Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Исламоведение, политология, международные отношения
Управляемый хаос (Действия великих держав и влиятельных международных организаций в процессе эскалации арабо-израильского конфликта на Большом Ближнем Востоке) /А.О. Колобов /
21.09.2011

Введение

Актуальность темы исследования обусловлена тем, что в настоящее время конфликт, а не порядок продолжает характеризовать мировую динамику [1]. При этом именно данная константа международного политического процесса сильнейшим образом затрагивает действия институтов глобального управления (Global Governance) [2] и представителей общественности ведущих государств мира, вовлеченных в причудливую комбинаторику взаимоотношений основных акторов мировой политики, образующих глобальное общество риска (Global Risk Society) [3].

Восток, в его традиционном классическом понимании [4], привлекает к себе растущее внимание лиц, принимающих решения (ЛПР) на государственном, международном, транснациональном и наднациональном уровнях [5]. Он является тем стратегически важным и богатым природными ресурсами пространством, где происходят самые острые мировые события, развертываются войны, совершаются террористические акты, сталкиваются интересы «сильных мира сего» [6].

Интегральную часть данного, важного для мировой политики региона планеты, составляет Ближний и Средний Восток (Near East), расположенный на стыке Европы, Азии и Африки и обычно обозначающийся нарочито неопределенно великими державами (прежде всего Великобританией и США) в связи с особыми стратегическими интересами на территории жизненно важной для Запада в целом [7].

«Ближний Восток,— подчеркивает известный американский аналитик Б. Палмер,— относится к наиболее стратегическим регионам мира не только из-за его геополитической позиции. Важнейшие мировые воздушные и морские маршруты проходят через территорию, составляющую мост между евразийским массивом и африканским континентом. Высока значимость Ближнего Востока и в культурном, историческом, религиозном отношениях. Он является родиной западной цивилизации, здесь находятся Иерусалим и Мекка — символические центры основных религий — христианства, иудаизма и ислама. Регион, обладая большим энергетическим потенциалом, является жизненным для большинства индустриальных держав и решающим для амбициозных устремлений многих развивающихся наций» [8].

После известных событий, случившихся 11 сентября 2001 г., приведенная, стереотипная для политической науки и военной стратегии, оценка вышеобозначенного географического пространства прежде всего оказалась дополненной в американских и западноевропейских официальных документах и дипломатической переписке уточнением — «Большой Ближний Восток», с учетом фактора Южного Кавказа и Центральной Азии в связи с произошедшей на планете революционных военных и стратегических дел (Revolution in Military and Strategic Affairs) и необходимостью модификации «театра военных действий» (ТВД) в целях достижения состояния оптимума при универсальном кризисном управлении в обновленном геополитическом центре тяжести мира [10].

Данное обстоятельство настойчиво взывает к принципиально новым измерениям состояния политических, военных, экономических, культурных, этноконфессиональных дел на Большом Ближнем Востоке, с непременным фиксированием новых особенностей регионального конфликтогенеза, выявлением закономерностей эскалации хронического арабо-израильского конфликта и непосредственно связанных с ним кризисов различного уровня и степени интенсивности. При этом комплексное обоснование региональной политической динамики позволяет четко определить перспективы эффективного внедрения в практику новых технологий кризисного реагирования, миротворчества, миростроительства и рассчитать параметры надежности тех прогнозных характеристик, которые реально способны обеспечить концептуально выверенную стратегическую стабильность и желанное для всего человечества состояние устойчивого развития на глобальном уровне [11].

В принципе, правильное понимание существа ближневосточного политического процесса, арабо-израильского противостояния, глобального управления (Global Governance), представленного коллективными усилиями великих держав и влиятельных международных организаций, вполне может привести к появлению соответствующего modus operandi (образа действий) тех акторов, которые реально осуществляет руководство мировой политикой и рассчитывают на достижение прогресса во всем мире.

Объект исследования — хронический арабо-израильский конфликт и сопутствующие кризисные состояния на Большом Ближнем Востоке.

Предметом являются те составляющие ближневосточного политического процесса, которые непосредственно связаны с основными политическими системами и технологиями, специально разработанными лидерами мировой политики в рамках хронического арабо-израильского конфликта и региональной дипломатии в целом, с учетом особенностей внедрения в практику усовершенствованных инструментов мирного урегулирования, миротворчества, миростроительства.

Хронологические рамки работы охватывают все время палестино-израильского противостояния (от истоков палестинской проблемы до наших дней), поскольку без этого невозможен правильный прогноз на любой срок и тем более точный расчет вариантов разрешения основных региональных политических противоречий в общем контексте универсального кризиса на Большом Ближнем Востоке. При этом автор сделал особый акцент на анализе тех событий, произошедших в мире после 11 сентября 2001 г., которые вызвали радикальные изменения в системе глобального управления политическими процессами (Global Governance) при распространении международного терроризма и радикализации ислама на планете.

Цель исследования — комплексное рассмотрение особого назначения ближневосточного конфликта на всех стадиях развития, во взаимосвязи с другими кризисными проявлениями для современной мировой политической системы, с учетом возможностей технологического обеспечения процесса мирного урегулирования, и потребностей политической прогностики.

В число основных задач входят:

• информационно-методологическая характеристика разрабатываемой автором проблемы;

• определение специфики ближневосточного конфликтогенеза;

• фиксирование позиций великих держав, влиятельных международных организаций и непосредственных участников хронического арабо-израильского противостояния в широком политическом континууме;

• выявление основных закономерностей функционирования современных механизмов, обеспечивающих развитие мирного процесса на Большом Ближнем Востоке при специальном рассмотрении палестинской проблемы и возможностей эффективного ближневосточного строительства в рамках сложившейся системы глобального управления (Global Governance);

• рассмотрение вариантов будущего конфликтующих сторон в рамках арабо-израильского конфликта и на Большом Ближнем Востоке в целом;

• предложение лицам, принимающим решения (ЛПР) в РФ, рекомендаций о применении научных результатов, полученных автором исследования, на практике.

Теоретико-методологическую основу исследования составили концептуальные принципы политической науки, разработанные ведущими отечественными и зарубежными научными, которые действительно обладают универсальным ценностным значением.

Базовые концепты развития политических институтов, процессов, технологий оказались для автора совершенно необходимыми.

Категории «транзит демократии», «глобальное управление», «раннее конфликтопредупреждение», «кризисное реагирование», при вариативном (диалектическом, синергетическом, сравнительном, бихевиористском, системном, аксиоматическом) научном объяснении позволили автору максимально сфокусировать свое научное исследование на объяснении концептуального смысла политических действий великих держав и влиятельных международных организаций в рамках хронического арабо-израильского конфликта и сопутствующих ему других кризисных состояний на Большом Ближнем Востоке.

При этом теоретические основания управления, политико-технологического обеспечения деятельности всевозможных миротворческих механизмов, политико-стратегического моделирования на глобальном и региональном уровнях оказались крайне важными для своевременного выявления новых закономерностей мировой динамики и поиска более надежного инструментария коллективного миростроительства, а также фиксирования главных противоречий, затрудняющих достижение человечеством состояния стратегической стабильности и устойчивого развития. Идеологемы и концепты, вошедшие в «золотой фонд» мировой политической мысли, составили для автора именно те необходимые, соотнесенные с адекватным восприятием парадоксов организации современной политической жизни государств и народов планеты, предпосылки, без которых комплексный политический анализ наиболее сложных международных, региональных и глобальных и, тем более, синтез полученного нового знания в интересах российского государства был бы просто невозможен.

