Ольга Сенюткина
Ислам и мусульмане в Вооруженных Силах России: история и современность
Очевидно, что одной из основных причин падения дисциплины в Вооруженных Силах нашего государства в последние десятилетия является отсутствие духовной составляющей в системе воспитания военнослужащих. Приходящие служить в армию — это, как правило, выпускники российских средних школ, получившие то светское образование, которое дает им сегодня отечественная система образовательной деятельности, то есть пришедшие служить в армию — социальный продукт нашего, во многом кризисного, и во многом бездуховного, общества.
Сегодня, в условиях трудно решаемых экономических и психологических проблем реформирования Вооруженных Сил России (как и всей страны в целом) военнослужащие, несущие службу на кораблях и в частях, нуждаются не в меньшей, а даже в большей степени, чем в прежние времена, в добром духовном наставнике. Как показывает опыт, заместители командиров по воспитательной работе, сменившие замполитов, в этом отношении работают, как правило, интуитивно, не имея должного образования и навыков. Именно длительное отсутствие духовности в системе воспитания вызывает в армейских и флотских кругах (от рядовых до генералов и адмиралов включительно) тягу к религии как основе душевной гармонии.
Однако потребность в духовном кормлении и ее осознание многими членами общества — еще не основание для того, чтобы поспешно закрепить законом введение в армии и флоте штатных священнослужителей, к чему сегодня призывают многие. Очевидно, что решение указанного вопроса невозможно без учета мнения всего российского сообщества, которое представлено разными религиозными объединениями или людьми «вне конфессий» (сугубо светскими или только начавшими движение по пути познания какой-либо религии). Для того, чтобы не допустить поспешности и ошибок в этом важном деле, необходимо переосмыслить богатейший исторический опыт деятельности духовных лиц в армии и опыт межрелигиозных взаимоотношений между военнослужащими, накопленный в дореволюционной России.
Цель данного материала — вспомнить, какой опыт взаимодействия духовных наставников разных конфессий, в первую очередь, мусульман, имеется в отечественной истории и как он соотносится с современным осознанием проблем взаимодействия Вооруженных Сил РФ и представителей конфессий. Поставленная цель будет достигаться автором с опорой на имеющиеся источниковые и историографические материалы.
На сегодняшний день этот опыт частично проанализирован исследователями. Назовем работу Р. Г. Ланды «Ислам в истории России» (М.: Вост. лит., 1995), его же труд — «Политический ислам: предварительные итоги» (М.: Институт Ближнего Востока, 2005), сочинения Д. Ю. Арапова: «Ислам в Российской империи» (Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). Сост. и авт. вводной статьи, комментариев и приложений Д. Ю. Арапов. М.: ИКЦ «Академкнига», 2001); его же: «Система государственного регулирования ислама в Российской империи (последняя треть XVIII – начало XX вв.)» (М.: МПГУ, 2004). Этой темы касались в своих сочинениях С.Б.Сенюткин (История татар Нижегородского Поволжья с последней трети XVI – до начала XX вв. (Историческая судьба мишарей Нижегородского края): Монография. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2001), В. В. Черновская (Мусульмане Ярославля — Ярославль, 2000), Ф. Батыргарей (Татары в Тверском крае. Тверь, 2004). Кроме того, на рассматриваемую тему написан ряд статей, опубликованных в СМИ: например, К. Кабдулвахитова «За веру, Царя и Отечество присягали на Коране», Д. Хайретдинова «На службе Богу и Отечеству», А. П. Белякова «Решение межрелигиозных проблем в вооруженных силах дореволюционной России» и др.
Начнем с характеристики тенденций исторического прошлого. В российской армии XVI–XVII веков важнейшим ее компонентом были служилые татары-мусульмане, составлявшие однородные по конфессиональному составу отряды. «Служилые люди из татар» проявили себя героически в ряде войн, которые вела Россия, и в ходе защиты границ Российского государства. Добавим, что еще тогда, в доимперский период отечественной истории, накапливался опыт взаимодействий мулл со служилыми людьми. Но специфика того времени заключалась в том, что имамы наравне с рядовыми несли все тяготы военной службы и, к тому же, занимались воспитательной религиозной деятельностью в мусульманских по составу подразделениях, выполняя эти обязанности по собственной воле и религиозному долгу служения. Государство их деятельность никак не регулировало. Этих имамов именовали в XV–XVIII вв. абызами — и именно они направляли духовную жизнь служилых татар.
Абызы являлись обладателями коранического знания. (Само слово «абыз» происходит от искаженного «хафиз»: с арабского — «знающий Коран наизусть».) Кроме того, часто абызами называли грамотных, умеющих читать и писать и образованных людей. Поскольку в мусульманском обществе образованность издавна рассматривалась как образованность религиозная, связанная со знанием Корана и Сунны, то, в любом случае, абыз — это обладатель определенного запаса знаний религиозного характера, религиозный деятель того времени, а не просто знающий человек.
Если говорить об абызах на нижегородской земле, то они, абызы XVII столетия, своей неутомимой энергией и верным служением исламу закрепили мусульманскую традицию Нижегородчины в сознании татар-мишарей, дали верующим надежды на то, что только с помощью религии они смогут оказаться достойными в этом и в ином мирах.
Абызы избирались как духовные руководители членами мусульманских общин и являлись интеллектуальной верхушкой этих общин. Их никто официально не утверждал — они и без того пользовались большим уважением и авторитетом среди прихожан. Если командиры боевых отрядов служилых татар имели функцию только военного руководства, то абызы выполняли работу духовников (вместе с тем, они владели оружием и испытывали все тяготы военных походов и защиты пограничных рубежей). Назовем некоторые имена абызов Нижегородчины: Бекбулатов Ишей — абыз деревни Сафаджай (Собачий Остров) первой половины XVII в., Тимаев Мамай — абыз деревни Пара середины XVII в., Янбахтин Резяп — абыз деревни Новые Мочалеи середины XVII в., Казенеев Агилдя — абыз деревни Чембилей середины и второй половины XVII в., Сейфетдинов Биккина — абыз деревни Овечий Овраг рубежа XVII–XVIII вв. и др.
Можно утверждать, что абызы в отрядах служилых татар XVI–XVII вв. заложили традиции деятельности военных имамов. Институт служилых татар перестал существовать в начале XVIII века, когда во времена правления Петра Великого была создана регулярная армия. Мусульмане служили в царской армии наряду с представителями других конфессий. Естественно, у них существовали свои потребности в отправлении религиозных треб, особенности жизни, свойственные правоверным.
В имперской России происходят серьезные преобразования в армии. Рекруты-мусульмане оказываются в рядах служащих бок о бок с христианами, но в численном меньшинстве. К тому же, поскольку в Российской империи взаимоотношения между конфессиями решались законодательно, то очень важным моментом было статусное положение конфессий. Православие являлось государственной религией. А остальные религии делились на терпимые и нетерпимые. Ислам входил в число терпимых религий наряду с буддизмом, иудаизмом, католичеством, лютеранством, армяно-григорианством. К нетерпимым религиям относились в основном секты, которые полностью запрещались. В 1879 г. баптисты и штундисты добились принятия закона, который уровнял их права с инославными исповеданиями. Таким образом, юридически они стали терпимой религией. До 1905 г. сектантами считались и старообрядцы. В 1905 г. был принят закон «О веротерпимости», в соответствии с которым старообрядчество официально получило право на существование. На основании этого закона военнослужащие-старообрядцы могли совершать богослужения по своим обрядам.
