Глава XIX.

СНОВА ДОМА

Шихаб-хазрат первым делом направился в мечеть. Только воздав хвалу Аллаху за благополучный исход путешествия, пришел домой к жене и детям. Переступив порог дома, он обнял Фатиму, маленькую Хаву, четырнадцатилетнего Махмуда, взрослого Мухаммада и только здесь осознал, что многомесячное странствие закончилось, и он возвратился домой живой и невредимый.

Наконец-то, я дома – сказал Шихабаддин, доставая подарки родным. – Как я рад находиться среди вас, моих любимых. Наверное, только побывав на чужбине, еще больше начинаешь ценить то, что имеешь. А самая главная моя ценность это вы, моя семья.

Десятилетняя Хава сидела на коленях у отца с подаренной куклой и теребила его волосы, говоря:

– Папа, я тоже тебя люблю. Без тебя мне было скучно. Ты больше надолго не уезжай, ладно?

– Хорошо, доченька. Куда уж я уеду? Ведь, я теперь уже совсем старый.

– Да ты сильнее многих молодых, – сказала Фатима, беря в руки и рассматривая ярко красное длинное платье. – Спасибо, дорогой за подарок.

– Что-то Махмуд молчит. Думаешь я о тебе забыл?

Шихабаддин достал из сундучка черную тюбетейку и протянул сыну. Он сразу же ее примерил, и сказал:

– Спасибо, отец. Главное для меня не подарки, а то, что ты вернулся живой и здоровый.

Шихабаддин посмотрел на Махмуда с любовью, благодарный за теплые слова. Между ними давно сложились искренние, добрые отношения.

Старшему сыну Шихаб подарил Коран в красивом переплете.

– Дорогой, садись к столу, – сказала Фатима. – Еда уже давно готова. Наверное, соскучился по домашней пище?

– Не то слово, – произнес Шихаб, присаживаясь за стол на свое место. – Здесь, слава Аллаху, все по-прежнему. Как-будто никуда и не уезжал.

Прочитав молитву, семья приступила к трапезе. Шихабаддин ел домашнюю лапшу с большим аппетитом. Лапша показалась ему вкусней, чем обычно. Он поблагодарил Фатиму и закончив есть и воздав хвалу Аллаху, довольный откинулся на спинку стула и сказал:

– А теперь рассказывайте, что нового произошло за время моего отсутствия?

– У нас больших изменений не было, – ответила Фатима.

– Я лично летом съездил в Ташкичу к Садраддин-абый, – сказал Мухаммад. – Помогал по хозяйству. Отец, все люди тебя там вспоминали, желали благополучного возвращения из хаджжа.

– Как я хочу туда съездить! – произнес Шихабаддин. – Увидеть родные места, лица. Дождемся лета и поедем все вместе!

Паломничество дало Марджани возможность посмотреть на мир, жизнь мусульманских народов, которую он знал только по книгам, и еще раз убедило в необходимости проведения реформ медресе, внедрение в татарскую среду светских знаний и науки. Достижения Турции, увиденные воочию, наглядно продемонстрировали пример мирного сосуществования восточной и западной цивилизаций.

После приезда, Марджани еще с большим энтузиазмом принялся за обучение шакирдов, стремясь научить их мыслить по-новому. Новое в его понимании было не отрицание традиционного знания, а наоборот доскональное изучение Корана и сунны пророка. Шихабаддин толковал ученикам тафсиры ат-Табари и ал-Байдави, стараясь научить их главным источникам религии. Только постигнув основы веры, по его убеждению, можно было приступить к собственному толкованию различных общественно-правовых вопросов, требующих современного осмысления. Ученики Марджани, как правило, хорошо овладевали арабским языком, который в совершенстве знал их учитель. Причем уже на третьем, четвертом году обучения, они дискутировали с хазратом на арабском языке, разбирая произведения арабо-мусульманских теологов и философов. Марджани хотел видеть шакирдов светски образованными людьми. Но обстоятельства и действительность еще не позволяли воплотиться его планам в жизнь. А Казанская татарская учительская школа, в которой он преподавал вероучение, не оправдала его надежд.

