Глава I.
Политические репрессии 1920-х — начала 1930-х годов в Татарстане: операции ОГПУ по ликвидации мусульманского духовенства

§ 1. Общие тенденции репрессивной политики в 1920-е годы

Карательная политика советского государства была направлена на различные слои общества. Уже с первых дней после совершения большевистского переворота его организаторами подписывались документы, которые предусматривали проведение репрессий против лиц, ведущих антисоветскую деятельность. Среди последних могли оказаться служащие, интеллигенция, представители различных сословий и партий, духовенство, рабочие и крестьяне. Для осуществления карательных мер была хорошо налажена и работа соответствующих органов.

Служители культа всех конфессий по определению руководителей государства изначально представляли собой «чуждый элемент», «эксплуататорский класс», который должен быть ликвидирован. Только их уничтожение должно было способствовать разрушению религиозного сознания среди народа. Революционные события и начавшаяся гражданская война стали первым актом советского государства по проведению карательной политики среди духовенства.

Одной из первых жертв красного террора из числа мусульманского духовенства Татарстана стал видный общественный и религиозный деятель, имам-хатыйб «Сенной» мечети Казани, мухтасиб Габдулла Апанаев. Он был расстрелян в 1919 г. по обвинению в участии организации «Забулачной республики». Как было указано в рапорте об его аресте от 28 июня 1919 г. Г.Апанаев «во время господства чехо-словаков в Казани выступал на Юнусовской площади с речью против большевиков и по его указанию был арестован один из видных коммунистов Мулла-Нур Вахитов».

В то же время, в целом по стране отмечались случаи разрушения церквей и мечетей, арестов и даже расстрелов служителей культа различных вероисповеданий. По постановлению военного трибунала Башкирии в 1919 г. были расстреляны известные представители духовенства, ишаны, отец и сын Курбангалеевы. Аналогичные меры применялись и в отношении православных священников.

Репрессии среди религиозных деятелей продолжались в течение всего периода гражданской войны и «военного коммунизма». Показательно в этом отношении антиправительственное выступление под названием «Черный орел», прошедшее весной 1920 г. в ряде уездов Казанской и Уфимской губерний. Отдельные его проявления обозначились еще в 1918 г., когда прошли крестьянские волнения недовольных политикой государства в деревне. В ходе подавления мятежей военной силой уничтожались не только восставшие крестьяне, но и представители мусульманского духовенства, обвиненные в идеологическом руководстве восстанием.

Наказаниям подверглись и другие муллы. В апреле 1920 г. в Буинске был арестован имам-хатыб 1 прихода д. Утямишево Больше-Тарханской волости Симбирской губернии (ныне в Тетюшском районе РТ) Камардин Салихов. Действия разворачивались на местном базаре, где толпа буинцев, недовольных политикой власти, высказывала антисоветские лозунги. По мнению чекистов, ожидалось организованное выступление со стороны татарского населения, организатором которого значится кулак З.Бикмухаметов, в гостях у которого во время ареста оказался К.Салихов. При чем, кроме этого факта, имя муллы больше не фигурирует в докладе уполномоченного ЧК Симбирской губернии, однако он заодно с другими признан виновным в контрреволюционных действиях с целью свержения Советской власти. Уже после вынесения приговора в органы поступило заявление от учителей школы и протокол общего собрания граждан д. Утямишево, в которых содержится просьба освободить К.Салихова, как «красного муллу», сочувствующему Советам и призывавшему отдавать детей в трудовую школу. Однако, как сказано в обвинительном заключении «ввиду объявления военного положения на территории Симбирской губернии и сознавая, что каждая кулацкая и поповская агитация и провокация действует губительно на ход революции и успех нашего красного фронта», Салихов был приговорен Коллегией ЧК Симбирской губернии к лишению свободы «на время гражданской войны».

