§ 9. ОБРАЗ ИЕРУСАЛИМА В РУССКОМ РЕЛИГИОЗНОМ СОЗНАНИИ В НОВОЕ ВРЕМЯ

Сложное представление, определяющее в России взгляд на Иерусалим, неодинаково. Оно менялось в зависимости от социо-культурной среды, факторов места и времени. Россию, как известно, населяют и христиане, и мусульмане, и буддисты. В прошлом некоторые этносы придерживались язычества. В новое время появились атеисты. Именно поэтому необходимо рассмотреть проблему взгляда на Иерусалим крупной и наиболее влиятельной культурной общности — православной, в новое время, когда Иерусалим занял центральное место в русском православном религиозном сознании.

Иерусалим — не место, не люди, не конкретные факты, из которых складывается повседневная жизнь. Это — священный символ в русском религиозном сознании. Им порождались разные по интенсивности эмоции, отражавшиеся в этико-духовной сфере. Эмоции эти становились глубже и прочнее по мере того, как взгляд уходил в историческое прошлое, к началу первого столетия после Рождество Христова. Древний Иерусалим воспринимали как вневременной символ — город, в котором воплотились божественная непорочность и божественная чистота. Иерусалим же в его настоящем — в муках с израильтянами, в борьбе, которая велась вокруг него в британскую, турецкую, арабо-мусульманскую, византийскую и римскую эпохи, воспринимался двояко. Для одних город оставался непоколебимым средоточием святости и главным центром христианства, и их не волновала мирская тщета, под гнетом которой изнывал Иерусалим, будучи ставкой в игре разных сил, которые оскверняли его, используя как «символический капитал». Для других Иерусалим был главным духовным центром иудеев, христиан и мусульман, и его следовало укреплять в роли примера продуктивного и равноправного сотрудничества приверженцев трех религий.

Эмоции первого типа преобладали у русских в Средние века и в Новое время, которым и будет посвящено исследование. Иерусалим представлялся тогда как город, исполненный символов и смыслов. Он связан с образом Христа и оттуда исходила его космическая проповедь Вокруг него человеческое воображение рисовало многообразные картины связи человека с богом и его окружением. Там Господь ясно сказал, каким должно быть отношение человека с кесарем и с Богом, и его слова — «Отдайте кесарю кесарево, а богу богово» — до сих пор вызывает споры. Там определились начала христианской философии, касающиеся многих вопросов нравственности. Там произошло разделение между метафизической историей человека и реальным ходом исторического процесса. От земли этого города изошел космический дух, обрисовавший главные черты христианской веры, которым суждено было в дальнейшем отпечататься в религиозном сознании людей на всех континентах.

Иерусалим обогатил творения русской религиозной и интеллектуальной элиты различными темами, отразившимися в духовной и светской литературе, в музыке, архитектуре, философской мысли. Его величественный образ околдовывал путешественников и купцов, в дальнейшем — дипломатов и исследователей цивилизаций Среднего Востока. По их ярким рассказам русское религиозное сознание представляло себе Иерусалим, и так складывались некоторые важные черты русской духовной культуры. Понятия и определения богословского разума, придававшие святость Иерусалиму, и символико-метафорические высказывания, относящиеся к области метафизического мышления, заполнили пространство русской религиозной мысли, фиксировавшейся в письменных памятниках. Иерусалим представлялся русскому сознанию не только как символ Царства Божия, но и как город, несущий на себе печать множества исторических событий, отмеченных характером святости. Избрание Иерусалима центральным местом паломничества, как и одной из главных тем светских и богословских раздумий, было связано с тем, что на земле его происходили события и трагедии, запечатлевшиеся в коллективной памяти христианского мира и веками занимавшие его культурное и духовное пространство. На этой земле вечное встретилось с тленным, или, как сказал ливанский писатель Ильяс Хури, там «вечность встретилась с историей».

Это — Святая земля для христиан. Здесь пустило корни монашество, и родилась богословская мысль. В глазах всех верующих она — колыбель левантийской и западной цивилизаций. Своими пейзажами, символами и смыслами Святая земля вошла в религиозное искусство. Активизация же политического, культурного и религиозного общения между левантийско-византийским и русским православным христианством столь глубоко запечатлело образ Иерусалима в глубинах русского религиозного сознания, что царь Московский после падения Константинополя в 1453 году, видел в Москве символ Нового Иерусалима. Такое представление о Москве, пусть не все в русской столице с ним согласны, в дальнейшем неизменно соединялось с образом реального Иерусалима.

