Эфенди – уважительная форма обращения к мужчинам в Турции.

Джаннат Сергей Маркус

А в Мекке время – московское!

По-настоящему о хадже вам никто никогда не расскажет: ведь туда, в Мекку, в Бейт-Алла (Дом Аллаха) стремятся для того, чтобы выговориться перед Богом, молиться и обновиться. Слишком сокровенно, слишком лично и потаенно то, что человек хочет сказать там – сказать только Аллаху!

Вот слетаются со всего мира тысячи самолетов, мчатся сотни кораблей и десятки тысяч автомобилей… и прямо на ходу превращаются из просто туристских или грузовых, пассажирских – в паломнические. «Лябейка Ллахумма лябейка!» – «Вот я пред Тобой, Господи!» – эти слова и хором и поодиночке повторяют все, переодевающиеся прямо в дороге: на смену «гражданской» приходит ихрам – одежда самая архаичная, детская (две полосы белой ткани вокруг пояса и на плечах) и, в то же время… погребальная. В такой обмотке и не различишь: кто беден, кто богат, кто дипломат или князь, а кто рабочий. К тому же, эту именно ткань надо сохранить до своего последнего часа. А близкие завернут в нее твое остывшее тело, когда душа понесется навстречу Всевышнему. Одежда хаджа – это двойное упражнение: на человеческое равенство и на Последний Суд.

Когда летишь из Москвы в Мекку через Каир, отчетливо сознаешь, что отправляешься точно на другую планету. Сначала в Каире время отклоняется на два часа в сторону, и это кажется нормальным. Но вот когда прибываешь в саму Мекку и обнаруживаешь, что стрелки часов надо вернуть обратно, причем – по-московски – поневоле думаешь о судьбе родной столицы, которая столько столетий мечется в поисках своего места под солнцем Истории.

«Хотели Третий Рим возвести, а получился Третий Интернационал», – то ли сетовал, то ли ерничал философ Николай Бердяев в 1920-е годы. Жаль, что он в хадж не ходил – узнал бы, как и я, что в Москве часы-то идут по-меккански…

Никаких исторических реликвий, никаких «мемориалов времен Пророка Мухаммада (мир ему и благословение Всевышнего)» Аравия не сохранила. Кроме огромного каменного куба Каабы – все вновь построенное-перестроенное. Две главные мечети мира – ал-Масджид ал-Харам в Мекке и ал-Масджид ан-Наби – возведены совсем недавно, в 1980-е годы на миллиарды долларов из казны короля Саудовской Аравии Фахда, который так и носит гордый титул «Хранитель Священных Мечетей».

Цель этих грандиозных «строек века» – дать возможность тысячам, нет, десяткам и даже сотням тысяч человек молиться вместе. Никогда в истории человечества такого рода архитектурных пространств не было. Однако в них заблудиться невозможно – в основу положена такая ясная и строгая геометрия – квадрат, круг, перпендикуляры – что сначала вплываешь в эти бесконечные ряды колонн, как в зачарованный лес, голова кружится, а потом быстро привыкаешь и ориентируешься даже без световых указателей. И все кругом залито светом: он льется через огромные окна, скользит по белым колоннам, нежным сиянием переливается на беломраморных плитах пола.

Ходим мы все здесь босиком, после вуду – малого омовения – ноги у всех чистые. Вообще же во время хаджа единственная разрешенная обувь – сандалии открытые и не имеющие задников. Когда переступаешь порог огромной мечети, лучше обувь свою взять с собой: все-таки неясно, где ты выйдешь и сможешь ли найти тот же вход. Так что лучше не рисковать.

Не меньше, чем грандиозная архитектура, вас поражают в Мекке люди.

Сколько бы хороших книг о «дружбе народов» вы ни прочитали, какому бы «интернациональному воспитанию» не подверглись в пионерско-комсомольской юности, вы ничего не знаете о многоцветии народов, сотворенных Аллахом. Хадж – это еще и упражнение интернациональное.