Несмотря на наличие противостояния части духовенства с властью и репрессий в отношении первых, в этот период карательная политика не вылилась в их массовое уничтожение или нейтрализацию. Хотя физическое уничтожение священнослужителей продолжалось и в последующие годы. Так, одним из средств борьбы с голодом стала кампания изъятия церковных ценностей, закончившаяся варварским уничтожением и ограблением многих памятников культовой архитектуры. Она непосредственно затронула не только имущество храмов, но и их служителей. В одном из секретных писем членам Политбюро ЦК РКП(б) от 19 марта 1922 г. В.И.Ленин высказал мнение о проведении этой кампании «с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь, и в самый кратчайший срок». «Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, — говорилось далее, — тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать». Несмотря на то, что в письме, прежде всего, имелось ввиду православное духовенство, оно стало руководством к действию и по отношению к другим религиям.

Окончание гражданской войны и переход к государственному строительству во всех сферах жизни стали некоторым затишьем в конфронтации власти и религиозных организаций. Государственно-религиозные отношения в это время сводились к практической реализации отдельных положений Декрета об отделении. Спокойным характеризуется и отношение государства к исламу. По сравнению с такими антихристианскими акциями, как закрытие монастырей, изъятие огромных материальных средств организаций православной церкви и т.п. мусульманские приходы остались практически не затронутыми советской экспроприацией. Вообще до 1922 г. ни в отчетах Татарского обкома РКП(б), ни в сводках местного отдела Государственного политического управления (ОГПУ), ни в других источниках «мусульманский вопрос» практически не поднимается.

1922-1925 годы стали своеобразным переходным периодом от политики «заигрывания» к политике подавления ислама внутри России. Окончание гражданской войны и стабилизация положения советского правительства позволили перейти к решению внутренних задач, в частности к вытеснению религии и религиозных организаций из жизни общества. Активизация духовенства, как православного, так и мусульманского приводит к тому, что в правительственных кругах окончательно сформировывается мнение о необходимости полного контроля над духовенством и религиозными организациями.

С осени 1922 г. основным содержанием госинформсводок Татарского отдела ГПУ по религиозному вопросу становится активность мусульманского духовенства. В целом политическое положение Татарской республики в конце 1922 г. в партийных документах оценивается как удовлетворительное, рапортуется о 100 % выполнении продналога. Тем не менее, появляются сообщения о «происках» духовенства, в особенности мусульманского: «на почве сокращения сети школ и деятельности органов Наркомпроса вообще и политико-просветительских органов в частности, оно стремится к организации частных и специальных духовных школ и к введению преподавания вероучения в общегражданских школах хотя бы и во внеурочное время».

Информационные отчеты Татарского обкома еще с начала 1922 г. тревожно констатируют требования преподавания вероучения в школе и стихийно образовавшиеся религиозные школы. В мае 1922 г. на заседании Бюро Татарского обкома специально рассматривается вопрос о религиозном воспитании в школе. На места в срочном порядке мобилизуются инструктированные педагоги из числа партийных и комсомольцев для прекращения преподавания религии в школе. Постановлением обкома от 10 октября 1922 г. запрещалось использовать светские школы для обучения религии. В обкомовских циркулярах по борьбе с религиозным движением предлагалось отойти ото всех кампаний в деревне и целиком переключиться на антирелигиозную пропаганду.

В то же время центральными органами власти предпринимаются попытки поставить под свой контроль мусульманское духовенство и его организации путем дискредитации отдельных его представителей. В сентябре 1922 г. ЦК РКП(б) провел совещание ответственных работников татар и башкир, где было решено собрать через ГПУ материал о Комиссии помощи голодающим при Центральном духовном управлении мусульман (ЦДУМ) и разоблачить духовенство, публикуя в печати факты спекуляции отдельных лиц и установления связей с контрреволюцией.¹

