1. Тегеран
Златосечным стихом из Корана
Словно саблями осенены
Эти дети и старцы Ирана
И улыбка персидской страны.
Отдаётся она иноверцу
И не стоит почти ничего,
Эти руки, прижатые к сердцу,
Стерегут и вручают его.
И смеются, в туман пролетая,
Как осенние листья легки,
Эти чёрные жёнские стаи,
Эти платья, глаза и платки.
Исламский термидор,
Прохладный поутру,
И свежий ветер с гор,
Взметающий чадру.
Уж сочинён указ
Чуть-чуть явить черты,
И чей лукавый глаз
Блеснул из черноты?
И ты не прав, Сезанн,
Есть в мире чёрный цвет!
Но я забыл «сезам»,
Огня в пещере нет.
И лишь снега вершин –
Как бледные огни,
И лампу держит джинн
Над прахом Хомейни.
Мерно падают головы, гнутся тела,
Чтобы ясное знанье в душе зацвело,
Долго, долго всходившее к небу «Алла!»
Постепенно становится кратким «Алло!»
Пол мечети ходит ходуном,
Глохнет эхо, уходя на отдых,
Чтоб воспрянуть в кажущихся сном
Золотых базарных переходах.
Что купить – кувшин или клинок,
Дивный коврик или ожерелье?
О Аллах, я в толпах одинок,
Нищ в достатке, мрачен средь веселья!
Там, где звон серебряный завис
И текут сапфировые реки,
Типографски изданный хадис
Я купил за доллар у калеки.
...Забывал берёзовую Русь
Афанасий, ставший здесь шиитом.
Может быть, когда-нибудь вернусь
Жить под сводом, звёздами расшитым.
I
Персеполь. Тронный зал.
Как похоронный звон –
Всё то, что Ты сказал
Над базами колонн.
Газелью занят лев,
Царей унылый ряд
Плетётся, присмирев,
Но прозвучал аят.
И вот иссяк исток
И обессилел гул,
Где умер Фемистокл
И высох саксаул.
II
Устоявший в зное золотом
И в неутоляемом эфире
Высится твердеющий фантом.
Как напоминанье об Эсфири.
Оказалась этика прочней
Царственных, безжалостно-беспечных,
Ненаглядных тёсаных камней,
Всё-таки довольно долговечных.
Там, где унижаются цари
И напрасно веют опахала,
Сердце мне сказало: «Здесь умри!»,
Но душа, пожалуй, отдыхала.
Ей осталось, удивясь воскрылью
Птицы, не ушедшей от земли,
Верить ветру, смешанному с пылью
И с молвой о подвигах Али.
Прекрасна усыпальница Саади,
Вот – Гулистан, благоуханный сад,
И радуги на бирюзовой глади
Сияющего купола горят.
Куда скромней надгробие Хафиза,
Но мрамор светел, арка высока,
И длинный луч, спадающий с карниза,
Удерживает девичья рука.
2002
О любимой забудь на Востоке!
Чернобров и рубиновоуст
Этот идол коварно-жестокий,
Но влюблён ты в пылающий куст.
Разве это Прекрасная дама,
Разве есть божества меж людьми?
И согласна частушка Хайяма
С прибауткой туманной Руми.
Пусть певица ломает запястья,
Лишь чадра персиянке к лицу,
И прошенье о капле участья
Обращается только к Творцу.
21 апреля 2003, Ош
Вечен в персидском небе
Полной луны прищур,
И живописца жребий –
В лавке миниатюр.
Думать, корпеть упрямо,
Кончиком волоска
Год рисовать Бахрама,
В прадедах жить века.
Сколько прошло династий
И протекло монет!
Этих ланит, запястий
Не изменился цвет.
Радужный сон жемчужниц,
Киноварь и рубин,
В резвом кружке прислужниц –
Розовая Ширин…
Сладко в одном кругу с ней
Не различать времён,
Быть мастеров искусней,
Но соблюсти канон.
В сумраке пожелтелом
Сонно погладить ткань,
Где неотложным делом
Заняты лев и лань.
12 ноября 2004
Бессмысленнее нет эфемериды –
Переместиться, изменив судьбе…
Вот ждут невозмутимые мюриды
Вечерний самолет из Душанбе.
Во множестве, объятом общей дрожью,
Снующем у табло,
Так убедительно Единобожье.
Всё сбудется. И на душе тепло.
А той, что в шортах, места нет в гареме,
Поскольку недостойна шаровар…
Задержан рейс. Но что такое время?
Аллах акбар!
8 июня 2004
А. П. Межирову
Не только в пустынях Ислама,
Где солнце по ржавым холмам
Сражает и косо и прямо
Скитальцев, одетых в ихрам…
Но в каждом душевном движеньи,
В терпеньи под ношей страстей,
И, в частности, в стихосложеньи
Под оком духовных властей.
И в самых невинных эклогах –
О совести несколько строк…
«Путь к Богу не должен быть лёгок!» –
Сказал на прощанье Пророк.
