Монастыри как ячейки гражданского общества преодоление исторических комплексов

Лункин Р. Н.

Роль монастырей в России была исторически велика — они были не только церковными центрами миссии, образования, культуры, но и государственными комплексами, помогавшими освоению земель и владеющими крестьянами и землями. Со времен Петра I была поставлена проблема социально-попечительских функций православных обителей, однако в синодальный период монастыри были встроены в государственную систему, также как и вся Православная церковь. Несмотря на существование богаделен при монастырях и других форм социальной помощи, монастыри были замкнутыми мирами, которые жили своей духовной и хозяйственной жизнью.

В советское время монашеская жизнь была уничтожена, монастыри разорены, и в начале 1990- х годов все надо было создавать заново, с чистого листа. В монахи шли люди, обратившиеся в советское время, и неофиты. Для обеих этих категорий людей монастырь являлся одним из символов русского православия, но образ этого православия складывался из картинок дореволюционного прошлого — благообразных и больших монастырских комплексов, с крепостными стенами, соборами и келейными корпусами, а также хозяйством, которое ведут монахи, чтобы прокормить себя. В соответствии с этой мечтой и начиналось возрождение монастырей. Прежде всего стали восстанавливаться из руин стены и здания, внутреннее благолепие и убранство храмов за счет благотворителей, а строительство — за счет трудников и гастарбайтеров. Что касается монашества, то, как отмечал социолог религии Сергей Филатов, в обителях, в которых до революции проживало до 300 монашествующих, сейчас проживает максимум несколько десятков, если не несколько, монахов, которые располагаются в громадных зданиях, требующих больших вложений. То, что произошло за последние 20 лет, трудно назвать возрождением, так как перед монастырями встали проблемы, которые до 1917 года не ставились. Численность монахов чрезвычайно низкая, учитывая те комплексы, которые они занимают, духовная жизнь заменяется строительной и бытовой, хозяйственные комплексы развиваются только для своих нужд, сельское хозяйство, пекарни, промыслы при монастырях стали развиваться лишь последние 10 лет, но это очевидно не приносит обителям ощутимой прибыли. Доходы же от паломников зависят от известности и истории монастыря, его местоположения.

Монастыри даже не ставили перед собой задачу взаимодействия с обществом, с населением, хотя для современного монастыря в постсоветской России это должно было бы быть одной из первых задач. Даже обладая крепкими стенами и красивыми зданиями, монастырь не выживет в окружающем обществе, которое далеко от православия и веры вообще, к Церкви, к ее требованиям, богатству и землям относится подозрительно, а то и враждебно, не верит в дореволюционную мечту о русском православии, наконец, живет в государстве, где формально все религии равны перед законом. Абсолютное непонимание между монастырями и обществом, как окружающим населением, так и интеллигенцией, отразилось в конфликтах граждан с монастырским начальством, в том числе по поводу притязаний обителей на собственность и земли, в недовольстве творческой интеллигенции тем, как в монастырях хранятся и как им передаются музейные ценности. Безусловно, в конфликтах большую роль играл личностный фактор (настоятелями и настоятельницами монастырей становились люди сильные и властные, возвращающие Церкви ее сокровища), но в результате, как и до революции, многие монастыри оказались в замкнутом пространстве, отделенными от общества.

Монастыри и монашеская жизнь в России достаточно многообразны, но жизнь эта по большей части скрыта от глаз, а поэтому трудно быть специалистом в том, чего не видишь. Если конфликты и скандалы часто выливаются в прессу и информацию о них легко найти в Интернете, то принципиально новые веяния в жизни обителей обнаружить сложно. Между тем развитие монастырей в сторону большей открытости, социальной активности и взаимодействия с обществом можно проследить по нескольким примерам, которые автор может засвидетельствовать на собственном опыте.

