§ 3. САМОБЫТНОСТЬ СРЕДИЗЕМНОМОРСКОЙ КУЛЬТУРЫ И ВЫЗОВ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Для тех, кто занят изучением и сопоставлением различных культур, перемены, произошедшие в конце 80-х годов, и приход глобализации явились не только конкретными фактами, но и символическими событиями. Действительно, эти события должны были перевернуть привычную панораму, которой нас учила антропология культур в предшествующие десятилетия. После заката эпохи сопоставления примитивных и современных культур, характерной для начала XX века, мы должны были теперь распрощаться и с парадигмой, проявившейся в эпоху освобождения от колониальной зависимости. В действительности, третий мир с его борьбой за самоутверждение и освобождение демонстрировал с явной очевидностью моральное старение нейтральности концепции развития, на деле базирующейся на неравенстве тех, кто обладает средствами производства, и тех, кто их лишен. Марксистская парадигма, созданная Иммануилом Валерштайном и основанная на разделении планеты на центральные и периферийные зоны (что может быть полезным в понимании различий между нациями, так называемыми развитыми и развивающимися в начале XIX века), также начинала теперь демонстрировать свои пределы, обусловленные главным образом усилением потоков капитала и рабочей силы, направленных из одной части планеты в другую. Смешивания и скрещивания, которые возникли отсюда и которые характеризуют современную мировую межкультурную сцену, выдвигают серьезные проблемы в четком разделении культур сегодня.

Тем не менее, на практике люди продолжают мыслить и действовать согласно нормам и обычаям, которые характерны для той или иной культуры, даже если понятие культуры все чаще сводится к фольклорному аспекту. Дети-иммигранты получают в школах приют и внимание. Обычно уделяется внимание языковым различиям; конечно же, никто не говорит по-арабски или по-китайски, но на дверях учительской или приемной директора приемные часы и таблички пишутся теперь даже на этих языках, кроме привычных французского и английского. В период христианского Рождества учителя организуют праздники, на которые приглашаются во имя мира родители учеников-иностранцев с просьбой принести CD с их музыкой или характерное блюдо их кухни. Намерение, конечно же, создать семейную атмосферу в школе; но, несомненно, что-то очень существенное теряется в этой акции сближения и одомашнивания культур, не являющихся западными, в этих богатых странах, принимающих мигрирующих рабочих.

 В то время как еще открыты прения по поводу того, является ли фольклор единственным, что может представить одна культура другой, или нет, военные события нового века внешне подтверждают парадигму Хантингтона о столкновении цивилизаций, и кажется, что привлекательность парадигмы Фукуямы о конце истории и об окончательной победе либеральной демократии во всем мире резко падает.

По Халлоку (2000), глобализация и этнический индивидуализм находятся в тесной связи между собой, в том смысле, что развитие первой влечет за собой и развитие второго. Этнический индивидуализм иной раз окрашен глубоким культурным смыслом, серьезность которого, однако, часто необходимо подвергать проверке. В этом смысле работа Хобсбаума об изобретении традиций остается действенным суровым предупреждением. Сопротивление глобализации остается двусмысленным, зажатым между требованием возврата к прошлому, когда культурные и религиозные границы считались ясными и четко определенными, и желанием не сдаться властной воле капиталистического господства во всем мире.

Говоря об американской среде, Кристофер Лэш (1984) внес вклад в появлявшуюся тогда литературу о затруднительном положении постмодернизма размышлением о защитных механизмах, которые инстинктивно срабатывают в собственном «Я» личности для противостояния надвигающимся требованиям экономизма в современном обществе. «Я», — говорит Лэш, — уменьшается, сжимается, сохраняя свои настоящие, характерные особенности в некоем глубоком центре, недосягаемом для соблазнов и угроз среды потребительской и патогенной.