Мусульманское духовенство становится в центре внимания государственных и партийных органов, его активность стала обозначаться в источниках как «религиозное движение». За отдельными его представителями устанавливается наблюдение, создается широкая агентурная сеть, прорабатываются все внешние и внутренние связи мулл. В конце 1922 г. проходит ряд совещаний антирелигиозной комиссии при обкоме партии, на которых неоднократно звучало предложение установить связь с ГПУ для выяснения настроения верующих и духовенства. Между тем в декабре того же года Татотделом ГПУ был подготовлен обзор политического состояния Татарской республики, в котором большое место занял анализ деятельности «антисоветских группировок среди татар и националистических тенденций мусульманской буржуазии». В нем отмечается, что религиозно-националистическое движение в республике стало косвенным результатом национально-освободительного движения на Востоке. По мнению сотрудников ГПУ, это движение проходит под лозунгом объединения мусульман, когда местные представители националистически настроенной буржуазии и духовенства устанавливают связь между собой и с заграницей, в результате чего на территории России якобы возникло несколько контрреволюционных организаций. В этом документе антисоветская деятельность духовенства определяется как: использование Комиссии помощи голодающим при ЦДУМ для установления контактов с восточными регионами (Сибирь, Средняя Азия), связь с Турцией и Германией через общественно-гуманитарные татарские организации типа «Общества помощи учащимся татарам в Германии» и др., непосредственное идейное влияние на массы путем организации религиозных школ и воспитания подрастающего поколения в националистическом духе. Таким образом, была выработана концепция мусульманского движения в Татарии и других регионах, одним из главных элементов которого стала деятельность духовенства.

Последующие события развивались по нарастающей. Любая активность мусульманского духовенства или представителей буржуазии тут же находила отклик в государственных и партийных органах. По мнению некоторых исследователей, вооруженное антисоветское сопротивление мусульман в Средней Азии и на Кавказе, традиционная исламофобия власти перед угрозой политического альянса мусульманских народов, вели к стремлению Москвы поставить под свой контроль мусульманские религиозные организации.

В начале 1923 г. на ряде заседаний Центрального Татаро-башкирского бюро при ЦК компартии обсуждался вопрос об усилении религиозного движения в Татарии и Башкирии и борьбе с ним. Большая полемика вокруг этой проблемы развернулась в высших кругах Татарстана. Одной из основных тем VII областной партийной конференции (март 1923 г.) было стихийное разрастание сети мусульманских школ в республике. Мнения по вопросу борьбы с этим явлением разделились. Не отвергая принципиальную позицию о необходимости бороться с активностью духовенства, «правые» и «левые» расходились в методах этой борьбы: первые считали, что противопоставить мусульманским школам можно только хорошо налаженную сеть советского образования, вторые же склонялись к усилению репрессивных функций государства в религиозной политике.

В целом по стране можно наблюдать тенденцию ужесточения религиозной политики. В 1923 г. принимается целый ряд постановлений, сильно ограничивавших возможности верующих на полную свободу отправления своих убеждений: декрет СНК РСФСР о регистрации религиозных обществ, циркуляр НКВД РСФСР о поднадзорности обществ органам внутренних дел и юстиции, инструкция НКВД и НКЮст о регламентации доходов служителей, а также постановления, ограничивавших возможности религиозного образования. Под жесточайшим контролем государственных органов проходил и Всероссийский мусульманский съезд. Еще на заседании Политбюро ЦК РКП(б) в мае 1923 г. был отдельно рассмотрен вопрос «О съезде мусульманского духовенства». Все меры, предпринятые органами партии и государства в связи с предстоящим мероприятием, свидетельствовали о чрезвычайной важности вопроса. Всероссийский съезд представителей мусульманского духовенства и приходов был разрешен, однако он должен был проходить под жестким контролем органов ГПУ. Из мусульман создавались особые наблюдательные комиссии, которые информировали об общем настроении мусульманского духовенства и тенденциях размежевания среди него.²

Все это свидетельствовало о стремлении государства поставить ЦДУМ и религиозные организации под свой контроль. С другой стороны, «штурмовщина» в борьбе с духовенством и религией привела к возмущению верующего населения. В центральное и местное правительства усилился поток жалоб на ущемления религиозной свободы, среди которых большинство касалось запрета религиозного образования. В этих условиях проявилась двойственность государственной политики в отношении религии. Не ослабляя антирелигиозной борьбы, правительство было вынуждено пойти на некоторые уступки мусульманам. Главным событием конца 1923 г. стало разрешение мусульманского образования.

Однако это стало последней уступкой власти мусульманскому населению. В последующем даже право на получение религиозного образования было сильно урезано. Также были приняты ряд постановлений и инструкций, которые противоречили ранее вышедшим законоположениям. Принятие законодательства о культах, которое нарушало принцип отделения церкви от государства и ставило религиозные общества под контроль властей, требовало изменений и в структуре государственных учреждений, ведавших религиозной политикой.