Одним из примеров того, как сталкиваются два мира — светский и монастырский,— является ситуация на Соловках, где островные условия позволяют увидеть это видно особенно ярко (автор посетил Соловки в июне 2010 года). Современность поставила перед Соловками новые задачи — сочетания совершенно чуждых монастырю светских элементов жизни вокруг него и возрождения Соловков как общероссийского духовного центра. Противоречия, заложенные еще при советской власти, стали основой для сложного поиска нового образа жизни на островах, где жители не привыкли жить по церковным правилам и вести христианскую жизнь, а монахи часто не понимают, что дореволюционное прошлое уже нельзя вернуть в его первозданном виде.

С начала 1990- х годов Соловки оказались расколоты на две части — церковную, то есть сам монастырь с монастырским хозяйством и постройками на островах, и светскую — поселок Соловецкий со светской администрацией, созданный в советские годы. По мере медленного роста влияния монастыря (на протяжении 10 лет) и стремления РПЦ возродить его в былом виде интересы двух частей входили в противоречие. Очевидно, что невозможно вернуть ситуацию к дореволюционному времени, когда вся власть на островах и все земли принадлежали монастырю. В настоящее время на островах живет около 1 тысячи человек, около половины которых составляют дети и пенсионеры, а все остальные тем или иным образом связаны с деятельностью музея. Основой музея является соответственно сам монастырь с его помещениями.

По просьбам РПЦ музей федеральными властями стал постепенно передаваться монастырю. В 2001 году Соловецкий монастырь заключил договор с Соловецким музеем о совместном использовании памятников религиозного назначения. В ноябре 2009 года директором Соловецкого государственного историко-архитектурного и природного музея-заповедника был назначен настоятель Соловецкого монастыря архимандрита Порфирия (Шутова). То есть по существу музей и монастырь стали одним целым, ив каком-то смысле монастырь вернул себе часть своей дореволюционной власти на архипелаге. Самое массовое возмущение возникло в августе 2010 года, когда жители поселка Соловецкий обратились к президенту России Дмитрию Медведеву с жалобой на монастырь. Жители возмутились тем, что монастырю был передан один из крупнейших островов, куда доступ местным жителям оказался закрыт, в местном клубе было запрещено проведение дискотек для молодежи, монастырь стал выдвигать требования об ограничении туристического потока на острова за счет развития православного паломничества. Занимавшимся при местном яхт-клубе детям запретили тренироваться на территории Святого озера и предложили делать это в акватории моря, где невозможно обеспечить безопасность, поэтому тренировки пришлось прекратить.

В год через монастырь проходит больше 15 тысяч паломников (только осенью–зимой монахи могут прийти в себя и отдохнуть). Туристов на Соловки приезжает, скорее всего, еще больше, для них созданы все условия — есть культурная программа в виде музеев СЛОНа, экспозиций Соловецкой школы юнг и т.д., конечно, сам Соловецкий монастырь, а также вполне комфортабельная сеть домашних отелей, сдающихся в аренду частных домов, аренда джипов, велосипедов, лодочная станция, откуда можно поплавать по каналам, прорытым когда-то монахами. На Соловках устраиваются конференции, музыкальные фестивали, сюда приезжают художники, да и вообще интеллигенция из Петербурга и других городов русского Севера и со всей России. Соловецкий поселок — такой же живой организм, каким в настоящее время стал Соловецкий монастырь.

Перед глазами критиков РПЦ стоит пример того, как обошелся с жителями Валаамский монастырь, который располагается в Ладожском озере на территории Карелии. В 2006 году монастырское начальство фактически ликвидировало поселок Валаам, в котором жили люди, не имеющие отношения к монастырю. На практике Валаам стал закрытым монастырским островом, как это было до революции 1917 года, где ничто не должно было мешать уединению монахов.

Между тем позиция монастырского начальства на Соловках в этой ситуации является примером разумного баланса между диалогом с обществом и стремлением утвердить церковные правила жизни. С того момента, как в 2009 году директором музея стал наместник монастыря архимандрит Порфирий (Шутов), работа по восстановлению и реставрации монастырских зданий и церквей стала еще более энергичной, в том числе и за счет благотворителей. Одна из самых главных сложностей для монастырского начальства — согласование проектов реставрации на разных уровнях власти, поскольку монастырь-музей является памятником федерального значения. Внутри монастыря по-прежнему действуют экспозиции, посвященные истории Соловков, духовенства и репрессий советского времени. Для паломников и туристов монахи вырезают из дерева искусные фигурки старцев в монашеских одеяниях.

