Гость номера

Резван Ефим Анатольевич
арабист и исламовед, доктор исторических наук, главный редактор международного журнала «Manuscripta Orientalia», заместитель директора Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамеры) РАН, почетный профессор Кафедры ЮНЕСКО по компаративным исследованиям духовных традиций, специфики их культур и межрелигиозного диалога (Санкт-Петербург)

Ефим Резван:

Всемирно-историческое значение Священного текста не исключает того факта, что проповеди Пророка, включавшие тексты Откровения, были обращены в первую очередь к его слушателям — жителям Внутренней Аравии рубежа VI–VII вв. Чтобы правильно понять духовную суть текста, необходимо отчетливо представлять себе значения ключевых понятий, с помощью которых конструировалась образная система Корана. Уже ранние комментаторы Корана не понимали множества вещей. Это самым непосредственным образом отражается на переводе и понимании Корана.

Анализ коранической лексики показал и такую вещь: большая часть религиозных терминов связана с Сирией, а предметы роскоши — дорогие чаши, подушки, на которых будут сидеть праведники в раю, ковры и т. д. — все эти термины иранского происхождения. Кстати, мы можем найти и находим в музеях мира вещественные соответствия тому, что упоминается в Коране.

Весь этот проект называется CORPUS KORANI***** PETROPOLITANA.

К нему добавляется еще учебник, который сделан по заказу Казанского (Приволжского) Федерального университета. Он называется «Введение в коранистику». Его главная особенность — связь с сегодняшним этапом развития науки. Последняя его глава посвящена актуальным направлениям современной коранистики.

Мне посчастливилось найти одну из древнейших рукописей Корана, которую в Центральной Азии на протяжении веков почитали как первосписок Священного текста — Коран Усмана. Рукопись была создана в ту эпоху, когда мусульмане боялись добавлять в текст названия сур, потому что они не являются словом Бога: смешивать сакральное с профанным было нельзя.

По возвращении Быстролётов успел написать несколько книг. Одна из них посвящена его путешествию через Алжир, через пустыню, на западный берег Африки. Маршрут совершенно убийственный! Из книги не ясно, ради чего он был предпринят, но там приводится масса деталей, которые не придумаешь.

Я убежден, для того, чтобы сделать научный перевод Корана, недостаточно хорошо знать арабский язык.

Я бы отметил и свою крайнюю неудовлетворенность тем, что переводы Корана превращаются очень часто в некое коммерческое предприятие. Берется перевод академика И. Ю. Крачковского, адаптируется, а потом слышишь: я посвятил переводу Корана двадцать лет жизни и т. д. Честно скажу, лет пять назад я бы за этот проект не взялся, потому что необходимых инструментов не было. С грустью мог наблюдать появление новых переводов Корана на русский язык, хотя я и не против: пусть расцветают все цветы, потому что каждое поколение вычитывает в этой книге свое.

Ефим Резван

Проект CORPUS СORANI***** PETROPOLITANA — Коран объясняет сам себя

Санкт-Петербург в очередной раз подтверждает свой статус ведущего российского центра классического исламоведения. Один из ярких его представителей — доктор исторических наук, заместитель директора Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамеры) РАН и Главный редактор авторитетного англоязычного научного журнала «Manuscripta Orientalia», профессор Ефим Анатольевич Резван — работает над осуществлением масштабного проекта по комплексному изучению Священного Корана и созданию его нового комментированного перевода на русский язык.

Проект получил название CORPUS СORANI***** PETROPOLITANA.

— Ефим Анатольевич, начало Вашему проекту было положено в 2011-м году. На какой стадии реализации он сейчас находится?

— Это — масштабный и долгосрочный проект. Мы делаем новый перевод Корана, документированный словарь к тексту, монографию по «этнографии Корана» и лексико-грамматический комментарий всего текста — слово за словом. Последний получился объемным — более 10 тысяч страниц. Я не пользуюсь при переводе никакими тафсирами, которые являются более поздними источниками, чем сам Коран, навязывают нам значения, возникшие в другом месте и в другую эпоху. В проекте используются древнейшие из дошедших до нас списки Корана.