Методологически необходимым для автора стало и концептуальное обоснование конкрентных функциональных особенностей глобального управления (Global Governance) при меняющейся роли в структуре коллективного конфликтного и постконфликтного урегулирования на Большом Ближнем Востоке тех стратегических инноваций постмодерна, которые широко применяются в процессе глобальных политических трансформаций, и рассчитаны на обретение человечеством иных, чем прежде, норм жизни, а также принципов взаимодействия государства и общества, при внедрении новейших технологий международного общения и появлении новой международной среды.

В качестве научно-исследовательских методов автором использовались:

• системный анализ при таких взаимосвязанных подходах, как структурно-функциональный и вход–выход, с учетом устойчивости системы перед внешним часто агрессивным воздействием;

• компаративистские оценки, основанные на категориях тождества и различия, с целью выявления схожих, или идентичных, или различающихся характеристик сравнительных политических институтов, или процессов, а также комплексного сравнения государств, политических систем, международных организаций;

• децизионный подход, заключающийся в попытке выяснить сущность процесса принятия решений, на всех стадиях последних применительно к политике;

• «кейз стадиз», как инструментарий, предполагающий изучение на примере отдельных случаев с помощью индукции, по принципу «факт–факт–вывод» при отборе наиболее характерных и вместе с тем устойчивых признаков политических явлений или процессов, с тем чтобы выявить закономерности и получить необходимое обобщение значительно обогащающее теорию политики;

• исторические характеристики (синхронные, предполагающие изучение явлений в контексте исторической обстановки; хронологические, нацеленные на последовательное рассмотрение исторических событий; диахронные, сфокусированные на периодизации и исторических параллелях, историческом моделировании применительно к политологии в целом и политическому процессу, технологиям и деятельности всевозможных институтов) [12].

Кроме того, в исследовании применены:

• системно-функциональное измерение;

• контент-анализ документов;

• дескриптивные и корреляционные характеристики;

• политико-прогностический инструментарий применительно к Большому Ближнему Востоку в целом и хроническому арабо-израильскому конфликт в особенности [13].

Все вышеперечисленные методы (общенаучные и специальные) использовались автором в зависимости от конкретной потребности, но главным образом в комплексе, так как проблематика исследования отличается особой сложностью, а сам ближневосточный конфликт с его меняющейся ролью в современной системе глобального управления (Global Governance) настойчиво требует концептуального осмысления и, что наиболее существенно, надежного технологического обеспечения процесса окончательного урегулирования международно-политического кризиса, включившего в себя наиболее отрицательные проявления дипломатии великих держав и реакцию на нее со стороны населения стран региона, являющегося жизненно важным для Запада в целом.

Эмпирическую базу исследования составили:

• архивные источники (документы Министерства иностранных дел и Министерства по делам колоний Великобритании — British Foreign Office/British Colonial Office, London, UK); материалы Национального архива США, сосредоточенные в фондах «Палестина» (RG 59, File 867 n.), депеши консульских служб в ближневосточных странах (RG 59, File 867.00/282a-2023; 867koo/58–80; 867m142–867n427/b5); ящиковые досье ЦРУ (Lot Files of CIA, 1949–1956); германские правительственные документы, отражающие процесс формирования политики Третьего рейха в отношении Палестины в 1933–1939 гг. и проблемы ближневосточной политики Германии в 1933–1945 гг. в целом — Politishes Archiv des Auswartigen Amts (Bonn);

• документальные материалы (свидетельства американских квакеров по миротворчеству на Ближнем Востоке и во всем мире — American Friends Service Committee Archives 1918–1998, Philadelphia, PA, USA; бумаги Колледжа мирных исследований на о. Фюн в Дании (Archives of Peace Research College — Farm of Citizens of the Earth, Hejsbjorg, Denmark — Letters, Memories, Programmes, misc. Do*****ents, etc. 1970–1986);

• официальные документы правительств Великобритании, США, Германии, Франции, Турции и других стран, относящиеся к армянскому геноциду, курдскому вопросу, другим этническим конфликтам в Малой Азии, зоне Персидского залива, на Большом Ближнем Востоке, в целом, и неразрывно связанные с арабо-израильским конфликтом и палестинской проблемой;

• документы текущего архива Центра исследований проблем мира и разрешения конфликтов Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского, 1992–2010, ф.1–20;

• законодательные акты;

• международные соглашения;

• мемуары государственных и политических деятелей;

• свидетельства прессы;

• интервью;

• интернет-ресурсы [14].

В целом разнообразные документальные сведения, составившие эмпирическую базу политологического по жанру научного исследования, позволили автору выявить главные тенденции развития системы управления мировой политикой и зафиксировать особое назначение ближневосточного конфликта для деятельности ключевых политических акторов на всех фазах его эскалации арабо-израильского противостояния в рамках мирного процесса на Большом Ближнем Востоке. Весьма объемный массив источников способствовал появлению надежности прогнозных характеристик на различный срок упреждения, хотя, по сути, даже хорошо изученные и обработанные факты содержат в себе существенный риск дезинформации, поскольку любой документ создан людьми, преследующими вполне определенные интересы и, следовательно, на каком-то уровне создающими продукт для вероятной дезориентации противников того или иного участника мировой политики и системы глобального управления (Global Governance). Это, прежде всего, относится к стратегической информации, как к одному из главных инструментов влияния на умы и действия представителей всего глобального общества риска (Global Risk Society).

Следует подчеркнуть, что многие оригинальные источники автором настоящем исследовании введены в научный оборот впервые.

Таким образом, вероятность коррекции сложившихся стереотипов восприятия лицами, принимающими решения (ЛПР) на различных уровнях мировой политики, может быть весьма существенной.

Степень научной разработанности темы характеризуется, прежде всего, тем, что в отдельности проблемы войны и мира, глобализации с ее воздействием на региональные процессы, сама политика великих держав и влиятельных международных организаций на Большом Ближнем Востоке, различные механизмы кризисного управления, конфликты всевозможного происхождения, политические интересы, политические технологии, хронический арабо-израильский конфликт и палестинская проблема со всевозможными опасными политическими последствиями нашли отражение в великом множестве научных трудов ведущих отечественных и зарубежных ученых.