Во времена Петра I в армии и на флоте все в большем количестве стали служить не только православные, но и представители других христианских исповеданий и национальностей, особенно немцы и голландцы. Согласно главе 9-й Воинского устава 1716 г. предписывалось «Всем вообще к нашему Войску принадлежащим, несмотря на то, кто какой они есть веры или народа они суть, между собою христианскую любовь имети». То есть, сразу всякие несогласия на религиозной почве пресекались законодательно. Устав обязывал терпимо и бережно относиться к местным вероисповеданиям, как в районах дислокации, так и на территории противника. Статья 114 того же устава гласила: «...священников, церковных служителей, детей, и иных, которые противления чинити не могут, нашим воинским людям не обижать и не оскорблять, и церквей, больниц и школ весьма щадить и не касатися под жестоким телесным наказанием».
Понятно, что для верующего человека большое значение имеет место поклонения Богу. В вооруженных силах тех лет инославные (христиане — неправославные) были в основном среди высшего звена и еще меньше среди среднего командного звена. Нижние же чины, за редким исключением, являлись православными. Для инославных в доме начальника обороны Котлина вице-адмирала Корнелия Крюйса еще в 1708 г. была устроена лютеранская церковь. Эта церковь служила местом собрания не только для лютеран, но и для голландских реформаторов. Несмотря на религиозные различия, они следовали указаниям лютеранского проповедника и держались лютеранских обрядов. В Петербурге для служивших на флоте англичан была построена англиканская церковь. Инославные и иноверческие (нехристианские) храмы строились и в других пунктах базирования армии и флота, например, в Кронштадте. Некоторые из них строились непосредственно по инициативе Военного и Морского ведомств. Устав о полевой и кавалерийской службе 1797 г. определял порядок следования военнослужащих на богослужение. В соответствии с 25-й главой этого Устава в воскресные и праздничные дни весь личный состав (и православные и не православные) должен был идти в церковь строем под руководством одного из офицеров. При подходе к православной церкви осуществлялось перестроение. Православные заходили в свою церковь, а католики и протестанты продолжали следовать строем в свои костел и кирху.
В истории России существовал опыт деятельности специальных мусульманских воинских подразделений. Например, в Отечественной войне 1812 года участвовали свыше тридцати татаро-башкирских полков. Мусульманский казачий полк состоял из 500 рядовых, в командный состав входили 30 человек: командир полка, старшина, 5 есаулов, 5 сотников, 5 хорунжих, 1 квартирмейстер, 1–2 писаря и 10 пятидесятников. В каждом полку имелся мулла. Башкирская и татарская конница участвовали в изгнании французов из Гамбурга, Берлина, Веймара, Франкфурта-на-Майне и других немецких городов. В Веймаре казаки встречались с немецким поэтом И. В. Гете и подарили ему лук со стрелами и курай (национальный музыкальный духовой инструмент). Мусульманские казачьи полки первыми вошли в покоренный Париж.
В конце 1820-х годов при царе Николае I из «магометан» Кавказа и Крыма были сформированы лейб-гвардии Кавказско-Горский и лейб-гвардии Крымско-Татарский эскадроны, которые были включены в состав Собственного Его Императорского Величества конвоя. В связи с этим Д. Ю. Арапов обратил внимание на малоисследованную сторону деятельности ближайшего соратника Николая I генерал-адъютанта, графа А. Х. Бенкендорфа. Он являлся организатором личной охраны царя и был в 1826–1844 годах управляющим Главной Императорской квартирой, к которой принадлежал Собственный Его Императорского Величества конвой. Генерал придавал немалое значение подготовке для конвоя воинских чинов-«магометан». Поскольку в самом начале XIX века во время русско-иранской войны 1804–1813 годов Бенкендорф служил на Кавказе и хорошо знал своеобразие его быта и обычаев, он в 1829 году в «Правилах» обучения горцев Кавказа для будущей службы в конвое писал: «Не давать [горцам] свинины и ветчины, строго запретить насмешки над ними. Эфендию [здесь: мусульманское духовное лицо у суннитов] разрешить посещать горцев, когда он пожелает, даже в классах. Наблюдать, чтобы во время молитвы горцев им не мешали. Наблюдать, чтобы на счет веры горцев ничего худого не говорили и не советовали переменить ее». В дни мусульманских праздников гвардейцам-мусульманам предоставлялись увольнительные.
На протяжении последующих лет рядом законодательных актов были «устроены» религиозная жизнь и быт гвардейцев-мусульман суннитского толка (указы от 20 мая 1846 года, 5 декабря 1855 года и 24 декабря 1861 года). Уставом предусматривались следующие штатные должности служителей исламского культа у гвардейцев-суннитов: старший ахун (имам) Гвардейского корпуса, в каждом из двух «инородческих» эскадронов — имам и муэдзин. Часто имамы по совместительству занимали должности преподавателей «магометанского закона» в различных военно-учебных заведениях Петербурга, где обучали воспитанников-мусульман.
Все мусульманские духовные лица и служители допускались в военные учебные заведения и армию лишь при полной уверенности начальства в том, что они «люди в верности надежные и доброго поведения». Из их числа особо выдвинулся Габдулвахид Сулейманов, род которого коренился в среде нижегородских татар-мишар. В 20-е годы XIX века он обучал основам шариата будущих воинов лейб-гвардии Кавказско-Горского эскадрона, а с 1835 года являлся «вероучителем магометанского закона» Царскосельского кадетского корпуса. К концу 30-х годов Сулейманов засвидетельствовал себя в глазах царской администрации как в высшей степени «доверенное лицо». По поручению МИДа он вел переговоры с казахскими ханами Старшего и Среднего жузов, состоял внештатным переводчиком Департамента духовных дел иностранных исповеданий МВД. В июне 1840 года указом Николая I Сулейманов был назначен оренбургским муфтием — главой Оренбургского магометанского духовного собрания и занимал эту высокую должность вплоть до своей кончины в 1862 году.
Изменения в армейской службе происходили не только у мусульман. 27 августа 1827 г. было утверждено Постановление о военной службе евреев. Военнослужащие евреи имели право исполнять обряды согласно своей вере, поскольку иудейская вера являлась терпимой. Разрешалось ходить в синагоги. Если в месте стоянки корабля или дислокации части не было синагоги, то евреям дозволялось собираться вместе «кучкой» для совершения своих молитвословий, треб и нужд. Это положение было закреплено в новом Армейском уставе. Параграф 94-й этого устава гласил, что «Если евреев более 300 человек, для них может быть определен раввин с жалованием от казны, что делается по представлению от военного начальства».