Для меня важен один принцип — Коран объясняет сам себя. В качестве сравнительного материала используются, прежде всего, памятники, современные Корану, поэзия современников Пророка, предисламская поэзия и эпиграфика... Задача там, где это возможно, найти в поэтических текстах параллель для каждого слова и провести сравнительный контекстный анализ. Эти подходы — развитие принципов, предложенных современным научным исламоведением. Они опираются на важнейшие достижения коллег как в России, так и за рубежом. На сегодняшний день готов лексико-грамматический комментарий, написана где-то треть монографии, постоянно уточняется черновой перевод.

— А в какой последовательности Вы переводите суры — по порядку, или с начала мекканского периода, потом мединского?

— Стараюсь переводить Коран хронологически, хотя и здесь есть серьезная проблема, ибо общепризнанной хронологии Корана не существует. Для того, чтобы отслеживать развитие лексики, я иду от первых ниспосланных сур, потому что меняется значение слов, меняются с годами положение Пророка, задачи, стоявшие перед общиной. Соответственно, терминология Корана насыщалась новыми значениями. Именно поэтому перевод Корана будет дополнен документированным арабско-русским словарем языка Корана, который снабжен отсылками к корпусу древнеаравийской поэзии и эпиграфики. Не менее важна и другая составляющая проекта — книга, посвященная материальной культуре Аравии рубежа VI–VII вв., а именно, той культуре, которая нашла отражение в тексте Корана. Всемирно-историческое значение Священного текста не исключает того факта, что проповеди Пророка, включавшие тексты Откровения, были обращены в первую очередь к его слушателям — жителям Внутренней Аравии рубежа VI–VII вв. Чтобы правильно понять духовную суть текста, необходимо отчетливо представлять себе значения ключевых понятий, с помощью которых конструировалась образная система Корана. Уже ранние комментаторы Корана не понимали множества вещей. Это самым непосредственным образом отражается на переводе и понимании Корана. Например, в Коране очень подробно описывается, как грешника поведут в ад: «... в тот день, когда в огне геенны будет это разожжено и будут заклеймены этим их лбы, и бока, и хребты!». Они, как и чесоточные верблюды, которых лечат смолой, неприятно пахнут и имеют безобразный, отталкивающий вид: грешники в Коране стоят в оковах, «одеяние их из смолы, лица их покрывает огонь». Если чесоточные верблюды особенно упрямы, в носу выжигается или вырезается отверстие, куда вставляется палочка-крепление для дополнительного повода. Один из айатов, где речь идет о грешнике, И. Ю. Крачковский переводит «Мы заклеймим его хобот». Меня это всегда удивляло — что это за хобот? А на самом деле этот образ связан с совершенно конкретными реалиями: паршивый верблюд, которого лечат с помощью горячей смолы, бесится, ему пробивают нос, вставляют дополнительное удило и тянут, куда надо. Абсолютно ясная и понятная картина, которую легко представлял слушатель Пророка. Не зная этого, ты совершенно не понимаешь, о чем идет речь в тексте Писания. Или в Коране есть множество слов для обозначения жилища. Однако на русский язык они переводятся обычно одним словом — дом. На самом деле это может быть хижина, а может быть укрепленный замок, разные варианты одноместных и многоместных палаток, а это существенным образом сказывается на понимании. Наконец, я, например, очень долго удивлялся, почему в Коране 85-я сура называется «ал-Бурудж» — «Башни». И понял я это, побывав в Омане. Меня провезли по стране, а там огромное количество старинных башен. И вот как-то организаторы поездки отвезли меня в пустыню. Вечером я отошел от костра, лег на остывающий песок, надо мной — бескрайнее черное небо с гигантским количеством разновеликих звезд. Воздух прозрачен и сух. И я вижу: у нас небо плоское, а у них — 3D. И созвездия — как башни. Понять это можно, только если ты увидишь это бескрайнее небо, предварительно проехав по Оману...