Действительно, все десятилетие 90-х было озаглавлено дебатами о человеческой личности. Личность индивида была рассмотрена психологами, социологами и философами как последний причал, оставленный субъективности наступающими процессами объективизации, как в форме бюрократизации (утверждает, среди прочих, Хабермас), так и в форме глобализации (см., например, позицию Баумана). Наступил окончательный закат тех времен, когда в дискуссии, например, между Альтуссером и Сартром субъективность могла быть защищена последним упоминанием рукописей Маркса 1844 г., выступающих как крепость против обезличенной классовой борьбы, понимаемой как объективный материализм, хотя бы марксистский и диалектический. Перед лицом полного поражения советского режима и приспособленческих преобразований китайского режима (рыночного социализма), капитализм смог беспрепятственно возвыситься поборником демократии и защитником субъективизма и самоопределения народов, каждого со своими культурными особенностями. Антропология культур укрепила эту тенденцию, поместив в центр внимания понятие личности. Потерять свои культурные особенности означает потерять собственную субъективность, так сказать, собственное равновесие, собственное психическое здоровье — как индивида, так и народа в целом.

Бросая взгляд с высоты современности на эти прошлые и еще актуальные споры, в особенности с позиции Средиземноморья, нельзя не заметить очевидный риторический изгиб в этих рассуждениях. История Средиземноморья переполнена конфликтами между разными культурными принадлежностями, чьи различия послужили на удивление ширмой для атак одних народов против других. И наоборот, ничто не могло быть столь ценно как разнообразие культур, сожительствующих на одной и той же территории, когда властвующая там элита желала прославить диалог и встречу между народами и субъектами. Это правдиво в отношении определенных исторических периодов, для всех высших властителей, сменявшихся один за другим в средиземноморском сценарии. Достаточно вспомнить Римскую империю по отношению к англосаксонцам, вандалам, остготам и даже гуннам; вспомнить Византийскую империю по отношению к болгарам, русским и даже туркам и арабам (за исключением монголов); вспомнить Фридриха II по отношению к своим арабским предшественникам, а также по отношению к евреям; вспомнить Турецкую империю по отношению к арабам и евреям и так далее. Сегодня, в Европейском союзе, арабский язык представлен в значительных масштабах по числу говорящих на нем, в то время как ислам, без сомнений, является религией большинства. Следовательно, история должна бы нас научить быть более осторожными, когда мы даем предпочтение в конституции тем или иным корням и культурам.

В частности, вопрос, который можно было бы поднять, относится как раз к выявлению различных по своей культуре областей на территориях, примыкающих к Средиземному морю. Начиная с Тойнби и заканчивая Ли Тан Хойем, эти территории считались колыбелью цивилизаций, отличающихся по разным аспектам, вплоть до фундаментальных. Конечно же, здесь не идет речь об умалчивании ни одного из существующих культурных различий, которые сложно свести к простому разнообразию внутри одного и того же набора общих признаков; не намереваюсь я также предложить какие-либо обобщения, которые при более внимательном рассмотрении явились бы ошибочными. Ли Тан Хой (1991), в частности, рассматривает европейско-христианскую, арабско-мусульманскую и африкано-общинную цивилизации как три чётко разделенные анализируемые единицы, так называемые три цивилизации. Вьетнамский учёный не находит достаточных различий между европейско-западной и славянской цивилизациями для их разделения. Такое разделение, как известно, было авторитетно выдвинуто английским учёным Тойнби. В любом случае, арабский и славяно-византийский миры рассматриваются относящимися к восточным цивилизациям, то есть считаются цивилизациями Востока.

Я хочу предложить здесь и другое соображение (глядя на Средиземноморье и размышляя о глобализации) о том, что мы должны будем признать единство цивилизаций Средиземноморья, которое можно рассматривать, с одной стороны, как результат длительного исторического пути (и здесь нам смог бы помочь Фернанд Браудель), с другой стороны, как плод зарождающейся согласованности в среде интеллигенции этих трёх побережий Средиземноморья — европейского, африканского и азиатского, скажем, некоего формирующегося средиземноморского герменевтического общества (Помпанини, 2004).