В первые годы существования школы, в нее привлекались шакирды медресе, достигшие шестнадцатилетнего возраста и проучившиеся в медресе пять-шесть лет, и потому знакомые, как с основами религии, так и с татарским языком. С течением времени требования к поступающим в школу изменились. Радлов, инспектор, курирующий все татаро-башкирские школы Казанского учебного округа, беспокоился лишь о количестве учеников школы. Поскольку противодействие основной массы татарского духовенства поступлению шакирдов в эту школу было достаточно сильным, и учеников было мало, постольку Радлов не требовал от поступающих знания татарского языка и основ религии. Его интересовала лишь формальная сторона дела. По этому поводу между Марджани и Радловым начали происходить разногласия, которые Радлов улаживал, обещая с течением времени повысить требования для приема учеников, на которых настаивал Шихаб-хазрат.

Часто сидя за обеденным столом дома Шихабаддин говорил с женой о проблемах, возникающих на его жизненном пути:

– Наверное, некоторые потомки назовут мою деятельность в Казанской татарской учительской школе вероотступнической, направленной на обрусение татарского народа. И сейчас мои противники только рады тому, что я компрометирую свое имя, работая в этой школе.

– Да, что ты говоришь, дорогой. По-моему всем и так ясно, что ты стараешься на благо своего народа.

– Я не оракул, но так, к сожалению, будет. Они не понимают: жить в центре России и быть вне ее нельзя. Это абсурд и гибель для нашего народа. Наш путь лежит в лоне России, сохраняя свой язык, религию, традиции и культурные ценности. Аллах наса рассудит. История и время все расставит на свои места. Я постараюсь работать в этой школе столько, насколько хватит моих сил. Хотя делать это с каждым годом становится все труднее.

– Только невежественные люди могут обвинять тебя в подобных, несуществующих грехах. Аллах им судья.

Дни, месяцы «таяли» на глазах Марджани и с каждым годом убыстряли свой неумолимый ход. Время летело все быстрее и быстрее. Шихабаддин не хотел мириться со своим возрастом, поскольку не чувствовал себя пожилым человеком. Работал, как и прежде, очень много: ежедневные занятия в медресе чередовались кропотливым трудом над сочинениями. Дочери и сыновья придавали хазрату дополнительные силы. Жизнь казалось ему вполне удавшейся. Планов было много и самое главное опубликование собственных сочинений, которые были в рукописи. И все надо было успеть воплотить в жизнь.

После посещения арабо-мусульманского Востока Шихабаддин мечтал воочию увидеть западную цивилизацию: особенно Италию и Андалусскую Испанию, поскольку эти страны на протяжении тысячелетий находились на границе культур Востока и Запада. Материальная сторона дела не волновала хазрата. Он давно уже был достаточно обеспеченным человеком, и вполне мог позволить себе посетить любую точку земли. Шихабаддин лишь боялся, что менталитет татарина-мусульманина – образ варвара-завоевателя, распространенный в то время в Европе – не позволит ему по-настоящему насладиться красотами западного мира.

Как и где молиться правоверному мусульманину на Западе? Возникало множество подобных вопросов, которые казались хазрату неразрешимыми и его мечты о путешествии оставались только мечтами. Сладкие грезы увидеть западные страны оставались только грезами. Российская действительность все же не давала возможности полностью раскрыться его таланту, для которого не существовало границ, поскольку талант должен принадлежать всему миру. Хазрат не успокаивался на достигнутых результатах в каком-либо деле, постоянно стремился к получению новых знаний. Встречи с интересными людьми не только расширяли кругозор Марджани, но и позволяли в некоторой степени открывать новые знания, так как книги не всегда давали ответы на интересующие вопросы.