Каждая конфессия имела право в войсках совершать службы и выполнять обряды, но не имела право вести миссионерскую деятельность, кроме православной — в силу ее статуса государственной религии. Поэтому деятельность православных священников, представлявших официальную религию государства, выходила и в миссионерство. Например, в 1828 г. Св. Синод утвердил новую инструкцию благочинным, через которых обер-священник управлял духовенством в войсках и на флотах. Согласно этой инструкции, флотский благочинный имел разрешение присоединять желающих к православной церкви из евреев, магометан и язычников и совершать над ними таинство крещения на кораблях и в частях. Но учитывая, что присоединение к православию в те годы давало отдельные преимущества в служебных отношениях, инструкция обязывала приступать к этому не иначе, как по письменному предложению командира, проверив при этом бескорыстие и твердость обращаемых в христианскую веру.
Перед военным духовенством стояла сложная задача — не допустить, чтобы религиозные различия переросли в противоречия. Военнослужащим разных вероисповеданий говорилось буквально следующее: «…се мы христиане, магометане, евреи вместе одновременно молимся Богу нашему, потому Господь Вседержитель, сотворивший небо, землю и все, что на земле», есть для нас единый истинный Бог». И это были не просто декларации, такие принципиально важные установки являлись уставными нормами.
Священник должен был не допускать никаких споров о вере с иноверцами. Свод военных постановлений 1838 года гласил: «Полковые священники, отнюдь не должны вступать в прения о вере с людьми другого исповедания».
Первостепенное значение царское самодержавие в XIX – начале ХХ века придавало организации духовного быта мусульман, служивших в Вооруженных Силах Российской империи. Наиболее сложной являлась деятельность по организации удовлетворения «духовных потребностей» мусульман самой многочисленной части императорской армии — регулярных сухопутных войсках. В середине XIX века в одних случаях в сухопутные войска специально назначался «военный мулла» (указ от 18 октября 1838 года о «военном мулле» Симбирского гарнизона), в других — «духовные требы» для «магометан военного ведомства» должен был, наряду с другими своими обязанностями, исполнять какой-либо «гражданский мулла» (указ от 21 октября 1838 года, возлагающий подобные функции на одного из мулл г. Казани).
При отсутствии в сухопутных частях мусульманского духовного лица было возможно избирать в войсках на местах кандидатов в «магометанские имамы» из «достойных своей благонадежностью нижних чинов» — мусульман. Затем эти кандидаты отправлялись в Оренбургский или Таврический муфтияты для «предварительного испытания в знании религиозных обязанностей» и в случае положительного результата возвращались в свои подразделения и утверждались командованием в своей новой «духовной должности» (указ от 27 ноября 1857 года).
Царская администрация специально оговаривала вопросы выплаты жалования «военному мусульманскому духовенству», выдачи ему суточных и командировочных денег, а также оплаты пенсий «военным муллам» (указы от 6 июля 1854 года, 5 декабря 1855 года и 22 февраля 1861 года).
В 1845 г. в сухопутной армии и военных портах на Черноморском и Балтийском флотах были учреждены должности имамов. В портах Кронштадте и Севастополе было по одному имаму и помощнику, а в прочих портах — по одному имаму, который избирался из нижних чинов с государственным жалованием. Причем в финансировании военных имамов, кроме государства, принимали участие мусульманские мечети, в районе которых находились подведомственные имаму воинские части.
Возможность исповедовать свою религию была предоставлена мусульманам, служившим на территории Нижнего Новгорода и Нижегородской ярмарки. Необходимость исполнения духовных треб по просьбе нижних военных чинов, дислоцирующихся в Нижнем Новгороде, привела к тому, что в 1840-х годах в качестве духовных лиц ежегодно на ярмарку посылались Оренбургским магометанским духовным собранием известные имамы не только в интересах мусульман, торговавших на ярмарке, но и для военных мусульманского вероисповедания.
Ш. Марджани подтверждает, что постановлением Духовного собрания от 8 июня 1843 года к солдатам-мусульманам местного гарнизона приехали ахун деревни Азеево Слатовского уезда Тамбовской губернии Рахметулла Ягудин и мулла деревни Большое Рыбушкино Курмышского уезда Симбирской губернии Мухаметша Мунжафаров (в качестве азанчея). В этот период в городе уже находились также направленные «для соблюдения порядка между духовными лицами» имамы города Казани Сагит Валитов и деревни Актуковой Сергачского уезда Гизетулла Абдулгазов.
Поскольку в Нижнем Новгороде не было официально зарегистрированного махалля (прихода) и молельного дома, остро стоял вопрос о помещении для совершения солдатами намаза. Для этой цели имам Нугман Кушаев (Нугман б. Нигматулла аш-Шимеки — первый постоянный имам и ахун Нижегородской ярмарочной мечети, «имам при военнослужащих магометанах Нижнего Новгорода» с 1855 до 1866 гг.) решил использовать нижегородскую ярмарочную мечеть. Получив «добро» от военного губернатора еще до официального утверждения его в духовном звании, он обратился в военное ведомство с просьбой о разрешении совершать здесь службу.
Так как в 1854 году Н. Кушаев прошел испытания в Оренбургском магометанском духовном собрании, у местного губернского начальства в 1855 году появилась возможность утвердить его в должности «имама при военнослужащих магометанах». Он исполнял обязанности имама и хатыба гарнизонного батальона на основе приговора и ходатайства нижних чинов без всякого содержания и стал, по сути, наиболее известным из имамов Нижегородской ярмарочной мечети XIX столетия, именуемым старшим мухтасибом имамов губернии.
Взлет карьеры Кушаева во многом состоялся благодаря поддержке местного военного губернатора, который несколько раз проигнорировал послания оренбургского муфтия о не назначении его ярмарочным имамом. Усердие Н. Кушаева по службе не осталось незамеченным и «в том же году (в 1854 году — авт.) он стал выполнять обязанности ярмарочного имама (ахуна)». Практика показала, что имам Кушаев относился к своей должности и к собственным обязанностям весьма ответственно. Так, судя по документам, ему удалось удержать от вспышки бунта часть мусульман в августе 1855 года. Тогда некоторые из сергачских татар проявили неповиновение властям, отказавшись от поставки ратников в государственное ополчение. В условиях войны с мусульманской Турцией это могло принять опасные для российского правительства формы. (К тому же, по сообщению в столицу Нижегородского генерал-губернатора, в скандале был замешан имам Санкт-Петербургской соборной мечети Эмин Кантемиров. Он пытался за взятку причислить сергачских татар к лашманскому разряду и тем избавить их от воинской службы.) Имам Н. Кушаев сумел успокоить верующих и погасить зреющую вспышку конфликта. Это не осталось неоцененным властями. И потому в 1856 году он «за успокоение умов взволновавшихся татар Всемилостивейше дарованной грамотой был возведен в тарханское достоинство».