Наместник архимандрит Порфирий совершенно не собирается ликвидировать музей, а вместе с ним и поселок Соловецкий. Основные экспозиции посвящены не только церковной истории, но и археологии островов, истории Соловецких лагерей историей, Соловецкой школе юнг (1941–1945 гг.) и т.д. Отец Порфирий — выходец из Троице-Сергиевой лавре, одного из крупнейших монастырей в России, который сумел выстроить благожелательные отношения со специалистами Сергиево- Посадского государственного музея. В одном из своих интервью архимандрит Порфирий подчеркивал: «Свою миссию как директора музея я вижу в том, чтобы такая же гармония, как в лавре, установилась бы и на Соловках». На опасения и страхи жителей поселка и критиков передачи музеев и музейного имущества РПЦ наместник Соловецком обители отмечает: «От слов, от виртуальной “реальности”, от бесконечного интерпретирования мнений друг друга все уже устали. Лучшим ответом будут практические дела. Поэтому мы намерены действовать, а о результатах информировать общество в режиме онлайн». Для того чтобы обеспечить единое качество реставрационных работ, был создан объединенный архитектурно-реставрационный совет монастыря и музея. Руководство монастыря проявило свой управленческий талант и поставило реставрацию памятника на регулярную основу.

«О сосуществовании и гармоничном развитии церковного и светского элементов на Соловецком архипелаге» было заявлено также 21 августа 2010 года, когда патриарх Кирилл возглавил на Соловках заседание Комиссии по сохранению духовного, культурного и природного наследия Соловецкого архипелага. Наместник обители архимандрит Порфирий (Шутов) отметил, что в 2010 году планировалось выделить из государственного бюджета 300 млн. рублей на реставрацию монастыря, но деньги так и не поступили и все пришлось делать за счет пожертвований благотворителей. Представители администрации Архангельской области высказались за разделение зон туризма и паломничества: весь комплекс туристических услуг предполагается вывести с островов, которые станут местом паломнических поездок, а для туристов будет организован специальный анклав на юге Онежского побережья Белого моря.

Радикальное стремление лишить монастырь его власти и влияния на Соловках бесперспективно, так как соловецкие монахи с их крепостью из каменных глыб и скитами будут определять лицо архипелага как одного из духовных центров России. А будет ли это еще и культурный центр, открытый для творческой интеллигенции, зависит и от монахов, и от способности администрации поселка прислушиваться к позиции отца-наместника. Поскольку монастырь — это сердце Соловков, то очевидно, что какие-то ограничения монастырское начальство вправе ввести на островах, в том числе и для туристов.

Сторонники светского пути развития Соловецкого архипелага вряд ли смогут переломить ситуацию. Уже нельзя остановить развитие чисто церковной инфраструктуры Соловецкого монастыря, сердца острова, без которого и его жители не смогли бы существовать. Монастырь является большим социальным, хозяйственным, паломническим и образовательным комплексом. Сейчас в обители более 100 монахов, есть свои монастырские суда, которые доставляют с побережья припасы и паломников, для которых будут создаваться новые гостиницы. Из социальной работы монастырь помогает пожилым жителям (в монастырь можно придти на бесплатные обеды), оплачивает питание для малоимущих детей, дарит подарки на Рождество и Пасху, в самом монастыре всегда можно найти оплачиваемую работу. В сфере образования монастырь активно развивает воскресную школу, помогает материально учителям, которые преподают в местной школе «Основы православной культуры».

Учитывая социальную роль монастыря, которую он начал играть лишь недавно, он вправе выдвигать свои требования для посещения архипелага, договариваясь при этом с местным населением. К диалогу располагают и природа, и люди русского Севера. Архимандрит Порфирий так выразил одно из первых своих впечатлений от Соловецких островов: «В тишине острова, где над тобой низкое, облачное северное небо, пронзительно ощущается близость неба духовного — дух, молитва и почти осязаемое присутствие древних подвижников и новых мучеников».

