Великие люди Ислама

 

Владислав Сохин, специальный корреспондент IslamRF.ru в странах Европы (Лиссабон, Португалия)

 


Фото автора

Владислав Сохин

В гостях у шейха Назима

На Северном Кипре шейха Назима знает почти каждый. Стоит только сказать случайному водителю, что едешь в Левке, как тот обязательно спросит: «Шейх Назим?» – и непременно при этом улыбнется. А после доставит тебя прямиком к его «дарге» – этакому суфийскому монастырю-общине.

Впрочем, имя шейха известно и далеко за пределами Кипра. Его последователи живут во всем мире, от Малайзии до Аргентины. Шейх и его ученики принадлежат к накшбандийскому тарикату, одному из ответвлений суфийского Ислама.

Для того чтобы выяснить на практике, что же такое движение накшбанди, я и отправился в небольшое турецкое поселение Левке, в западной части Северного Кипра. Находится оно всего в нескольких километрах от буферной зоны ООН, разделяющей греческую и турецкую части острова. Сменив пару «долмушей» – восьмиместных такси, я оказался у ворот двухэтажного домика, на стенах которого изображены символы Турции и Северного Кипра, а над входом красуется арабская вязь. Сновавшие мимо входа бородатые мужчины в тюрбанах без всяких слов свидетельствовали о том, что я попал в нужное место. Я уже собрался войти в дом, как вышедшая навстречу старушка в хиджабе остановила меня.

– Сюда нельзя! Это женская половина. Здесь живет шейх со своими родственниками женского пола, а также паломницы. Мужчины останавливаются вон там, – она указала на двухэтажное здание, пристроенное к дому шейха. Что самое интересное, старушка говорила на хорошем английском и почти без акцента.

Я направился туда и у входа был встречен тремя африканцами в длинных арабских одеждах и с красными тюрбанами на головах. Один из них обратился ко мне:

– Ассаламу алейкум, брат! Только прибыл? Добро пожаловать! Пойдем, я покажу тебе место, где ты можешь оставить свои вещи.

Мы вошли во внутренний двор с небольшим садиком и поднялись по внешней лестнице на второй этаж дома.

– Это комната паломников, здесь мы спим. Положи рюкзак вон на тот стеллаж. Да, и не заходи сюда во время молитвы, потому что здесь молятся женщины.

Пол комнаты был устлан большим красным ковром, разделенным на небольшие секции для молитвы – такие обычно стелют в мечетях. Я заглянул через деревянную решетчатую перегородку вниз и увидел на первом этаже молельную комнату, на полу которой сидели мужчины, читающие Коран и перебирающие четки.

– Ты откуда, брат? – спросил меня мой провожатый.

– Родом из России. Но последнее время жил в Португалии. А буквально за неделю до моей поездки перебрался в Испанию.

– О, русский! Очень приятно видеть русских в нашей общине. А я из Лондона. Кстати, как раз недавно сюда приезжала испанская группа паломников. Узнай, может, они еще здесь. А пока спускайся вниз по лестнице и иди в противоположный от входа конец двора. Там найдешь все удобства. С дороги полезно освежиться.

Я поблагодарил моего нового знакомого и вышел из здания. Рядом с лестницей располагалась небольшая книжная лавка, где можно купить четки, Кораны, творения шейха Назима, изданные на разных языках, и мусульманские календари с портретами шейха. Эти календари меня немного смутили.

Открываешь первый месяц исламского календаря – тут тебе портрет шейха. Переворачиваешь страницу – портрет шейха в молодости. Еще одну – на ней предстает шейх во время проповеди или на фоне морского пейзажа. Повсюду в доме висят изображения шейха Назима. Вот картина с пляшущими дервишами – а в центре шейх. Повернешься назад – и увидишь фотографию из Патагонии, где около занесенного снегом деревянного домика красуется надпись: «Община шейха Назима в Аргентине». Идешь в столовую, и там тебя найдет пронзительный взгляд старческих глаз с какого-нибудь портрета. Все это походило на какой-то культ личности. Впрочем, пробыв в общине менее часа, я не стал пока делать никаких выводов. Посмотрим, что будет дальше.

Через некоторое время я вернулся к входу в мечеть и принялся расспрашивать многочисленных паломников о возможности встретиться и поговорить с шейхом.

– Мавляна (так здесь называют шейха, с арабского это слово переводится «господин наш» и употребляется в обращении к исламским ученым или представителям духовенства. – Прим. авт.) всегда принимает после полуденной молитвы. Дождись следующего дня, – посоветовал мне Али, молодой мусульманин из Англии.

– Спасибо за совет! Кстати, не мог бы ты мне рассказать о здешних правилах, чтобы я что-нибудь случайно не нарушил.

