АЛИ ВЯЧЕСЛАВ ПОЛОСИН
доктор философских наук, кандидат политических наук. В 1983–99 гг. служил священником Русской православной церкви Московского патриархата в сане протоиерея. С 1990 по 1993 г. – народный депутат России, член президиума Верховного Совета РФ, председатель парламентского Комитета по религии. С 1994 по 2000 г. – сотрудник аппарата Госдумы РФ, эксперт по религии, государственный советник 3 класса. Соавтор закона РФ «О свободе вероисповеданий» и действующего федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» (1997). В мае 1999 г. публично исповедал Ислам, приняв новое имя Али. Автор книг «Преодоление язычества. Введение в философию монотеизма», «Почему я стал мусульманином. Прямой путь к Богу», «Евангелие глазами мусульманина. Два взгляда на одну историю».

 

Али Вячеслав Полосин

Методологические замечания к переводу Корана

Проблемы, связанные с переводом Корана на русский язык, начинаются еще до подхода к арабскому тексту, а именно с самого понятия «перевод», которое в русском языке обозначает определенный метод обращения с текстом. Мне всегда неприятно резало слух словосочетание «перевод смыслов Корана». Как объяснил мне один из переводчиков священной Книги, от него этого словосочетания потребовали арабские спонсоры, так как, по их мнению, «Коран нельзя перевести на другой язык», поэтому‑де переводятся только его смыслы.

Правы или нет эти спонсоры, посчитавшие себя знатоками не только в лингвистике, но и в русском языке, рассмотрим чуть позже. А пока остановимся на русском слове «перевод». Согласно Толковому словарю живого великорусского языка Владимира Даля, глагол «перевести» имеет два основных значения: переместить (в пространстве или в мысли) и погубить, изничтожить (например: «не перевелись еще злодеи»).

Существительное «перевод», а именно «перевод книги», есть, по Далю, «переложенье на другой язык». Понимая под «переложеньем» максимально адекватное – «ясное и верное» – воспроизведение текста в системе другого языка, Владимир Даль говорит еще о двух типах перевода, что мне показалось крайне интересным и актуальным процитировать как раз для нашей темы:

1) «вольный перевод, передающий смысл подлинника, но не слова».

2) «подстрочный, дословный перевод, передающий смысл не в связи, а только одни слова».

Тем самым «перевод смыслов», который так любят упомянутые спонсоры, выдающие справки о соответствии переводов Корана на неведомые им языки, – это просто вольный перевод, при котором переводчик передает смысл по своему собственному усмотрению (поэтому и «вольно»), не увязывая его грамматическими конструкциями, этимологией, знаниями исторического, религиозного и культурного контекста и т.п. Воля спонсоров, принятая таким переводчиком, ничего не меняет в этой «вольности», так как переводчик из утилитарных соображений просто предпочел вместо своего такое же вольное усмотрение другого субъекта, еще более далекого от языка, на который переводят, – языка-цели.

Что касается подстрочного перевода, то сразу становится очевидным, почему многим, особенно новообратившимся, непонятен перевод Корана академика И. Крачковского, ибо он являет собой изначально «подстрочный, дословный перевод, передающий смысл не в связи, а только одни слова», к тому же не доведенный до конца ввиду смерти автора.

Интересно, что В. Даль в конце статьи говорит о возможности двух результатов деятельности переводчика: «Переводчик подлинника [может пониматься] двояко: перелагает на иной язык и изводит, губит». Действительно, вольный перевод вырывает смысл из языкового, литературного, культурного и духовного контекста, чем этот смысл «переводит», т.е. искажает и губит, а подстрочный, дословный перевод, копируя внешность слов, предлагает набор слов и без контекста, и без всякого смысла! А ведь «переводчиково, переводческое дело – передавать все речи ясно и верно», то есть во всех связях смысла со словами, оборотами речи и общим контекстом!

Обратимся теперь к современной науке. «Перевод – это деятельность, заключающаяся в передаче содержания текста на одном языке средствами другого языка, а также результат такой деятельности» (энциклопедия «Кругосвет»). Далее описываются перевод подстрочный, буквальный и полный.