Экономическая, хозяйственная жизнь монастырей в сочетании с целенаправленной социальной политикой епархии поднимает православные обители на совершенно новую ступень — они сами становятся центрами общественной жизни. Это хорошо видно на примере монастырей Курской области (автор участвовал в социологическом исследовании в области в марте 2010 года).

Замначальника управления по взаимодействию с политическими партиями и общественными организациями Комитета администрации Курской области по работе с территориями и общественными организациями Александр Шаповалов полагает, что РПЦ становится все более социально ориентированной — священники закрепляются за детскими домами и домами престарелых, при медицинском колледже действуют курсы сестер милосердия. По инициативе епархии была также возрождена Коренная ярмарка у ведущего монастыря области — Коренной пустыни. В области сложилась прослойка православной интеллигенции, которые реально ведут церковную жизнь и участвуют в жизни епархии.

Одни из самых социально ориентированных монастырей — это самые известные монастыри епархии — Рыльский монастырь и Коренная пустынь. Во многом развитие монастырской жизни связано с открытой позицией главы епархии — архиепископа Германа (Моралина). Однако и сами настоятели монастырей, и монахи остро осознают свою социальную миссию в обществе.

В Рыльском монастыре всего около 30 насельников, учитывая тех, кто служит в скитах. Несмотря на то что монастырь лишь недавно стал восстанавливаться из руин, он давно славится своей открытостью по отношению ко всем обездоленным. По словам настоятеля игумена Панкратия (Заикина), такая традиция принимать всех и помогать им сложилась при предыдущем настоятеле старце схиархимандрите Ипполите (Халине, который умер в 2002 году. Отец Ипполит принимал всех — алкоголиков, наркоманов, бомжей, всех нуждающихся, и, помимо этого, к нему приезжали чиновники и интеллигенция. Отец Панкратий — молодой настоятель, обратился к вере в 1990 году, был хиппи, потом жил в Оптиной пустыни, учился в Курской семинарии и был назначен владыкой Германом настоятелем монастыря. Как отмечает отец Панкратий, при отце Ипполите в монастыре были бомжи и алкоголики, но «вокруг была любовь Христова и легкость, как на деревне у дедушки».

У Рыльского монастыря есть свое огромное хозяйство — более 900 га сельскохозяйственных земель, которые обрабатывают трудники (в хозяйстве всего 4 постоянных работника). Монастырю принадлежит техника — помимо тракторов Беларусь, есть и один американский трактор известной фирмы John Deer, который по признанию настоятеля игумена Панкратия (Заикина) часто заменяет всю остальную технику. По существу монастырь дает работу части окружающего населения. По урожайности монастырские земли опережают фермерские хозяйства, но все равно не могут конкурировать с крупными агропромышленными комплексами. Многие, в том числе местные жители, сначала завидовали монастырю, но потом привыкли, тем более что монастырь бесплатно раздает зерно старикам. Отец Панкратий подчеркивает: «С окружающим населением у нас хорошие отношения, хотя на службы люди ходят мало. Но надо быть вежливыми и внимательными, и тогда к нам будет хорошее отношение». Монастырь занимается хозяйством скорее для того, чтобы выживать, печь свой хлеб, кормить скот и птицу — 20 коров, 20 баранов, 70 кур.

Одной из самых больших бед всех монастырей отец Панкратий считает отсутствие монашества. Среди послушников есть несколько крайностей — некоторые ходят на все богослужения, потом перегорают и уходят: «Все-таки верующие не должны ставить олимпийские рекорды по богослужению, а должны верить». Адекватные люди, немного с ленцой — самые стабильные послушники.

Работа монастыря с обществом беспрецедентна, учитывая, что монастырь совсем не богат, а львиная доля времени уходит на реставрацию зданий и хозяйство. Однако при монастыре действует воскресная школа (около 15–20 человек), весте с детьми ставятся театральные сценки на Рождество и Пасху, проводятся встречи в городской библиотеке Рыльска. Коме того, к монастырю приписано 5 школ в округе, которые настоятель регулярно посещает, и по всем школам района проводятся уроки иконографии. Монастырь приглашает подростков в монастырь не только для бесед на духовные темы, но и на настольный хоккей, детский и взрослый, в который также играет настоятель.