Принимая во внимание многопрофильный характер разрабатываемой темы, изученные автором научные исследования сгруппированы по следующим категориям:

1. Фундаментальные труды по общим проблемам войны и мира, межцивилизационного взаимодействия, диалога культур, глобализации, управления мировыми процессами, социально-политической рискологии, изданными в различное время зарубежными учеными, политическими деятелями, философами, социологами, экономистами, историками, политологами (Р. Арон, М. Вебер, Т. Гоббс, В. Зомбарт, И. Кант, Г. Кан, Зб. Бжезинский, Ф. Фукуяма, Л. фон Мизес, Дж. Бернал, Х. фон Зенгер, У. Полк, У. Ростоу, Г. Макиндер, А. Тойнби, У. Бек, Н. Бор, Г. Бриджмен, Ф. Жолио-Кюри, Г. Эрлер, Р. Кеохейн, П. Сорокин, А. Эйнштейн, Л. Ларуш, А. Мэхен, З. Бауман, П. Дихль, А. Ризи, С. Фарах, К. Гюнцель, М. Харат, М. Симай, Л. Харрисон, С. Хантингтон, Дж. Хейнс, И. Валлерстейн, Дж. Сорос, Дж. Розено, Д. Хелд, Т. Гольдблатт, Э. Мактрю, Дж. Перратон и многие другие), а также отечественными мыслителями и специалистами-гуманитариями (В. Ленин, И. Сталин, В. Вернадский, К. Леонтьев, Н. Чижевский, А. Лосев, А. Зиновьев, А. Панарин, Г. Хозин, А. Володин, К. Циолковский, П. Флоренский, Л. Тихомиров, С. Кравченко, А. Соловьев, Н. Косолапов, А. Богатуров, Г. Синицын, А. Дугин, М. Гареев, К. Боришполец, А. Мельвиль, П. Чернов, А. Гулыга, Э. Баталов, Н. Шмелев, А. Кувалдин, К. Денчев, А. Уткин, А. Володин, С. Кравченко, А. Неклесса, П. Чешков, А. Капто, Н. Сирота, К. Гаджиев, И. Андреев, О. Лисичкин, Л. Шелепин, Д. Темников и т.д.) [15]. В них содержатся самые различные интерпретационные вариации мировой динамики (классическая, марксистская, синергетическая, позитивистская, постпозитивистская, конструктивистская, реалистическая, неореалистическая, модернистская, постнеомодернистская и пр.), образующие в комплексе и по отдельности соответствующую концептуальную основу, необходимую для построения адекватных международно-политическому континууму моделей восприятия противоречий, закономерностей, тенденций и качества в целом развития глобальной системы и ее региональных составляющих.

Инновационное концептуальное осмысление самой сути взаимосвязи политики и войны представлена «Манифестом Рассела — Эйнштейна». «Мы,— подчеркивается в данном документе,— должны научиться мыслить по-новому. Мы должны научиться спрашивать себя не о том, какие шаги надо предпринять для достижения победы лагеря, к которому принадлежим, ибо таких шагов больше не существует. Мы должны задать себе следующий вопрос: какие шаги можно предпринять для предупреждения вооруженной борьбы, исход которой должен быть катастрофическим для всех ее участников» [16].

К наиболее значительным научным направлениям данного научного поиска можно отнести:

• особенности взаимосвязи политики и войны, наиболее характерные для современности (развитие военно-доктринальных взглядов);

• меры доверия; понимание мира как состояния общества и политические действия государств, осуществляемые совместно с влиятельными международными организациями повсеместно;

• гуманитарные проекты военно-политических организаций;

• специфику вооруженных конфликтов (локальных, региональных, международных, симметричных и асимметричных по характеру, а также различных по степени интенсивности);

• соответствующие «возможности» и «недопустимости» применительно к глобальной войне [17].

Многие ученые, следующие принципам модернизма, постмодернизма и постнеомодернизма, усматривают в общепланетарном обществе режим глобальной безопасности, признавая иные формы суверенитета, чем прежде, для того, чтобы справиться с конфликтами и обеспечить глобальный порядок [18].

Отдельные авторы, впрочем, рассчитывают на возобновление общественного договора между обществом и государством, полагая, что суверенитет принадлежит глобальному обществу, сформированному на основе неких имплицитных институтов современной эпохи за национальными пределами и к учреждению некого национального правления на основе планетарного конституционного порядка, что приводит к созданию глобального государства [19]. Ни одна из этих версий глобального общества, однако, не обеспечивает полной реализации демократии, особенно в том ракурсе, который относится к понятиям войны и мира, международного миропорядка, глобального управления (Global Governance) [20].

«Чтобы реорганизовать все элементы общества в единый политический организм,— пишут в этой связи М. Холт и А. Негри,— необходимо уменьшить различия между ними и сузить свободу каждого из них, а также построить их строгую иерархию. Демократическое множество не сможет составить политического механизма — по крайней мере современную его форму. Множество представляет собой нечто вроде цельной плоти, отвергающий иерархию единого организма» [21]. Отсюда вывод о том, что для понимания новой природы планетарного политического организма важно непременно выяснить, как в нем совмещаются расколы и иерархии и как все это соотносится с новой парадигмой миропонимания и мироутверждения в различных масштабах (локальном, региональном, глобальном) [22].

Для эффективного, концептуально выверенного мироустроения важен синтез рационального и иррационального применительно к новой парадигме обустройства политических дел на планете [23].

В связи с этим реализм и неореализм в мировой политике крайне необходимы и как идея, и как практика глобального управления (Global Governance), но не в чистом виде, а с разновидностями.

Г. Моргентау не случайно полагал [24], что рациональные методы установления международного мира являются утопической мечтой [25]. В своих исследованиях он отказался от исторических методов, поскольку исторические события, не зависящие от человечества, непредсказуемы, и нарочито высмеивал любые попытки подчинить власть разуму и только на основе этого привести к миру [26].

Политический реализм, развиваемый его коллегами (А. Уолферс, Р. Арон), продолжает макиавеллистскую традицию, рассматривая политику внутреннюю и международную исключительно в качестве столкновения отдельных субъектов, а также как анархию, хаос, где потенциально нет места для мира, справедливости, стабильности [27]. В то же время представители идеализма и его современной разновидности либерального институционализма (Р. Кеохейна и др.) склонны регулярно усложнять мотивацию лидеров во внутреннем политическом процессе [28]. Что касается ученых, адептов радикализма и структурализма, то они считают экономические отношения, отношения собственности, господствующий тип политической культуры, определяющими для общественной организации политической жизни любой общественной структуры, в том числе и общества глобального риска (Global Risk Society) [29].

Консерватизм и неоконсерватизм являются наиважнейшими интеллектуальными доминантами в процессе изучения современного международного политического процесса, акцентируя особое внимание на приоритетных аспектах внешней политики США и их союзников [30].

Сопоставляя их с реалистическим вильсонианством, Ф. Фукуяма особо подчеркивает необходимость переосмысления институтов мирового порядка для того, чтобы «управление через хаос» в глобальном масштабе оказалось более эффективным [31]. По его мнению, наиболее значительный путь применения мощи основными акторами мировой политики — это не применение военной силы, а способность формировать объект международных институтов [32]. Неоконсерваторы осознают это, справедливо подчеркивая важность совпадения для великих держав идеалов и интересов в региональной и глобальной динамике, но, к сожалению, не понимают причин наличия способности мировых держав создать прочные политические структуры, в рамках которых они могли добиваться долгосрочного сотрудничества с государствами-единомышленниками.

«Реалистическим институтам,— пишет Ф. Фукуяма,— призванным поддерживать мировой порядок в период после 11 сентября, требуется две вещи, которые часто бывают несовместимы: полномочия и легитимность. Полномочия необходимы для того, чтобы устранить опасности, исходящие не только от враждебно настроенных государств, но и негосударственных политических субъектов, которые в будущем могли бы оперировать ОМП. У институтов должна быть возможность использовать свои полномочия оперативные и решительно. В некоторых случаях реализации полномочий потребуется нарушение национальных суверенитетов, достижимое при праве действия.