– Да тут все просто. В общину приглашаются все желающие с добрыми намерениями, независимо от вероисповедания. Сейчас идет священный месяц Рамадан, все постятся до захода солнца. Совсем скоро будет ифтар (разговение. – Прим. авт.). Держись меня, пойдем вместе в столовую, чтобы успеть занять места за столом. Народу в эти дни приехало много, все не вмещаются за один раз. После чая со сладостями и фруктами будет небольшой салават – молитва в мечети, прославляющая Пророка Мухаммада. А затем мы еще раз вернемся в столовую, где уже будет настоящий ужин. Далее мы снова пойдем в мечеть на вечернюю молитву «Иша». После нее будет зикр (араб. – «поминание», суфийская духовная практика, заключающаяся в многократном произнесении молитвенных формул, содержащих имя Аллаха и обычно сопровождающаяся особыми ритмизированными движениями. – Прим. авт.), куда придет шейх. Ты подойди к нему там и спроси, когда он сможет поговорить с тобой. Но знай, шейх Назим примет тебя в самый последний день твоего пребывания и никак не раньше. Таковы правила.

– А я тут на два дня всего. Завтра хочу с ним поговорить, а ближе к вечеру поеду в Никосию, на греческую часть острова.

– Ну, тогда завтра он тебя и примет, иншаАллах.

– Скажи, Али, а что мы будем делать после вечерней молитвы?

– В обычные дни все идут спать, так как встаем мы здесь очень рано. Но сегодняшняя ночь особенная. Сегодня праздник Лейлят аль-кадр – Ночь Предопределения. В это время у мусульман существует благочестивый обычай не спать, а молиться до рассвета. Впрочем, все мы тут путешествующие, поэтому спать дозволяется. В общем, по твоему усмотрению. Если завтра собираешься уже уезжать, то советую тебе выспаться перед дорогой. Тут никто ни на кого не смотрит и никто никого не заставляет. Мы открыты для всех.

– Это радует, – улыбнулся я. – А какое расписание на завтра?

– Подъем в четыре утра, за час до рассвета. Мы позавтракаем перед восходом солнца, а затем соберемся в мечети для утренней молитвы и зикра. Шейх на нее не приходит, так как совершает ее на женской половине вместе с паломницами и родственниками. У меня жена сейчас как раз там. Говорит, что ее очень впечатляет предрассветная молитва с шейхом... Ну да я отвлекся. После зикра можно будет еще немного поспать, а потом каждый делает что хочет. Можешь погулять и осмотреть окрестности Левке, можешь помочь на кухне, в саду или в огороде. В общем, на твое усмотрение. Никто никого не заставляет. В час дня снова будет молитва, после которой шейх прочитает всем собравшимся свою ежедневную лекцию. После нее можешь поговорить с ним. А сейчас пойдем в столовую. Вот-вот разговение начнется.

Столовая общины находилась в саду, прямо за молельной комнатой-мечетью. За столами уже сидели паломники, которые неспешно разливали по чашкам черный чай. Али быстро нашел нам место в самом конце последнего стола. На нем стояли большие тарелки с фруктами и турецкими сладостями. Мы успели как раз вовремя, так как опоздавшим уже не хватило места и они вынуждены были усесться в саду с чашками чая в руках прямо на земле.

– Как только взорвется, начнем есть, – шепнул мне Али.

– Что взорвется? – не понял я.

Но вместо ответа прогремел оглушительный взрыв, а в темнеющем небе показались огни небольшого фейерверка.

– Аллаху акбар!!! – радостно закричали все присутствовавшие и принялись за трапезу.

– Так тут каждый день ифтар начинается, – с улыбкой пояснил Али. – С фейерверком. А жители Левке видят этот знак в небе и тоже начинают есть. Так что у нас тут весело. Ты давай, ешь, через десять минут салават начнется.

Я откусил кусок сладкой халвы, который тут же растаял во рту, и затем стал петь моему желудку какую-то древнюю восточную песню. Сегодня был трудный день. Несмотря на то что весь день прошел в дороге, я соблюдал пост. Поэтому все эти финики, пахлава, пряники и халва мне показались даже более вкусными, чем обычно.

Закончилась трапеза, и все паломники пошли в мечеть. Пока я доедал сладости и мыл за собой посуду, краткая молитва уже подошла к концу. Но люди не расходились, а оставались в молитвенной комнате. В трапезной меня не хотели отпускать, каждый останавливал и спрашивал меня, откуда я, какой веры, с какой целью приехал. Наконец я прорвался сквозь плотное кольцо вопрошающих и вышел из столовой. В этот самый момент из мечети послышались звуки бубна, пение и еще какие-то нехарактерные для исламского богослужения звуки. Я заглянул в открытое окно и увидел источник этих звуков. В углу мечети на полу сидели три человека. Один из них бил в бубен, второй раскачивал головой в такт ритму и что-то пел. Третий мужчина, весьма крупного телосложения, с седой бородой и зеленой чалмой на голове, смотрел в одну точку прямо перед собой, словно пребывая в трансе. Тело его двигалось взад-вперед, а из горла вырывались странные гортанные звуки, что-то вроде: «Хум, хум, хэй, хэй». Люди вокруг тоже немного приплясывали. Не успел я разобраться, что к чему, как из трапезной снова послышались крики: «Аллаху акбар!» Это повар звал паломников к ужину. Музыка прекратилась, и народ снова дружно повалил в столовую. На этот раз кормили более плотно, из огромной кастрюли дежурный по трапезной накладывал всем большую порцию восточного плова с бараниной. Ужин занял еще около часа, а затем прозвучал азан, и все снова заспешили в мечеть для совершения вечерней молитвы.

Помещение уже полностью заполнилось сидящими на полу паломниками, но молитва все не начиналась. Присутствующие ждали прихода шейха.