Стремительный рост количества мусульманских религиозных школ в 1924-1926 гг., съезды мусульманского духовенства и плохая постановка антирелигиозной пропаганды среди мусульман были основными темами сводок ГПУ и отчетов Татобкома партии по религиозному движению. Однако вплоть до 1926 г. со стороны государственных и партийных органов наблюдается выжидательная позиция по отношению к религиозной проблеме. В этот период со стороны местной власти не было предпринято практически ни одной инициативы по ужесточению религиозной политики. В многочисленных отчетах лишь постоянно констатируется та или иная сторона деятельности мусульманского духовенства.

Необходимо констатировать, что за период после гражданской войны и до 1926 г. советское правительство заняло выжидательную позицию в решении мусульманского вопроса. Духовенство в это время могло почти беспрепятственно осуществлять свою работу. Это подтверждает факт организации региональных и всероссийских съездов, на которых выдвигались самые смелые требования к власти, открытие религиозных школ и др. В этих условиях проявилась двойственность исламской политики государства. С одной стороны оно постепенно сужало рамки религиозной свободы, контролируя деятельность духовенства. С другой стороны, власть шла на уступки верующему населению, в частности, по вопросам религиозного образования. В целом же за этот период шло изучение идеологического противника — духовенства, вырабатывались концепции об отношении к нему и борьбе с ним. Понятие «мусульманское религиозное движение» твердо вошло в государственные и партийные документы, а мусульманское духовенство становится центральным объектом антирелигиозной борьбы.

Подводя итоги своей работы за 1922-1925 гг. Татарский обком в отчете о политическом положении республики высказал мнение, что движение мусульманского духовенства заслуживает того, «чтобы им ЦК специально занимался». Здесь же подчеркивалась особая необходимость усилить наблюдение за ЦДУМ и проверить связь религиозных деятелей с заграницей, с мусульманской эмиграцией.

Активные инициативы в этом направлении начались с начала 1926 г. Причиной их стало резкое увеличение числа религиозных школ. Кроме этого серьезную обеспокоенность вызывали региональные съезды мусульманского духовенства в преддверии всероссийского форума. На них выдвигались самые разнообразные требования, которые прямо противоречили государственной политике в отношении религии и духовенства.

Все это сильно встревожило государственные и партийные органы республики. С началом апреля проводятся ряд закрытых совещаний, посвященных этому вопросу.

В апреле 1926 г. ЦК ВКП (б) провел первое совещание по проблемам антирелигиозной работы. Подводя итоги атеистического движения в стране с 1917 г., совещание предложило новые формы антирелигиозной пропаганды. Причем, среди них особое место занял учет специфики религиозных представлений у последователей ислама, работа среди которых столкнулась с массой трудностей.³ 10 августа 1926 г. Татобком ВКП (б), рассмотрев вопрос о религиозном движении среди татар, отметил оживление его за последние годы. В постановлении обкома подчеркивается одна из главных причин этого явления — рост нэпмановской и кулацкой национальной буржуазии, которая оказывает широкую поддержку мусульманскому духовенству, а главной формой проявления активности религиозного движения явилась работа религиозных школ. Поэтому обком наметил основные направления антирелигиозной пропаганды: расширение сети советских школ в татарских селах, улучшение их материальной базы, пропаганда образовательной политики советской власти и преимуществ светской школы; обращалось особое внимание на усиление антирелигиозной работы среди молодежи.

Соответствующую работу проводил и Татотдел ОГПУ. В своих отчетах перед Восточным отделом ОГПУ в Москве он также признавал факт роста религиозного движения и слабость советских организаций. Кроме идеологических соображений по борьбе с религиозным движением местный отдел ОГПУ на основании секретного циркуляра начал сбор информации о наиболее активных участниках этого движения — мусульманском духовенстве. Таким образом, создавалась обширная база данных для последующих репрессий.