С другой стороны, международная легитимность предполагает деятельность в рамках международных институтов, которые по определению медлительны, жестки и подчинены массе громоздких мер и процедур. В конечном счете легитимность основывается на согласии, которая, в свою очередь, рождается в результате медленного дипломатического процесса убеждения. Международные институты существуют отчасти и для того, чтобы сократить издержки на переговорах, ведущихся с целью достижения согласия, но даже при самых благоприятных условиях легитимные институты неизбежно работают не так быстро, как того требует интересы безопасности» [34].

Идеологи мир-системного анализа международной политики (И. Валлерстайн прежде всего) связывают наиболее значительные мировоззренческие концепты нового и новейшего времени (консерватизм-либерализм и марксизм) с различными реакциями на нормальность всевозможных изменений.

Подчеркивая антимеждисциплинарную направленность мир-системного анализа, И. Валлерстайн считает, что еще недостаточно сделано в области оформления мир-системного анализа как единой и неделимой дисциплины, отражающей человеческую деятельность в ее целостности [35]. Решение этой задачи имеет не только теоретико-методологическую, но и организационно-прикладную сторону.

Институализация нынешнего состояния науки и ее фактографическое насыщение заняли около ста лет [36]. Мир-системный подход требует сбора особого — мир-системного — фактического материала, требует усилий тысяч ученых на протяжении десятков лет. Тем не менее, поскольку сторонники мир-системного анализа противостоят конвенциальной социальной науке по теоретическим и методологическим вопросам, им, возможно, не удастся избежать организационных последствий радикальных взглядов [37]. «Скорее всего, однако, это задача третьей фазы, для второй фазы и так уж достаточно задач»,— пишет И. Валлерстайн [38]. Разумеется, особое внимание на второй и третьей фазах должно быть уделено развитию концепций современного кризиса, анализу культуры и науки как сфер, куда перемещается социальная борьба, анализу цивилизаций, разработке утопистики и стратегии выхода из кризиса [39].

Практически все вышеперечисленные теоретические констатации проблем войны и мира, глобализации, управления мировыми политическими процессами, представленные в исследовательской литературе по теме настоящей работы, имели для автора большое значение, позволив выбрать правильные ценностные ориентиры при характеристике сложных вопросов мировой политики, обладающей такой конкретикой многообразия, а также теми противоречиями и парадоксами, которые олицетворяют несовершенство дел человеческих, нередко дезорганизуя любого, кто идет в научном поиске от общего к частному, в чрезвычайно сложной модели миропонимания, миротворчества, мироутверждения.

2. Исследования проблем политики, сравнительной политологии, политических элит, политического процесса, политических технологий, политической конфликтологии, преодоление терроризма, международной безопасности, миротворчества, политической прогностики.

Закономерности образования и развития системы управления мировыми политическими процессами, включая ближневосточный конфликт и сопутствующие кризисные состояния на разных стадиях эскалации и урегулирования, невозможно правильно оценить без ознакомления с лучшими достижениями политической экономии, теории политической науки, теории власти, теории международных отношений, представленных в трудах многих известных зарубежных (Р. Дарендорф, Э. Арато, Э. Бернхард, Фр. Хокк, Эм. Симей, П. Бурдье, Э. Геллнер, Дж. Коэн, Ю. Хабермас, И. Гиденс, К. Дойч, В. Шлюхтер, Ш. Эйзенштадт, О. Парсонс, М. Вебер, Л. Бентли, Г. Моски, В. Парето, М. Новдау, К. Лоренс, Д. Розено, К. Арендт, А. Этциони, П. Катцештейн, Р. Кох, С. Кранер и др.) и отечественных (А. Соловьев, Г. Гаджиев, С. Кара-Мурза, П. Цыганков, М. Хрусталев, А. Богатуров, А. Мельвиль, М. Лебедева, В. Иноземцев, Ю. Курносов, П. Конотопов, В. Кулагин, А. Мусаров, А.А. Сергунин, Г. Ашин, А. Дугин, В. Михеев, А. Воскресенский, Т. Шаклеина, Д. Поликанов, М. Ломакин, Е. Колдунова, А. Федоров, А. Федотов, И. Василенко, К. Боришполец, А. Панарин, И. Панарин, Д. Мутагирова и др.) исследователей [40]. Ряд из них — ученые-универсалисты (Э. Геллнер, Дж. Коен, Ю. Хабермас, Д. Розено, В. Парето, К. Лоренс, А. Соловьев, К. Гаджиев и др.) — склонны рассматривать политическую науку, политическую власть, политический процесс, политические технологии исключительно с высоких мировоззренческих позиций, подчеркивая особую значимость научно-теоретического знания, применительно к каждому конкретному аспекту мировой динамики и образу политики как науки в особенности.

«Высшей формой специализированного отражения политики,— справедливо утверждает известный российский политолог А. Соловьев,— является ее научно-теоретическая картина. Специфика отображения мира политики в данном случае состоит в рационально-критическом осмыслении данного явления в целом. По сути — это форма абстрактного мышления, с помощью которой человек выстраивает в своем сознании представления о внешних и внутренних связях политики на основе обобщения и систематизации не индивидуального, а интергруппового и универсального опыта. Основным внутренним механизмом выработки таких представлений является теоретическое познание, стремящееся отобразить источники и формы развития политической жизни человека и общества в форме определенной логической (описательной, нормативной, типологической, прогностической и т.д.) модели, увязывающей ее основные черты с представлениями об обществе и мире в целом» [41].

Другие эксперты (Н. Косолапов, Н. Колосов, А. Володин, М. Чешков, А. Панарин) выступают в качестве своеобразных «прагматиков», которых чрезвычайно интересует мирополитическая проблематика как некая важная основа для концептуализации и адекватных оценок действительности, полученных в результате синтеза лучших научных достижений. Третьи (А. Дугин) представляют собой фундаменталистов-охранителей, испытывающих сильнейшее влияние «новой американской» и «старой немецкой» политологии [42]. Четвертые (А. Чубарьян, М. Наринский, А. Филатов) стоят на позициях политического историзма, стараясь доказать необходимость разумного политизирования классической истории с акцентом на методологии первой [43]. Пятые (А. Богатуров, Т. Шаклеина, А. Воскресенский) составили системную историю международных отношений.

Ракурсы научного поиска всех упомянутых теоретиков различны. Важность каждого из них для исследования проблем управления мировым политическим процессом со всевозможными кризисами и коллизиями на Большом Ближнем Востоке более чем значительна, т.к. именно четкая концептуализация политической власти, представленная непременно категориально, рассматривает технологии деятельности всевозможных международных институтов, обуславливает логику и глобального руководства (Global Leadership) и глобального общества риска (Global Risk Society), действительно направленных на прогресс всего человечества.

В целом глобальная общность олицетворяет бытие и сознание человечества как продукта антропогенеза, предопределяющей различные исторические формы [44]. На данные обстоятельства обращает внимание М. Чешков, предлагающий жесткое (hard) определение предмета глобалистики как сосвкупности процессов взаимовлияний, взаимодействий, взаимообусловленностей, взаимонеобходимостей, имеющих место между различными компонентами, которые входят в состав человечества как некой целостности, и мягкое (soft) определение предмета как совокупности процесса расчленения, отпочкования и разделения глобальной общности, осуществление чего происходит с помощью механизмов дифференциации и дивергенции, в ходе действия которых становятся явными единичные и особые свойства компонентов [45].

