Глава VIII.

ВНОВЬ В БУХАРЕ

После возвращения в Бухару Шихабаддин снова снял комнату в медресе Мир Араб. Помимо занятия наукой, он, как обычно, обучал шакирдов, большей частью узбеков и казахов. После первого года пребывания в медресе, на летнее время ему, наконец, доверили пост имам-мударриса. Авторитет Шихаб-хазрата среди шакирдов был непререкаем. Они рассказывали шакирдам других медресе об его обстоятельных уроках, о том, что он ведет аскетическую жизнь, посвятив всего себя науке, изучению рукописей и написанию книг. Изредка Шихаб-хазрат участвовал на меджлисах, устраиваемых знатными людьми Бухары, на которых показал себя независимой и незаурядной личностью. Однажды Шихабаддин оказался на меджлисе у кади Бухары по имени Калан. Он говорил с ним о проникновении ислама в Среднюю Азию, о современном состоянии обучения в Бухаре. Кади был удивлен глубокими знаниями Шихаб-хазрата как истории тюрков, так и догматики ислама и религиозной философии, даже спросил:

– Откуда в нашей стороне появился такой знаток ислама?

– Вы мне льстите, кади – отвечал Шихабаддин. – Мои знания не лучше и не хуже знания многих местных мударрисов. А Вы правильно подметили – я не местный, поволжский татарин. Видимо, мой язык выдает меня.

– Да нет, Ваш язык, как раз безупречный. Просто суждения ваши не ординарные. А своих местных, способных к независимым высказываниям я лично знаю. К сожалению, их немного, единицы. Поэтому рад приветствовать в Вашем лице такого просвещенного татарина у себя на Родине. Может есть у вас какие-либо проблемы, и я смогу помочь?

– Да вроде все нормально. Спасибо за участие, кади. На все воля Аллаха. Я полностью полагаюсь на Его милость.

– Другого ответа я от вас и не ждал. Пусть Аллах хранит вас в любых Ваших начинаниях!

В Бухаре на одном из меджлисов Шихаб встретил своего соотечественника из Заказанья Низамаддин Илхами, знакомого еще по Самарканду, и они решили для экономии денег снять на двоих комнату. Как оказалось надолго: на целых четыре года. Они были примерно одного возраста, быстро нашли общий язык, и сдружились. Низамаддин также был недоволен системой обучения в Бухаре. После занятий, отдыхая в своей комнате, которая находилась около медресе, они обсуждали, понравившиеся им занятия мударрисов, теологические проблемные вопросы. Комната была небольшой, но уютной и нравилась коллегам-приятелям. Хотя ее убранство составляло всего две кровати, стол, несколько табуреток, а «удобства» находились во дворе.

Шихабаддин просыпался раньше своего товарища, как только всходило солнце, и сразу выходил во двор, где делал физическую зарядку, и обливался холодной водой. Потом будил Низамаддина, любившего понежиться в постели и заставлял его выполнять физические упражнения.

– Опять ты меня мучаешь, принуждая бестолково поднимать руки и ноги, – говорил он Шихабаддину. – Что проку от этих телодвижений?

– Только здоровый человек может достичь каких-либо высот в науке и преподавании, – отвечал Шихабаддин.

– Да, я и так здоров без этих упражнений, – делая зарядку, говорил Низамаддин, подчиняясь воле своего товарища. – Если бы здоровье еще помогало в творчестве, я бы с утра до вечера занимался физическими упражнениями.

– Будет здоровый дух в теле, будут и успехи в творчестве. Я тебе гарантирую, – говорил Шихабаддин, выполняя физические упражнения. Мускулы играли на его теле, рельефно выступая на груди, придавая фигуре красивый атлетический вид. – Ты мне лучше ответь на такой вопрос: научное знание противоречит религиозному или нет?

– Думаю, что не противоречит. Но обосновать свой ответ сразу не смогу.

– Это проблемный вопрос – размышлял вслух Шихабаддин. – По-моему, наука, светское знание определяет движение общества вперед, в то время как религия ведет к нравственному совершенствованию общества. Поэтому сейчас в медресе необходимо изучение светских наук.

– Кто бы спорил – произнес Низамаддин. – Только здесь в атмосфере застоя об этом нельзя высказываться вслух. Люди эмира повсюду.

– Где же об этом говорить как не здесь, когда мы только вдвоем – сказал Шихабаддин, добавив полушутливо, – Тебе не угодишь: то ты не хочешь делать физические упражнения, то боишься высказать свое мнение!

Талант Низамаддина ярко проявился в преподавании. Шакирды уважали свою хальфу-учителя за открытый нрав, прямоту суждений, стремление постичь истину. Помимо теологии, Низамаддин хорошо разбирался в медицине и математике. В его лице Шихаб нашел единомышленника и одного из первых оппонентов своим новым, оригинальным религиозно-философским суждениям.

Четыре года совместного проживания под одной крышей пролетели незаметно. Обучение и преподавание на чужбине когда-то должно было закончиться. Пришло время для отъезда на Родину и Низамаддину, который уехал домой с одним из караванов.