Для облачения в слова конкретных фактов, нужно совершить раскопки в пластах истории в поисках фактов, представлений и образов, из которых складывался общий взгляд на Иерусалим. Раскопки и исследования такого рода выводят на события, отстоящие друг от друга во времени. В интеллектуальной, художественное и богословской мысли нередко нет согласия в отношении важности той или иной богословской концепции, значения того или иного художественного метода, роли той или иной личности в событиях того времени. И все же, внимательно изучив совокупность впечатления, образов и идеализаций, можно выявить главные особенности формирования и эволюции взгляда на Иерусалим в русском религиозном сознании, как и органическую близость между русской культурой и русской духовностью, с одной стороны, и культурой и духовностью левантийского христианства — с другой.

Ясли Христа в Вифлееме влекли к себе всех русских паломников. Существовало множество рассказов о святости этого места. Путешественники и священнослужители устно и в записи передавали свои впечатления русским людям. В русский язык вошло много арабских слов. Одни — в буквальной транскрипции собственных имен, названий местностей и городов, как например, Яффа, Хайфа, Джалиль, Насыра, имен палестинских деятелей нового времени, другие — в видоизмененной форме (так, Бейт Ляхм стал «Бетлеемом»). И перевод, например, который сделал этому названию русский архимандрит Августин Никитин («Дом хлебный» или «Дом молочный») не соответствует корневому значению слова. Видимо, это происходило от незнания арабского языка и от общей неинформированности, что приводило к искажению собственных имен и топонимов. Главное, однако, в том, что впечатления путешественников отражали святость и красоту Вифлеема. Вот что рассказывает один из них, и сами его слова звучат песней: «И послышалось громкое песнопение паломников. Люди исполнены счастья, встречая праздник Рождества. Благоговейно держа в руках свечи, они с трепетом входят в величественный Вифлеемский храм».

С развитием паломничества в Святую землю в русском сознании — официальном, религиозном и народном — вырос интерес к реставрации и украшению Вифлеемского храма, и еще большим стало внимание к Вифлеему и еще более широкой — его известность в России. Об этом повествует в своих мемуарах патриарх Иерусалима Афанасий Пятый, а также русские, как и греческие источники, переведенные на русский язык. Русская православная церковь не упускала повода укрепить свое присутствие в Вифлееме в духовном плане, а также на эстетическом уровне. Русская длань оставила печать в работах по мрамору на порталах вифлеемских церквей, водружении Креста и Звезды на местах, видимых для паломников. Деятельность русской православной церкви не проходила без конфликтов с другими христианскими конфессиями, как и с другими странами. Было, например, много споров между католиками и православными о том, кто вправе соорудить какой-либо памятный знак на месте, привлекающем взоры паломников, или кто должен первым служить ту или иную службу. И даже сама Святая земля была предметом межхристианских споров за право установить над ней политический контроль. Русские горячо, я бы даже сказал, со страстью защищали свое присутствие в Святой земле. Русские иконописцы писали иконы, проникнутые духом такой веры, которая редко встречается в христианском мире. Краски, исполненные теплоты, прелести и трепетности украсили храмы Вифлеема. В воспоминаниях одного из писателей описано русское участие в украшении места, где родился Иисус из Назарета: «Мы исполнились великой гордости, увидев возле креста, на месте рождения Спасителя, великолепную икону, сотворенную русской кистью, и на ней слова или стих на русском языке «Хвалите Господа в вышних, и на земле — мир». Приверженность русского религиозного сознания к Святой земле побудила верующих построить церковь, подобную по размерам и красоте той, которая стоит на месте рождения Спасителя в Вифлееме, в крипте храма Святого Михаила (или церкви Воскресения Христова) в Санкт-Петербурге. Это место, по словам одного из русских исследователей истории паломничества, “привлекало близостью своей верующих, как если бы они совершали паломничество к духу Господа на русской земле.» Величественность Вифлеема с его достопримечательностями давала богатый материал для творчество историков, культурологов и художников. Но самым широким был интерес к Вифлеему в духовной литературе. Ее авторы подробно описывали город и его предместья, все те места, где ступала нога Христа. Все то, что исходило от этой земли, считалось священным для русских паломников. Они возвращались на родину, унося с собой щепотку земли, оливковый листок, крест из иерусалимского дерева, каплю масла, глоток вина, четки и т.д. Эти памятные предметы хранились в красных углах — святая святых жилища верующего, радовали его глаз, питали чувства и воображение, укрепляли святостью его дух и разжигали пламя веры в его сердце.