Глобальное проявляется в конкретной (локальной и региональной) конфликтности, на что указывают прежде всего отечественные и зарубежные исследователи (М. Лебедева, И. Дериглазова, А. Большаков, В. Кременюк, В. Блищенко, М. Солнцева, Т. Шеллинг, Л. Блюмфильд, А. Молтон, А. Здравомыслов, Д. Барышников, Д. Фельдман, Е. Доронина, А. Арбатов, В. Журкин, Е. Примаков, М. Соленберг, И. Валлерстайн, Е. Степанова, Д. Фушер, Дж. Кифер, Д. Маккиндер, Э. Месснер, С. Поссони, Р. Страус-Хюпе, У. Кинтер, В. Пихт, И. Арцибасов, Р. Гривз, К. Руперсмит, Дж. Гуревич, Р. Руммель) [46].

Для мировой общественно-политической мысли характерно сбалансированное обоснование появления и развития всевозможных конфронтаций. Что касается универсальной концепции урегулирования международно-политических и военных споров, то ее нет до сих пор. Именно поэтому многие специалисты продолжают дискурс по поводу того, что такое конфликт, чем отличается вооруженный конфликт от невооруженного конфликта, в чем различие между такими понятиями, как «война», «международный вооруженный конфликт», «конфронтация» [44].

Первые попытки создания надежной методологической основы теории конфликта относятся к началу 80-х годов ХХ века. До 20-х годов, впрочем, существовал ряд теорий о вечности и необратимости войн. Так, например, германский теоретик В. Пихт утверждал, что конфликт является главным фактором общественного прогресса и что все высшие культуры выросли из конфликта. Английский военный теоретик Д. Фушер рассматривает конфликт как «господствующий фактор истории», а американские социологи Р. Страус-Хупе, С. Поссони, У. Кинтер, создатели теории «спасения цивилизации», обосновывали спасение мира борьбой с коммунизмом, утверждая, что именно в этом конфликте ставкой является национальное спасение [45].

И. Спикман утверждал, что, в свою очередь, условиями возрождения и развития нации является наращивание военной силы, что дает возможность диктовать свою волю тем, кто не располагает такой силой. Многое в теории конфликтов исследователи позаимствовали из теории геополитики Г. Маккиндера, К. Хаусховера, Дж. Кифера. Авторы психологических теорий конфликта (Л. Бернард, в частности) видели источник конфликта в человеческой психике, агрессивности человеческого интеллекта, массовых психозах и т.д. [46].

В космополитической теории (С. Стрейчи, Дж. Дьюна) усматривалась причина военных столкновений в антагонизме между национальными и общечеловеческими интересами. Идеи о конфликте как созидательной и обновляющей силе высказываются такими исследователями, как Р. Дарендорф и Е. Козер.

Обстоятельства возникновения войны или вооруженного конфликта наиболее четко определил К. Райт, специально подчеркнувший, что война и вооруженный конфликт имеют политико-технологические, юридическо-идеологические, социорелигиозные и психоэкономические причины.Ф. Гривз, в свою очередь, полагает, что, что истоки вооруженного конфликта кроются в существовании национально-государственной системы, в полярности мирового сообщества и внутри людей [47]. Применительно к последнему пункту выделено три обстоятельства: эгоистичность (по теории З. Фрейда), социальная жизнь (Дж. Гоббс, А. Эйнштейн, М. Мэй), агрессивные инстинкты (К. Лоренц) [48].

В целом экспертами-конфликтологами выделяется более 250 причин возникновения и развития конфронтации между людьми.

Принято делить конфликты на агонистические (примиримые) и антагонистические (непримиримые). Упущенные возможности разрешения первых конфликтов агонистических способствует их переходу в хронические формы и даже в антагонистические. Напротив, поиск взаимных компромиссов вполне может привести к снятию остроты протекания антагонистического конфликта, а затем при развитии тактики компромиссов — и к превращению его в агонистический, что открывает возможность для полного разрешения конфликтов, которые обычно подразделяются на международный вооруженный конфликт и вооруженный конфликт немеждународного характера. «Международный вооруженный конфликт,— подчеркивает российский исследователь О. Хохлышева,— характеризуется двумя признаками: «международный» и «вооруженный». При исследовании признака «международный» следует учитывать плановый критерий, социально-политическую природу и содержание конфликта, социально-политический строй субъектов участников конфликта. С точки зрения международного права, на основе которого возникают эти отношения, участвующие в конфликте стороны должны обладать международной правосубъективность. Признак «вооруженный» характеризуется применением оружия против другой воюющей стороны. Следовательно, конфликт нельзя назвать вооруженным, если не применяется оружие, хотя и совершаются действия, запрещенные современным международным правом (войны, национально-освободительные движения и пр.).

Вооруженные конфликты немеждународного характера относятся к внутренней компетенции самого государства, на территории которого они происходят (гражданские войны, уголовные преступления)» [49].

Весьма успешна попытка концептуализации типов конфликтов была совершена в 1992 г. советником Института исследования проблем мира (Осло, Норвегия) К. Руперсингом в работе «Процессы демократизации и их значение для международной безопасности» [50]. Этот автор делит конфликты на внутренние и международные, а внутренние конфликты, в свою очередь, на следующие:

• идеологические конфликты между государством и движением инсургентов, где социальная неадекватность между классами преобладает;

• правительственные конфликты, которые распределяются между силой и авторитетами в обществе, характеризуясь требованиями оппозиции относительно изменения режима и принятием народом широкого участия в политике;

• расовые конфликты, которые характеризуются притеснением одной расовой группы населения другой;

• индивидуальные конфликты, где доминируют аспекты — этнический, религиозный, лингвистический.

Предложенная схема небезынтересна, но она не учитывает тот факт, что некоторые конфликты взаимосвязаны, а вооруженные столкновения могут наслаиваться друг на друга на одной территории и поэтому довольно сложно бывает дать вполне определенную характеристику обозначенных выше общественно-политических явлений [51].

В мировой науке нет пока еще единой теории кризиса, и многие исследователи склонны рассматривать любой международный кризис как уникальное явление, для которого не существует и не действуют общие законы и нет каких-либо универсальных схем.

«Конфликту,— пишут В. Блищенко и М. Солнцева,— обычно предшествует нарастание конфликтных отношений, продолжительный характер которых определяется как напряженность в отношениях. Уровень конфликтности между сторонами не бывает постоянным: он то нарастает, то спадает. В последнем случае говорят о разрядке напряженности. Конфликтные отношения, обостряясь, порой сопровождаются конфликтными действиями сторон. Это может выражаться в использовании громких заявлений с использованием обвинений, угроз, ультиматумов, предупреждений и т.д. Конфликтные отношения и действия обычно предшествуют кризису, который характеризуется резким ухудшением отношений, быстротой и лавинообразностью развития событий, плохой их управляемостью. Кризис можно считать не только фазой конфликта, но и его «концентрированной» версией, в которой могут проявляться закономерности конфликтных отношений» [52].

