К

Кавказский горский полуэскадрон Собственного е. и. в. конвоя (1828–82, СПб.). В 1828 г. в составе Собственного е. и. в. конвоя из элитных представителей кавказских горцев-мусульман был образован лейб-гвардии К. г. п. Данный шаг прав-ва был направлен на усиление лояльности к России аристократических слоев кавказских народов, которые и были призваны на престижную военную службу в СПб. – на охрану самих монарших особ. Он был учрежден с целью показать народам Кавказа, что русское прав-во стремится к их благосостоянию, а не угнетению.

Взвод был сформирован в г. Ставрополе-Кавказском; под командой ротмистра Султана-Азамат Гирея (потомка крымских ханов) в мае 1829 г. он прибыл в СПб. В нем значились 3 обер-офицера, 1 эфендий (мус. духовное лицо), 6 юнкеров (унтер-офицеров), 40 оруженосцев, 23 служителя при лошадях.

Взводу отвели помещение в Семеновских казармах № 1–2. Мусульманам выделили второй этаж и тем самым изолировали от остальных солдат. В составе взвода находились князья и уздени (род дворян) Бол. и Мал. Кабарды (12 чел.), чеченские (9 чел.), кумыкские (7 чел.), ногайцев Тохтамышевых (5 чел.) и Саблинских (1 чел.), ногайских обществ: Джамбулукского (6 чел.), Едисанского (1 чел.), Каранагайского (1 чел.), Турхменского (2 чел.) и Саблинского (2 чел.). Взводом командовал ротмитр С.-А. Гирей. Мл. офицерами были Бек-Мурза-Айдемитов и ногайский мурза Муса Туганов.

Жалованье взводу было определено по штату л.-гв. Казачьего полка.

В августе 1829 г. взвод был передан в распоряжение шефа жандармов и командующего Императорской квартирой генерал-адъютанта А. Х. Бенкендорфа, имевшего опыт военной службы на Кавказе. Он лично в 1829 г. подготовил «Правила» для обучения и адаптации горцев в столичных условиях, русской военной среде. Командование отдельного гвардейского корпуса рекомендовало интенданским службам готовить для горцев пищу без свинины; традиционную чарку водки в торжественные дни заменяло чаем и сахаром. В частности, предписывалось: «...Строго запретить насмешки дворян и стараться подружить горцев с ними... Ружьям и маршировке не учить, стараясь, чтобы горцы с охотой занимались этим в свободное время... Телесным наказаниям не подвергать: вообще же наказывать только при посредстве прапорщика Туганова (офицер полуэскадрона, которому было поручено наблюдение за горцами), которому лучше известно, с каким народом как обращаться... Эфендию разрешить посещать горцев, когда он желает, даже в классах... Чтобы во время молитвы горцев дворяне им не мешали... Наблюдать, чтобы не только учителя, на и дворяне насчет веры горцев ничего худого не говорили и не советовали переменять ее...». Разрешалось также совершать пятикратную молитву.

30.04.1830 года утвержден штат лейб-гвардии К.г.п., в котором предусматривались должности полковника, ротмистра, штабс-ротмистра, поручика, корнета, 9 юнкеров, 40 оруженосцев, 3 трубачей, эфендия, казначея (он же квартирмистр), переводчика, писаря, фельдшера. Для присмотра за лошадьми и казармами из инвалидной команды выделялись 2 унтер-офицера и 25 рядовых. Согласно штатному расписанию, полковнику было положено 6 денщиков, ротмистру – 4, штабс-ротмистру – 3, поручику, корнету и эфендию – по 2, переводчику (если офицер) и квартирмистру – по 1. Денщики преимущественно набирались из числа рекрутов или нижних чинов из татар. Каждым двум юнкерам и оруженосцам позволялось иметь одного собств. служителя. К. г. п. был разделен на отдельные группы по племенам; каждая группа имела своего старшего.

Срок службы первоначально был определен в 2 года, позже – в 4 года.

К.г.п. всегда пользовался вниманием Николая I. Горцам была пожалована нарядная форма и весьма значительное жалованье. Выслужившие свой срок службы в К. г. п. горцы производились в корнеты по армейской кавалерии, со всеми преимуществами, дарованными им за службу при царском дворе.