В начале 1927 г. Татобком ВКП (б) вновь рассмотрел вопрос о религиозном движении. Этот период характеризуется резким снижением числа религиозных школ и активности духовенства. На одном из заседаний секретарь обкома М.Хатаевич отметил, что причиной такого успеха явились административно-запретительные меры, когда разрешения на открытие школ намеренно оттягивались, статьи в местной печати носили характер травли мусульманского духовенства. Перегибы были признаны и со стороны правительства. Председатель СНК ТАССР Х.Габидуллин отметил ряд фактов незаконного закрытия мечетей и ареста мулл. В целом на заседании Бюро обкома 18 января 1927 г. все участники высказались за признание факта ослабления религиозного движения и недопущения нарушения законности в религиозном вопросе.

В это время в Москве предпринимаются реальные шаги по окончательному уничтожению религии. В мае 1928 г. Политбюро ЦК ВКП(б) принимает решение о закрытии мусульманских религиозных школ. С конца 1927 г. среди правительственных органов начинает складываться мнение о сокращении числа съездов духовенства, о затем и полном их запрещении. Кроме того, 1927 год отмечен первыми попытками политических репрессий в отношении духовенства.

Репрессии в отношении мусульманского духовенства снова начинают проявляться именно в этот период. Связаны они были, прежде всего, с их профессиональной деятельностью. В апреле 1927 г. арестован имам-хатыйб мечети г. Агрыза, мухтасиб Агрызско-Елабужского района Якуб Адутов, известный своей деятельностью в области мусульманского образования и как защитник прав женщин в исламе.⁴ В обвинительном заключении его вина сводится к активной религиозной деятельности: привлечение в мечеть молодежи и женщин, организация отправки ходатайств, направленных против ущемления прав верующих и духовенства, призывы более серьезно относится к религиозным обрядам и не увлекаться гражданскими, не допускать межнациональные браки. В начале 1927 г. Я.Адутов уже привлекался к судебной ответственности за незаконное преподавание вероучения. Тогда возмущение верующего населения города достигло огромных размеров и в знак протеста горожане предлагали устроить шествие по улицам. После второго ареста, опасаясь повторного возмущения, начальнику пересыльного дома заключения было предписано обеспечить строжайшую изоляцию мухтасиба и перевести его в одиночную камеру. Татотдел ОГПУ направил в Москву секретное отношение, в котором указал на опасность содержания муллы в местном изоляторе: "В связи со сложившимися обстоятельствами, могущими повлечь за собой освобождения из под стражи подследственного Адутова Якуба, ТО ОГПУ вынужден обратиться к вам с ходатайством о санкционировании отправки Адутова в Москву, для содержания под стражей, впредь до рассмотрения его дела в Коллегии. Обстоятельства, побудившие нас к этому заключаются в том, что за последнее время, со стороны вышестоящих органов местной власти сильно начала появляться тенденция к освобождению Адутова из под стражи, что для нас крайне нежелательно, ибо факт освобождения его из под стражи будет означать наше отступление перед мусульманским духовенством...«.⁵ По постановлению Особого Совещания от 17 июня 1927 г. Я.Адутов был все же освобожден, однако лишен права проживания в ряде крупных городов и губерний, в том числе и Татарстане, с прикреплением к определенному месту жительства сроком на три года.

Адутов стал одним из первых мулл, кто с началом новой волны репрессий, с середины 1920-х гг., подвергся преследованиям за религиозные убеждения и активную общественную работу в этом направлении. Репрессии продолжились и в последующие годы. Осуществление такой карательной политики было направлено на нейтрализацию религиозных деятелей как явных или потенциальных руководителей религиозного движения.

С этого времени страна приступает к новому этапу построения социализма, который был направлен на форсирование темпов индустриализации и обобществление в деревне. Этот процесс неизбежно сопровождался подавлением внутренних противников коммунистической идеологии — буржуазно-капиталистического класса. Религиозные организации в этой классовой борьбе были поставлены в разряд проводников кулацко-нэпмановского влияния и все чаще обвиняются в участии в кулацкой работе по срыву хлебозаготовок и мероприятий по коллективизации.

Сокращается выпуск религиозной литературы: журнал «Ислам» (орган ЦДУМ) начинает выходить не периодично; с 1928 г. «Ислам» и религиозный журнал «Дианат» (орган БДУМ) перестают издаваться. В то же время увеличивается количество антирелигиозной литературы. К таким периодическим изданиям, как «Революция и церковь», «Безбожник», «Антирелигиозник», «Атеист» прибавился журнал «Наука и религия» на татарском языке («Фән һәм дин», с 1932 г. «Сугышчан алласыз»).