Политические технологии, имеющие непосредственное отношение к всевозможным конфликтным ситуациям в мире, нашли достаточно развернутое объяснение о многих научных разработках, дающих весьма полезные рецепты власть предержащим и обществу для выхода из всевозможных кризисных ситуаций. В сочетании с научными исследованиями многочисленных актуальных проблем международной безопасности (Х. Сисе, Р. Брукс, Д. Балуев, М. Рыхтик, О. Хохлышева, Т. Ваисс, Г. Почепцов, Н. Хомски, Д. Мирсхаймер, Р. Киглер, П. ван Хам, В. Маулер, В. Хавелти, Э. Алмонд, Дж. Айкенбери, Р. Уэслер, О. Колобов, К. Холмквист, Д. Скотфильд, М. Маукер, Ст. Шилл, Е. Либерман, А. Корнилов и др.), противодействия терроризму (Е. Степанова, С. Грачев, Д. Джонсон, В. Наумкин, Э. Соловьев, Е. Ляхов, Ч.А. Александер, Б. Белл, Р. Куплерман, Ф. Хоцкер, А. Грачев, М. Креншо, А. Игнатенко, Ю. Решетов, М. Энтин и др.), миротворчества (О. Хохлышева, А. Никитин, А. Барышев, Б. Тузмухаммедов, М. Шмидл, В. Заемский, О. Вевер, Б. Меллер, Б. Бузан, Ф. Барем), политической прогностики (В. Ли, А. Панарин, Ю. Хабермас, Э. Кассе, Н. Гродненский, Э. Корниш, И. Бестужев-Лада, А. Турчин, Дж. Ватворд, А. Бирюков, С. Конопатов, В. Бочарников, С. Свешников, О. Возняк, Е. Горбунов, Р. Дмитриенко, Ю. Кирпичников и др.) все они способствуют формированию веских оснований для принятия тех ответственных решений на различных уровнях организации политической власти (локальном, региональном, международном транснациональном, наднациональном), которые действительно служат интересам всего человечества [53].

Так как война зарождается в умах людей, проблемы предотвращения любых конфликтов и в особенности тех, которые тесно связаны с международным терроризмом, представленным асимметрично организованными структурами, не генерирующих насилие, повсеместно требуют утверждения соответствующих идеологических постулатов.

«Возможности нейтрализации универсалистской (квази)религиозной экстремистской идеологии,— замечает российский исследователь Е. Степанова,— вдохновлявшей наиболее опасную разновидность современного транснационального терроризма — глобальное «джихадистское» движение,— ограничены. Соответственно решение этой задачи требует нестандартных и неортодоксальных подходов.

Эффективным противовесом транснациональному, (квази)религиозному экстремизму в асимметричной конфронтации может служить только такая идеология, которая сравнима с ним по степени мобилизации и радикализма, но при этом не имеет столь же мощного транснационального резонанса и по крайней мере не ставит под сомнение саму идею государства и его системообразующую роль в современном мироустройстве».

В данном случае целью должно быть превращение сетевых организационных моделей, альтернативных организационным моделям государств и особенно эффективных в противостоянии государству, в структуры более привычного и более иерархиизированного типа. Это позволит снизить их сравнительные организационные преимущества в асимметричном конфликте и облегчить возможную последующую частичную интеграцию в политический процесс.

Такая стратегия актуальна лишь для решения проблемы достаточно крупных вооруженных движений, которые пользуются определенной поддержкой среди населения, объединяют в себе элементы социально-политического, социально-экономического, этнорелигиозного и иного социокультурного протеста и которые невозможно разгромить чисто военными методами» [54].

Что касается современного политического процесса с учетом событий, происходящих на планете, а в ближневосточном регионе в особенности, то он, по справедливым утверждениям ведущих зарубежных и отечественных экспертов, непременно должно обладать явными признаками системности (Э. Корниш), технологической сингулярности, понимаемой как проявление значимости внезапного решительного изменения всего мира, связанных с развитием новых технологий, усиливающих скорость все политических процессов (А. Турчин) и синергетики (А. Панарин).

Полагаясь на логику вызова-ответа, при системно-ресурсном подходе к любым расчетам будущего вполне возможно разработать сценарий в универсальной парадигме синтетического предвидения, апеллирующей к пониманию сути стратегии глобализации в ее различных региональных вариациях.

3. Работы, освещающие различные аспекты деятельности великих держав и влиятельных международных организаций на Большом Ближнем Востоке и в отдельных странах региона (Афганистане, Ираке, Иране, Сирии, Иордании, Ливии, Турции, Египте, Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратах и т.д.), связаны прежде всего с пониманием международно-политической конкретики в увязке с технологиями кризисного управления регионального масштаба. В исследованиях В. Гусейнова, А. Денисова, Дж. Ленцовского, Дж. Кирка, В. Карякина, А. Климана, А. Торкунова, А. Боготурова, А. Воскресенского, В. Блищенко, М. Солнцевой, А. Шандры, О. Колобоава, И. Шамина, В. Панина, С. Лузянина, Б. Араса, М. Уорена, И. Звягельской, Н. Лисового, С. Грина, Р. Даниеля, С. Хадави, Дж. Хареми, А. Эпштейна нашли отражение многие проблемы развития Большого Ближнего Востока в широком историко-политическом континууме [55].

Научные труды У. Лакера, В. Дадряна, Е. Мелкумян, Г. Косача, А. Хурани, Э. Томпсона, Г. Усмана, Р. Халиди, М. Муслима, Р. Симон, М. Рута, А. Руппина, М. Мансфельда, Дж. Антониуса, Р. Олдингтона, Т. Хершо, Дж. Даниеля в отдельных аспектах посвящены политике великих держав и влиятельных международных организаций в регионе [56].

Развернутая характеристика военно-политической обстановки в странах региона с наиболее значительным конфликтным потенциалом дана в произведениях А. Алиева, Аль Гунеймма, В. Корякина, Ш. Закари, А. Яковлева, А. Иссы, И. Александрова, Б. Мюллера, А. Васильева, У. Шарикова, А. Джабалья, А. Кемрана, Х. Майбаха, Дж. Альхамида, Ф. Маквеера, Я. Черкеского, Р. Хиннебуха, Дж. Йофе, Р. Скидельски, Х. Зигмана, Р. Пероуза, М. Шульца, М. Фарела, Ш. Султанова, Б. Боумена, В. Юрченка, О. Белова, М. Каца, Ю. Сегова, Р. Нортен-Тейлора, В. Юфсеева, Д. Плеша, М. Батча, В. Сашина, Г. Сондерса, К. Рузвельта, Г. Ховарда [57].

В целом исследовательская литература по арабо-израильскому конфликту и палестинской проблеме с учетом фактора ислама в мировой политике огромна по объему и разнообразна по содержанию [58].

Уже при беглом ознакомлении с ней создается впечатление о нарочитом желании многих издателей именно путем интенсивного опубликования научных монографий, книг, статей, очерков, обзоров запутать и без того сложную тему, затянув узел противоречий до предела.