Основной подход в общении настоятеля и монахов с людьми — понимание, а также прощать и не осуждать. В отношении знакомых бизнесменов отец Панкратий отмечает, что главное — душа, а если он будет просить денег, то дружба закончится. Детей в воскресной школе также никто не заставляет исповедоваться и причащаться. В монастыре никого не заставляют работать и ходить на службы, а то потом будут монастырь хулить. «Мы можем насильно всех заставить прийти, подогнать танки, лишить зарплаты или пенсии, если в храм не будут ходить, но так нельзя… Для нашего времени важно не осуждать, так как все мы не выполняем всех требуемых правил. Прощать и не осуждать людей — это выход».

В Коренной пустыни около 30 монашествующих и 60 насельников. Эта обитель фактически уже отреставрирована и является визитной карточкой Курской области, куда ежегодно с крестным ходом приносят Коренную икону Божией Матери. Монастырь также дает людям работу на сельскохозяйственных угодьях, которые составляют более 200 га (есть свои трактора и комбайны). У пустыни своя пасека, а также пруд для выращивания карпов. С 2004 года пустынь работает с учащимися ПТУ, которое располагается рядом с монастырем, это будущие трактористы, повара, сварщики. Повара проходят практику в монастырской столовой. Многие дети — сироты и дети из неполных семей — находятся на обеспечении у обители, живут в монастыре. В училище проводятся беседы о православной культуре. Как отмечает один из насельников пустыни отец Руфим (Антипов), поначалу уроки о православии воспринимали с некоторой черствостью, но со временем дети стали раскрываться, сами подходить и спрашивать по поводу крещения, проблем с родителями и т.д.: «Самое главное — проявить теплое отношение к детям, относиться с уважением, без насмешек». Учителя также постепенно стали посещать богослужения, хотя большинство остается невоцерковленными, потому что прийти в храм им психологически сложно — ученики сами показывают им, как надо креститься.

У многих жителей осталось предвзятое отношение к пустыни, поскольку многие жили на территории монастыря, а потом им выделили квартиры и выселили, когда монастырь передали Церкви. Однако насельникам пустыни удается преодолевать подобное отношение своей открытостью и стремлением нести социальные обязанности, так же как и послушания внутри обители. К примеру, в пустыни помогают людям оформить пенсию, а инвалидам — инвалидность. Монастырь помогает психиатрической больнице в пос. Искра, возит туда свой хлеб, продукты, так как кормят там плохо. Способных детей при помощи пустыни устраивают в местную футбольную команду. И специально для детей издается газета «Радуга». Как и в случае с Рыльским монастырем, главным оказывается, как говорил игумен Панкратий, понимание, уважение и рассуждение.

Помимо Курской, можно назвать еще несколько епархий РПЦ, где епархиальное начальство последовательно заставляет монастыри и приходы становиться центрами социальной работы и образования. К примеру, во Владимирской епархии при монастырях создаются приюты для детей, они также активно помогают неимущим. Столь же энергичные монастыри можно найти в Московской, Санкт-Петербургской, Екатеринбургской епархиях и в некоторых других. Хотя, безусловно, нужно отметить, что по стилю, по уставу, по своей культуре монастыри также различаются и необязательно путь каждого монастыря — путь социальной открытости.

На фоне социальной неустроенности жизни в провинции, атомизированности общества роль монастырей будет только расти. В отличие от слабых гражданских институтов самые крупные и активные монастыри в каком-то смысле обречены на то, чтобы организовывать вокруг себя пространство, создавать сплоченную социальную жизнь, то есть само гражданское общество. Будучи сложным духовным и хозяйственным организмом, монастырь вынужден искать реальные пути взаимодействия с людьми из окружающего мира. Сталкиваясь с конкретными житейскими проблемами и неоднозначным отношением населения, обители могут завоевать симпатии общества, лишь показывая христианский пример терпения, уважения, понимания, то есть создавая культуру, в которой сам монастырь будет чувствовать себя комфортно, а не как во враждебном окружении.