«В подстрочнике текст предстает как последовательность слов, каждое из которых имеет самостоятельную ценность. Слова в переводе сохраняются, таким образом, в той же последовательности и в тех же формах, что и в оригинале. То, что на выходе получаются некорректные, а часто и совершенно непонятные высказывания, не рассматривается в этом случае как недостаток».

Такой перевод широко используется в экспериментальных целях, а «также в качестве промежуточного этапа при переводе художественной литературы». Таков перевод Корана И. Крачковским, знаменитым переводчиком «Тысячи и одной ночи».

«Буквальный перевод, в отличие от подстрочника, предлагает рассматривать текст не как последовательность отдельных слов, а как последовательность предложений. Обеспечение связности текста, сохранение его воздействующего эффекта, адаптация метафор и какой бы то ни было учет особенностей употребления языка-цели – все это в задачи буквального перевода не входит. Этот тип перевода используется в первую очередь как инструмент овладения иностранным языком». То, что спонсоры переводов Корана на русский язык предлагают переводчикам получше овладеть иностранным языком, похвально, только что остается от текста оригинала при таком переводе?

Что же такое полный, «ясный и верный», перевод, воспроизводящий текст в целом, а не отдельно слова, отдельно предложения или отдельно вольно трактуемые смыслы? «Перевод по полной схеме – это не подбор переводных соответствий, а максимально глубокое понимание текста с последующим порождением нового текста на другом языке, или, иначе, два последовательных перевода: сперва на гипотетический концептуальный язык-посредник [понимание], а потом уже с этого языка-посредника на язык-цель [порождение нового текста]…

Переводя с одного языка на другой, человек использует как свои языковые знания и способности, так и самые разнообразные… знания о физической природе мира, об обществе и его культуре, о ситуациях, в которых был порожден переводимый текст и будет восприниматься его перевод и т.д., причем этапы понимания и синтеза текста принципиально различаются».

В Исламе есть один мазхаб, который требует от его последователей буквализма в понимании Корана и Сунны, однако было бы неверно считать, что имам Ахмад ибн Ханбаль (да будет доволен им Аллах!), состоявший в братских отношениях с приверженцами других мазхабов, требовал такого безоглядного буквализма во всем. Скорее, это была естественная и здравая реакция на увлечения рационилизмом в ту эпоху. Увы, его номинальные последователи в последующие века довели этот принцип до крайности, до своей противоположности, а то и до абсурда.

Известный образ трона или же образ руки Всевышнего в Коране, например, имам Малик (да будет доволен им Аллах!) просто запрещает трактовать рациональным путем и требует просто принимать на веру – это и есть здравый буквализм в толковании. Ведь толковать рационально даже простые поэтические образы не всегда возможно («плывут по небу облака», «солнце встает на востоке»), а в данном случае речь идет не о придуманном слове поэта, а о вечном слове Аллаха, превелик Он и преславен! Поэтому мы не знаем, что такое трон Всевышнего, примем это на веру и не будем задавать вопросов о том, на что нет ответа, – это и есть буквальный метод.

Но некоторые фанатики, выдающиеся себя за последователей буквализма, не уклоняются от толкования, как требовали того благочестивые имамы-муджтахиды, а, наоборот, предлагают как раз истолковывать эти образы – якобы буквально. И даже договариваются до того, что у Аллаха якобы на самом деле есть тело, хоть и не такое, как у нас, и что оно даже находится в некоем пространстве (астагфирулла), т.е. налицо кощунственное придание Всевышнему тварных атрибутов, антропоморфизм!

Любопытно, что при этом они грубо нарушают и сам принцип буквальности толкования – они отнюдь не буквально толкуют слова «рука» или «трон» Аллаха, а именно аллегорически, т.е. иносказательно (одно сказывается, иное разумеется), т.е. по их мнению, «рука Аллаха» означает «иную по отношению к человеку руку»! Просто их аллегоризм весьма примитивен: сказав, что это есть что‑то иное, они добавляют от себя к этому лишь то, что оно материальное, и больше ничего они уже придумать не в состоянии.