Поскольку Кушаев с 8 июня 1862 года был по некоторым причинам по представлению начальника Казанской губернии отстранен Оренбургским магометанским духовным собранием от должности, такая ситуация не могла устраивать мусульман Нижегородского батальона внутренней стражи. Поэтому майор и кавалер Соловцов, как начальник батальона, поддержал прошение имама З. С. Соколова от 5 ноября 1862 года, написанное на его имя, с просьбой об утверждении в должности ярмарочного ахуна. Ш. Марджани именует Соколова следующим образом: уроженец д. Башад Сергачского уезда Нижегородской губернии «мелла Сәмирхан бине Габделхәмит бине Сәйфулла бине Сәед бине Тулбай». С. Соколов происходил из рода пошатовских имамов.
С резолюцией «Препятствий с моей стороны нет, представить в Нижегородское губернское правление» прошение поступило на рассмотрение НГП. В своем прошении, написанном накануне наступления Священного Рамазана, Соколов писал: «Находящиеся в Нижнем Новгороде воинские чины всех войск, квартирующих, равно разного сословия лица гражданского ведомства, магометанского исповедания крайне затрудняются в отправлении богослужения и прочих духовных треб, в особенности для молебствия о здравии Его Императорского Величества и всего Августейшего дома при наступлении 8 числа сего месяца годового праздника «Ромазан». Сверх того новорожденные дети остаются без совершения над ними таинства по нашему обряду по нескольку месяцев, а умирающие предаются земле без всякого напутствования и отпевания, что Алкораном строго запрещено». Он просил передать ему метрические книги на 1863 год, казенную печать и пр. и проявил активность, устранив от дел ахуна Инсарского уезда Мусу Исхакова, работавшего временно в мечети.
Таким образом назначение нового военного муллы было инициировано командиром Нижегородского батальона внутренней стражи, просившего ускорить разрешения вопроса по просьбе своих подчиненных. На основе «приговора» нижних чинов, постановлением губернского правления от 8 марта 1863 года «военным имамом при военнослужащих в Нижнем Новгороде» с жалованьем 85 руб. 71 коп. был утвержден Семерхан Соколов (1822 г.р.), уроженец деревни Пошатово Нижегородской губернии, ранее исполнявший обязанности муэдзина при ярмарочной мечети.
По просьбе З. Соколова на имя нижегородского губернского воинского начальника на должность азанчея Нижегородской ярмарочной мечети был утвержден с ноября 1867 года рядовой нижегородской сборной команды Карымов Хайрулла. Основанием для просьбы послужило решение татар-прихожан мечети, в котором отмечалось, что «воинские и гражданские чины общества магометан, проживающие в Нижнем Новгороде…составили приговор на имеющуюся в Нижегородской Военной и Ярмарочной мечети штатную вакансию Азанчея» и выбрали на эту должность уже работавшего азанчеем мечети с марта 1865 года Хайруллу Карымова. Приговор подписали арабской вязью влиятельный член исламской общины Нижнего Новгорода, купец II гильдии Шамсутдин Сагадеев и рядовой солдат Хайбул Бабиков. Х. Карымов был оставлен в запасных войсках и утвержден на должность азанчея.
В 1864 году Семерхан Соколов попытался получить разрешение у военного министра, а в следующем 1865 году — у министра внутренних дел на аренду дома или квартиры для молитвенных собраний за счет сумм земского сбора, как это практиковалось у евреев-иудеев. В этот период в городе дислоцировались 62 солдата-мусульманина, приходивших на общественное богослужение в квартиру имама. Местные власти и департамент духовных дел иностранных исповеданий, передавший материалы в хозяйственный департамент, поддержали ходатайство С. Соколова.
В 1874–1875 годах ярмарочный и военный имам совершил паломничество в Мекку, стал хаджи. За добросовестную работу по исполнению духовных «треб» мусульман и обязанностей переводчика он был награжден золотой и серебряной медалями на Станиславской ленте для ношения на шее. Персидское правительство наградило его орденом Льва и Солнца (до 1885 года). Его авторитет был столь велик, что муллы губернии в 1885 г. предложили нижегородскому губернатору выдвинуть на пост муфтия кандидатуру ахуна Соколова.
Из изложенного ясно, что должности военных ахунов и имамов Нижегородской ярмарочной мечети совмещались Кушаевым и Соколовым.
Право иметь своего муллу не сразу, но появилось и у казаков. К. Кабдулвахитов привел в своей статье данные о том, что в 1852 году казаки станицы Становой Тобольской губернии подали прошение разрешить им избрать из своей среды муллу с содержанием его за счет общества и с освобождением от военной службы. На эту должность они предложили резервного казака Абдулвалита Синюкаева. Тогда командование Отдельного Сибирского корпуса отложило решение вопроса. Это обращение не было единственным. С подобным ходатайством выступили казаки Тобольского полка. Через год департаментом военных поселений на примере прошения Тобольского казачьего конного полка был разработан проект правил о назначении мусульманского духовенства в казачьих войсках Сибири.
12 февраля 1855 года Военный совет Российской империи принял «Правила устройства духовной жизни магометан казачьего сословия», проживавших на территории монархии Романовых. По этому регламенту 18,5 тысячи мусульман-казаков и «причисленных к ним служилых татар», «проходящих» по иррегулярной кавалерии, состояли в штате Донского, Черноморского, Кавказского линейного, Уральского, Оренбургского, Сибирского линейного казачьих войск и Тобольского конного казачьего полка. Духовные нужды данной группы мусульман по расписанию на 1853 год обслуживали 111 мечетей и 189 мусульманских духовных лиц. Эти духовные лица вначале избирались на местах, затем проходили «духовные испытания» или в Оренбургском, или в Таврическом суннитских муфтиятах. По действующей в империи норме один мулла (имам) приходился на «приход» численностью не менее двухсот мусульман мужского пола. Естественно, предполагалась «политическая благонадежность» каждого кандидата на пост духовного служителя в среде «магометан казачьего сословия», который мог занять свою должность, лишь будучи утвержден местной царской военной администрацией.
Во второй половине XIX века в России проводилась военная реформа. В частности, была введена всеобщая (всесословная) воинская повинность. В связи с этим спектр призываемых с различным вероисповеданием лиц значительно расширился. В 1870 году в Гельсингфорсе была издана книга благочинного штаба войск Финляндского военного округа протоиерея Павла Львова «Памятная книжка о правах и обязанностях армейского духовенства». В частности, в главе 34 этого документа был специальный отдел, который назывался — «О предупреждении и пресечении преступлений против правил веротерпимости». Необходимо отметить, что военное духовенство прикладывало все силы, чтобы не допустить в войсках конфликтов на религиозной почве, какого-либо ущемления прав и достоинства приверженцев других конфессий.
С одной стороны, в дореволюционной России вся жизнь русского человека от рождения и до самой смерти была пронизана православным учением. Российские армия и флот, по сути своей, были православными. Вооруженные Силы защищали интересы православного Отечества, во главе которого стоял православный Государь. С другой стороны, в Вооруженных Силах служили представители других религий и национальностей. И одно совмещалось с другим.