В ноябре 1928 г. был арестован имам-хатыйб с. Нижние Чершилы, мухтасиб Бугульминского кантона Абдул-Бари Фаттахов. Этот известный религиозный деятель занял непримиримую позицию по отношению к Советской власти. Делегат всех трех мусульманских съездов советского периода, А.-Б.Фаттахов, пользуясь своими полномочиями и авторитетом, проводил активную работу по реализации их решений в жизнь. В частности, главным направлением его деятельности стало открытие религиозных школ в селах не только своего мухтасибата, но и ряде населенных пунктов соседних с ТАССР областей. Это подтверждается материалами мухтасибатских съездов и его письмами к Хади Атласи, несколько из которых были привлечены к уголовному делу Фаттахова. Именно активная религиозная деятельность мухтасиба легла в основу обвинений против него.

Основной материал уголовного дела был собран по поездкам А.-Б.Фаттахова осенью 1928 г., когда он, получив извещение об отмене Декрета о вероучении, выехал в ряд селений с целью изучения обстановки на местах. География его поездок весьма обширна и включает в себя не только Бугульминский, но и соседний Чистопольский кантон, а также татарские деревни Бугурусланского уезда Самарской губернии. Целью выездов было исполнение обязанностей мухтасиба по работе с приходами. В одном из протоколов допросов Фаттахова 7 марта 1929 г. записано: «Я не отрицаю того, что будучи мухтасибом, весьма усердно старался за расширение религиозного мусульманского движения. Так, например, в 1924 г., когда Советским правительством был издан декрет о вероучении, то я, а также 2 мушавира нашего мухтасибата выехали по селениям для извещения народа об этом... В 1928 г., когда я от ЦДУ получил извещение о том, что декрет о вероучении правительством отменен, то я также выезжал по селениям своего мухтасибата и объявлял об этом верующим. Верующие все очень сожалели о том, что правительство отменило свой декрет о вероучении. Если вы — коммунисты и безбожники думаете, что народу не нужно вероучение, то в этом вы ошибаетесь...». После производства следствия дело было направлено в Особое Совещание при Коллегии ОГПУ, постановлением которого 7 июня 1929 г. А.-Б.Фаттахов был приговорен к заключению в концлагерь сроком на три года и отправлен на Соловки.

По тем же мотивам был репрессирован известный религиозный деятель, ученый и просветитель, педагог, имам-хатыйб в с. Ядыгерь, мухтасиб Мамадышского кантона Халиль Султанбекович Султанбеков (Халиль Ядгари). Первый раз он арестован в октябре 1929 г. вместе с сыном муллы той же деревни Фазылзяновым Кадыром. Оба обвинялись в агитации против хозяйственных кампаний и культурно-просветительских мероприятий, а также в политизации обучения детей основам веры. На занятиях по вероучению обсуждались политические и экономические вопросы. В одном из протоколов допросов были записаны признания Х.Султанбекова: "Я пошел по той специальности, по которой шел мой отец. Когда стал большой, я был убежден в религии и учении Магомета, как и убежден в настоящее время. С юных лет я себя посвятил религиозному учению, которое и проводил среди населения ибо Советская власть дала возможность свободно исповедывать религию. В 1926 и 1927 гг. я учил детей в мечети, а также учил и раньше по утвержденной программе. При организации кружков безбожников, при учении я действительно сопоставлял учения Дарвина, Льва Толстого и кружки безбожников и учил детей в том духе, в котором заключается учение Магомета. Учение Магомета связано с экономической и частью политической позицией Советского государства, на чем строится жизнь и благополучие людей. Частная собственность должна быть и будет...«.⁶ С другими предъявленными обвинениями Х.Султанбеков не согласился. Особое Совещание приговорило его к трем годам заключения в концлагере. Х.Султанбеков отбыл наказание на Беломорканале, где сделал уникальные дневниковые записи, и был расстрелян в 1938 г. в Красноярске.