Не исключено, что именно от этой секты антропоморфистов и идет тенденция блокировать возможность адекватного, полного перевода Корана на другие языки, ограничив его примитивным аллегоризмом, выдаваемым за нормальный буквализм имама Ахмада ибн Ханбаля (да будет доволен им Аллах!). Между тем, хотя перевод – это тоже разновидность интерпретации оригинального текста, все же он имеет свои специфические задачи, и поэтому при позитивности буквалистского подхода к истолкованию, тафсиру к ряду аятов Корана, при переводе эта буквальность становится блокирующим фактором для правильного понимания текста.

Процитирую недавнее интервью д-ра Дамира Мухетдинова: «Буквализм хорош только на языке оригинала, когда читатель не только рационально осмысливает слово, но и «ощущает» его через его этимологию, «чувствует» на подсознательном уровне его символику, связь с другими словами, знает его употребление в художественной литературе, т.е. слово выступает неким образом-символом, который вообще не следует пытаться рассудочно толковать.

Но при передаче смысла на другой язык все эти подсознательно ощущаемые связи и символика неизбежно утрачиваются, обрезаются, слово становится просто ограниченным понятием другого языка. А его этимология и связи в другом языке, как правило, иные и способны скорее увести в какую‑либо иную сторону от того смысла, которое оно имеет в оригинале» (www.islam.ru).

Конкретный пример. По-арабски очень распространены обороты «отец чего‑то» и «мать чего‑то», скажем: «отец бороды», «мать дорог». «Мать дорог» – просто большая дорога. Когда словосочетание «умм уль-китаб» (сура «Али Имран», 7) автор подстрочника И. Крачковский или сторонник буквалистского метода Э. Кулиев переводят как «мать Писания», то для человека, не знакомого с особенностями арабского языка, становится просто непонятно, о чем идет речь, а затем на разных форумах в Интернете начинается фантазирование на тему, как «мать Писания» соотносится с «Хранимой скрижалью» и т.д. Иман Валерия Порохова предварила эти слова словами «как бы», указав на наличие некоей условности, аллегории, что никак не приближает к пониманию.

Единственный переводчик, кто постарался просто найти адекватное арабскому идиоматическому обороту русский аналог, пусть и не такой образный, был Османов, но и он перевел «мать Писания» как «суть Писания»: «В нем есть ясно изложенные аяты, в которых суть Писания, другие же аяты требуют толкования». К сожалению, получилось, что суть Корана отражена только в части его аятов, а в других, т.е. во всех иносказательных (а их очень много), суть отсутствует, с чем вряд ли можно согласиться.

Шейх Абдулла Юсуф Али в своем тафсире справедливо пишет о двух частях Корана, тесно переплетающихся друг с другом, и первую часть называет «ядром или основой Писания». Коран – цельное Послание Аллаха, превелик Он и преславен, и части Корана тесно переплетены. Но в первой части говорится об аятах «мухкамат», т.е. об основополагающих нормах закона Божьего, нравственных постулатах, ясных примерах исполнения и неисполнения шариата. Поэтому в конструкции арабского языка «айат мухкамат хунна умм уль-китаб» более точно говорить о переводе слов «мать Писания» как «основа Писания».

Это не самое красивое словосочетание, оно не передает метафоры арабского языка, что в данном случае и невозможно, но оно дает точное соответствие арабскому тексту и по смыслу (для любителей «перевода смыслов»), и по контексту аята, и по общему контексту. Здесь нет умаления второй части, неотделимой от первой, как это было у Османова, потому что каждый дом имеет фундамент с краеугольным камнем, стены, крышу, внутренние перекрытия, но фундамент есть его основа, без которой бесполезно даже затевать строительство.