— Наверно, такое же небо видели и кочевники много веков назад, во времена Пророка...

— Правильно. Для них это абсолютно естественно, а для нас нет. Или основной глагол движения в Коране: «тарака» — идти, отсюда «тарик» — путь. Базовое, исходное значение этого глагола — двигаться ночью. Почему ночью? Потому что караван стартует с заходом солнца и идет до рассвета. Днем в жару в пустыне передвигаться невозможно. В Коране есть замечательное описание восхода солнца. Фонтан красок... У Пророка требуют чуда, а он как бы отвечает: «Посмотрите, какое вам нужно еще чудо?». Это все отражение очень конкретного видения и опыта.

Анализ коранической лексики показал и такую вещь: большая часть религиозных терминов связана с Сирией, а предметы роскоши — дорогие чаши, подушки, на которых будут сидеть праведники в раю, ковры и т. д. — все эти термины иранского происхождения. Кстати, мы можем найти и находим в музеях мира вещественные соответствия тому, что упоминается в Коране. Весь этот материал будет отражен в упомянутой монографии, посвященной материальной культуре Аравии. В основе ее — диссертация моей талантливой ученицы А. Ю. Кудрявцевой.

Следующий этап — мы делаем сайт, на который выкладываем перевод Корана в виде гипертекста. Кликнув мышкой, чтобы понять, почему перевод сделан так, а не иначе, вы попадаете в лексико-граммматический комментарий. Дальше, кликнув мышкой на любое слово, можно попасть в словарь, в отсылки к предисламской поэзии. Дальше, кликнув мышкой, вы попадаете в историко-культурные комментарии (книга по материальной культуре Корана и моя монография «Коран и его мир»). Собственно же текст памятника будет представлен как подборка древнейших рукописей Корана. У нас в Петербурге их две — одни из самых древних в мире.

Кроме этого, мы можем сегодня посетить те места, которые связаны с жизнью Пророка и которые упомянуты в Коране. Если получится, то мы однажды хотели бы снять фильм в Саудовской Аравии. Он станет еще одним дополнением к нашему переводу и комментариям.

Весь этот проект называется CORPUS KORANI***** PETROPOLITANA. К нему добавляется еще учебник, который сделан по заказу Казанского (Приволжского) Федерального университета. Он называется «Введение в коранистику». Его главная особенность — связь с сегодняшним этапом развития науки. Последняя его глава посвящена актуальным направлениям современной коранистики. Будет вариант учебника, предназначенный для дистанционного обучения: комментированные видео записи 20-минутных лекций, которые покрывают параграфы учебника. 34 параграфа — и 34 двадцатиминутных лекции. Они могут пополняться постоянно, потому что наука развивается. Учебник дополнит хрестоматия по тафсирам. Я ее сделал для восточных факультетов университетов, она называется «Коран и мусульманская экзегетика». Там собраны сложные тексты с их полным переводом и комментарием — тафсиры на 98-ую суру Корана — от Мукатила б. Сулаймана (это один из самых ранних, относящихся к середине VIII в.) и до Саййида Кутба. Человек, который проработает этот учебник, будет совершенно четко представлять традицию и сможет дальше работать с текстами.

Наконец, у меня есть серия фильмов, связанных с Кораном, которые я делал в рамках проекта «Иджма=Согласие». Сейчас их русскоязычные выложены на YouTube. Вот такая история. Если Бог даст здоровья, то я надеюсь, мы этот проект осилим. Учебник написан. Работа идет на всех парах.

— Учебник «Введение в коранистику» предназначен для светских или религиозных учебных заведений?