Наконец со стороны входа послышалось пение, и в мечеть вошел шейх Назим, сопровождаемый под руки несколькими бородачами. Все люди встали и тоже принялись петь какую-то неизвестную мне арабскую песнь приветствия. Все это было мне до боли знакомо и походило на обряд встречи православного архиерея, когда тот входил в церковь. Священники с дьяконами обычно стоят у входа в храм и ждут приезда своего архиепископа. При его появлении дьякон громогласно возвещает о его приходе, и церковный хор вместе с клириками храма начинает петь древнее греческое песнопение: «Ис полла эти деспота!» – «На многие лета, господин!», желая своему епископу долголетия. Что-то подобное звучало и здесь, только по-арабски. Изо всех слов я разобрал лишь «мавляна» и «шейх Назим».

Шейх улыбнулся собравшимся и стал медленно продвигаться к своему креслу, стоявшему в самом переднем ряду, недалеко от михраба – пустой ниши в стене, обращенной к Мекке. Находившиеся впереди паломники тут же бросались ему навстречу и принимались целовать его ладони, прикладывая их ко лбу. Некоторые самые рьяные опускались перед шейхом в почтенном земном поклоне и целовали его ступни. Все происходящее было весьма странно для меня, так как было несвойственно суннитскому Исламу, где запрещается поклонение кому-либо, кроме Всевышнего.

Наконец шейх опустился в свое кресло и, закрыв глаза, принялся шептать про себя молитву. Это был невысокий убеленный сединами старец. На вид ему было за восемьдесят (как я потом узнал, шейх Назим родился 23 апреля 1922 года). Зеленая одежда, спускающаяся до пола, такого же цвета чалма (зеленый цвет чалмы – свидетельство того, что человек побывал в хадже), небольшая побелевшая от старости борода и пронзительные зеленые глаза – все это у присутствующих вызывало неподдельное уважение к шейху.

Приехавшие паломники со всего мира (всего в мечети было около двухсот человек) стояли в почтении и ждали, пока шейх начнет молитву. Наконец он встал со своего кресла и кивнул имаму, чтобы тот начинал. Прозвучал еще один азан, и наконец, зазвучали долгожданные паломниками слова из Корана.

Закончив обязательный намаз, имам еще долго читал различные суры, которые сопровождались многочисленными земными и поясными поклонами. Этот дополнительный намаз «таравих» принято совершать каждый вечер во время Рамадана. Сам шейх с кресла не вставал и совершал молитву сидя, наклоняясь лишь для поясных поклонов. Такой способ молитвы позволителен для мусульман преклонного возраста или во время нахождения в месте, где полная молитва с поклонами невозможна, как, например, в самолете.

Наконец шейх встал и дал какое-то указание имаму. Тот вышел из мечети и вскоре вернулся, держа в руках небольшую шкатулку, укрытую зелеными покрывалами с арабской вязью. Шейх с благоговением взял в руки шкатулку, открыл и достал из нее небольшую стеклянную колбу.

– Волос Пророка Мухаммада! – восхищенно сказал мне стоявший рядом паломник.

Шейх поцеловал колбочку и дал знак всем присутствовавшим подходить к нему для поклонения святыне. Вокруг главы общины выстроилась толпа, и все стали поочередно подходить к шейху, целовать троекратно колбу с волосом Пророка, а также правую и левую руки шейха Назима. В этот момент мне почему-то вспомнился обряд семикратного обхождения Каабы в Мекке. Там с юго-западной стороны от древнейшей на земле мечети находится небольшой постамент, за стеклом которого лежит плита с окаменевшим отпечатком ступни пророка Ибрахима (Авраама). По исламскому вероучению, для облегчения строительства Каабы ангел Джибраил (Гавриил) принес Ибрахиму плоский камень, который мог висеть в воздухе и служить в качестве строительных лесов.

Так вот, некоторые мусульмане пытались поцеловать стекло этой святыни, за что получали предупреждения от саудовского полицейского, стоящего рядом. Он отгонял паломников, размахивая своей дубинкой и говорил, что целовать можно лишь Черный Камень, вмонтированный в углу Каабы, который считается частью первоначального храма, построенного Авраамом, и имеет неземное происхождение.

Действительно, мусульмане-сунниты выражают свое почтение через целование лишь Корану и Черному Камню. Все остальное считается «харамом» – запретным. Но в других ветвях Ислама, таких как шиизм и суфизм, люди целуют многие вещи, которые считают святыми: ограды гробниц шиитских имамов, двери мечетей, руки и ступни шейхов или, как сейчас, волос Пророка.

Для меня этот обряд не выглядел странным, он просто был частичкой другого понимания Ислама, иного восприятия Бога и Его проявлений в мире. Тем более что если под целованием рук принимать выражение уважения, то в этом ничего страшного нет. Мы же целуем своих жен или мужей. Плохо, если к шейхам относятся как к чему-то сакральному. Мнение самого шейха о целовании рук я узнал из статьи об этой общине в Интернете.