Русские паломники получали теплый прием в Вифлееме, Бейт Джале и Бейт Шахуре. Не один из них соглашался с просьбой жителя этих мест стать крестным отцом его ребенка. Об этом обычае вспоминает путешественник и писатель Каминский, ссылаясь на рассказ митрополита Дионисия: «Местные арабы питали к русским особую любовь. Они с нетерпением ожидали прихода паломников и время от времени просили, чтобы кто-либо из них стал крестным отцом его сына или дочери.»

Вифлеем, Иерусалим, храм Колыбели и Воскресения... Все эти слова, состояния, места и смыслы получили глубокий резонанс в русском религиозном сознании. Содержание этих знаковых символов формировало умственное представление, обладающее свойством значимости. Значимость эта запечатлевалась в сознании русского верующего. Она несмотря на усилия по секуляризации русского сознания, проводимые со времени реформ Петра Первого, включая советскую эпоху.

Икона занимает особое место в эстетическом сознании русского православия. Воображение русских иконописцев создавало иконы, служащие украшением храмов и жилищ верующих. Русским людям иконы приносили теплоту веры, поддерживая непрерывность их интуитивной связи со Всевышним. Именно иконы придали личности русского метафизическое измерение, сопровождающееся надеждой освободиться от мира, полного людских ошибок и людской греховности. Как сказал один из русских исследователей, «икона для русских была не просто живописью, но и жизненным выражением духовной способности человека спасти все тварное с помощью искусства и красоты. В линиях и красках икона не подражает природе. Посредством их иконописец стремится показать, что человек, животное, растение, не говоря уже о космосе в его полноте, могут избавиться от состояния падения, которое их угнетает, и вернуть себе свой подлинный, космический образ, являющийся частью видимого космоса.»

Образ Иерусалима со всей его многозначной символикой по-прежнему служит главной темой русской иконы. Иерусалим присутствует в каждой церкви, поражая воображение, чувство, и интуицию верующих. В нем воплощено «Царство Божие на земле». Иерусалим русской иконы представляется глазам верующего городом, который, паря в воздухе, опускается на землю свыше. Для знаменитых русских живописцев в том числе для Андрея Рублева, Иерусалим имеет такие отличия от других городов:

Во-первых, это — «небесный» город, исполненный символов, а не воплощенная искусством художника конкретная реальность, существующая где-либо на местности или описанная в каком-нибудь свитке.

Во-вторых, это — «небесный» город, воплощенный в образе Святого места или церкви, то есть — храм духа. Этот город открывает свои врата и пределы своего духа для всех, кто верит в него.

В-третьих, Иерусалим на русской иконе воплощает небесный храм, которому верующий доверяет все свои тайны и ожидания спасения.

В этой связи русский исследователь Либов подчеркивает: «Тематика Иерусалима занимает особое место в иконографии, искусстве миниатюры и масляной живописи, которые знало русское религиозное искусство.»

Наблюдая игру световых линий, человек, созерцающий русскую икону, сразу же видит образ храма, города или монастыря, и в его уме возникает мысль о Святой горе, Храме Воскресения и монастыре Спасителя.

Образ Богоматери с Иисусом на руках, картины жизни Христа от рождения до смерти, лики его апостолов и последователей — все эти изображения занимают центральное место на русских иконах, воплощаясь в красках на фоне города-символа, небесного града, благородного Иерусалима. Иерусалим — царь городов — был предметом особого внимания русских иконописцев, которые имели свое понимание искусства иконописи и сущности Иерусалима.

Сравнивая русскую религиозную живопись с западной, цитированный выше Лидов подчеркивает: «Православная иконография отличается от религиозного искусства Запада тем, что принципиально избегает украшательства в изображении конкретного сюжета, стремясь к созданию поэтико-метафорической картины, неотделимой от духа города, храма, купола, стен, райских кущ и Матери Божьей.» Вдохновляясь жизнью Господа и его заповедями, знаменитый художник профессор Фарабион создал одну из лучших своих картин, о которой в русской печати дали отзывы самые известные критики.

