Мизар в Сандыковщизне (Гродненская обл.), главные ворота

Мизар в Слониме (Гродненская обл.)  

На татарском кладбище обычно было принято регулярное расположение могил, основанное на ритуальном порядке мусульман во время богослужения в мечети — могилы размещались в виде параллельных саф (арабск. saff), то есть рядов

Часто могилы обкладывали по бокам камнями и ставили на них два надмогильных камня: большой в изголовье, а меньший — в ногах покойного. При этом умерших всегда клали в могиле головой на запад. Могилы не ограждались. Так татары подчеркивали, что все люди равны, и никто не должен отгораживаться. Позднее это правило не выполнялось

Форма надгробий зависела от степени зажиточности семьи. Обычно у бедных стояли неотесанные камни без надписей

У более богатых — такие же камни, но с надписями, у состоятельных татар — шлифованные памятники, украшенные эпитафиями

Дроздовская зиреть в Сорок-Татарах — самое старое надгробие, найденное на территории былого ВКЛ )могила дочери Аллахберди, умерла после 1620-1621 гг.)  

Могила святого Эвлии Контуся. Ловчицы, Гродненская обл.

Хадж белорусских татар­мусульман: вчера и сегодня

Мусульманские кладбища (мизары)

Белорусские татары исповедуют Ислам суннитского толка (по­арабски суна — обычай, синоним термина хадис — предание о Мухаммеде). [1, с. 83–124] Подтверждение тому находим в письме султана Мурада III к польскому королю Сигизмунду III, которое написано в 1591 г. [2, с. 91] Сунниты считают законными сподвижниками Мухаммеда четырех первых халифов — Абу­Бакра, Омара, Усмана и Али, признают действительность шести сводов хадисов (аль­Бухари, Муслима, ат­Термизи, Абу Давуда, ан­Насаи, ибн Маджи). Учение суннитов имеет четыре школы (мазхабы) — маликитскую, ханафитскую, ханбалитскую, шафиитскую. Татары придерживаются ханафитского мазхаба — школы имама Абу Ханифы (умер в 767 г. — К. З.)*.

Белорусские татары, проживая на землях Великого княжества Литовского с XIV в., активно воспринимали элементы религиозного культа местного населения. На религиозное сознание в условиях татарской диаспоры оказало значительное влияние христианство, главным образом его бытовые традиции и обряды, пережитки в нем элементов язычества. [3, с. 224; 4, с. 189] Однако, несмотря на это, каноническое право (шариат), державшееся на пяти основных «столпах» (рукн) Ислама, оставалось нерушимым.

Согласно заповедям священной книги мусульман Корана, каждый мусульманин обязан выполнять эти обязательные предписания Ислама, составляющие основы мусульманского образа жизни: веры, молитвы, милосердия к беднякам (закят), поста и паломничества в святые для мусульман города Мекку и Медину.

Пятый столп веры — паломничество (хадж), являлось обязанностью каждого мусульманина в том случае, если у него на это было достаточно средств. [5, с. 261] Возможность выполнения этой обязанности почиталось у белорусских татар за большое счастье. Согласно высказыванию пророка Мухаммеда: «За набожный хадж нет иного вознаграждения, кроме рая». [6, с. 98]

В XVII веке паломничество в Мекку совершали чаще, чем в последующие времена. Помогали в этом татарам турецкие султаны. [7, с. 201] Сохранилось, например, описание паломничества, которое совершили в 965 году Хиджры (1557–1558 гг. по христианскому летоисчислению — К. З.) трое татар из ВКЛ, в трактате «Risale­i‑Tatar­i‑Lech», автором которого является один из этих паломников. На паломничество их вдохновили рассказы соотечественников, ранее посетивших святые места. В путешествии с ними происходили разные происшествия, особенно на Черном море. Когда они дошли до Стамбула через Румелию (бывшую Византию), турки оказали им теплый прием. Паломников представили Султану Сулейману, который щедро одарил их и велел ждать караван, который ежегодно отправлялся в Медину. Они пробыли в Стамбуле несколько месяцев, осматривая мечети и святые места. Описание это заканчивается выражением надежды на быстрое прибытие к могиле пророка, куда они отправляются «под охраной святого эскорта, идущего с паломниками и подарками султана в Шам (Дамаск)». В трактате также содержатся сведения о простых татарах из городов ВКЛ, которые совершают паломничество из Мекки в Медину. [8, с. 245–296, 264, 268–269]