Офицеры и оруженосцы по собств. желанию изучали русский яз. под руководством преподавателя СПб. ун-та Грацилевского. Свободно объясняясь на персидском и хорошо зная арабский яз., Грацилевский составил и перевел для горцев на русский яз. черкесский алфавит. Занятия начались с 1.09.1829 г., по окончании лагерных красносельских сборов.

В декабре 1830 г. К. г. п. выступил на подавление Польского восстания. За оказанное мужество в операциях поручик Султан Хан-Гирей, из черкесов, был награжден чином штабс-ротмистра, 5 юнкеров и 3 оруженосца получили золотые медали на георгиевской ленте с надписью «За храбрость» для ношения на шее, 6 юнкеров – знаки отличия военного ордена, 2 оруженосца были произведены в юнкера.

За военную кампанию в Польше К. г. п. получил 53 знака отличия польского ордена «За военное достоинство», из них 42 знака были выданы горцам, а остальные – трубачам, фельдшерам и находившимся при полуэскадроне чинам линейных казачьих полков.

В 1835 г. для пополнения К. г. п. было разрешено привлекать на службу не только горцев Сев. Кавказа, но и мус. народы Закавказья. На Сев. Кавказе на службу приглашались лица преимущественно из княжеских и знатнейших дворянских фамилий, в Закавказье – из детей ханов, знатнейших беков и др. почтенных лиц в возрасте 11–15 лет.

В мае 1837 г. командир К.г.п. полковник Султан Хан-Гирей по «высочайшему» повелению выехал на Кавказ в сопровождении 4 знатных горцев для исполнения особо важного поручения. Это была депутация от императора Николая I ко всем горцам Кавказа, которая должна была убедить горские племена принести покорность российскому императору и внушить спросить себе постоянное управление. В инструкции полковнику Хан-Гирею сообщалось, что права России над кавказскими народами признаны по Адрианопольскому мирному договору, а потому император, одинаково заботясь обо всех своих подданных, приказывает местному начальству склонить горцев мерами убеждения к добровольной покорности. Хан-Гирею было поручено разъяснить горцам о силе и могуществе России, о невозможности противостоять ей и необходимости покорения. В результате пребывания полковника Хан-Гирея на Кавказе местное начальство донесло о большом количестве желающих горцев быть принятыми на службу в Собственный е.и.в. конвой. В августе на Кавказ прибыл Николай I. Однако надежда на мирное присоединение Сев. Кавказа не оправдалась.

С 1838–39 гг. командиру К. г. п. подчинялись вновь учрежденные команда лезгин и команда мусульман. С 1848 г. эфендий К. г. п. исполнял духовные «требы» и у военнослужащих-мусульман суннитов команды лезгин Собственного е. и. в. конвоя.

Согласно штатному расписанию К. г. п. 1855 г. в его составе числились: поручик и корнет, из нижних чинов: 5 юнкеров, 20 оруженосцев, 1 трубач. Нестроевые чины были определены для всех трех команд мусульман: медик, казначей, фельдшер и др. В числе нестроевых чинов значился эфендий-суннит с жалованьем, на должность которого должен был определяться нижний чин из татар от регулярных войск. Этот закон исполнялся не всегда: в 1860-е гг. эфендием в К. г. п. состоял Османов М. Э., кумык по национальности. В 1860-е гг. мечеть для военнослужащих мусульман-суннитов располагалась при казармах Собственного е. и. в. конвоя в 4-м участке Литейной части.

В 1857 г. К. г. п. был преименован во 2-й взвод л.-гв. Кавказского казачьего эскадрона.

С 1869 г., юнкера и векили К. г. п., отслужившие 2 года, стали производиться в офицеры путем проведения экзамена, установленного для вольноопределяющихся; кто не мог выдержать экзамен, выпускался через 4 года службы прапорщиком милиции.