Так, несколько лет назад в даргу шейха приехали два европейца: швед и швейцарец. Швед Густав – довольно экстравагантная личность, прибыл на Кипр из Сингапура, где изучал буддизм в каком-то храме. Он был весьма скептически настроен ко всему происходящему и, посмеиваясь, как-то спросил шейха – зачем, мол, нужно Вам целовать руку? Пресмыкание типа. На что шейх ему сказал, что вообще-то никто его (Густава) не заставляет. А здесь люди свое уважение к традиции проявляют и смиряют свою гордыню. Эти слова произвели сильное впечатление на Густава, и он умерил свой скептицизм, а вскоре попросил у шейха разрешение стать его мюридом (учеником – араб.).

Очередь к святыне никак не заканчивалась, каждый стремился поцеловать волос Пророка. Вскоре шейх устал и сел в кресло, а его сменил паломник из Малайзии. Как я понял, он был главой какой-то малайзийской суфийской общины и учеником шейха Назима. Сюда он приехал вместе с несколькими последователями, которые сейчас как раз усаживались на полу посреди мечети, держа в руках бубны, гонги, тамтамы и прочие разновидности ударных инструментов. Один из них взял микрофон и затянул песню под звук барабанов. Песнопение было на арабском языке, солист держал в руке бумагу с куплетами, но пел с закрытыми глазами, лишь изредка посматривая в текст.

Вдруг в центр зала вбежал тот самый толстый мужчина в зеленом, который до ужина сидел в мечети и пребывал в трансе, и стал плясать под музыку. Он двигался по залу из стороны в сторону, его тело постоянно сгибалось и разгибалось в подобии неглубоких поясных поклонов, а руки то синхронно прижимались к груди, то снова бросались навстречу толпе. Именно толпе, так как к этому времени целование святыни уже закончилось и люди, сгрудившись у стены, следили за происходящим, ожидая какой-либо команды к действию. Словно овцы, не имеющие пастыря.

Но вскоре голос пастыря прозвучал – это шейх скомандовал всем стать в круг. Танцующие паломники взялись за руки и стали поднимать их всем хороводом вверх, а затем вместе с поклоном опускать вниз – в такт льющейся песне. В центре образовавшегося круга находились лишь музыканты, танцующий толстый мужик да три африканца в красных чалмах, которых я встретил у входа по приездеу. Они стали повторять движения толстяка и двигались внутри людского круга, подбадривая остальных и жестами призывая их стать единым организмом начавшегося зикра. Толстяк внутри круга, трясущий своей седой бородой и белым платком-покрывалом, ниспадающим на его плечи из-под зеленой чалмы, стал двигаться быстрее, и вскоре из его уст донеслись уже знакомые мне звуки: «Хум, хум, хэй, хэй!» Их подхватили сначала африканцы, а потом и вся толпа.

«Хум! Хэй!» – движение все убыстрялось в такт музыке. Одни песни сменялись другими, люди изливали литры пота, а зикр все набирал обороты. Я оказался за кругом, на возвышении минбара (высокое место в мечети для проповеди), снимая происходящее на портативную видеокамеру и делая фотографии. Здесь со мной находилось еще пара человек: паломник из Германии с небольшой камерой, мечтавший показать снятые кадры немецким последователям шейха, второй человек тоже имел видеозаписывающее оборудование, причем достаточно профессиональное. Это был видеоархивариус общины. Он ежедневно снимал зикры и проповеди шейха, затем записывал их на DVD и продавал приехавшим паломникам, которые мечтали забрать домой частичку жизни общины.

«Хэй, хум!» – вот люди стали двигаться кругами против часовой стрелки. Кто-то кричал, кто-то свистел, кто-то забегал в центр круга, вздымал руки вверх и, закатывая глаза, исполнял свой странный одинокий танец. Один бородач стал прыгать, и его уже не могли сдержать руки соседей. «Хум, хэй, хэй, хум!» правило внутренним миром этой мечети, и это, казалось, невозможно было остановить. За исключением стоящих на минбаре, внутри большого зала оставался лишь один человек, не участвовавший в происходящем. Им был сам шейх, который сидел в своем кресле чуть в сторонке и внимательно наблюдал за танцем. Когда внутренняя атмосфера накалилась до предела, шейх Назим поднял руку, остановил песню и нараспев сказал в микрофон: «Бисми Ллахи рахмани ррахим!» – «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного!» Песня стихла, но сразу же началась другая. Вместо хриплых гортанных криков люди стали петь слова из Корана, только что сказанные шейхом.

Пение продолжалось, танец все убыстрялся. Люди в мечети стояли уже в два ряда, бросали вверх руки, кто-то начал подпрыгивать. Песни сменялись одна другой, и вот уже под крики и свист вся толпа прыгает, машет руками и восхваляет Всевышнего. От паломника, танцующего напротив меня, взглядом я получаю приглашение войти в круг и разделить со всеми участие в зикре. Я так же взглядом отказываюсь, показывая на свою камеру, мол, мне фотографировать надо. Температура в мечети повысилась на несколько градусов, а зикр все продолжался и продолжался. И как только люди не устают от такого темпа, не стихающего уже около часа?