— В первую очередь, для светских, но, если честно, я не вижу для себя здесь особой разницы. И там, и там нужен современный надежный учебник, а «Всевышний сказал» легко заменить на «в Коране говорится»... Я постарался насытить этот учебник своим экспедиционным опытом. Каждая глава начинается какой-то интересной историей, связанной с ним. У меня есть военная специальность, которая называется «Спецпропаганда на оккупированной территории». Были хорошие учителя, которые меня многому научили. В частности, учили тому, как надо писать листовки. Этому, вероятно, учат всех журналистов, но не всех ученых. Я помню, преподаватель говорит: ваша листовка должна быть как пирожок. У него должна быть пропеченная вкусная корочка сверху, пропеченная вкусная корочка внизу и вкусная начинка внутри. Так и листовка: у нее должна быть некая вводная история, которая облегчит читателю погружение в нужный вам текст. Поэтому я каждой главе предпослал интересную, живую историю. В учебнике есть и чисто методические вещи: темы лекций, список рекомендуемой к изучению литературы, тестовые задания для самоконтроля... В основе учебника — моя книга «Коран и его мир», за которую в 2002-м году я получил Национальную премию Исламской Республики Иран. Это было решение мусульман. Я понимаю, что мне не сделать учебника на все случаи жизни, но уверен, что вдумчивый молодой человек, где бы он ни учился: на истфаке КФУ или в исламском университете, учебник прочтет.

— Частью Вашего масштабного проекта станет книга, посвященная материальной культуре Корана. Но чтобы писать о материальной культуре, должны быть материальные предметы. Они, эти источники, есть?

— Это очень важный вопрос. Скажу так: этого проекта не появилось бы, если моя жизнь сложилась иначе. В ней четко выделяются два этапа. Первый — когда я работал не в Кунсткамере, а на другом берегу Невы, в СПб филиале Института востоковедения РАН (ныне Институт восточных рукописей). Там я сформировался как «кабинетный ученый»: книги, рукописи, документы... Потом я перешел в Кунсткамеру, стал много ездить по миру, и мне часто в этих поездках вспоминалось то, о чем я читал. Я был в Китае — в Синьцзяне и Предтибетье, много путешествовал по Центральной Азии, работал в Индии, в Эфиопии, на Цейлоне, в Индонезии... И все время испытывал «дежа вю». Я понял, что если ты хочешь правильным образом интерпретировать какую-то рукопись, обязательно надо приехать на то место, где она создана. Когда ты видишь воочию, условно говоря, гору, которая заслоняет солнце, а это когда-то мешало работать автору, то моментально все складывается в правильную картину. Второе — я работаю в одном из крупнейших этнографических музеев мира, где собраны очень богатые коллекции. Третье. Работа в Кунсткамере — это доступ к каталогам музеев разных стран, в которых есть множество вещей, относящихся непосредственно к материальному миру Корана. Они сохранились в музейных коллекциях. Приведу конкретный пример. Не так давно (в 2012-м году) в музее Метрополитен в Нью-Йорке проходила выставка, которая называлась «Византия и ислам: переходная эпоха». К ней был выпущен огромный каталог, в котором через предметный мир показана связь между Аравией времен Пророка и Византией. Если бы был такой же каталог про Персию, мы могли бы не писать про материальный мир Корана.

Кочевая культура очень консервативна. Мне посчастливилось найти одну из древнейших рукописей Корана, которую в Центральной Азии на протяжении веков почитали как первосписок Священного текста — Коран Усмана. Рукопись была создана в ту эпоху, когда мусульмане боялись добавлять в текст названия сур, потому что они не являются словом Бога: смешивать сакральное с профанным было нельзя. Переписчики просто оставляли пустое место между концом одной суры и началом следующей. Где-то через 50 лет после того, как рукопись была создана, кто-то зарисовал эти пустые места орнаментом и вписал туда название сур и количество айатов, причем не соответствующее их реальному количеству. Я долго пытался интерпретировать эти орнаменты, но никак не мог определить источник. Ни с чем эти орнаменты не соотносились — то ли это женские украшения, то ли еще что-то... Прошло время. И вот в Омане я как-то обратил внимание на верблюжью упряжь. Часть упряжи — это плетеные шерстяные ленты, орнаменты которых в Омане можно встретить до сих пор. Я сделал фотографии — орнамент очень близок к тому, что есть в рукописи. Мне просто повезло, что это попалось на глаза. Так же и с башнями-созвездиями «ал-бурудж», о которых я рассказывал. Там же в Омане я увидел фотографии временных летних построек под финиковыми пальмами, для обозначения которых в Коране есть специальное слово. До этого я совершенно не представлял, как они выглядят, а здесь — вот они, пожалуйста!