Например, по материалам Военно-исторического журнала (2003. Февраль. № 2. С. 38), среди нижних чинов в 1901 г. в Сибирском военном округе под ружьем находилось 19282 человека. Из них 17077 православных, 157 католиков, 75 протестантов, 1 армяно-григорианин, 1330 мусульман, 100 евреев, 449 старообрядцев и 91 идолопоклонник (северные и восточные народности). В Вильнюсском военном округе под ружьем находилось 126284 человека. Из них 97193 православных, 9030 католиков, 1224 протестанта, 8609 мусульман, 8050 евреев, 1482 старообрядца, 552 идолопоклонника, 45 буддистов. В Казанском военном округе под ружьем стояло 27998 человека. Из них 21400 православных, 3115 католиков, 1184 мусульман, 584 старообрядца. 65 идолопоклонников. В среднем в тот период в вооруженных силах России православные составляли 75%, католики — 9%, магометане — 2%, лютеране — 1,5%, другие 12,5% (в том числе и не заявившие о своей конфессиональной принадлежности).
Если говорить о руководстве императорских армией и флотом, то можно привести некоторые цифры по материалам Вестника военного и морского духовенства (1914. № 2), дающие представление о его конфессиональной принадлежности: на конец 1913 г. в армии и на флоте было 1229 генералов и адмиралов, из которых: 1079 православных, 84 лютеран, 38 католиков, 9 армяно-григориан, 8 мусульман, 9 реформаторов, 1 сектант (вступивший в секту уже будучи генералом), 1 неизвестен.
Исследователь Д. Ю. Арапов ввел в научный оборот дело «Об учреждении штатного магометанского духовенства в войсках» (1906–1908 гг.), хранящееся в Российском государственном военно-историческом архиве. В бумагах этого дела подчеркивалось, что в 1903 году по запросу царя Николая II был поставлен вопрос о целесообразности возрождения данного конфессионального «иноверческого» института в регулярных сухопутных войсках. Выяснив наличие в армии на 1904 год около 30 тысяч «нижних чинов» и 275 офицеров-мусульман и определив размеры своей «потребности», Главный штаб сухопутных войск 13 сентября 1906 года выдвинул предложение ввести в войсках девять должностей штатных «военных мулл» с выплатой им окладов по 900 рублей в год, а также всех иных видов материального и денежного довольствия (квартирных денег, оплаты командировочных и суточных расходов и др.).
В представлении Главного штаба подчеркивалось, что основными обязанностями данных мусульманских духовных лиц должны были являться участие в приеме воинской присяги, проведение заупокойной службы и чтение «назидательных» проповедей. Последняя установка подтверждала открытый политический расчет военного ведомства на использование авторитета исламских служителей культа для поддержания тогда «духа благоразумия» среди солдат-мусульман в неспокойные дни Первой русской революции 1905–1907 годов. После длительного согласования данного проекта с представителями других ведомств в конечном счете 19 июня 1908 года царь Николай II подписал закон: «При Виленском, Варшавском, Киевском, Московском и Приамурском военных округах учреждены должности магометанских мулл».
В начале ХХ века воины-«магометане» имели право на 13 свободных дней в году, причем в дни Курбан-байрама и Рамазан-байрама подобное освобождение от службы давалось на трое суток. Наряду с мусульманами-суннитами в конвое служили мусульмане-шииты; жили в столице империи и «гражданские магометане» шиитского толка.
К началу XX в. количество военных священников в портах и крупных гарнизонах возрастало. Кроме православного духовенства, действовали католические капелланы, лютеранские проповедники, евангельские проповедники, мусульманские имамы и иудейские раввины, а впоследствии еще и старообрядческие священники. Они вводились там, где это было необходимо вследствие специфики контингента экипажей, частей и районов дислокации кораблей. В штабе флота и армии по штату полагался один имам, один раввин, один католический и один лютеранский капеллан. Надо сказать, что представители этих религий практически не соприкасались друг с другом. Каждый по своей церковной линии подчинялся своему непосредственному духовному начальству. Православные подчинялись протопресвитеру. Католики обычно находились в ведении административного декана на местах. Лютеране — адъюнктов. Мусульмане подчинялись своим мусульманским центрам. Раввины — своим раввинатам.
В обязанность православного священника входила проповедь Евангелия. Проповедь в основном строилась в отношении язычников и тех, которые не входили в число так называемых терпимых вер. Поэтому во многих частях и кораблях священники строили миссионерскую работу, направленную, прежде всего, на язычников, идолопоклонников, на штундистов, баптистов, других сектантов и так далее. Надо сказать, что священники именно в армии и на флоте приводили очень многих к христианской вере из числа таковых людей. Хотя в отношении терпимых вер была очень четкая граница. Штатное, профессиональное корабельное духовенство подходило к этому вопросу с большим чувством ответственности и доброжелательности к другим вероисповеданиям.
История не знает ни одного факта, когда какие-нибудь конфликты в русской армии или флоте возникали на религиозной почве. И во время войны с Японией и в войне с Германией успешно сотрудничали и православный батюшка, и мулла, и раввин.
Среди военных мулл были и выходцы из Нижегородского края. К ним относится потомок абыза Биккины Сейфетдинова из семьи имамов деревни Овечий Овраг — Шакер Юнисов, который некоторое время в начале XX века исполнял обязанности муллы в одном из военных гарнизонов Санкт-Петербурга.
Из семьи потомственных имамов вышел еще один военный имам — Желялетдин Нежеметдинов Соколов (1876–1919). В родной деревне Пошатово он был известен как инициатор строительства третьей соборной мечети деревни, ее имам с 1909 г., ахун с 1912 г. В августе 1916 г. Ж.Соколов был командирован для исполнения обязанностей муллы I Петроградского магометанского прихода. В 1919 г. во время трагедии в деревне Семеновской был расстрелян вместе с отцом имамом второй соборной мечети Пошатово Н. Х. Соколовым.
Для Фазлуллы Аллямова (1882 г.р.) работа имамом в армии осталась несбывшейся мечтой. Сын имама первой соборной мечети Габдулвахитова (Алляма Бахитова), уроженец деревни Пошатово, он имел ратническое свидетельство призыва 1903 г. Преподавал основы исламского вероучения в местном мектебе в течение 12 лет до 1916 г. Был избран на должность на сходе прихожан 20.11.1915. Но не успел пройти утверждение из-за призыва на военную службу в условиях происходившей Первой мировой войны. Взят на службу по мобилизации 15.08.1916. Но, так как не успел пройти утверждение на должность имама, участвовал в войне в качестве рядового. Сложись процесс утверждения иначе, мог бы служить военным муллой (он писал — «по призванию мог бы быть полезным среди войск мусульманского вероисповедания»). После прохождения службы вернулся в родное селение и был утвержден в должности имама-хатыба и мударриса первой соборной мечети деревни Пошатово.
По-другому сложилась судьба имама мечети деревни Петряксы Сабира Абдрахимова (умер в 1892): он прошел военную службу рядовым и полковым муллой, за что получил прозвище «солдат-мулла».