Большинство аятов отличаются ясностью, дидактикой; хотя они тоже нуждаются в толковании алимов, но их суть извлекается с максимальной долей адекватности, тем более что есть еще Сунна, где есть немало истолкований самого Пророка (мир с ним и благословение Аллаха). Это прямые предписания Аллаха, прямые характеристики, нормы закона Божьего, нравственные постулаты – они основа Слова Аллаха людям. А некоторая часть аятов доступна только лишь немногим ученым с глубокими знаниями, и в толковании их нужно быть очень осторожным, чтобы не вызвать смуты.

Удивительно, что тафсир, предлагающий развернутое понимание текста Корана и по сути создающий первый язык – язык понимания, использует в качестве второго, конечного языка, языка-цели буквальный перевод Э. Кулиева, который в лучшем случае непонятен русскоязычному читателю. С таким же самым парадоксом я встречался, когда читал тафсир к Корану одного уважаемого шейха, к которому был приложен подстрочный перевод того же Кулиева.

В переводе Кулиева говорится, что «Аллах – лучший из хитрецов» (суры «Али Имран», 54; «Аль-Анфаль», 30), что является одной из грубейших ошибок этого перевода, так как в Коране говорится не «хитрецов», а «хитрящих» («аль-макирин»), что по грамматической конструкции арабского языка указывает, что это не имя Аллаха и не Его качество, это только некое действие. Да и по‑русски «хитрящий» человек может и не быть хитрецом, а быть прямодушным человеком, который в каких‑то обстоятельствах и в какой‑то мере (может быть, самой похвальной) решил воспользоваться этим качеством. Слово же «хитрец» в логике русского языка – это очевидный носитель, обладатель данного качества со всеми его позитивными и негативными оттенками. Кулиев здесь не прочуствовал ни арабского, ни русского языка.

Кстати говоря, этой ошибкой Э. Кулиев здесь дал основание исламофобам трактовать эти аяты Корана в сторону уничижения мусульманских представлений об Аллахе на основе самого Писания. (Крачковский хотя бы «Аль-Анфаль», 30 перевел как «лучший из ухитряющихся», что, конечно, весьма сомнительно с точки зрения стиля и слога, но буквально ближе к оригиналу и не придает Аллаху того, чего у Него нет).

Так вот, тафсир уважаемого шейха на этот аят начинается со слов: «Такого качества («сыфата»), как хитрость, у Аллаха нет». Спрашивается, зачем же тогда использовать подстрочник, который утверждает прямо противоположное? Впрочем, уже с самого начала перевода Э. Кулиева начинает резать слух, когда обращение Аллаха к уверовавшим передается на русский язык не во втором лице, а в третьем: «О те, которые уверовали!» (подстрочник-калька с арабского), хотя по‑русски должно быть: «О вы, которые уверовали», а еще лучше просто: «О, уверовавшие!». Это уже не просто ошибка, это элементарное незнание языка, на который осуществляется перевод. Все‑таки на русский лучше переводить носителю этого языка, который, если и забыл какие‑то правила грамматики, хотя бы просто «чувствует» язык.

Когда я столкнулся с этими явлениями, понял, что адекватное и полное переложение Корана на русский (и любой иной) язык можно сделать только на основе авторитетных тафсиров, которые дают нам «гипотетический концептуальный язык-посредник», о чем речь шла в начале, т.е. развернутое понимание оригинала, и только потом возможно уже делать переложение «с этого языка-посредника на язык-цель», т.е. создавать новый текст.

Правда, тут же сразу возникает вопрос: а зачем вообще тогда перевод текста Корана, если на русском языке мы будем иметь тафсир, собственно и отображающий содержание арабского текста? Если бы не было переводов на русский Корана и особенно буквалистских «смыслов Корана» и всяких подстрочников, то, наверное, и не нужно было бы. Но эти переводы есть, на них ссылаются сплошь и рядом, повторяя и тиражируя их ошибки, основывая на них неверные выводы об Исламе. Поэтому лучше, чтобы вместе с тафсиром был и выверенный по этому же тафсиру с участием коранистов-арабов и носителей русского литературного языка перевод, соразмерный оригиналу. А Аллах знает лучше!