В основу этого средиземноморского герменевтического общества я предложил бы поставить выдающиеся труды (как сказал бы Gadamer) в области права — это каноническое право, римское право, мусульманское право и обычное право (Common Law), в литературе — это Гомер, Виргилий, Данте Алигьери, арабская поэзия, в религии — это три монотеизма, в философии — это греки, латиняне, византийцы и Ibn Khaldun. Все эти выдающиеся труды были восприняты по-разному различными аудиториями на протяжении истории, претерпели дебаты, толкования, иногда искажения в пользу элиты, находящейся у власти или для подстрекания восстаний, и, конечно же, были часто использованы для развязывания конфликтов внутри одной нации или между ними. Естественно, существует и возможность пацифистского прочтения всех этих трудов, или же в русле позиции выслушивания доводов, по которым кто-то придерживается труда, отличного от того, которого придерживаюсь я. Когда какая-либо культура используется для оправдания насилия, она теряет культурную окраску, впадает в чёрную идеологию. С этой точки зрения средиземноморское герменевтическое общество не является и не должно быть суммой всех форм ограничения и исключения чужих доводов, что, к сожалению, характеризовало в некоторые исторические периоды более или менее все культуры Средиземноморья. Это общество должно, скорее, рассматриваться как сумма доводов, которые выдвинули бы на передний план наличие терпимости, рассудка и склонности к диалогу. В этом смысле такое общество предлагает себя уникальной культурой диалога на мировом уровне, культурой Средиземноморья в отличие от культур других частей света, даже если эти культуры являются богатыми и разнообразными в той же мере, что и средиземноморская. Как таковая, эта культура частично западная и частично восточная, если мы все ещё желаем придавать значение этим оттенкам, которые в процессе глобализации в действительности размываются.

К этому размышлению я бы добавил, что эпоха глобализации трансформирует наше восприятие мира. Традиционная манера видения нашего в сравнении с тем, этой стороны в отличие от той стороны, оказывается непригодной. Как если бы происходило постепенное исчезновение понятия другой стороны — интерфейса на кибернетическом языке, присущем эпохе глобализации, — и теперь уже являлось непрерывным процессом. В этом смысле, уходя от устойчивых оборотов речи, нельзя отрицать присутствие граждан, которые переселились на территории Cредиземноморья: африканцев из регионов, находящихся ниже пустыни Сахары, латино-американцев, индийцев, китайцев — всех, являющихся носителями несредиземноморских культур, которые теперь уже на протяжении нескольких поколений подружились с нашими обычаями. С другой стороны, наши средиземноморские обычаи и вкусы тоже развиваются, принимая элементы от культур этих других граждан, вдохновленные их культурой.

С этой точки зрения не может быть не оценена инициатива ООН, озаглавленная «Диалог между культурами и цивилизациями», — программа, которая началась, по существу, с четырёх международных форумов (New York, сентябрь 2000; Vilnius, апрель 2001; Islamabad, апрель 2001; Kyoto, июль 2001), перед катастрофическим сентябрём 2001; и затем возобновилась с последующими встречами (Париж, декабрь 2001 и январь 2003; New Delhi, июль 2003; Orhid, август 2003; Libreville, ноябрь 2003; Abuya, январь 2004; Sanaa, февраль 2004; Issuk-kul, июнь 2004). Среди инициатив Юнеско нужно отметить Универсальный Форум культур, проходящий в настоящий момент в Барселоне.

 В заключение хочу выразить благодарность организаторам этой конференции и особо поблагодарить профессора Фараха за помощь в организации моего приезда и за возможность засвидетельствовать усилия Средиземноморской ассоциации сравнительного образования в поддержку этого Диалога в унисоне с ЮНЕСКО и поддержку Всемирного совета ассоциаций сравнительного образования с надеждой на продолжение и развитие в нашем макро-регионе средиземноморья. Всемирный Конгресс по сравнительному образованию, который мы надеемся отпраздновать в Сараево в 2007 году, является, без сомнения, встречей для дальнейшего сопоставления и обмена опытом не только воспитателей и учёных в области общественных наук нашего Средиземноморья, но и всего мира.

Литература

1. Hallack J., 2000, Globalisation and its Impact on Education, in Mebrahtu T., Crossley M., Johnson D., eds., Globalisation, Educational Transformation and Societies in Transition, Oxford, Symposium, P. 21-40.
2. Hobsbawm E. J., Ranger T., 1983, The Invention of Tradition, Cambridge, Cambridge University Press.
3. Lasch C., 1984, The Minimal Self. Psychic Survival in Troubled Times, New York.
4. Le Thanh Khoi, 1991, Education. Cultures et sociйtйs, Paris, Le Publications de la Sorbonne.
5. Pampanini G., 2004, Il «circolo ermeneutico mediterraneo»: una proposta filosofico-pedagogica, принята к печати в журнале Il Ponte, Firenze.
6. Toynbee A., orig. ed. 1947; Italian tr. 1998, Civiltࠡl paragone, Milano, Bompiani.