Словно в ответ на мой вопрос, шейх поднялся с кресла и направился в центр движущегося круга. «Салам алейкум, ва Наби!» – запели паломники. Эти слова в переводе с арабского языка означают: «Мир тебе, о Пророк!». Я не понял, почему участие шейха в общественном танце ознаменовалось этой песнью. Либо это просто совпадение, либо фигура главы общины в центре зикра символизирует участие самого Пророка Мухаммада в жизни мусульманской уммы, либо местные суфии воспринимают шейха как нового пророка. Хотя последнее мне кажется невероятным. Несмотря на чрезмерное почитание фигуры шейха, люди вряд ли стали бы явно отклоняться от постановлений Ислама, гласящих, что после Мухаммада больше пророков на землю от Бога посылаться не будет.

Эта песня стала заключительным актом сегодняшнего зикра. Шейх Назим вошел в круг, и малайзийские музыканты поднялись с пола, чтобы освободить ему место. Внимательно оглядев зорким взглядом всех присутствующих, Мавляна начал свой танец. Его движения были не столь быстрыми, как у молодежи, но все-таки для восьмидесятилетнего старца это было неплохо и внушало уважение. Периодически шейх вздымал вверх правую руку с поднятым указательным пальцем, что в Исламе символизирует наличие только Единого Бога. Люди вокруг продолжали кружиться, а находившиеся в круге дети, пробегая мимо шейха, старались коснуться его одежды. Заводила толпы, вечно «солирующий» толстый мужчина, выбежал вперед и принялся танцевать рядом с шейхом. Его густые черные брови, седые усы и бороду заливал пот, вся одежда тоже была мокрой. Танец продолжался еще минут десять, пока наконец шейх не поднял руку вверх, призывая к тишине. Люди остановились, пение и звуки барабанов смолкли. Шейх Назим еще раз внимательно оглядел паломников, улыбнулся и громко спросил:

– Are you happy? (Вы счастливы? – англ.)

– Мы счастливы!!! – прогремел хор запыхавшихся голосов.

Тогда шейх объявил, что на сегодня зикр завершен, и прочитал суру «Аль-Фатиха». Это первая сура Корана, которая обычно произносится как в начале богослужения, так и в конце дополнительных молитв.

Люди стали выходить из мечети на свежий воздух. Я воспользовался моментом и подошел к шейху.

– Извините, я из России. Приехал в вашу общину и желаю поговорить с вами. Найдется ли у вас для меня время?

Шейх посмотрел мне в глаза, долго что-то думал и наконец спросил:

– Ты когда уезжаешь?

– Завтра после полудня.

– Ну, значит, завтра я с тобой и поговорю. После моей лекции у меня будет время для приватных разговоров с паломниками. Пойдешь за мной, я приму тебя в своем кабинете.

Я поблагодарил шейха и поцеловал ему правую руку в знак уважения.

Вскоре я снова встретил Али, который спросил меня, почему я не участвовал в зикре. Я ответил, что это для меня ново и несколько странно, поэтому я предпочел лишь наблюдать со стороны и делать фотографии. В свою очередь тоже задал ему вопрос:

– Скажи, я вот читал об общине шейха, но нигде не встречал такого описания зикра. До этого тут вроде молились по-другому...

– Да, когда я был тут раньше, зикр проходил несколько иначе. Мы садились на полу, пели молитвы и перебирали огромные четки, длиною, наверное, с диаметр мечети. Нынешний же способ молитвы шейх взял из какого-то иного тариката. Сюда приезжают паломники из разных суфийских течений. Поэтому Мавляна решил использовать все возможные виды совершения зикра, чтобы показать, что накшбандийский тарикат включает в себя любые положительные опыты других течений и что он открыт для всех.

– А почему, когда шейх вошел в круг, люди стали петь песню, где обращались к шейху как к Пророку?

– Не знаю, почему выбрали эту песню, но никто тут его за пророка не считает. Может, это символ, но я не уверен.

– Ладно, спасибо, увидимся завтра, я пойду, вздремну немного.

– До завтра! Я спать не собираюсь, хочу провести эту ночь в молитве.

Я оставил своего нового знакомого и поднялся наверх, в комнату для паломников. Практически весь пол уже был устлан уставшими от танца засыпающими людьми. Было душно, и стоял сильный запах пота. Я забрал свой спальник и туристическую пенку и вышел во двор. В мечети мне спать не хотелось, так как там тоже было жарко, к тому же многие этой ночью собирались бодрствовать в молитве. Я прошел в сад, переступая через распластавшиеся тела спящих паломников, и нашел уютное место под небольшим деревом. Свет сюда почти не проникал, и ничто не предполагало нарушить мой краткий сон. Только я заснул, как почувствовал, что кто-то теребит меня за ногу. Открыв глаза, я увидел паломника в длинной арабской одежде, который обратился ко мне:

– Брат, тебе лучше не оставаться здесь. Вчера я спал как раз под этим деревом, и ночью ко мне в ноги заползла змея. На Кипре много гадюк, так что советую тебе найти другое место для ночлега.

Я поблагодарил его, собрал вещи и переместился на бетонный пол у окна мечети. Здесь горел свет, было более шумно, но, несмотря на это, мне удалось заснуть на несколько часов. Поднявшись перед рассветом, я обнаружил на том самом месте под деревом, где я пытался устроиться на ночлег, спящего в спальнике человека. В этот темный час я так и не разглядел его. То ли это был тот самый мужик, который пугал меня змеей и таким образом освобождал «забитое» им место, то ли другой паломник решил всхрапнуть в компании с мифическими гадюками. В принципе какая разница.