Риск сделать что-то не так при освещении истории и современного состояния проблемы Палестины в США, Великобритании, Израиле, да и в Российской Федерации тоже достаточно велик. Но он, впрочем, все же преодолевается теми исследователями, которые искренне стремятся разобраться в истинных причинах и подоплеке сложных палестино-израильских дел. Неудивительно поэтому значительное количество достаточно объективных научных работ по данной тематике и в России, и за рубежом, где, в частности, проблема Палестины и динамика ближневосточного конфликта адекватно представлены фундаментальными научными трудами по геополитике, дипломатии, конфликтологии, внешней политике великих держав и международным отношениям, написанными Р. Ароном, С. Хантингтоном, Г. Киссинджером, У. Квандтом, У. Лакером, Д. Уолволтом, Д. Горовитцем, Н. Подгорецом, А. Тейлором, З. Бжезинским, Э. Саидом, И. Шамиром, Н. Хомским, А. Селой, Л. Кади, В. Халиди, Э. Накхлекхом и многими другими американскими, европейскими, арабскими учеными [59].

В России данная тематика также получила детальное освещение в целом ряде научных монографий, книг, статей, отзывов, очерков, подготовленных А. Барышевым, И. Беляевым, В. Блищенко, И. Блищенко, К. Борисовым, Р. Бороновым, А. Брассом, П. Демченко, Ю. Ждановым, И. Звягельской, Т. Карасовой, В. Киселевым, В. Кокиным, О. Колобовым, Г. Косачем, В. Ладейкиным, Р. Ландой, Л.И. Медведко, С. Модестовым, Л. Моджорян, Ф. Мухамед аль-Наджером, В. Наумкиным, В. Носенко, Е. Примаковым, К. Поляковым, Е. Пырлиным, С. Роговым, А. Федорченко, М. Хазановым, А. Хасьяновым, О. Хохлышевой, М. Шевченко и др. [60].

Современное состояние палестинской проблемы непосредственно нашло отражение в опубликованных научных трудах российских ученых (А. Колобова, О. Колобова, А. Корнилова, О. Хохлышевой, В. Кулагина, Е. Усовой, Г. Меламедова, Т. Носенко, Г. Зайцева, В.М. Черновицкого, В. Овчинского, К. Капитонова, С. Лузянина, Е. Примакова, Э. Соловьева) и зарубежных экспертов (Н. Хомского, Х. Сисе, Д. Голда, М. Орена, Дж. Мирсхаймера, Ст. Уолта, А. Эпштейна, С. Абуриша, Дж. Абеда, Х. Ашрави, Абу Ситта, М. Амары, А. Кубурши, С. Зидани, С. Шабита).

Необходимо подчеркнуть, что подавляющее большинство научных исследований по палестинской проблеме и ближневосточному конфликту, изданных за рубежом, написаны с откровенно предвзятых позиций. Причиной служит особая заинтересованность отдельных представителей глобально организованной международной финансово-промышленной олигархии планеты во что бы то ни стало отстоять свои интересы в сложном палестино-израильском противостоянии, распределив в свою пользу исключительно все сферы влияния в ближневосточном и других стратегически важных регионах планеты.

В целом же классификация современной научной литературы по ближневосточной тематике может быть следующей:

• общеполитические работы;

• конфликтологические и миротворческие изыскания;

• эсхатологические произведения, рассматривающие проблемы Палестины преимущественно в рамках библейской проблемы Святой Земли, которой уготовано особой предназначение в обозримом будущем при возможном новом, оригинальном, геополитическом раскладе сил.

«Правд» при анализе различных аспектов проблемы Палестины и арабо-израильского конфликта в прошлом, настоящем, будущем — великое множество. Истина, по всей видимости, одна. Она остается, к сожалению, до конца не познанной в силу того, что ее главную составляющую образуют конкретные судьбы миллионов людей, оказавшихся заложниками обстоятельств, спровоцированных «сильными мира сего». Понять смысл, происходящих на Большом Ближнем Востоке событий тем не менее можно и нужно. При этом от правильного мировоззренческого подхода зависит многое, если не все, в сложном деле достижения прочного и справедливого мира на Земле, так уставшей от бесконечных войн, кризисов, конфронтаций.

Ближневосточный научный дискурс, имеющий в основе мощный информационный ресурс, благодаря высокой степени и глубине научной изученности, происходящих в регионе политических явлений, обладает естественными многомерными характеристиками. Структурно он непропорционально асимметричен, так как большинство научных исследований, введенных в дискурсивное пространство, англоязычны, а меньшинство представлены информацией распространяемой на русском, французском, немецком, арабском языках.

Российские ученые, однако, весьма активно участвуют в разработке всех проблем, имеющих отношение к теме настоящего исследования, и достигли в своей академической деятельности существенных результатов (прежде всего теоретических и методологических). К сожалению, их рефлексия продолжает носить преимущественно традиционную направленность, а последняя должна быть непременно инновационной, упреждающей и, по сути своей, своевременно заполняющей имеющиеся в процессе научных изысканий лакуны. При этом объединение дескриптивных усилий ученых с действиями лиц, принимающих решения (ЛПР), на практике должно быть обязательным в рамках тематики настоящего исследования.

Квинтэссенцию научного поиска (отечественного и зарубежного в равной мере) составляет стратегия конфликта (Т. Шеллинг), которая предполагает акцент на взаимозависимости решений соперников-посредников, всевозможных «центров силы», осуществляющих масштабное политическое миротворчество в региональном и глобальном масштабах с учетом ожидаемого поведения всех акторов мировой политики в ближайшем будущем [61].

Научное знание (фундаментальное и прикладное) является императивом действия, и хорошо, если последнее направлено на искреннее стремление всех участников мирового политического процесса к справедливости, прогрессу и миру не только на Большом Ближнем Востоке, но и во всем мире.

Автор настоящей работы, принимая во внимание тот факт, что многие важные аспекты проблемы до сих пор остаются малоизученными в России и за рубежом, стремился максимально учесть именно данное обстоятельство при осуществлении, строго по «законам жанра» политического исследования, анализа механизмов, технологий, инструментов управления арабо-израильским конфликтом и теми коллизиями, которые образуют сплошное региональное кризисное пространство или хаос, эффективный менеджмент которого затруднен.

Суть рабочей гипотезы настоящего исследования состоит в том, что современное сложное политическое положение на Большом Ближнем Востоке является закономерным результатом специальных действий великих держав (прежде всего и главным образом Великобритании, а затем — США) по образованию пространства постоянных конфликтов (арабо-израильского главным образом, многих других сопутствующих кризисных проявлениях), для управления которыми образована разветвленная система политических институтов, применяющих на разных стадиях эскалации конфликта технологии жесткой (hard) и мягкой (soft) силы.

Столь сложная политическая данность усугубляет противоречия мирового политического процесса и сильно затрудняет осуществление позитивных попыток основных акторов мировой политики, направленных на достижение состояния организационно-функционального оптимума, необходимого для достижения стабильности в региональном и глобальном масштабе.

