среднем и низовом уровнях.

В этом смысле Россия не является исключением. И нет никого, кто бы мог наложить запрет на деятельность, подрывающую устои религии, «отлучить от церкви». Ислам организационно децентрализован, и, видимо, из этого проистекают многие его проблемы. Известный мусульманский аналитик тунисского происхождения, писатель и общественный деятель Мустафа Тлили отметил, что арабский мусульманский мир тяжело болен, назвав болезнь политическим исламом. Но и теперь немало импульсов в понимании и толковании ислама исходит от арабских стран. Осознавая сложность и опасность ситуации, он указывает на то, что из нее необходимо искать выход и что «исламская исключительность», прежде всего арабский ислам, не должна быть проблемой всего мира. Но и периферийный ислам, как уже говорилось, также приходит в Россию решать, прежде всего, собственные интересы, далеко не всегда вписывающиеся в интересы России.

Необходимы меры воздействия. Есть основания полагать, что в современных условиях российская умма, подобно православному сообществу, также нуждается в определенной субординации и вертикали влияния, препятствующих обострению противоречий на религиозной основе, в том числе происходящих из-за рубежа. Насколько становится известно, такие настроения разделяет определенная часть российских мусульман, хотя нет оснований считать, что таких большинство. Многое неясно по причине отсутствия серьезного анализа сложившейся ситуации и сложности его проведения.

Этот исключительно тонкий вопрос приобретает особую актуальность, поскольку связан с проблемой консолидации всего российского общества. Было бы неправильно утверждать, что предлагаемый вариант изначально имеет шансы на успех. Предстоит разрешить немало сложных и, очевидно, болезненных противоречий. В частности, речь идет о правоверных мусульманах, о необходимости отстаивания их интересов в борьбе за подлинную религию. При этом предполагается некоторый отход от ее канонов. Это лишь одно, при этом далеко не единственное, противоречие. Но жизнь не стоит на месте. Она требует компромиссов. Очевидно, государству потребуется немало сил на их реализацию, но, судя по всему, игра того стоит.