Умывшись и приведя себя в порядок, я пошел в трапезную, откуда уже доносились разговоры и стук ложек.

Отведав супа с бараниной, я направился ожидать начало предрассветной молитвы в полумрак мечети. Какой-то паломник все еще спал, растянувшись во весь рост на мягком ковре. Впрочем, его быстро разбудили и отправили совершать ритуальное омовение перед молитвой. Вскоре люди встали друг за другом плотными рядами, а толстый мусульманин – вчерашний заводила зикра – выступил вперед, чтобы начать молитву в качестве имама. Я оказался во втором ряду, сразу за почтенными мусульманами, в зеленых чалмах и убеленными сединами.

Внезапно впереди меня освободилось место, и старец из первого ряда оглянулся назад, приглашая меня встать рядом с ним. Лишь я шагнул вперед, как тут же кто-то тронул меня за плечо. За мной стоял какой-то паломник из Турции в длинном халате и с зеленой чалмой на голове. Он важно посмотрел на меня, указал на свою зеленую чалму – символ совершенного хаджа, – а затем сказал мне:

– Видишь, у меня чалма зеленая, я – хаджи! Так что уступи мне место впереди, а сам стань за мною!

Пожав плечами, я вернулся на свое место, недоумевая от стремления паломника быть впереди всех.

Молитва была долгой, но на этот раз после намаза зикр проходил в обычной для общины форме. Люди распевали «Ля илляха илля лЛа» (араб. – «Нет бога, кроме Единого Бога»), перебирали четки и делали многочисленные земные поклоны. Лишь одна вещь показалась мне необычной и привела в недоумение. Почти в конце зикра сидящий на коленях имам замолчал, а потом внезапно лег на правый бок, подложив под голову руку, согнутую в локте. Все люди повторили это действие за ним, закрыли глаза и находились в таком положении несколько минут в абсолютно полной тишине. Уже потом я узнал о смысле этого обряда. Суфии таким образом подражают сну Пророка Мухаммада, называя это действо «полным покоем» или «малой смертью». А вот с точки зрения суннитского Ислама такое вкрапление в молитву считается новшеством.

После «сна» все снова встали, шепотом проговорили слова «Аль-Фатихи», и на этом молитва закончилась. Паломники отправились по своим местам отсыпаться до полудня. Я тоже снова немного вздремнул, а затем пошел прогуляться по Левке. Побродив пару часов по этой живописной деревеньке с турецким колоритом и гостеприимными улыбающимися жителями, я вернулся назад в общину. Там как раз начиналась полуденная молитва, после которой должна была состояться лекция шейха Назима.

На этот раз шейх появился из небольшой двери рядом с трапезной, выходящей во внутренний дворик. Поддерживаемый под руки родственниками, он осмотрел недавно закупленные продукты, пообщался с поваром по поводу предстоящего вечернего ужина и направился в мечеть. По пути к нему подбегали паломники, лобызая руки и прося молитв Мавляны. Сердобольные отцы подводили к шейху детей, которые целовали старческие руки и тут же были одарены улыбкой главы общины и особым «баракатом» (араб. – благословение) – шоколадными конфетами и леденцами, таинственно появляющимися из кармана пиджака шейха. Сам Мавляна в это время более походил на ребенка, чем на восьмидесятилетнего старца. Уже перед самым входом в мечеть ему представили молодого человека, только что прибывшего в общину. Парень приехал из Нью-Йорка, назвался ищущим духовный путь и сообщил, что приехал к шейху, так как много слышал о нем. Шейх снова по-детски улыбнулся американцу и сказал, что рад видеть новое лицо в общине.

– Надеюсь, что здесь вы получите ответы на свои вопросы.

После молитвы Мавляна сел лицом ко всем присутствующим и начал беседу, которая записывалась архивариусом на видеокамеру. Шейх говорил по-английски, а какой-то паломник переводил для многочисленных турецкоговорящих слушателей на их родной язык. Речь шейха была проста и лишена пафоса, свойственного многим религиозным проповедникам. Он говорил о том, что многие люди ругают Ислам, не зная его сути. Что многие лишь слышали о людях, называющимися мусульманами, но делающих злые дела, и только на этом строят свои представления об Исламе. «Люди должны сначала вникнуть в саму суть мусульманской религии и только после этого делать заключения, иначе они могут навредить своей душе». Также Мавляна вещал о многочисленных паломниках-немусульманах, которые приходят к нему и просят стать его мюридами, не входя в Ислам. «Вся моя жизнь, вся моя проповедь, – говорил шейх Назим, – внутри Ислама, строится на нем, исходит из него. Как же я могу научить кого-то идти по пути к Богу, по которому иду я, но сделать это вне Ислама? Это невозможно! Наша община принимает представителей всех религий, но людьми, которые будут постоянно получать мое духовное окормление, могут быть только мусульмане».

Скорее всего, именно эти слова и произвели впечатление на недавно прибывшего американца, так как после окончания проповеди он подошел к шейху и заявил, что хочет принять Ислам и просит шейха стать его учителем.