Как писал Бенкендорф, целью создания К. г. п. было внушение через возвращающихся после службы в столице горцев своим соплеменникам позитивного имджа России, ее величия и мощи, с тем чтобы показать бесполезность вражды горцев с русскими. Как видно, истинной причиной его учреждения являлось решение политической задачи, а не охрана императора. Ко времени прихода к власти Александра III Кавказ считался покоренным, наиболее непримиримые мусульмане переселились в Османское гос-во, регион интенсивно заселялся казаками. В связи с этим формирование утратило свое прежнее значение проводника мирных идей среди горских народов Кавказа. 1.02.1882 г. К. г. п. был расформирован.

Лит.: Арапов Д. Ю. Система государственного регулирования ислама в Российской империи (последняя треть XVIII – начало ХХ вв.). – М., 2004; Гаджиев В. Г. Роль России в истории Дагестана. – М., 1965; Галушкин Н.В. Собственный Его Императорского Величества Конвой. – Сан-Франциско, 1961; Загидуллин И. К. Мусульманское богослужение в учреждениях Российской империи (Европейская часть России и Сибирь). – Казань, 2006; Петин С. Собственно Его Императорского Величества конвой. Исторический очерк. – СПб., 1899; ПСЗ, 2-е собр., Т. ХХХ, отд. 1, № 29935; Санкт-Петербург по переписи 10 декабря 1869 года. Вып. 2. – СПб., 1872.

И. З.

Каратаев Султан Бахиджан Бисалиевич (Давлетджанович) (10.05.1863 – август 1934) – казахский политич. деятель, депутат Госдумы 2-го созыва от инородческого населения Уральской обл.

Род. в д. Акбакай Калмыковского уезда Уральской обл., происходит из знатного рода казахских султанов. Сын Давлетжана Каратаева, был усыновлен дедом – Султан-Бисалием Каратаевым. Окончил полный 8-летний курс в Оренбургской гимназии и в 1886 г. поступил на юридический фак-т СПб. ун-та (1886–90). Вследствие крайней бедности и успехов в учебе начиная со 2-го курса был освобожден от платы за обучение и получал стипендию им. Крыжановского. Впоследствии работал судебным следователем в Уральской и Тургайской обл.

В Думу был избран по имущественному цензу домовладельцев инородческим («киргизским», т. е. казахским) населением Уральской обл. По политич. взглядам примыкал к кадетам. Один из наиболее образованных и деятельных мус. депутатов. Состоял членом кадетской и мус. фракций, сибирской парламентской группы. Член аграрной комиссии (как знаток земельных проблем казахского населения), комиссий по делам свободы совести, по запросам и корреспонденций. Был наиболее последовательным противником переселенческой политики, пытался донести позицию казахского населения до премьер-министра П. А. Столыпина. Неоднократно выступал с думской трибуны по вопросу о казахских землях и работал над соответствующим законопроектом.

После роспуска Думы 2-го созыва К. состоял в адвокатуре и занимался обществ. делами. Не будучи избран депутатом, он был послан в СПб. мус. населением края для оказания помощи членам мус. фракции. В 1907–08 гг. жил в СПб., взаимодействуя с мус. депутатами. Также занимался публицистической деятельностью. Сотрудничал с такими периодическими изданиями, как «Урал», «Казахстан», «Айкап». В 1914 г. принимал участие в работе IV Всерос. мус. съезда, посвященного вопросам реформирования системы Духовного управления. В 1914 г. покинул ряды партии конституционных демократов. Выступал против переселенческой политики властей, за прекращение I мировой войны и предоставление казахам тер. автономии в составе России.

После Февральской революции стоял на социалистических позициях и был близок к социал-демократам (вошел в большевистскую партию в феврале 1919 г.). Поддержал Октябрьскую революцию и вошел в новые советские органы юстиции: в марте 1918 г. был избран членом исполкома Уральского областного Совета и комиссаром юстиции. В период гражданской войны был арестован белыми и ок. 9 мес. провел в заключении. Был освобожден с восстановлением в Уральске советской власти. Принимал активное участие в большевизации Казахстана. Участвовал в подготовке первых законов Казахской (Киргизской) АССР. Впоследствии в связи с разочарованием в советской власти и формирующейся бюрократической системе сделал попытку добровольного выхода из ВКП(б), но был исключен из партии за нарушение устава (1926). Умер в Актюбинске.