Говорят, суслик умирает от разрыва сердца, когда видит слишком много себе подобных. Кажется, ему достаточно увидеть то ли десятого, то ли двадцатого… Мы же, вылезая из своей российской норы, почему-то не гибнем, а, наоборот, восторгаемся таким немыслимым разнообразием цвета кожи – всех оттенков – от черной Африки до нежной Малайзии. Седовласые старцы – сказочные Хоттабычи и Алладины со всего света. А какие вольные и многоцветные ткани окутывают негритянок! Как игрушечно-аккуратно сложены индонезийцы! А огненно-черные зрачки из-под черных хиджабов дочерей Аравии… Безмятежно мягкие и мудрые индийцы…

Всех и вся ну просто не перечислишь – однако, со всеми этими «сказочными инопланетянами», оказывается, мы живем на одной планете. А в Мекке еще обнаруживается, что и молимся-поклоняемся мы вместе, и тому же самому Единому Богу! Пусть не поймем мы друг друга, говорящие по-русски и на бенгали, но «Аллаху акбар», основные молитвы, первую суру Корана «Ал-Фатиха» мы все произносим вместе и понимаем друг друга.

Когда на призывы азана вы бежите, как бы поскорее встать плечом к плечу с такими разными людьми, а потом, совершая прославление – салят, понимаете, что рядом – братья, что может быть более радостным и по-детски окрыляющим? Это новое чувство, новое знание – ты сотворен в таком огромном, пестром и в то же время, родном и братском человеческом семействе!

В последние годы на хадж одновременно прибывает около трех миллионов наших «братьев по разуму». Подумайте, сколько нужно усилий, чтобы их принять! Тысячам, кстати, не нужен кров (спят под открытым небом), но вот всем нужны и пища, и вода, и туалеты. Всем хочется вовремя везде успеть: и Каабу обойти, и «саи» совершить, ночевать в долине Мина и, конечно же, закидать камешками самого шайтана в Джумарате.

Как городское хозяйство, транспорт, полиция, медики справляются с этим? На пределе, не без потерь, но все-таки справляются. В определенном смысле, проведение хаджа – это организационное чудо. Например, представить что-то подобное в Европе, или у нас в Москве… просто невозможно.

Немудрено, скажет скептик, ведь наряду с нефтью паломничество в Мекку – вторая статья дохода всего королевства! Полиция, врачи, солдаты, служители гостиниц и «общепита» – десятки тысяч человек. Кстати, в последние годы в их ряды влилась и дагестанская команда. Две трети паломников из Российской Федерации – это выходцы из Дагестана, привозящие сюда на продажу ковры и печатные плакаты. А всего нас, россиян, было в этом году всего лишь три с половиной тысячи… Бедны мы, да и король саудовский перестал многих одаривать приглашениями. Сравните: индонезийцев – около трехсот тысяч, чуть меньше – турок, чуть меньше – паломников из Пакистана и Индии.

Кстати, о чистоте. Мне доводилось бывать на религиозных и общекультурных многолюдных сборищах в Москве и Подмосковье, в Лондоне и в Дели – но нигде я не видел людей столь терпимых, спокойных и чистоплотных. Извините за «сантехнические подробности», но в этом сумасшедшем многолюдьи я ни разу за все три недели моего путешествия не видел кала и не чувствовал запаха мочи и даже пота.

Как это возможно при таком столпотворении? Ответ очевиден и прост. Даже говорить об этом как-то неудобно: требования Ислама к физической чистоте тела, постоянные омовения и никакой мистики! Этим же, вероятно, объясняется и то, что практически нет эпидемических заражений. Совершай вуду, делай гусль – и ты сам здоров, и защищен, и другим даришь чистоту.

Как тут было не вспомнить многочисленные замки французских королей на берегах Луары: их строили для того, чтобы двор королевский мог переезжать из замка в замок после того, как их загаживали через месяц-другой… А сколько просветителям-медикам Европы пришлось потрудиться, чтобы приучить европейцев к элементарной гигиене? Впрочем, не европейцы тому виной, а средневековая мораль да Инквизиция, проповедовавшие «умерщвление плоти».

