УГЛЬ, ПЫЛАЮЩИЙ ОГНЕМ…

СТИХИ РУССКИХ
ПОЭТОВ О ПРОРОКЕ ИСЛАМА

Михаил Синельников


Михаил Синельников

Исламскими мотивами пронизаны многие русские стихи. Воздействие мусульманской эстетики на русскую культуру намного более значительно, чем могло бы показаться неосведомленным. Оставаясь православными христианами, русские поэты не могли не почувствовать и мощи другой великой религии Откровения. Путешествуя по Востоку, они восторженно соприкасались с исламской жизнью, с миром мусульманской духовности…

В этой публикации представлена поистине малая частица русской религиозно-«ориентальной» лирики. Здесь лишь немногие из стихотворений, непосредственно посвященных Пророку Ислама. В силу замечательного свойства российской словесности, ее «всемирной отзывчивости», русские поэты могли в полной мере ощутить грандиозность личности Мухаммада, подлинного посланца небес, величайшего героя начавшейся с его миссии новой истории.

Подборка открывается «Пророком», одним из прекраснейших созданий Александра Пушкина (и тем самым — всей русской поэзии). Пушкинский пророк не назван по имени, в нем сочетались черты вдохновленных свыше пророков Библии, прежде всего — Исайи. Вместе с тем стихотворение явно основывается на известном предании о Пророке Ислама. Сошедшими на землю ангелами сердце ребенка было заменено на пылающий уголь…

Рядом с пушкинскими стихами — «Мухаммед» одного из друзей Пушкина по молдавской ссылке, талантливого прозаика и поэта Александра Вельтмана, «Олегов щит» другого классика руссой поэзии Федора Тютчева…

Последний классик русской литературы Иван Бунин во множестве своих стихотворений сумел всецело перевоплотиться то в мусульманина, странствующего дервиша паломника к святыням, то в певца, упоенного гаремной негой, то в свидетеля сотворения мира Аллахом, то в очевидца Страшного суда. Удивительно милое и трогательное стихотворение, воссоздающее воображаемый, но правдоподобный диалог Мухаммада и его жены, красавицы-еврейки Сафии. Несколько легкая, бытовая интонация вдруг становится торжественной. Пророк в немногих словах утверждает свою связь с Библией, преемственность своего посланничества.

***

Александр Пушкин
(1799–1837)

ПРОРОК

Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, —
И шестикрылый серафим
На перепутьи мне явился.
Перстами легкими, как сон,
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный, и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».

ИЗ «ПОДРАЖАНИЙ КОРАНУ»

I

Клянусь четой и нечетой,
Клянусь мечом и правой битвой,
Клянуся утренней звездой,
Клянусь вечернею молитвой:

Нет, не покинул я тебя.
Кого же в сень успокоенья
Я ввел, главу его любя,
И скрыл от зоркого гоненья?

Не я ль в день жажды напоил
Тебя пустынными водами?
Не я ль язык твой одарил
Могучей властью над умами?

Мужайся ж, презирай обман,
Стезею правды бодро следуй,
Люби сирот и мой Коран
Дрожащей твари проповедуй.

II

О, жены чистые Пророка,
От всех вы жен отличены:
Страшна для вас и тень порока.
Под сладкой сенью тишины
Живите скромно: вам пристало
Безбрачной девы покрывало.
Храните верные сердца
Для нег законных и стыдливых,
Да взор лукавый нечестивых
Не узрит вашего лица!

А вы, о гости Магомета,
Стекаясь к вечери его,
Брегитесь суетами света
Смутить Пророка моего.
В пареньи дум благочестивых,
Не любит он велеречивых
И слов нескромных и пустых:
Почтите пир его смиреньем,
И целомудренным склоненьем
Его невольниц молодых.

III

Смутясь, нахмурился Пророк,
Слепца послышав приближенье:
Бежит, да не дерзнет порок
Ему являть недоуменье.

«С небесной книги список дан
Тебе, Пророк, не для строптивых;
Спокойно возвещай Коран,
Не понуждая нечестивых!».

Почто ж кичится человек?
За то ль, что наг на свет явился,
Что дышит он недолгий век,
Что слаб умрет, как слаб родился?

За то ль, что Бог и умертвит
И воскресит его — на воле?
Что с неба дни его хранит
И в радостях, и в горькой доле?

За то ль, что дал ему плоды
И хлеб, и финик, и оливу,
Благословив его труды
И вертоград, и холм, и ниву?

Но дважды ангел вострубит;
На землю гром небесный грянет:
И брат от брата побежит,
И сын от матери отпрянет.

И все пред Бога притекут,
Обезображенные страхом;
И нечестивые падут,
Покрыты пламенем и прахом.

V

Земля недвижна — неба своды,
Творец, поддержаны Тобой,
Да не падут на сушь и воды
И не подавят нас собой.