Интересен жизненный путь еще одного выходца с нижегородской земли. Хусаин Сеид-Бурхан (28.04.1877 – 18.05.1933) — уроженец деревни Пица Сергачского уезда Нижегородской губернии. По материалам Ф.Батыргарея, он являлся инициатором строительства мечети и объединения в общину татар-мусульман города Твери. Учился в русском классе при медресе Новотатарской слободы города Казани. В 1896 г. за успехи в изучении русского языка получил похвальный лист. Затем продолжил занятия в медресе № 10 Малокаменной Соборной мечети, где учился до призыва на военную службу в январе в 1899 г. В конце 1902 г., после прохождения военной службы в 8-м пехотном Эстляндском полку, Хусаин Сеид-Бурхан переехал с семьей из Нижегородской губернии в Тверь. Там он прожил до ареста в 1931 г.
Официально в должности муллы Хусаин Сеид-Бурхан был утвержден 7 июля 1905 г. В 1909 г. его выдвинули на должность муллы Московского военного округа. Должность военного муллы Хусаин Сеид-Бурхан совмещал со службой в Тверской мечети вплоть до революции. В 1914 г. Оренбургским магометанским духовным собранием ему было присвоено звание ахуна. К этому времени он уже имел военный чин подполковника российской армии. Как штатный мулла при войсках, Хусаин Сеид-Бурхан объезжал все части, где служили мусульмане, присутствовал на принятии присяги, проводил беседы, читал проповеди, выполнял обряды принятия в ислам, поминал усопших, хоронил по мусульманским обычаям.
Духовная деятельность муллы не ограничивалась мечетью и войсками. Несмотря на совмещение двух серьезных должностей, он время от времени преподавал в ряде учебных заведений, где учились мусульмане. Одним из таких заведений было Тверское кавалерийское училище, где с осени 1909 по 1914 год мулла состоял «приватным законоучителем юнкеров магометанской веры». В 1915 году его имя включено в список как приватного преподавателя кадет-магометан 1-го Московского императрицы Екатерины II кадетского корпуса и прикомандированной к корпусу 2-й роты Полоцкого кадетского корпуса, а также воспитанников Суворовского кадетского корпуса в Москве.
Его заслуги перед Отечеством были высоко оценены царским правительством. В 1915 г. мулла Х.Сеид-Бурхан был награжден Золотой медалью с надписью «За усердие» для ношения на Аннинской ленте. Кроме этого имел светло-бронзовую медаль в память 300-летия царствования Дома Романовых и медаль в память Отечественной войны 1812 г. Жизнь военного муллы окончилась трагично: он был осужден в 1931 г. во времена репрессий и приговорен к высылке в Западно-Сибирский край сроком на три года. До конца срока не дожил. Погиб в 1933 г. Место захоронения неизвестно.
Во время Первой мировой войны наличие в Вооруженных Силах представителей других религий неизменно учитывалось. Статья 92-я Устава внутренней службы гласила: «Хотя Православная вера господствующая, но иноверцы, инославцы пользуются повсеместно свободным отправлением их веры и богослужения по обрядам оной». В Морском уставе 1914 года в 4-ом разделе: «О порядке службы на корабле», говорилось: «Иноверцы христианских исповеданий совершают общественные молитвы по правилам своей веры, с разрешения командира, в назначенном им месте, и по возможности одновременно с православным богослужением. Во время продолжительных плаваний, они увольняются, по возможности, в свою церковь для молитвы и говения» (ст. 930). Статья 931 Морского устава предоставляла возможность мусульманам молиться по пятницам, а евреям — по субботам: «Если на корабле находятся мусульмане или евреи, им дозволяется читать общественные молитвы, по правилам своей веры и в назначенных командиром местах: мусульманам — по пятницам, а евреям — по субботам. Это разрешается им в главные их праздники, на время которых они, по возможности освобождаются от службы и увольняются на берег». К уставам прилагались списки наиболее значимых праздников каждой веры и религии, не только христиан и мусульман, но даже буддистов. В эти праздники представители этих исповеданий должны были освобождаться от несения воинских повинностей. Статья 388 Устава внутренней службы гласила: «Военнослужащие евреи, магометане и прочие не христиане, в дни совершаемого по их вере и обрядам особого богослужения, могут быть освобождаемы от служебных занятий и, по возможности, от нарядов в части. Расписание праздников смотри в Приложении». В эти дни командиры обязательно предоставляли иноверцам увольнение за пределы части для посещения своих храмов.
Таким образом, представителям терпимых религий, как христианских, так и иноверных, разрешалось совершать молитвы по правилам своей веры. Для этого командиры выделяли им определенное место и время. Организация проведения богослужений и молитв иноверцами закреплялась в организационных приказах по части или кораблю. При наличии в пункте дислокации части или корабля соответствующей церкви, мечети или синагоги командиры, по возможности, отпускали туда иноверцев для молитв. Кроме того, каждое исповедание имело право совершать свои большие религиозные праздники и в этот день быть свободными от несения своих обычных воинских повинностей.
Российские воины всегда считали воинскую присягу (клятву) святыней. Принятие присяги в Российском Флоте и Российской Армии в дореволюционной России являлось религиозным обрядом — обещанием перед Богом. Матрос или солдат давал присягу не только государству и народу, но и самому Богу, Тому в Кого он верил, на Кого надеялся и от Кого ждал помощи. Нарушение присяги считалось большим грехом перед Богом и людьми. Такая присяга имела большее значение и большую силу, чем нынешняя присяга, которая имеет исключительно светский государственный смысл.
В дореволюционной России принимал присягу не командир, а духовенство. Если человек был православного исповедания, то значит, он давал присягу в присутствии православного священника. Если он был мусульманином, то вызывали имама из штаба флота или армии, который приезжал и принимал присягу у мусульман. Раввин принимал присягу у иудеев. Католический пастор — у католиков. И только если не было соответствующего священнослужителя, то принимал присягу командир при участии корабельного или полкового священника. Но мусульмане клялись на Коране, а иудеи — на Торе. Были случаи, когда на флот и в армию попадали представители языческих народов Сибири и Севера. При принятии ими присяги нашивался амулет, который имел значение для этих язычников, и на нем эти новобранцы приносили присягу.
В армии и военном флоте имперской России главным было отношение к делу, исполнение воинского долга и лишь потом вероисповедание и национальность. Но наличие в вооруженных силах людей разных конфессий находилось в постоянном поле зрения командования. Плюс к тому, создавались условия для развития института военных священнослужителей. Приведенный нами материал показывает, что в истории Отечества существовал достаточно весомый опыт использования мулл в армии. В Российской империи имелись военные структуры, воевавшие под царскими и мусульманскими знаменами. Власти осознавали необходимость использования такого мощного рычага как традиционный ислам для создания нужного настроя среди мусульман, оказавшихся в рядах защищающих общество и искали принципы взаимодействия имамов со служащими, отражая их в законе и реализуя в повседневной жизни.
Естественно, на каждом этапе истории имамам требовались те или иные личностные качества, соответствующие социальным условиям существования. Но главное, что присутствовало в их сознании во все времена — это глубокая убежденность в том, что без религии невозможно достойное нравственное существование человека на земле. Отсюда их жизненная позиция и стойкость в вопросах сохранения веры и внесение идеи необходимости служения Отечеству во взаимодействии со своей «паствой», несущей нелегкую военную службу.