Не все идеально и в нынешней Мекке. Если сравните цены в гостинице до и после хаджа, вы потеряете дар речи. Если узнаете, сколько обычно стоит проезд на такси – и теперь, во время хаджа… Одним словом, потомки бедуинов немилосердно «зарабатывают на год вперед». Но если это по-человечески еще можно понять, то вот вещи, которые в моей голове ну никак не уложились.

На этой сорокоградусной жаре все пьют пепси и кока-колу и нигде нет чая! Восточной культуры чаепития как ни бывало. Второе – в трехстах метрах от Харама, сразу после намаза в магазинной мечети, многие выходят… покурить! Вот, к примеру, в США это было бы просто нереально: там уже не первый год введен (и строго соблюдается) запрет на курение в публичных местах. Удивляет, мягко говоря, и наличие специальных магазинов (или отделов в супермаркетах) по продаже калянов. Коран запрещает правоверным любое одурманивающее зелье, будь то спиртное или табак. Но вот спиртного, действительно, нет, а для табачка да для калянчика местечко свободно…

Забавно ведь: западная цивилизация, в целом не имеющая Откровения Корана, в борьбе с курением преуспевает более, чем традиционные исламские страны. То же я бы сказал об отношении к мусору. Вот тело у мусульманина – идеально чистое. А бросить куда-попало банку из-под пепси, коробку, бумагу – это пожалуйста! И если бы не многотысячная армия уборщиков в оранжевых спецкостюмах (это бедняки из Юго-Восточной Азии, в основном сейчас из Бангладеш и Шри-Ланка) – то быть Мекке погребенной под тоннами мусора. Почему-то требование тахарата – чистоты, данное мусульманам, выполняется наполовину. К окружающей среде отношение, увы, все еще как у бедуинов – но ведь у них-то не было банок, бумаги, стекла…

И все же Мекка – труженица и даже ратоборец. Во-первых, везде под скалами прорыты длиннющие тоннели, связывающие город. Как можно было здесь двигаться без них и каких усилий потребовали горные работы – невообразимо. Тоннели Мекки – это жилы новой технологии и упорного труда. Но с горами идет битва не только ради дорог. Как много вокруг экскаваторов и чудовищ с отбойными молотками. Как стальные хищные птицы, они ежедневно выклевывают скалы. Для чего? Почему так медленно?

Отвоевать у гранитных скал хотя бы несколько десятков квадратов площади – значит построить отель, еще отель, и еще отель! Это главное в бизнесе Мекки – столице гостиниц. И вот совсем рядом с Харамом высятся безумные по богатству «Интер-Континентал», «Сажитель», «Шератон» – ведущие марки мирового отельного бизнеса. Кстати, их «несаудитский стиль» под стать новейшей архитектуре самого Харама. Вокруг этих новых монстров – благоухание роскоши и благополучия.

А вот отойдешь метров сто вглубь самого «старого города» – и уже тонешь в тесноте, замусоренности и вопиющей расхлябанности «старого арабского города». Точнее говоря, псевдо-города, ибо тут видно, насколько бедуин неприспособлен к городской цивилизации. Все ему лень и все ему по фигу.

Очень это странная часть Мекки – безбытная и суматошная. Вот дальше – там современные и зажиточные кварталы. Здесь хаос и безразличие. К примеру, многоэтажный отель, одетый в мрамор и стекло, в этом районе перед роскошным входом может запросто иметь грязный разбитый тротуар с битыми кирпичами и сотней сидящих на земле негритянок. Как скоро эти земли или городские власти цивилизуют, или скупят миллиардеры? Кто знает?

Кто знает, будет ли Мекка меняться так же быстро, как в последнюю четверть века? И что расскажут о ней паломники через несколько лет?

Одно ясно точно: о миллионах людей, камней и долларов, о свете и тени городского хозяйства расскажут много. Но никто по-настоящему вам о хадже никогда не расскажет.

Все-таки сюда стремятся не для того, чтобы оценить тоннели или архитектуру, качество гостиниц или работу полиции. Сюда, в Бейт-Аллах, в Дом Аллаха приходят, чтобы говорить с Богом.

И – только с Богом.