Зажег Ты солнце во вселенной,
Да светит небу и земле,
Как лен, елеем напоенный,
В лампадном светит хрустале.

Творцу молитесь; Он могучий:
Он правит ветром; в знойный день
На небо насылает тучи;
Дает земле древесну сень.

Он милосерд: он Магомету
Открыл сияющий Коран,
Да притечем и мы ко свету,
И да падет с очей туман.

***

Александр Вельтман
(1800–1870)

МУХАММЕД

Нисшел пророк, посланник новый неба,
Боготворит его Аравии народ;
Эмина видит в нем свой первый плод
И ветвь цветущую потомства Муталеба.
Но он плодом земным себя не признает,

Он говорит: «Есть Бог, сыны Востока!
Для верных он меня на землю ниспослал,
Кто против Бога и Пророка?
На небе гром, а здесь!..» — он умолчал,
Но ярко меч в руке пророческой сверкал.

«Восток! Тебе на лоне Абраэма
Отверсты горние, сапфирные врата,
И вечный цвет любви под пальмами Эдема
Готовит сладкие объятья и уста!»

Кто не поверит истинам Курана,
Огонь и меч ему вослед.
Арабов, посреди воинствующего стана,
Закону праведному учит Мухаммед.

***

Федор Тютчев
(1803–1873)

ОЛЕГОВ ЩИТ

Аллах! Пролей на нас свой свет!
Краса и сила правоверных!
Гроза гяуров лицемерных!
Пророк Твой — Магомет!

***

Иван Бунин
(1870–1953)

МАГОМЕТ В ИЗГНАНИИ

Духи над пустыней пролетали
В сумерки, над каменистым логом.
Скорбные слова его звучали
Как источник, позабытый Богом.

На песке, босой, с раскрытой грудью,
Он сидел и говорил, тоскуя:
«Предан я пустыне и безлюдью,
Отрешен от всех, кого люблю я!»

И сказали Духи: «Недостойно
Быть Пророку слабым и усталым».
И Пророк печально и спокойно
Отвечал: «Я жаловался скалам».

МАГОМЕТ И САФИЯ

Сафия, проснувшись, заплетает ловкой
Голубой рукою пряди черных кос:
«Все меня ругают, Магомет, жидовкой»,
Говорит сквозь слезы, не стирая слез.

Магомет, с усмешкой и любовью глядя,
Отвечает кротко: «Ты скажи им, друг:
Авраам — отец мой,
Моисей —мой дядя,
Магомет — супруг»

БЕЛЫЕ КРЫЛЬЯ

В пустыне красной над Пророком
Летал архангел Гавриил
И жгущий зной в пути далеком
Смягчал сияньем белых крыл.
И я в пути, и я в пустыне.
И я, не смея отдохнуть,
Как Магомет в своей Медине,
Держу к заветной цели путь.
Но зной не жжет — твоим приветом
Я и доныне осенен.
Мир серебристым, нежным цветом
Передо мною напоен.

***

Даниил Андреев
(1906–1956)

СЕРЕБРЯНАЯ НОЧЬ ПРОРОКА

Над белоснежною Меккою –
гибкой кометы хвост,
Дух песков накаленных
и острых могучих звезд.
Звезды вонзают в душу
тысячи звонких жал…
Благоговейный трепет
сердце Пророка сжал.
Слышится ближе, ближе
шум непомерных крыл:
Конь с человечьим ликом
россыпи неба скрыл;
Грива — белыми волнами, сам он —
словно туман;
Имя коню — Молния, эль-Бохран.

Мчит Пророка на север десятикрылый гонец,
Хлещет сирийский ветер,
душит, и наконец,
Весь запылен пустынею,
сполохами палим,
Сходит ночной наездник
в спящий Иерусалим.
В уединенном храме
ждут Моисей и Христос,
Вместе молятся трое
до предрассветных рос.
И в выси, откуда Солнце
чуть видимо, как роса,
Конь ездока возносит
на Первые небеса.

Иерархии гигантские ширятся впереди:
Между очами ангела — тысяча дней пути…
Но на последнее Небо глагол непреклонный звал:
Скрывают лицо Аллаха
семьдесят покрывал,
И за покрывалами — голос, как ста водопадов шум,
Как опоясанный громом
и молниями самум:

— Восстань и гряди, избранник, вдоль всех городов и стран,
Провозглашай народам
Мой истинный Аль-Коран! —
Головокруженье… омут…
отпрянувшие Небеса,
Звезды, летящие вверх…
Гаснущие голоса…
Толща холодных туч…
Старый кирпич стен…

Еще не остывшее ложе
и плоти свинцовый плен.
По-прежнему бдит над Меккой
белой кометы хвост,
Дух песков остывающих
и острых, могучих звезд.