Я искренне убежден, важную часть коранических смыслов можно постигнуть лишь через собственный опыт. В этой связи задумал ночное путешествие по пустыне. Это будет попытка посмотреть на мир глазами купца-караванщика, отправляющегося в путь с закатом солнца. К сожалению, сегодня проложить такой маршрут в Саудовской Аравии невозможно: специалисты выяснили, что именно одногорбые верблюды являются источником заражения человека коронавирусом MERS-CoV, который наиболее активен именно в Аравии. В этой связи такая поездка будет реализована в Алжире или Марокко.

— Почему именно там?

Был такой удивительный советский разведчик Дмитрий Быстролётов. О нем, к сожалению, мало кто знает. Это разведчик самых первых лет советской власти. Он имеет отношение к роду Толстых. Чего он только ни делал — достижения разведывательные у него фантастические! Он работал и в Западной Европе, и в Африке... В Швейцарии он успел получить медицинское образование, благодаря которому выжил в лагерях, куда попал в 1938 году. А двумя годами ранее он защитил диссертацию по гинекологии, (присвоена учёная степень доктора медицины), в Берлине и Париже брал уроки у художников-графиков, принят в 1937 году в Союз художников СССР... Он вернулся из лагерей инвалидом, пробыв там 15 лет. Однако по возвращении Быстролётов успел написать несколько книг. Одна из них посвящена его путешествию через Алжир, через пустыню, на западный берег Африки. Маршрут совершенно убийственный! Из книги не ясно, ради чего он был предпринят, но там приводится масса деталей, которые не придумаешь. В том числе фантастически интересное описание туарегов на крайнем юге Алжира. И поскольку я пишу книгу, посвященную разнообразию мусульманского мира, я хотел отправиться в Алжир, пройти часть маршрута Быстролётова. Постараюсь в этой поездке совместить и историю Быстролётова, и Коран.

— Книга о разнообразии мусульманского мира у Вас в работе?

— Это новая книга. Я пишу ее давно, после каждой экспедиции появляется новая глава. Причем жанр — необычный. Там масса научного, нового, но в то же время там много моих живых впечатлений. Фрагменты опубликованы в журнале «60-я параллель», который издавался в Сургуте. Мне осталось написать три главы — об Иране, Магрибе и мусульманской Испании и Турции.

— Ефим Анатольевич, вернемся к Вашему проекту. В последние годы появилось много новых переводов Корана. Что подвигло Вас, человека, который уже много лет занимается изучением Священного писания мусульман, взяться за его новый перевод? Неудовлетворенность теми переводами, которые уже сделаны? Или это вызвано событиями, которые происходят сегодня в мусульманском мире?