Фактически все исследователи, занимающиеся в той или иной степени темой «военных имамов», убеждены, что опыт их деятельности может и должен быть востребован с целью лучшей постановки духовного обеспечения традиционных конфессиональных потребностей современных воинов-мусульман, несущих в наши дни боевую службу в Вооруженных Силах Российской Федерации.
В целом представляется, что вплоть до 1917 года в Вооруженных Силах Российского государства действовала неплохо организованная система удовлетворения духовных нужд мусульман-военнослужащих. Всякие несогласия на религиозной почве пресекались законодательно. От служащих в армии требовалось терпимо и бережно относиться к местным вероисповеданиям, как в районах дислокации, так и на территории противника.
Имеется в мировой практике и зарубежный опыт такого рода. Например, войсковое духовенство — капелланы — постоянно находятся на службе в американских Вооруженных Силах. Они представляют все основные религиозные группы, распространенные в США — а там их куда больше, чем в России. Это проповедники различных протестантских церквей и объединений, католические и православные священники, иудейские раввины. В большинстве своем они носят офицерское звание и служат наравне с прочими офицерами, однако не обязаны носить оружие. Войсковому духовенству принадлежит немалая роль в поддержании боеспособности и боевого духа личного состава, особенно в современных условиях, когда взгляды общества на проводимые военные операции далеко не однозначны, и политический климат в стране подвержен резким переменам. В то же время бездумное копирование чужого опыта никогда не приводило к позитивным результатам.
Современные Вооруженные Силы РФ сохраняют в своем составе примерно то же соотношение представителей разных конфессий, что имелось в имперской России. В соответствии с проведенными опросами, среди верующих военнослужащих православных 79%, мусульман 10%, буддистов около 2,5% и около 2% протестантов и католиков. Так что в любом случае (есть военное духовенство или его нет) проблема межконфессиональных отношений существует в силу, по меньшей мере, того, что армия в конфессиональном отношении неоднородна. К тому же, проблема не гасится, а обостряется в связи с тем, что современное российское общество, отказавшись от идеи единой общности — советского народа, вольно или невольно спровоцировало интерес к различиям народов в большей степени, чем к их единству.
Чувствуя необходимость духовной помощи тем, кто служит в рядах Вооруженных Сил, имамы на добровольной основе оказывают им содействие. Имам Исторической мечети Москвы Рамиль Садеков в своих интервью давал информацию о том, что у Духовного управления мусульман Европейской части России накоплен большой опыт работы с военнослужащими российской армии. Имамов сегодня часто можно встретить в воинских частях: они появляются там, чтобы принять присягу, пытаются решить и предотвратить назревающие межконфессиональные конфликты, проводят беседы. Рамиль Садеков считает, что в воинских частях священники могли бы присутствовать и на постоянной основе. Но такая форма работы для Духовного управления пока невозможна из-за проблем организационного и финансового порядка. Точка зрения мусульманских лидеров, что введение военных имамов в армию возможно, но в перспективе, аргументируется тезисом: «поставить имама в каждую часть для нас проблема».
Мусульмане понимают необходимость введения имамов в Вооруженные Силы страны. Однако процесс введения религиозных наставников не видится им простым и безболезненным. Поэтому мнения в среде самих правоверных разделились. Проходящая сегодня дискуссия по этому вопросу, нашедшая отражение в СМИ, вышла на новый виток в связи с тем, что Главная военная прокуратура завершила разработку законопроекта о введении в Вооруженных Силах России института военных священников. (Разумеется, законодательные и организационные решения, касающиеся Вооруженных Сил, принимаются государственной властью.)
Часть мусульманских лидеров высказалась за введение военных священнослужителей уже сегодня. В их числе глава Центрального духовного управления мусульман России Талгат Таджуддин. «Сегодня в войсках не ведется абсолютно никакой идеологической работы, поэтому присутствие там священнослужителей традиционных конфессий позволит решить проблемы межнациональных отношений в Вооруженных Силах и даже в какой-то мере проблему дедовщины», — заявил Т. Таджуддин. Напомнив, что институт штатного полкового духовенства был в России и до революции, он выразил несогласие с тем, что появление в армии священнослужителей повлечет за собой «какие-либо межрелигиозные разборки». Вместе с тем, он признал, что «рук у нас сегодня для этого (для работы в армии — авт.) абсолютно недостаточно».
С другой стороны, с заявлением, осуждающим введение института военных священнослужителей, выступил Президент Республики Башкортостан Муртаза Рахимов на очередном заседании Госсовета России, состоявшемся 24 марта 2006 года в Москве. Муртаза Рахимов назвал «нецелесообразным» учреждение института военных священнослужителей. «В такой многонациональной и многоконфессиональной стране, как Россия, это может привести к негативном последствиям», — говорится в распространенном пресс-службой Президента РБ тексте выступления главы республики на заседании Госсовета России. Аналогичное по смыслу обращение было принято накануне Госсобранием РБ. Совет муфтиев России выступил с заявлением, в котором подверг резкой критике законопроект, предусматривающий введение штатных военных священников. С подобными заявлениями выступили руководитель аппарата ДУМ Нижегородской области Дамир Мухетдинов, Глава Духовного управления мусульман Тюменской области Галимжан Бикмулин и др. В Совете муфтиев России критике подверглись те муфтияты, которые одобрили введение военного духовенства и преподавание Основ православной культуры в школах.
По мнению Совета, институт военных священников приведет к монополии Русской православной церкви в армии и спровоцирует обострение межнациональных отношений среди солдат. Это же мнение высказали не только имамы, но и российские раввины, пасторы, ламы. Такая позиция обусловлена рядом обстоятельств. Дело в том, что Духовные управления мусульман России оказались по большей части неготовыми к введению нового армейского института: нет подготовленных к такой работе людей. Поэтому введение института военных священнослужителей ставит российских мусульман, служащих в армии в неравные условия по сравнению с Русской православной церковью. Мусульмане с полным основанием опасаются миссионерской деятельности православных священников в армии и на флоте. Исторические традиции развития российского общества поставили православных священнослужителей в особую привилегированную ситуацию. Начинать решение одной и той же задачи введения военных мулл и военных священнослужителей нецелесообразно сегодня при разных стартовых возможностях. Поэтому с мусульманами в их позиции неприятия скорого введения института военных священнослужителей блокируются те конфессии российского сообщества, которые оказались в аналогичной ситуации нехватки кадров.
Чрезвычайно сложно выглядит ситуация, связанная с деятельностью православных священников в воинских частях, расположенных на территории Чечни. Нередко после бесед православных священников, как считают некоторые военные, российские солдаты начинают вкладывать в свою службу особый религиозный смысл. Вопросы работы духовных лиц в российской многонациональной армии должны быть, видимо, в поле зрения межрелигиозных советов. Кроме того, армейское командование и мусульманские священнослужители для снятия конфликтных ситуаций должны контактировать более регулярно. Опять-таки опыт работы Синодального отдела Московского патриархата по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями гораздо богаче соответствующего «мусульманского» опыта.