Такое заявление было встречено общим ликованием паломников, и в наступившей после этого тишине парень трижды произнес слова шахады (вероисповедания), необходимые для того, чтобы стать мусульманином. Затем американец склонил голову, а шейх возложил на него обе руки и принялся читать молитву посвящения в мюриды. Остальные паломники положили свои руки на плечи шейха, а недотягивающиеся – на плечи впередистоящих, и так по цепочке, чтобы все присутствующие участвовали в обряде, символизирующем единство всех членов общины. И вот уже через несколько минут новый мусульманин и ученик Мавляны получал поздравления от собратьев, а шейх Назим покинул мечеть и направился в свой кабинет, чтобы поговорить с уезжающими сегодня паломниками. Я вышел через другой выход, обогнал процессию с шейхом и принялся ожидать его у входа в комнату для аудиенций.

Пока шейх направлялся к входу в свой кабинет, его по пути перехватили паломники из Испании, которые упросили Мавляну принять их без очереди. Они, как и я, собирались уезжать из Левке сразу же после беседы с шейхом.

Подойдя к двери, шейх Назим заметил меня и вспомнил про наш с ним вчерашний разговор:

– А, паломник из России! Я поговорю с вами. Подождите тут немного.

Минут через пятнадцать из кабинета шейха вышли довольные испанцы, но не успел я проникнуть внутрь, как меня обогнал немец в белой тюбетейке. Он оккупировал кабинет еще на полчаса и вышел уже вместе с шейхом. Помощник Мавляны сообщил, что на сегодня аудиенция окончена. Тут я выступил вперед и спросил шейха:

– А как же я?

Шейх Назим глянул на меня снизу вверх и устало вздохнул:

– А, ты еще... Ну, давай, только быстро.

Мы снова зашли в комнату, шейх Назим уселся на диван и предложил мне сесть рядом с ним. Затем посмотрел пристально на меня:

– У тебя хорошее лицо. Давай, рассказывай, кто ты и с чем пожаловал.

Я поведал шейху свою историю, рассказал про свои планы. Пару лет назад у меня возникла идея проехать по всем местам нашей планеты, связанным с жизнью Иисуса Христа, которого христиане считают Богочеловеком, а мусульмане – Пророком. Побывать не только в тех городах и деревнях, в которых он жил и проповедовал (о чем можно узнать из Нового Завета и Корана), но и посетить предполагаемые места его жизни, даже если достоверно известно, что Иисус там никогда не был. Пройтись не только по землям Палестины, Ливана и Египта, но и проехать через Судан в Эритрею, где местные христиане верят, что именно до их земель дошла Мария, мать Иисуса, вместе с младенцем, убегая от преследования царя Ирода. Исследовать предполагаемый путь Иисуса по версии ахмадийцев (исламская секта, считающая, что пророк Иса (Иисус) до своей смерти прошел пешком из Иерусалима через Сирию, Ирак, Афганистан, Пакистан в Индию, где и умер в возрасте 120 лет). Побывать в Непале и Тибете, где тоже существуют легенды о том, что Иисус был в тех местах. Посетить места, его предполагаемого второго пришествия (минарет Исы в Сирии, мечеть Омейядов) и смерти (в исламской традиции пророк Иса умрет в Медине и будет похоронен в мечети Пророка Мухаммада, рядом с его могилой).

Все это путешествие довольно сложно совершить в настоящее время. В Ираке и Афганистане идут войны, граница между Израилем и Сирией закрыта. Но тем не менее это осуществимо. Для этого лишь нужно приложить необходимые усилия и надеяться на помощь Божью.

Шейх одобрил мою идею и сказал, что если я осуществлю это трудное путешествие, то обязательно должен написать об этом книгу. И еще он посоветовал разбить мою поездку на несколько частей, тогда будет меньше проблем с визами и границами. Мавляна пообещал, что будет за меня молиться и поможет чем сможет.

Потом мы поговорили с ним об Исламе, суфизме, и прочих религиозных вещах. Во время разговора шейх постоянно улыбался и производил впечатление, скорее, доброго старичка, чем строгого главы общины. Его голос звучал тихо и мягко, правая рука постоянно перебирала четки. Мавляна поведал мне, что ему не нравится излишнее почитание его персоны приезжающими паломниками, он прекрасно все видит и пытается с этим бороться. Сказал, что все сразу нельзя пресечь, так как он понимает стремления многих людей найти помощника и поддержку. «Но самых рьяных я бью палкой», – сказал шейх улыбаясь, но я знал, что он не шутит, так как сам это видел прошлым вечером. Правда, шейх Назим не бил, а, скорее, поглаживал по голове своей тростью некоторых «почитателей».

Также Мавляна рассказал мне немного о своем тарикате. В нем существует множество духовых ступеней – «макам», через которые должен пройти каждый мюрид. Словно по лестнице, последователь накшбандийского тариката должен взбираться наверх самосовершенствования, начиная с постоянного повторения молитвы и дыхательных упражнений и заканчивая полным открытием своего сердца Всевышнему. Лишь только тогда он сможет достичь состояния полного растворения в Боге – «фана», являющегося главной целью суфизма.

Заканчивая нашу беседу, шейх предложил мне бесплатно отправиться на пароме назад в Турцию.

– Спасибо большое, – ответил я, – но я уже купил билеты в оба конца...