Некоторые из них, например, Киблиш, Кандуров и другие, посетили город, где родился Господь и откуда прозвучала его проповедь, и сфотографировали его. Часть фотографий осталась на Святой земле, часть они увезли с собой в Россию, где опубликовали большими тиражами художественное изображение Святых мест, стремясь донести его до самых отдаленных уголков России.

Большая часть обрядов русской церкви восходит к источникам, получившим рождение на земле Ханаана. Главные темы молитв и песнопений группируются вокруг жизни Спасителя, пророков и святых. Существует особый, общий для всех язык тела, помогающий исповеданию веры — складывание пальцев в крестном знамении, поклон, преклонение головы и коленопреклонение, поднятие глаз к небу и поднятие рук.

Место играет важную роль в исполнении обрядов. Отсюда — подражание храму Иерусалимской церкви, который обладает всем необходимым для обрядовой практики — молебна, крещения, освящения брака, отпевания и т.д. Русская церковь в основном следует обрядовости и символике Иерусалимской церкви. Здесь и голубь — символ чистоты и невинности, и рыба, символизирующая написанием начальные буквы евангельского выражения «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель», и лодка, символизирующая символ спасения человечества от земных бурь, и рыбак, означающий улавливание людей, которым открывается блаженство духовной жизни, и финиковая пальма — символ обновления мира и воскресения рода человеческого, и венец — символ венца, который обретают спасенные в ожидающей их вечной жизни, и добрый пастырь — символ Христа.

Символы, заимствованные из социо-культурных традиций Иерусалимской церкви, легли в основу духовных писаний и педагогики в православной религиозной системе, как это показал историк Италов.

Обрядовая практика распространилась на все богослужебное пространство русской церкви. Ею определяются время молитвы и время поста, даты религиозных праздников, она устанавливает порядок похорон, в частности, форму гроба и материал — дерево или камень для изготовления креста. Многочисленные археологические раскопки показывают, что крест изготовлялся из камня в подражание склепу, в котором был похоронен Господь. Камень обычно избирался белого цвета. Форма креста и изображения на нем свидетельствуют о влиянии византийского наследия. Отпевание, способ захоронения и соответствующая символика заимствованы из истории жизни Иисуса из Назарета — его заповедей, смерти и воскресения.

Православные левантийские обряды были широко представлены в первые столетия после крещения Руси. В дальнейшем стала использоваться обрядовость, связанная с византийскими и славянскими традициями. Это привело к некоторым изменениям, например, к использованию золота, серебра, драгоценных камней и иных украшений для придания обрядам большей красочности. Русские церковные иерархи стали проявлять вкус к одеждам патриархов, епископов, священников и дьяконов, с изготовлением изящных сосудов для причастия. С роскошью оформлялись интерьеры и экстерьеры церквей, порталы и алтари. Стремление к красивости отразилось в иконописи и всей системе обрядов. В дальнейшем это привело к конфликту между теми священнослужителями, которые предпочитали аскетическую жизнь, отказываясь от соблазнов мира, политики и власти и призывая к простоте и чистоте веры, воплощенных в жизни Господа, и теми, кто стремился извлечь выгоду из религиозных ценностей, т.е. овладеть пространством сакрального в сознании верующих и, воздействуя на их чувства и интуицию, добиться с их помощью поддержки притязаний церковных иерархов на участие в мирских делах. (Эта большая тема требует специального исследования.) В конце концов стороны договорились сохранить три устоя православного видения веры: доктрину, религиозное познание и метафизический опыт со всеми его следствиями. В русской религиозно-культурной памяти жива система обрядовой практики, оформившаяся в результате решений высших религиозных инстанций в семнадцатом, восемнадцатом и девятнадцатом веках. С другой стороны, возникали новые тенденции в иконописи. Становились все более зрелищными религиозные службы. Ценности русского религиозного сознания и литургической практики создали духовный и даже национальный стимул, проявивший себя во времена крупных событий, в дни войны и в дни мира.

В течение всех этих веков, при всех поворотах и потрясениях Иерусалим не исчезал, а, наоборот, активно присутствовал в русской обрядовой практике.