Мусульманин, который совершил паломничество к святым местам, носил титул хаджи (т. е. паломник — К. З.). Паломничества совершались не только в Мекку и Медину. Набожные татары, не имеющие возможности отправиться в далекую Аравию, совершали паломничество в ближайшие святые места: в Ловчицы, к могиле святого пастушка Кунтуся, и в Синявку, где, согласно верованиям белорусских татар, своими чудесами славилось маленькое татарское кладбище. [7, с. 202]

Следуя учению Корана, белорусские татары не были привержены аскетическому образу жизни. Однако они с почтением относились к людям, которые умели отречься от мирских радостей и посвятить себя только молитве. Верили, что, проявляя особое рвение к молитве и ведя богобоязненную жизнь, человек может стать «святым» (евлия, аулия — арабск.). Таким святым был, например, пастушок Контусь, могила которого на кладбище в Ловчицах (около Новогрудка) по сей день притягивает паломников из всех татарских поселений Беларуси, Литвы и Польши. В Богониках (Польша, Белостокский район), среди татар существовало предание о богобоязненном отшельнике — мусульманине Щорце, жившем на горе среди боров. Этот отшельник день и ночь молился в построенной им же мечети, а его набожность и мудрость послужили причиной того, что татары считали его пророком. После смерти аскета гору, на которой была его обитель, назвали Щорцовой горой, и это название сохранилось до теперешних дней. [9, с. 370]

Белорусские татары называли свои кладбища по­разному: мизяр, мизар (арабск. mazar) и зиреть (также с арабск.), при чем самым наиболее древним и популярным среди местных жителей являлось зиреть. В завещании Романа Давидовича из Немежа, составленном в 1684 г., говорится о захоронении тела на зярете [10, с. 27]. В 1663 г. татарин Адам Рафалович, распоряжается о погребении своего тела «на обычном месте, на зыжете, на поле нашем Кшиванском, в воеводстве Трокском лежащем» [11, с. 352].

Татарские кладбища располагались рядом с мечетями. В более позднее время они преимущественно являлись собственностью мусульманской общины и представляли собой часть вакуфов, то есть дарственных владений. Но прежде, когда имения татар были рассеяны по территории всего Великого Княжества, существовало множество небольших частных погостов. При разграничении татарских земель в XVI в. иногда в соответствующих документах отмечалось право сторон на пользование таким частным погостом [11, с. 537–544].

Большое количество старых мизаров находилось в окрестностях села Сорок Татар, около Вильно. К сожалению, этими памятниками культуры белорусских татар никто не занимался. До второй мировой войны ими ведал Виленский муфтиат, но из­за отсутствия средств их оставили на произвол судьбы [12, с. 63–69]. В селе было три кладбища: «большая зиреть», «малая зиреть» и «дроздовская зиреть» [13, с. 291]. В этой форме слово «зиреть» является одним из доказательств кипчакского происхождения белорусских татар [14, с. 215]. Следует добавить, что киргизы в алтайских горах называют посещение могилы какого­либо святого ziorat [15, с. 43–46]. Можно предположить, что распространенная в более позднее время среди белорусских татар форма мизяр, проникла в их словарный запас при посредничестве реэмигрантов из Турции, потому что в османском языке для обозначения мусульманской гробницы используется слово mezar, в то время как слово zijarät там обозначает «посещение», «паломничество».