Научная новизна и основные результаты исследования, полученные лично автором определяются принципиально новым теоретическим ракурсом, совмещающим всевозможные научные подходы (сравнительный, системно-ресурсный, синергетический) при определении новых закономерностей мировой дипломатии и новых оценках качества как политических институтов и технологий, которые реально способствуют адекватному восприятию всей системы управления политическими процессами в мире и на Большом Ближнем Востоке в особенности. При этом в исследовании особо выделены обстоятельства, которые действительно способствуют изменениям не только в рамках хронического арабо-израильского конфликта, но и в регионе в целом. Элементами новизны обладают:

• комплексное рассмотрение конфликтогенеза, эскалации наиболее значимых, взаимодействующих с арабо-израильским противостоянием, кризисных проявлений;

• прогнозные оценки политической ситуации на Большом Ближнем Востоке с учетом позиции основных политических акторов и тех возможных институциональных трансформаций, которые характеризуют сложившуюся систему «управления через хаос» в стратегически важных и богатых природными ресурсами регионах планеты;

• определение концептуальных принципов политического лидерства, параметров взаимодействия разных звеньев в механизме выработки и осуществления ближневосточной политики великих держав, а также того структурно-функционального комплекса, который представляет собой влиятельные международные организации;

• аргументы в пользу того, что Российская Федерация должна непременно активизировать и наполнить новым содержанием свою политику в регионе, а главное — более эффективно внедрять в дипломатическую практику новые технологии, адаптируя лучший зарубежный опыт.

Кроме того, автором впервые в России посредством перевода с иностранных языков (арабского, английского, французского), систематизации и комментариев введено в научный оборот множество оригинальных документов, несущих действительно новое знание по арабо-израильскому конфликту, палестинской проблеме и ближневосточной политической динамике.

При громадном количестве опубликованных работ по тематике исследования настоящее исследование восполняет определенный пробел в отечественной и зарубежной политической науке, синтезируя ретроспективное изучение различных аспектов проблемы с поиском конкретных ответов о реальных возможностях улучшения качества управляемости регионов, представляющих жизненно важный интерес для мировой политической элиты.

Обоснованность и достоверность работы обусловлены авторским комплексным политологическим изучением базовых концептов ближневосточной политики великих держав и влиятельных международных организаций на всех стадиях развития кризиса и с учетом эффективной деятельности системы управления мировыми процессами и особого значения хронического арабо-израильского конфликта. Изучение и сопоставление многих важных документов, не введенных до этого в научный оборот, позволили автору достичь значительного уровня достоверности при том качестве концентрации обобщений, которое непременно должно лечь в основу экспертно-аналитической оценки любого политического процесса.

Теоретическая значимость исследования определяется прежде всего привлечением автором существенных результатов отечественной и зарубежной политической мысли, предусматривающих действительно оригинальное толкование качества глобального управления (Global Governance), механизмов управления конфликтами на глобальном и региональном уровне, страхования политических рисков, коллективной безопасности, а также антикризисных технологий и миротворческих инструментов.

Выявление автором причинно-следственных связей процесса распространения кризиса на Большом Ближнем Востоке с получением действительно нового научного знания должно реально способствовать корреляции политического восприятия лицами, принимающими решения (ЛПР) в Российской Федерации, сложных процессов по всему периметру границ государства и появлению нового качества взаимодействия глобальных структур управления кризисами для того, чтобы решение проблем международной безопасности оказалось выгодным прежде всего России.

Практическая значимость работы заключается в возможностях привлечения сделанных автором выводов при исследовании и прогнозировании развития политики великих держав и влиятельных международных организаций на Большом Ближнем Востоке с учетом особенностей формирования системы управления кризисами и конфликтами и возможностей взаимодействия с ней Российской Федерации. Ее основные положения могут быть применены непосредственно различными департаментами Министерством иностранных дел России.

Сведения, систематизированные в работе, применимы для моделирования сложных конфликтов и конфликтных ситуаций и корректировки восприятия российским и зарубежным научным сообществом положения дел в наиболее конфликтных регионах земного шара.

Кроме того, они могут найти широкое применение в учебном процессе классических университетов России и профильных учебно-научных учреждений МИД РФ.

Личный вклад автора в разработку проблемы определяется самостоятельным изучением особенностей и закономерностей ближневосточной политики великих держав, конфликтогенеза и эскалации всевозможных кризисных явлений, усугубляющих и без того сложное положение дел в рамках арабо-израильского противостояния, создающих предпосылки для распространения технологий «управления через хаос» и, таким образом, затрудняющих решение задач коллективной безопасности в региональном и глобальном масштабах. Все результаты настоящего научного исследования получены автором лично, в процессе целенаправленного творческого поиска ответов относительно прошлого, настоящего и будущего в регионе и той действительно новизны, которая должна непременно быть при рассмотрении ближневосточной деятельности ведущих акторов мировой политики в самых различных ее уровнях.

При этом особо важными являются:

• ценностные характеристики полученного нового научного знания о ближневосточной политике великих держав и влиятельных международных организаций, реализуемой в широком историко-международно-политическом континууме;

• концептуально обоснованные автором принципы ближневосточного конфликтогенеза при особом акценте на специфике последнего и научно оценке взаимозависимости всех кризисных состояний с арабо-израильским конфликтом, палестинской проблемой, структурами сложившейся системы управления политическим процессом в регионе и во всем мире;

• зафиксированные автором специфические политические обстоятельства внедрения в практику миротворческого инструментария и политических технологий урегулирования конфликтов в расширяющемся кризисном пространстве;

• выявленные автором новые закономерности эскалации арабо-израильского конфликта и тех процессов политической институционализации, которые имеют прямое отношение к современной дипломатии основных акторов мировой политики на Ближнем Востоке;

• субъектно-объектные констатации автора относительно возможностей развития структур управления конфликтным состоянием региональной и мировой динамики в интересах политики России на Большом Ближнем Востоке и ее ближайших, среднесрочных, долгосрочных перспектив.

Апробация результатов исследования. Исследование неоднократно обсуждалось на заседании кафедры зарубежного регионоведения Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского — национального исследовательского университета России.

Автор в 2000–2011 гг. выступал с научными докладами по теме работы на различных международных, всероссийских, региональных, межвузовских и вузовских конференциях, конвентах РАМИ, форумах, конгрессах, школах конфликтологии, политологии, международных отношений, безопасности в России и за рубежом. Он посетил с научными целями Ирак, Иорданию, Ливан, Турцию, Сирию, Объединенные Арабские Эмираты, Египет, Тунис, оперативно внедрив полученные результаты в учебный процесс, при чтении студентам ФМО ННГУ лекционных курсов «Ближневосточный конфликт», «Политические процессы в современном мире», «Международные организации», «Международная безопасность», «Основы политологии».

Результаты экспертно-аналитических исследований автора легли в основу ряда собственных учебных пособий по теме настоящего исследования, глав некоторых учебников, написанных коллективно («История международных отношений», «Международный терроризм», «Теория международных отношений», «Теория политики», «Диалог культур в современном мире»), а также многих научно-справочных изданий (словарей терминов по мировой политике, конфликтологии, безопасности, терроризму).

Структура исследования. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Архитектоника работы построена таким образом, чтобы логически увязать теорию политики, политическую конфликтологию, сравнительную политологию, международные отношения, международный терроризм, международную безопасность с науками о политическом процессе, институтах, технологиях в единое концептуальное целое.

Расчет на получение при этом «эффекта амальгамы» оказался вполне обоснованным, так как политическая власть в мире действительно концептуальна. Если она таковой будет в современной России, то внедрение в политическую практику методологии, методики, технологий, инструментария «управления через хаос» действительно приведет к организации ближневосточного мирного процесса на справедливых началах, что будет реально способствовать улучшению военно-политической обстановки в мире. Именно данная констатация определяет пафос настоящего научного исследования, направленного не только на выявление противоречий, но и осмысление закономерностей мировой динамики с максимальным учетом интересов России.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.