РПЦ заявила о своей готовности реализовать на практике институт войскового духовенства. Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II призвал мусульман вместе работать в армии. «После трагических событий в военном училище Челябинска не священнослужителями, но военными инициировано присутствие и служение священников в армии с целью оказания духовной поддержки и духовного воспитания военнослужащих», — отметил Патриарх 16 марта на встрече с Президентом Ингушетии Муратом Зязиковым. Духовенство «не может и не должно брать на себя функции политруков или военной полиции, но воспитывать людей в основах нравственности — это наш долг», — сказал Патриарх. «В равной степени, — заметил он, — это относится и к последователям ислама». «Если в воинских соединениях есть исповедующие ислам, нужно, чтобы духовные руководители ислама тоже имели возможность поддерживать их», — подчеркнул Предстоятель русской православной Церкви. Он также высказал мнение, что религиозные лидеры "должны совместными усилиями сделать все возможное, чтобы изжить негативные явления, которые все еще присутствуют в нашей жизни".
Архимандрит Зосима (Шевчук), секретарь Иваново-Вознесенской и Кинешемской епархии, ректор Свято-Алексеевской духовной семинарии, временно исполняющий обязанности начальника епархиального Отдела по взаимодействию с Вооружёнными Силами и правоохранительными учреждениями, доцент Шуйского государственного университета, кандидат философских наук сформулировал типичные задачи войскового духовенства. Этот список (частично соответствующий функциям капелланов в Вооруженных Силах США) может служить основой для дальнейшего обсуждения и уточнения: 1) организация и проведение богослужений, церемоний и других совместных религиозных действий для военнослужащих в соответствии с их вероисповеданием; 2) совершение Таинства исповеди (для тех конфессий, где оно существует) и прочих индивидуальных религиозных действий — так называемых треб; 3) взаимодействие с командным составом с целью поддержания боевого духа войск по религиозным, нравственным и общественным вопросам; 4) просветительская и разъяснительная работа с личным составом в связи с особенностями боевых задач, изменением политической обстановки и другими непредвиденными событиями; 5) проведение религиозно-нравственных и культурно-исторических программ обучения личного состава; 6) выполнение роли посредников и консультантов для военнослужащих. Архимандрит Зосима считает, что есть достаточная база для подготовки кадров, так как в последнее время окрепли Православные духовные семинарии, часть которых переведена на уровень высших учебных заведений. Тем самым Духовные семинарии могут взять на себя задачу методического обеспечения и практической подготовки войскового духовенства.
В связи со сказанным понятно, почему многие высказавшие свое мнение по поводу введения института военных капелланов в армии мусульмане связали эту идею с вопросом образовательной деятельности в среде мусульман, а также с введением в школах курса «Основы православной культуры».
В комментарии преподавателя Военного университета О. А. Овчарова по поводу экспертного заключения Совета муфтиев России на проект федерального закона «О военных священниках» высказана мысль: необходимо не торопиться с поспешными, а потому зачастую поверхностными выводами, перечеркивающими добрую инициативу специалистов в области права (Главной военной прокуратуры), а наряду с отдельными недостатками законопроекта видеть и большое здоровое начало этого почина, направленное на укрепление обороноспособности страны, духовного и телесного (особенно в части профилактики неуставных взаимоотношений воинов) здоровья ее граждан. Две трети опрошенных офицеров (опрос проводился в 2003 году среди слушателей Военно-Морской академии им. Кузнецова) считают, что между Вооруженными Силами России и церковью должно налаживаться самое активное взаимодействие.
Итак, в современном общественном сознании россиян одним из острых дискуссионных вопросов является вопрос об идеологическом состоянии Вооруженных Сил РФ. Те негативы, которые имеются в современной армии российского государства, во многом связаны с тем, что в перестроечный период была ослаблена воспитательная работа среди личного состава. Дезертирство, неуставные отношения, конфликты между офицерами и рядовыми и пр. не прибавляли авторитета армейским структурам в глазах граждан РФ. На общем фоне кризисной России, когда размывались традиционные ценностные ориентации ее населения, армия стала вызывать беспокойство общества.
Уже в течение ряда лет общественность обсуждает вопрос о возможном использовании в рядах Вооруженных Сил страны священнослужителей, в том числе имамов, если речь о идет о служащих мусульманах. Более того, имеется уже некоторый практический опыт работы священнослужителей в рядах армейцев. Безусловный позитив, который признается большинством рассуждающих на эту тему в том, что глубокий нравственный заряд, который несет религия, веками проповедовавшая добро, любовь, взаимную поддержку, взаимопомощь, борьбу со злом, — может изменить моральный климат в конкретных воинских подразделениях. Но при практическом внедрении религиозных основ в армию возникает много проблем.
Приведенный нами материал показывает, что в истории России существовал опыт использования мулл в армии. В Российской империи имелись военные структуры, воевавшие под царскими и мусульманскими знаменами. Власти осознавали необходимость использования такого мощного рычага как традиционный ислам для создания нужного настроя среди мусульман, оказавшихся в рядах защищающих общество и искали принципы взаимодействия имамов с армейцами, отражая их в законе и реализуя в повседневной жизни.
Фактически все исследователи, занимающиеся в той или иной степени темой «военных имамов», убеждены, что опыт их деятельности может и должен быть востребован сегодня с целью лучшей постановки духовного обеспечения традиционных конфессиональных потребностей современных воинов-мусульман, несущих в наши дни боевую службу в Вооруженных Силах Российской Федерации. Но использование опыта не есть его копирование.
Сегодня руководители духовных управлений мусульман понимают необходимость постоянных взаимодействий имамов с Вооруженными Силами страны, но в большинстве своем против немедленного введения закона о военном духовенстве. Дело в том, что Духовные управления мусульман России оказались по большей части неготовыми к введению нового армейского института: нет подготовленных к такой работе людей. Поэтому введение института военных священнослужителей ставит имамов в неравные условия с православными священнослужителями. Начинать решение одной и той же задачи приходится при разных стартовых возможностях, поэтому и последовал со стороны Совета муфтиев России призыв не торопиться с введением нового закона и развивать контакты с армией на добровольных договоренностях с конкретными военными подразделениями, не закрепляя законом.
Усиление контактов (пастырские посещения кораблей, частей, училищ, проведение индивидуальных и групповых бесед с солдатами и матросами) будет готовить со временем почву для возрождения института военного духовенства. Вступая в перестройку, общество питало иллюзии, в том, что в условиях перемен проблемы будут решаться благоприятно для разных людей и групп. Прошедшие 15 лет показали, что противоречия остаются, а историческое прошлое дает о себе знать. Цели, которые ставятся сегодня отдельными группами нередко приходят в столкновение на базе групповых интересов и это неизбежно. Единственный путь — гасить тенденции, могущие усилить конфликтность, не изменять Конституцию в угоду групповым интересам, а стремиться строить гражданское общество в соответствии с Основным Законом.