2004
Пророк боялся темноты
И невозможной красоты
Души невидимо-невинной.
Свет зажигал он, и стена
Была сплошная, без окна,
Чтоб не заглядывали джинны.
Он слушал, и текли в тиши
То детский голосок Айши,
То смех наложницы Марии,
Еврейский говор Сафии...
А этой музыки струи –
От Хадиджи, всегда живые!
То вдруг старуха Саада
Оплачет ранние года
Его священных посещений...
Но заглушал её слова
И был прекрасней естества
Крылатый женовидный гений.
В Новом Дели, средь цветов и блеска
Бесконечных башен и высот,
Лестница, подобная одесской,
К водоёму древнему ведёт.
Головокружения истома
Здесь меня пронзила, и на миг
Я очнулся у родного дома,
Дна души одним рывком достиг.
Захотелось всё начать сначала;
Эта зыбь, как детство, глубока...
Но меня над бездной удержала
Нищего смотрителя рука.
Вот каков колодец Агарсены,
Над которым голуби снуют!
Я запоминаю эти стены,
Эти ниши, дервишей приют.
Чтобы в миг предсмертного смятенья
Притекли в потоке праздных дум
Водоносов призрачные тени
И мышей летучих злобный шум.
2002
Эльзаду
Как мала и малость кособока,
В сохлые зарыта лепестки
Правая сандалия Пророка,
А остатки левой далеки!
Долговечно пальмовое лыко,
Сносу нет сплетеньям и узлам.
Нет, не хочет ни лица, ни лика,
Но свою святыню чтит ислам.
Груз неисчислимых караванов
Тамерлану отдан за неё,
И паломник, умилённо глянув,
Плачет и впадает в забытьё.
Долог миг и ряд столетий краток,
И на сером камне все они
Закрепили узкий отпечаток
Удлинённо-девичьей ступни.
Тёмный туземный город
Был напряжённо глух.
Горд и непереборот
Непостижимый дух.
Плачущий в колыбели,
Жгущий огни в ночи.
Бешенствуя, кипели
Злые карагачи.
Шёл я почти без страха,
Вышел на зыбкий мост
Где-то вблизи Аллаха,
Недалеко от звёзд...
Всё позабыть, заснуть бы!
Но не сойдёшь с пути –
Нужно чужие судьбы
В смутной душе нести.
Древний город с горой Сулеймана
Так легко разломать, размолоть,
Но солома и глина самана,
Это – жизнь моя, память и плоть!
Кирпичи и мешки алебастра,
Шлакоблоки и комья земли –
Где горели костры Зороастра,
Где исламские толпы текли.
Повторяя псалмы или суры,
Вижу в облаке нынешних смут,
Как верблюдов понурых фигуры
В отдалённое детство бредут.
Словно старую книгу раскрою,
И, как светлое пламя, обдаст
Твой гранатовый куст под горою,
Где покоится Экклезиаст.
Посмела передать нам кисть евангелиста,
Как смоляная прядь нежна и шелковиста;
Как нежен этот круг и сколько благодати
В тревоге этих рук, обнявших мир дитяти.
Но из потока дней душа летит всё чаще
Не к юности твоей, а к старости скорбящей.
… Виденья крестных мук и гулкий на помосте
Ужасный этот стук по дереву, по кости.
Седая голова и вечер на чужбине,
И моря синева, кипящая доныне.
Лет восемьсот поют на башнях муэдзины.
Внизу – торговый люд, кафе и магазины.
А я хочу, чтоб мне напомнили о Боге
В туманной глубине моей земной дороги.
Люблю воды речной застывшие мгновенья
И этот праздный зной, и сладость омовенья.
Забыт подземный храм, во тьме заглохла хрия…
Я принял бы Ислам, когда бы не Мария.
2005
Быть нелегко муслимом в Бенаресе.
Как вечный день, остановились здесь
Пять тысяч лет кремаций и процессий,
И в воздухе – клубящаяся взвесь.
Чадят костры и, смешиваясь с прахом,
Витает пыль, и смуглое дитя
На пепел дует… Там ты был с Аллахом,
Но это понял только жизнь спустя.
От ждущих полной смерти полутрупов,
От огоньков, бегущих по реке,
Какой-то выход в облаке нащупав,
Оставив душу, выйдешь налегке.
Туда, где в тёмной лавке златоткани
Дрожат узоры в солнечном луче,
И ярость Шивы чуют мусульмане,
И говорят о вере и парче.
26 января 2008
Пляшут дервиши в старой Конье.
Закрывая Коран, пойми:
Есть исламское Второзаконье –
Флейты свист и стихи Руми.
Значит, мало высоких истин,
Явных подвигов и чудес,
Чтобы, радостно-бескорыстен,
Ты, вращаясь, из кожи лез.
Слушай, слушай биенье ритма,
Не отнекивайся – пляши!
Это – музыка, это – битва,
Узнаванье душой Души.
24 октября 2005