– Что ж ты, подождать не мог? У меня же мюриды работают в порту и на кораблях. Мы бы тебя бесплатно посадили. Ну, тогда я найду тебе шофера, который тебя бесплатно довезет до Гирне.

– Но я не еду сейчас в Гирне, я еду на греческую часть острова – в Никосию.

– А там ты что забыл? Настоящий Кипр здесь, а там уже Европа.

– И все же я хотел бы туда попасть...

– Ну, хорошо, пока никуда не уезжай, я найду тебе водителя до Левкоши (так называется Никосия в турецкой части острова). А сейчас давай помолимся обо всех твоих просьбах.

Шейх Назим протянул ко мне свою правую руку, положил мне ее на грудь в области сердца, надавил немного, закрыл глаза и стал шептать молитву.

Помолившись, Мавляна сообщил, что аудиенция закончена, и пожелал мне счастливого пути.

– Приезжай ко мне еще. Я тебе всегда буду рад.

Вместе мы вышли из комнаты, но в дверях кто-то снова перехватил шейха, и тот опять вернулся в кабинет. Я собрал свои вещи, попрощался со всеми новыми знакомыми и вышел на улицу. У дома Мавляны собрался народ, ожидающий главу общины у входной двери. И вот появился шейх, которого тут же окружили многочисленные паломники. Мавляна еще немного пообщался со всеми и поспешил домой. Уже в дверях он оглянулся и поискал кого-то взглядом.

– А где этот русский? Тот, что в Левкошу едет.

– Здесь я, – я пробился сквозь толпу к шейху Назиму. Тот взял за руку одного парня арабской внешности, одетого по-европейски, и сказал:

– Вот он тебя туда и отвезет. Счастливого пути. Приезжай еще, и да хранит тебя Всевышний!

Шейх повернулся и вошел в свой дом, где ему предстояло отдохнуть до следующей молитвы.

Парень подошел ко мне, представился как Умар и попросил немного его подождать. Пока он занимался своими делами, я пообщался с уезжающими сегодня испанскими паломниками на португальском языке (английский они знали плохо, как и все остальные испанцы, зато родственный им португальский понимали сносно). Они сообщили мне, что учение шейха Назима широко распространено в Испании и что у них тоже есть свой шейх. Мы обменялись контактами, и я был приглашен к ним в гости. Кто знает, может быть, я когда-нибудь и воспользуюсь этим приглашением. Узнавать о всяких религиозных учениях и общинах мне чрезвычайно интересно, вот только сначала нужно подучить испанский язык, так как говорят все жители Испании с трудным для восприятия произношением, причем довольно быстро.

Вскоре появился Умар, мы вместе прыгнули в его машину и вскоре уже мчались по дороге в Левкошу (Никосию), столицу двух Кипров. Так закончилось для меня посещение известного во всем мире шейха Назима.

Несомненно, этот удивительный человек оказывает огромное положительное влияние на своих последователей, да и не только на них. Говорят, что каждый немусульманин, посетивший шейха, потом принимал Ислам. Не знаю, правда это или нет. Скорее всего, это лишь вымыслы последователей шейха, которые принимают желаемое за действительное. Хотя эти разговоры и не лишены оснований – большинство гостей дарги все же принимают Ислам. Я же слышал о нескольких людях, побывавших у шейха и не принявших Ислам, по крайней мере пока. Один из них – это местный православный священник из греческого Кипра, который долго беседовал с шейхом, а потом сам остановил разговор и поспешил покинуть Мавляну, сказав, что боится убедиться в правоте исламского вероучения и оставить привычный ему христианский образ жизни.

В феврале 2005 года Кипр посетил скандально известный лидер Богородичного центра «блаженный архиепископ» Иоанн Береславский. Шейх его действительно принял и немного поговорил с ним, а затем распрощался. Из короткой встречи «блаженный» Иоанн вынес то, что шейх якобы принял его за «долгожданного старца из пророчеств» (интересно, каких?) который должен примирить истинных учеников Христа и Мухаммада; пригласил его в Иерусалим, и вообще свое посещение шейха Береславский классифицирует как «важнейшую встречу в истории религии за два тысячелетия». А в доказательстве этих слов приводит совершенно непонятную фразу, сказанную ему якобы самим шейхом: «Я хочу тебя съесть!» Не знаю, кто кого хотел там съесть, но, почитав произведения «архиепископа», я понял, что с головой у него не все в порядке и информацию, исходящую из его уст, нужно фильтровать.

Также в апреле 2006 года побывал в дарге у шейха известный российский путешественник Валерий Шанин из МША (Московской школы автостопа). Но и он тоже пока не принял Ислам. Тем не менее шейх явно имеет дар убеждения. Его проповеди об Исламе просты и доступны. Двери его дарги открыты для всех приезжих, а уж в них никогда не бывает недостатка.

Все эти мысли кружились у меня в голове, пока мы с Умаром мчались по дороге со скоростью 130 километров в час навстречу Левкосии – интереснейшему городу, который имеет три названия и одновременно является столицей двух государств. Городу, где кипит совсем другая жизнь, где на одной половине пять раз в день с минаретов муэдзин призывает на молитву правоверных, а на другой половине по утрам и вечерам раздается колокольный звон, созывая на богослужения православных. Но об этом – совсем другой рассказ.

Фото автора