На татарском кладбище обычно было принято регулярное расположение могил, основанное на ритуальном порядке мусульман во время богослужения в мечети — могилы размещались в виде параллельных саф (арабск. saff), то есть рядов [13, с. 292]. Часто могилы обкладывали по бокам камнями и ставили на них два надмогильных камня: большой в изголовье, а меньший — в ногах покойного. При этом умерших всегда клали в могиле головой на запад. Могилы не ограждались. Так татары подчеркивали, что все люди равны, и никто не должен отгораживаться. Позднее это правило не выполнялось [13, с. 292].

Форма надгробий зависела от степени зажиточности семьи. Обычно у бедных стояли неотесанные камни без надписей, у более богатых — такие же камни, но с надписями, у состоятельных татар — шлифованные памятники, украшенные эпитафиями. В XVI в. надгробия на татарских кладбищах были лишены каких либо записей. Автор «Risale» пишет: «Наши могилы находятся рядом с мечетями, как и в Стамбуле; но не украшают у нас надгробных камней прекрасные надписи, напоминающие и о покойном, и о недолговечности этого света» [16, с. 258]. Наиболее старые среди известных нам надгробий относятся к первой половине XVII в. М. Александрович в своей работе приводит надгробные надписи 1626, 1668, 1678 годов [17, с. 292].

Зажиточные татары­землевладельцы хранили память о могилах предков и вообще заботились об их сохранении. Если татарин продавал старые владения и переезжал в другие места, то часто поручал кому­нибудь постоянно заботиться о семейных захоронениях. Например, Улан — последний татарин, хозяин имения Малюшицы в Новогрудском повете, продавая эти земли, выделил 16 десятин земли, которые подарил Мустафе Александровичу с тем, чтобы он охранял кладбище и могилы Уланов [13, с. 293]. Генеральша Мерьема Соболевская, проживавшая в поместье Палужи, дала жителю села Заболоть Новогрудского повета Ибрагиму Козакевичу десятину луга, а взамен он обязался заботиться о местном «мизяре» [13, с. 293].

Белорусские татары приписывали мусульманским кладбищам чудодейственные, магические свойства. О старых заброшенных татарских кладбищах (например, в Сорок Татарах близ Вильно — так называемая «большая зиреть», в Горецковщине Ошмянского повета, в Сенявке и Плешевичах Несвижского повета) как среди татар, так и среди местного населения ходили разные легенды [17, с. 370–371]

До наших дней дошла одна из таких легенд о Сенявском кладбище Ляховичского мусульманского прихода. О существовании кладбища в дер. Сенявка (Минская обл.) свидетельствует документ — докладная записка, в которой говорится, что на кладбище только сорок могил, на месте которых остались небольшие холмики, а вокруг них вырыт ров: «... могилы почитаются тут как святое место и посещаются один раз в год в теплое время года». О происхождении кладбища местные жители ничего достоверно не знают, но как свидетельствует документ: «из поколения в поколение передается, что это святое место, так как на этих могилах многие получают исцеление от разных болезней.» [18] О том, что в Сенявке и вблизи ее (рядом находилось поместье Сенява — К. З.) когда­то жили татары, говорит фамилия Джафера Сенявского, который в 1662 г. служил в татарской хоругви ротмистра Сулимановича [19].

Это кладбище посещали не только татары, но и белорусы, евреи, а белорусски, жительницы деревень, чтобы забеременеть, завязывали на ветках растущего, на кладбище можжевельника полотенца или ленты [20]. Сенявку превосходило славой чудодейства и легендарностью кладбище при мечети в Ловчицах под Новогрудком. На этом кладбище находилась почитаемая всеми татарами могила святого пастушка Евлии (Аулия) Кунтуся (Контуся, Кантуся).