Только в возрасте двадцати семи лет, Шихабаддин, согласно своему внутреннему убеждению, морально был готов для ознакомления с трудами своего соотечественника Абу Насра Курсави. С трудом, достав его рукописные книги и обстоятельно их проштудировав, Шихабаддин нашел для себя много новых идей: о догматике ислама, каламе и начал развивать их в своих сочинениях. Он вспомнил свою беседу с имамом из Троицка. «Действительно, как был прав имам. В суждениях Курсави нет ничего еретического. Большинство мулл просто не понимало его суждений» – размышлял Шихабаддин, перечитывая раз за разом рукопись Курсави. В защиту Курсави он написал небольшой трактат под названием «Танбих абна-л-аср ала танзих анба Аби-н-Наср» [Извещение сынов эпохи беспристрастными известиями Абу Насра].

Это время было самым плодотворным в творчестве Шихабаддина за все время его пребывания в Туркестане. Он продолжал работать над биобиблиографическим словарем «Вафият ал-аслаф» [Подробное о предшественниках]. Написал два небольших исторических труда, которые назвал: «Гирфат ал-хавакин ли-ирфат ал-хавакин» [Горсточка сведений о познании хаканов] – о средневековых правителях Туркестана и «Алам абна-д-дахр би-ахвал ма вара-н-нахр» [Уведомление сынов эпохи о положении жителей Мавераннахра] – о тюркских народах Средней Азии. При написании этих трудов Шихабаддин использовал множество рукописей по истории Востока, которыми были переполнены библиотеки Бухары.

На третий год повторного пребывания в Бухаре Шихаб сблизился с дамеллой Хусаин Каргалый, который имел богатую личную библиотеку. Они подолгу вели беседы на различные темы. Несмотря на разницу в возрасте – дамелла был почтенного возраста – Хусаин Каргалый ценил знания молодого Шихаб-хазрата и даже по его просьбе ходил за рукописями в библиотеку эмира. Шихабаддин много времени проводил за работой в его библиотеке, и при необходимости брал рукописи домой. Стремясь сэкономить время, он собирал своих наиболее одаренных учеников, и каждому давал задание – переписать определенные части рукописи. Потом сшивал листы, выполненные различными почерками шакирдов. В результате у него получался рукописный сборник, написанный десятью, а иногда и более почерками.

В это время на обучение в Бухару прибыл его сводный брат Садраддин, c которым Шихабаддин расстался, когда тот был еще мальчиком. Теперь это был молодой человек, внешне на него очень похожий: высокий, черноволосый, крупного телосложения. Шихабаддин снял ему комнату в медресе Мир Араб. Он хотел, чтобы Садраддин смог получить как можно больше знаний в Бухаре. Но не каждому судьба даровала талант. К сожалению, как это быстро понял Шихаб, Садраддин оказался средних способностей, не обладал и долей его таланта. Тем не менее, старший брат в меру своих возможностей помогал ему в освоении теологии.

Шихабаддин настолько был увлечен творчеством, что довольно часто, когда наступало вдохновение, работал почти целые сутки. На сон оставалось всего несколько часов. В этом возрасте он мог себе подобное позволить, ибо обладал крепким здоровьем, и физически был таким же сильным, как и в юношеские годы, поддерживая спортивную форму различными физическими упражнениями, которые, в основном, выполнял у себя в комнате. Шихаб скучал по деревенским сабантуям, на которых боролся. Он чувствовал себя достаточно сильным физически, однако применить силу как на родине, здесь было негде. За время проживания в Туркестане он ни разу серьезно не болел. В пище был неприхотлив, хотя ежедневно кушал горячий суп и пил только кипяченую воду. Так что и в Средней Азии Шихабаддин выделялся среди своих сверстников не только в знании, но и физической силой. В то время в бухарских медресе, в основном, среди узбеков и таджиков было модным потреблять под язык нас – обмельченные листья, имеющие наркотическое и опьяняющее свойства. Шихаб-хазрат предостерегал своих учеников от употребления этого зелья. А шакирды, употреблявшие подобный дурман, избегали встреч с хазратом, боясь его гнева.

Шихабаддин в последний год проживания в Бухаре, чтобы понять практическую часть суфизма, начал посещать занятия шейха Абдалкадир ал-Фаруки ал-Хинди. В течение двух месяцев он уходил к шейху утром и возвращался лишь вечером. В результате общения с шейхом получил разрешение самому быть суфийским наставником. И в суфизме он показал выдающиеся способности в познании нового материала: всего за два месяца усвоил знание, на постижение которого мюридам – ученикам суфиев обычно требовались годы. Тем не менее, Шихабаддин не стал настоящим суфием, хотя формально имел на это право. Он признавал только некоторые черты суфизма, касающиеся морально-этических норм, отвергая суфизм как религиозно-философское направление ислама. «Однако большинство их речей о порядке исхождения в бытие сущего, и об истинных сущностях вещей, – писал в одном из конспектов рукописей Шихабаддин, – является неясным, так как оно у них является духовным. А вне вкушения ощущение теряется, и языки не описывают того, что они хотят сказать, поскольку у них большинство, с чем можно ознакомиться чувственно».

В Бухаре Шихабаддин написал два небольших по объему сочинения: одно, посвященное классификации наук – «Би-т-тарикат ал-мусла ва-л-акидат ал-хусна» [Достойным подражания путем и с наилучшим убеждением], другое – религиозной догматике – «Шарх мукаддима рисала аш-Шамсийа» [Комментарий к введению к трактату Солнечный]. После одиннадцати лет пребывания в Туркестане, полностью достигнув искомых целей, Шихабаддин решил возвратиться на Родину. Он поставил перед собой задачу: на практике воплотить свои знания на родной земле. Планов у него было много, прежде всего, написание книг по религиозной догматике, а также изменение системы преподавания в татарских медресе.