В тот же период органами ОГПУ был произведен ряд арестов видных религиозных деятелей Казани. Летом 1928 г. в качестве обвиняемых по делу молодежной организации «Хакикат Юлдузы» были привлечены имам-хатыйб «Казаковской» мечети Гаяз Якупов и муэдзин «Усмановской» мечети Шарифзян Ибрагимов. Это объединение действительно существовало с середины 1920-х гг. и по Уставу в него могли входить все мусульмане не моложе 14 и не старше 18 лет. Нелегальная организация издавала рукописный журнал «Ислам баласы» («Дитя ислама»), в котором публиковались статьи самих участников, пронизанные юношеским романтизмом и посвященные различным проблемам мусульманского общества. Эта деятельность, по мнению сотрудников ОГПУ, характеризовала организацию «Хакикат Юлдузы» «как религиозно-националистическую группировку татарской молодежи, ставшую на путь явно антисоветский и антикоммунистический».

Исследователь репрессий Р.Кашапов высказал мнение, что это было одним из первых дел уполномоченного III отделения Татотдела ОГПУ С.Царевского, который привлек к нему более взрослых участников с целью придания организации большей масштабности.⁷ Действительно, по материалам архивно-следственного дела трудно судить о непосредственном участии в координации молодых мусульман указанных мулл, а также торговца Кадыра Закирова. Если руководство организацией со стороны последнего можно усмотреть лишь в предоставлении помещения для ее собраний, то участие имамов, судя по материалам и обвинительному заключению, не находит никаких конкретных подтверждений. Например, относительно Ш.Ибрагимова было известно лишь то, что он в свое время обучал ряд шакирдов — фигурантов дела, которые, по мнению следователя, «вполне понятно не могли не отражать мнение своего учителя в вопросе вероучения». Мулла Г.Якупов же вообще почти не упоминается в следственном материале, и его вина состояла, видимо, в том, что он был тесно знаком с К.Закировым, который содействовал его приезду в Казань в начале 1920-х гг. Однако на основании даже такого материала был сделан вывод о наличии руководства со стороны «чуждых советскому строю» людей — Закирова, Ибрагимова и Якупова, «преступная деятельность» которых выразилась в «создании нелегальной религиозно-националистической организации, в оказании ей моральной поддержке, в предоставлении помещения для регулярно созываемых собраний членов организации, в активном сотрудничестве в журнале...». Все трое в августе 1928 г. были осуждены Коллегией ОГПУ на 3 года лишения свободы в концлагере.

Дело организации «Хакикат Юлдузы» стало удобным случаем для нейтрализации некоторых представителей мусульманского духовенства и буржуазии Казани, которые проявляли активность в духовной сфере жизни татарского общества. В то же время начались репрессии, направленные против активных деятелей мусульманского образования, обвинявшихся в создании нелегального медресе в Казани. Причем, производство следствия по обоим этим делам проходило почти параллельно по времени. Цель этих операций ОГПУ заключалась в постепенном уничтожении института мусульманской школы путем ликвидации главной из его составляющих — мусульманского духовенства.

В 1928 г. репрессии начинаются и среди высшего мусульманского духовенства, деятелей духовных ведомств. В декабре Особым совещанием Коллегии ОГПУ осужден на три года сибирской ссылки известный в Башкирии мулла, богослов и историк, заместитель председателя БДУ Мутагар Камалетдинов. Он обвинялся по ст. 58 п. 10 за «распространение контрреволюционных провокаций среди населения с использованием религиозных предрассудков масс и систематическим ведением религиозной пропаганды». В том же году сослан в Нарым на три года имам-хатыйб 1 соборной мечети г. Уфы и директор медресе «Усмания», ахун, кандидат в члены Учредительного собрания, педагог и просветитель, казый ЦДУМ Джахангир Абызгильдин.

Репрессии мусульманского духовенства в 1927-1928 гг. имеют ряд общих между собой черт. Так, аресты проводились в основном с формулировкой «за религиозную агитацию», а сроки лишения свободы или ссылки не превышали трех лет. Всем репрессированным было предъявлено обвинение по 58 статье Уголовного Кодекса. Основным мотивом обвинения стала деятельность духовенства в области образования и просвещения. Т.е. в этот период именно их профессиональная деятельность расценивалась как уголовное преступление.