Согласно источниккам, Ловчицы являлись одним из самых древних татарских поселений. В 1820 г. в докладной записке властям ловчицкий мулла Ассанович пишет, что мечеть в Ловчицах существовала уже 400 лет назад, и к ней относились мусульмане всего Новогрудского повета [21, с. 15–17]. В одном из документов за 1783 г. она упоминается как «ловчицкая джамия» [21], а известно, что джамией называли только большую мечеть. Разумеется, называя так мечеть в Ловчицах, татары имели в виду не величину строения, а его религиозное значение, несомненно, связанное с почитанием могилы Аулия Кунтуся, находящейся на кладбище при мечети.

Это место до теперешнего времени известно практически всем белорусским татарам, которые совершают к нему паломничество. Мусульмане собираются в Ловчицах чаще всего во время поста в месяц рамазан и праздников Рамазан­байрам и Курбан­байрам, сообща и по­одному молятся. Много паломников прибывало из более дальних мест — Слонима, Ляхович, Клецка, Мира, Муровщизны (соврем. Ивье Гродненской обл.), Ошмянского повета, Вильно и т. д. К могиле Кунтуся приходили также белорусы (жители близлежащих деревень) и евреи, которые так же, как и мусульмане, верили в чудодейственную силу этого места.

Матери приносили к могиле Кунтуся маленьких детей и здесь пели молитву Альхам (арабск. а1‑hатd — первая сура Корана), троекратно обходя могилу. Сюда часто приходили беременные женщины, чтобы роды были легкими, а дети здоровыми. Святой мох, взятый с могилы, по мнению паломников, являлся лечебным и помогал от разных болезней. Брали также на память или в качестве своеобразных амулетов куски коры старого дуба, растущего у могилы Кунтуся.

Ловчицкая легенда вместе с приведенными выше легендами о других мусульманских кладбищах (особенно о сенявском) является одним из наиболее интересных элементов культуры белорусских татар. Вера в чудотворную и исцеляющую силу могил имеет своим источником систему доисламских верований тюркских народов (анимизм и шаманство). Арабской по происхождению являлась легенда о Кунтусе [22; 23, с. 567–568], но связанные с его могилой верования имели скорее отношение к фольклору других тюркских народов. Почитание деревьев и кустарников, растущих на могилах, а также вера в их целительную силу связана с культом деревьев, наиболее ярко проявляется у киргизов [24, с. 27], и представляет собой любопытный реликт, свидетельствующий о древней степной жизни белорусских татар. Повязывание лентами кустов на татарском кладбище в Сенявке, распостраненное как среди татарок, так и местных белорусок, встречается у всех тюркских народов, а также у арабов [13, с. 306]. Верования белорусских татар, приписывающие некоторым могилам и кладбищам особое значение, которое они могли иметь для беременных женщин и детей, соответствует верованиям других тюркских народов: киргизов, туркмен [25, с. 133], анатолийских турок [26, с. 46].

Таким образом, в этих легендах проявились элементы, как мусульманской религии, так и древних верований тюркских народов. Систематизация этих верований на мусульманско­арабские и чисто тюркские фольклорные, связанные с древней религией тюрков — шаманством, непроста, так как часто аналогичные формы верований выступают у народов, не имеющих ничего общего ни в происхождении, ни в религиозном отношении. Отсюда следует, что причиной сходства в поверьях могут быть аналогичные условия быта. В данном случае, как древние арабы, так и древние турки были степными скотоводческо­кочевыми племенами. Отсюда сходство и аналогии в верованиях этих племен. Безусловно, влияние на легенды и предания о татарских мизарах оказала и культура местного населения, которая придавала им определенное своеобразие.

Татарские кладбища являются ценными памятниками мусульманской культуры татар на землях Беларуси, несущие в себе большой исторический материал. По немногим из них, дошедшим до нас с XVI–XVII веков, можно судить о давности закладки мизара, продолжительности жизни татар, их социальном статусе, фамилиях и т. д. Существование мизаров подтверждает тот факт, что татары длительное время сохраняли свои религиозные традиции.

