И. Гаспринский как первый исследователь социальной составляющей жизни мусульманской общины России

Д. В. Макаров
Руководитель отдела по работе
с общественными огранизациями и мигрантами ДУМЕР

Только что мы прослушали множество прекрасных докладов, отражающих самые разные стороны деятельности Исмаил-бея Гаспринского. Как известно, он проявил себя в таких сферах, как писатель, политик, литературный критик, журналист и издатель, общественный деятель. Во многих из них он стоял у истоков этой деятельности среди мусульман России. Известен он также, как «отец татарской нации» и человек, который сформулировал идею идентичности российских мусульман (в определении самого Исмаил-бея — «русских мусульман»). Но помимо того, что он впервые в истории России смог сформулировать эту идентичность (спустя несколько столетий после распада Золотой Орды), он еще и явился первым исследователем, описавшим социальную составляющую жизни носителей этой самой идентичности — мусульман России.

Разумеется, в XVIII–XIX веках российские мусульмане являлись объектом изучения ряда специалистов. О них писали европейские и российские ученые. Пальма первенства среди них, как это ни странно, принадлежит немецким ученым, в основном находившимся на российской государственной службе. Нам известен целый ряд их работ, написанных на немецком и русском языках. На втором месте находятся православные миссионеры, изучавшие мусульман с последующей целью ведения среди них прозелитической деятельности. Наконец, третьей группой являются собственно российские чиновники (неевропейского происхождения) — Татищев, Неплюев, Череванский. Наконец, самой малочисленной представляются воспоминания османских дипломатов, также содержащие в себе описания российских мусульман. Все эти источники объединяет одна отличительная особенность — они содержат в себе массу фактологического материала, чрезвычайно ценного с точки зрения этнографии. Они изобилуют деталями описания быта, питания, одежды, жилища, мест поклонения, отмечают сакрализацию тех или иных объектов (что понятно, исходя из личного религиозного опыта описывающей стороны). Кроме того, в ряде описательных моментов явно присутствует калька с православия, и его организационных структур; особенно это характерно для российских авторов — миссионеров.

Но в этих работах не содержатся почти никакие моменты из социальной жизни российских мусульман. Практически единственное, что из нее отмечено, это факт закрытости мусульманских общин для стороннего наблюдателя. Именно этот факт, действительно существовавший, объясняет то, почему эта самая социальная составляющая не попала в поле зрения исследователей, предшествовавших И. Гаспринскому. Все эти ученые являлись «чужими» для тех мусульман, которых они исследовали. Чужими были Фукс и Гмелин, Георги и Татищев. В отличие от них Исмаил-бей Гаспралы отнюдь не являлся чужим в этой системе распознавания. Крымский татарин из аристократического рода, женатый на представительнице симбирской ветви Акчуриных, воспитывавшийся в военных учебных заведениях Воронежа (где учились мусульмане их Крыма и Кавказа) и уже тогда очень разной Москвы, он был принят практически во всех мусульманских обществах России. Это и позволяло ему как взглянуть на их внутреннюю жизнь, так и сопоставить различные ее аспекты, сравнить их как с жизнью других мусульманских сегментов империи, так и немусульманским ее населением. Кроме того, причина заключалась и в самом Исмаил-бее, обладавшем крайне редким умением смотреть со стороны на жизнь того общества, членом которого сам являешься.

Какие же моменты из жизни мусульманских социумов фиксирует Исмаил Гаспринский? Он описывает их как сетевую структуру, разумеется, не употребляя данного термина (он был введен в оборот спустя 50–60 лет после написания И. Гаспринским его знаменитого эссе «Русское мусульманство» и 10–15 после смерти самого Исмаил-бея). Буквально несколькими штрихами он немногословно, но точно описывает модели самоорганизации жизни мусульманских общин, в том числе имеющие место при миграции населения. Причем он отмечает те моменты, которые являются общими для всех мусульман России — татар Поволжья и Урала, Крыма, башкир, казахов, кавказцев, жителей Средней Азии и Закавказья. Он не выделяет отдельных самобытных черт, характерных для каждой группы, по той причине, что над ними доминируют общие закономерности.

Каковы же те самые общие закономерности, про которые пишет И. Гаспринский? Минимальными кластерами, которые определяют самосохранения мусульманской общины, он определяет 10–20 семей. Далее автор фиксирует роль неофициального ислама и характер его взаимоотношений с официальными исламскими институтами. Интересен вывод о том, что при наличии отсутствия последних их место полностью замещается неофициальными структурами. Именно это мы видим на примере изучения ислама в советский период, а также в современности в тех регионах, где отсутствуют официально зарегистрированные мусульманские общины. По советскому периоду эта черта также отмечается таким классиком исламоведения, каковым является А. Беннигсен — французский специалист российского происхождения по изучению ислама в Российской империи и СССР. Гаспринский отмечает роль домашнего образования, в том числе в вопросах определения самоидентификации подрастающего поколения. В целом он описывает организацию самоорганизованных мусульманских общин (что, собственно, и является общинами).

Но именно эти особенности зафиксированы также и в ходе многолетних исследований мусульманских общин пореформенного периода, а также советского и постсоветского времени. Они зафиксированы для Москвы, Московской области, Среднего и Нижнего Поволжья, Центральной России, Урала и других регионов. Исследования в рамках серии энциклопедических словарей «Ислам в Российской Федерации» (Д. Н. Денисов, И. К. Загидуллин, Д. Макаров, А. Старостин, А. Ю. Хабутдинов, Д. З. Хайретдинов и др.) подтверждают этот факт. Более того, в настоящее время все эти моменты и аспекты самоорганизации мусульманских общин практически не изменились. Кроме того, они особенно актуальны при процессах миграции, как внешней, так и внутренней, значительно усилившихся в настоящее время.

Последние обстоятельства говорят о том, что работы Исамил-бея Гаспралы не теряют своей своевременности и по сей день. По крайней мере в указанной их части. Но помимо данного аспекта имеется еще один, не менее важный. Как известно, Гаспринский много усилий потратил в направлении формирования новой идентичности — российских мусульман (в понимании самого Исмаил-бея, в первую очередь тюрков). Пришедшим к власти вскоре после его смерти большевикам этот процесс был не нужен, и в процессе формирования «новой исторической общности — советского человека» он был заменен на пышное соцветие социалистических наций. Все они были наделены разнообразными маркерами, как можно более непохожими друг на друга. Но, как оказалось, коммунистическая идея почила в бозе, а религиозные идеи, объявленные «пережитками прошлого», напротив, оказались чрезвычайно живучими. В этой ситуации игнорирование маркера религиозной идентичности, в данном случае мусульманской, по меньшей мере неразумно. И формирование надэтнической «российско-мусульманской» общности значительно бы помогло в формировании общности российской.

По крайней мере в настоящее время можно наблюдать процесс сближения имеющих различное этническое наполнение мусульманских сегментов российского общества. Это ощущается не в Казани или Грозном, а скорее в Москве, Иванове, Новосибирске, и других общинах, имеющих пестрый этнический состав. В основном это города, в том числе мегаполисы, иные новообразованные общины. Здесь не только работают принципы самоорганизации мусульманских общин, но также приобретают особую актуальность идеи интеграции мусульман, выдвинутые И. Гаспринским еще более ста лет назад.

На самом деле мы еще очень мало знакомы с творческим наследием наших великих предков, в число которых входит и Исмаил-бей Гаспралы. Хотелось бы, чтобы такие конференции стали постоянным явлением нашей жизни, и тогда у нас есть реальная перспектива увидеть претворение идей этого великого человека в жизнь.