Было время, когда высшие церковные иерархи России активно стремились использовать сакральное для утверждения своей власти в делах религии и в делах мира. Стойким хранителем веры и защитником церкви в своей стране оставался простой русский человек. С пятнадцатого века Москва выступает в роли политической и культурной столицы России, как и центра духовности не только в России, но и после падения Византийской империи — для всего восточного христианства. Эта тенденция ясно проявилась во времена правления Ивана Третьего. Возросшее внимание к религиозным делам выразилось в таком важном предприятии, как сооружение внутри кремлевских стен копии Иерусалимского Святого храма — Успенского собора, в дальнейшем же — в таком самоназвании Москвы, как «Третий Рим». Все это предполагало тесное сотрудничество между вершинами пирамид политической власти и власти религиозной, необходимое для того, чтобы обеспечить России более активную роль в пространстве христианского мира, соответствующую величине ее территории и политическому влиянию в Европе и в Азии, а также придать больше блеска и величия православию. Иерусалим захватывался арабами и крестоносцами, Константинополь попал в руки турок. России надлежало вернуть Иерусалим христианству и восстановить мировую славу Рима... Москва не очень преуспела в планах, связанных с «Третьим Римом». Постигла ее неудача и с Иерусалимом, т.е. с «Новым Иерусалимом». Кратко остановимся на втором вопросе.

Желание придать знаковую сущность Иерусалиму, представив ее как конкретную реальность глазам верующих, достигло апогея при патриархе Никоне в середине семнадцатого столетия. Никон извлек урок из обычая, который гласит, что каждый епископ наследует на земле Иисусу и его апостолам, и воспылал желанием воплотить Иисусову волю на земле России, что вызвало широкое сопротивление его единоверцев и сподвижников. Патриарх Никон стремился также во всем подражать Христу, что вызвало недовольство патриархов и епископов на Востоке и Западе. Никон не поддался давлению и продолжал стремиться к осуществлению своей мечты, строительству Иерусалима — «Нового Иерусалима» в окрестностях Москвы. Патриарх хотел воспроизвести нижнюю церковь Храма Господня и воспользовался услугами итальянца Бернардино Амиго. Место для строительства было выбрано близ реки Истра, призванной напоминать верующим о реке Иордан, протекающей неподалеку от Иерусалима. Храм был действительно построен и в целом выглядел как копия изначального Иерусалимского храма. Если, однако, повнимательней вглядеться в него, то бросятся в глаза и многие отличия. Это было подтверждено многими исследователями. Приведем в качестве примера имена Салтакова, Фарова, Гайбанита. Отличия связаны с особыми предпочтениями патриарха Никона и архитектора-строителя Амико. В итоге сооружение «Нового Иерусалима» в окрестностях Москвы не оставило большого следа в сознании русских верующих и, возможно, рассматривалось как нечто экстравагантное — отход от прямого пути.

Возвращение к «началам» произошло через два века после создания «Нового Иерусалима». Оно было совершено усилиями Императорского православного палестинского общества, которое вновь пробудило в русском сознании живой интерес к Палестине и Иерусалиму, учредив школы, которых в Палестине, а также в Ливане и Сирии в начале века насчитывалось сто одна. Их выпускниками были многие литераторы и мыслители этих стран. Общество помогало также русским паломникам, направлявшимся в Святую землю. Оно укрепляло духовную и историческую роль города-символа — Иерусалима, укрепляя силы в любовь к Господу, и расширяло интерес России к левантийскому христианству.

Между образом Иерусалима в русском религиозном сознании в Новое время и образом Иерусалима в религиозном сознании современности — отрезок времени, в течение которого этот город пережил большие драматические перемены, изменившие весь его облик не только в демографическом, культурном и политическом отношениях, но и в отношении религиозном. Политика иудаизации Иерусалима лишила его многих исторических черт и включила в порочную международную политическую игру, оскверняющую чистоту и святость Иерусалима. Христианский и мусульманский Иерусалим — на краю гибели, а мировое христианское и мусульманское сознание не представляет себе всей глубины его падения. Поймут ли русские верующие, что их историческая память тесно связана с Вифлеемом, храмом Колыбели и Воскресения, со всеми священными достопримечательностями, которые вошли в глубины их православного сознания? Эти святыни обречены на гибель.

Настало время для появления нового Святого Георгия или Святого Григория, копье которого поразит дракона, прежде чем дракон уничтожит нас, овладев нашей общей исторической памятью. Это — общее святое дело ради блага Иерусалима и его святынь.