Литература и источники:

Bielawski J. Islam religia panstwa i prawa. — Warszawa, 1973.

Tyszkiewicz J. Piśmo sułtana Murada III do Zygmunta III z roku 1591 — sprawie Tatarόw litewskich // Studia źrόdłoznawcze. — Warszawa, 1987 — T. XXX.

Ленсу М. Мамаразаков М. Эволюция мусульманского культа у белорусских татар (социологический анализ) // Татары­мусульмане на землях Беларусi, Лiтвы i Польшчы: Матэрыялы I межнароднай навукова­практычнай канферэнцыi. — Мн., 1995.

Borawski P. Dubinski A. Tatarzy polscy: dzieje, obrzedy, legendy, tradycje. — Warszawa, 1986.

Ислам. Энциклопедический словарь. — М., 1991.

Канапацкi I. Б., Смолик А. I. Гiсторыя i культура беларускiх татар. — Мн., 2000.

Kryczynski S. Tatarzy litewscy. Proba monografii historyczno­etnograficznej // Rocznik Tatarski. — Warszawa, 1938. — T. III.

8. Muchlinski A. Zdanie sprawy o tatarach litewskich przez jednego z tych tatarow zlozone sultanowi Sulejmanowi w 1558 r. // Teka Wilenska. — Wilno, 1858. — nr.4.

Aleksandrowicz M. Legendy // Rocznik Tatarski — T. II — Warszawa, 1935.

Сырокомля В. Поездки по Литве — Вильно, 1890.

Акты издаваемые Виленской Археографической Комиссией для разбора древних актов (АВАК). — Т. I–XXXIV (документы XVI и XVII вв.). — Вильно, 1865–1915.

Мусульманский календарь на 1939 г. — Вильно, 1988.

Kryczynski S. Tatarzy litewscy. Proba monografii historyczno­etnograficznej // Rocznik Tatarski, t. III. — Warszawa, 1938.

Zajaczkowski A. Elementy tureckie na ziemiach polskich. Krakow, 1932 — T. II.

Насонов А. Н. Монголы и Русь История татарской политики на Руси. — М., 1940.

Muchlinski A. Zdanie sprawy o tatarach litewskich przez jednego z tych tatarow zlozone sultanowi Sulejmanowi w 1558 r. // Teka Wilenska. — Wilno, 1858. — № 4.

Aleksandrowicz M. Legendy // Rocznik Tatarski — T. II — Warszawa, 1935.

Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ), ф. 952, оп. 2, д.23, л. 127.

Archiwum Panstwa Ziemskie we Lwowie. Acta Magistratus Brodensis 1659–1662. (Sprawa o konia poznanego przez Samuela Romanowicza z horagwi Sulimanowica, dat. 16.IV.1662).

Woronowicz A. Lowczyce (rekopis) —Warszawa, 1932.

Kryczynski L. Historia meczetow w Lowczycach i Nowogrudku // Przeglad Islamski. R. III, Z. 3–4 — Warszawa, 1934.

Encyclopedia de l’Islam — T. I, II.

Basset R. Mille et un contes, recits el legends arabes. — Paris, 1927 — T. III.

Zaleski B. La vie des steppes kirghizes. — Paris, 1865.

Karuts A. Unter Kirgisen und Turkmenen. Aus dem Leben der Steppe. — Leipzig, 1991.

Abdulkadir. Birinci ilmi seyahate dair rapor. Turk Halk Bilgisine ait maddeler. — Istanbul, 1930.

Зорина Канапацкая
кандидат исторических наук, доцент Белорусского государственного университета г. Минск, Беларусь

* Сунниты составляют большинство мусульманского населения всех стран мусульманского мира, кроме Ирана и Ирака, где они уступают по численности шиитам. К суннитам относится большая часть мусульманских стран Содружества.