— На самом деле, и то, и другое. Я убежден, для того, чтобы сделать научный перевод Корана, недостаточно хорошо знать арабский язык. Во-вторых, я почувствовал, что в моей науке произошли очень существенные изменения, которые дают возможность реализовать этот проект: сделаны два словаря доисламской и раннеисламской поэзии, в Иерусалиме вышел том «Конкорданса древнеарабской поэзии». В нем содержится сотни тысяч байтов, систематически собранных из дошедших до нас памятников. Учтены в нем в том числе и цитаты из коранических комментариев. Были опубликованы новые специальные работы, посвященные языку Корана. И наконец, абсолютно большая часть текстов, связанных Кораном, связанными с ним исследованиями, есть в сети. Моя кандидатская диссертация была посвящена 50-ти кораническим терминам. Я три года листал пыльные тома булакских (каирских) изданий начала XX в... Сейчас все это доступно и быстро делается. Я начал с лексико-грамматического комментария к Корану, потому что у меня появилась замечательная ученица Анна Кудрявцева. Я отчетливо понимал, что мне одному, с учетом всех моих обязанностей, десять тысяч страниц быстро не осилить. А для нее в рамках подготовки к диссертации — это была чрезвычайно полезная предварительная работа. Наконец, очень важно: я понял, что могу это сделать. Есть и некое чувство ответственности за то, что я, ученый, должен реализовать свои знания на благо страны, нашей науки. Причем у меня появилась возможность реализовать этот проект на уровне пионерском и добиться некоего приоритета своей страны, потому что такого проекта на сегодняшний день нет ни у кого. Я бы отметил и свою крайнюю неудовлетворенность тем, что переводы Корана превращаются очень часто в некое коммерческое предприятие. Берется перевод академика И. Ю. Крачковского, адаптируется, а потом слышишь: я посвятил переводу Корана двадцать лет жизни и т. д. Честно скажу, лет пять назад я бы за этот проект не взялся, потому что необходимых инструментов не было. С грустью мог наблюдать появление новых переводов Корана на русский язык, хотя я и не против: пусть расцветают все цветы, потому что каждое поколение вычитывает в этой книге свое. Вообще есть несколько книг в истории человечества, которые люди читают, потому что в них сказано все и навсегда. Коран — это книга на все времена. Для людей очень важно каждый раз ее актуализировать. У нас есть прекрасные переводы Шекспира, однако его почему-то берутся переводить заново. И так в каждом поколении. Что — не удовлетворяет перевод Бориса Пастернака? Да, не удовлетворяет, потому что возникают новые творческие задачи, появляются научные достижения. Так и Коран.

Кроме этого, у разных переводов Корана и разные читатели. Для кого-то, для очень большой части жителей нашей страны — не мусульман, — это просто необходимость познакомиться с такой базовой книгой культуры своих соседей и друзей. Для них нужен некий текст, который человек может легко прочесть и понять. Это должен быть текст, который бы его не оттолкнул. У И. Ю. Крачковского — замечательный перевод. Он для меня — колоссальная помощь, потому что сам подход Крачковского был принципиально правильным. И. Ю. Крачковский готовил его для издательства «Академия». Но потом Коран был запрещен к изданию, и перевод остался у него в столе. Какие-то суры он читал со студентами, правил, шлифовал, какие-то остались без изменений. Кстати, есть страничка в его архиве, датированная 25 октября 1917-го года. Он обычно переводил суру и ставил дату. Его перевод Корана остался не завершенным. И. Ю. Крачковский старался максимально близко приблизиться к подлиннику, не обращая внимания на русский язык. В таком виде архивный текст и был издан моим учителем П. А. Грязневичем (1929–1997). Но я вам хочу сказать, что если взять переводы Корана Р. Блашера на французский язык, А. Арберри на английский, Р. Парета на немецкий, а это люди одного поколения с И. Ю. Крачковским, то претензии к ним в рецензиях точно такие же, что и к переводу Крачковского: «буквализм» и т. п. То есть это была тенденция — максимально точный перевод безотносительно к форме. Я считаю, что есть читатель для одного перевода, для другого, для третьего. У меня задача — академическая. Я попытаюсь в рамках учебного пособия дать людям одни возможности, в рамках гипертекста в Интернете — другие и для разного типа читателей. Но в первую очередь я ориентируюсь на ученую аудиторию. То есть я не против никаких переводов, просто я понимаю, что могу сделать что-то такое, что никто другой пока этого сделать не может. Не потому, что я умнее, а потому что я много лет этим занимаюсь. У меня на столе книги, которых у других нет. Я переписываюсь с коллегами-исламоведами, которые тоже этим давно занимаются и которые делятся со мной новыми идеями и последними публикациями. Вообще в мире есть сравнительно небольшой круг специалистов, которые занимаются изучением Корана. На самом деле мой перевод будет содержать очень большой пласт интернациональной работы. Проект делается под эгидой Кунсткамеры при содействии Лейденского института рационального монотеизма и моих казахских партнеров. Точнее — это российский академический проект, реализуемый в рамках Кунсткамеры в рамках международного научного сотрудничества.

Беседовала Ольга Сёмина