Лит: Мусульманские депутаты Государственной думы России. 1906–1917 гг. Сборник документов и материалов. – Уфа, 1998; РГИА, ф. 1276, оп. 1, т. II, д. 180; Усманова Д. М. Мусульманские представители в российском парламенте. 1906–1917. – Казань, 2005; ЦГИА СПб., ф. 14, оп. 3, д. 25945.

Д. У.

Квартальная мечеть – вторая после Соборной мечети, строящаяся мечеть в СПб. Мечеть, предназначенная для верующих Приморского и Выборгского р-нов города, заложена 25.06.2006 г. в день проведения общегородского праздника Сабантуй. После открытия памятника поэту Г. Тукаю на Кронверкском пр. татарская общественность отправилась в Приморский р-н на торжественную закладку новой мечети на ул. Репищева, 1. Заказчиком строительства выступило Духовное управление мусульман СПб. и Северо-Западного региона РФ.

Проект мечети создан членом СПб. Союза архитекторов Ахметхановым Рашатом Валиевичем. К. м. рассчитана на 1000 человек, первый этаж общей площадью около 500 кв. м предназначен для мужчин, второй – для женщин. Михраб заказан мастерам из Турции. Высота купола 23 м (с полумесяцем 26 м), высота минарета 39 м (с полумесяцем 41,5 м). В комплекс входит 2-этажное административное здание для канцелярии, инженерной службы, технических и сантехнических помещений. Строительные работы продолжаются.

А. Т.

«Кимийа-йи са‘адат» («Эликсир счастья») – книга Абу Хамида Мухаммада ал-Газали (Ч. 1. – СПб., 2002; Ч. 2. – СПб., 2007). Пер. с персидского, вступительная статья, комментарии и указатели – А. А. Хисматулина.

Книга представляет собой уникальный памятник средневековой философской мысли, одна из немногих, созданных автором на персидском яз., и интерес к ней не иссякает на протяжении вот уже девяти столетий.

Первая часть представляет собой перевод первых четырех показателей (унван) покорности Богу и первого столпа (рукн), названного автором «Религиозные отправления».

Вторая часть сочинения целиком и полностью посвящена обычаям или нормам поведения, сложившимся в мус. общине к XII в. с точки зрения шафиитского мазхаба (прием пищи, вступление в брак, зарабатывание, торговля, распознавание заповеданного и разрешенного, а также многие др. вопросы, которые были и остаются актуальными не только для средневекового, но и для совр. ислама).

Уникальное в своем роде по степени тематического охвата и безупречного научно-теологического анализа сочинение рекомендуется самому широкому кругу читателей, желающих всерьез познакомиться с мус. традициями в их истории.

Книга вышла в изд-ве «Петербургское востоковедение».

Лит.: http://www.orientalstudies.ru/rus/index.php?Itemid=75&option=com_publications&pub=400; http://www.orientalstudies.ru/eng/index.php?option=com_publications&Itemid=75&pub=63 – сайт Института восточных рукописей РАН (СПб.).

Т. Б.

Киргизы, киргизская община СПб.

1. Досоветский период. В 1785 г. с земли Алатоо в СПб. с целью установить отношения дружбы с Россией отправилась первая киргизская дипломатическая миссия, которая была снаряжена Всекиргизским Курултаем с целью подать Екатерине II челобитную от к. Полномочными послами выступили хорошо известные киргизским племенам Абдырахман и Шергазы, имевшие послание Атаке-бия к императрице. В знак своего расположения российская императрица распорядилась отдарить Атаке-бию 800 руб. серебром, Абдырахману было пожаловано 100 руб., а Шергазы – 25 руб. По поручению Екатерины II камергер высочайшего двора отписал Атаке-бию письмо о том, что предложение о дружбе с Россией принимается.

2. Советский период. В 1926 г. в Ленинграде и области жило 38 к.; в 1939 г. – 84 чел. (49 – в городе и 35 – в области); в 1970 г. – 406 чел. (соотв. 306 и 100); в 1979 г. – 688 чел. (соотв. 453 и 235), в 1989 г. – 3346 чел. (соотв. 2763 и 583).

К., как и все народы СССР, затронули сталинские репрессии. Так, 8.12.1937 г. в Ленинграде был расстрелян Акенбай Бабаев – один из бывших лидеров басмаческого движения в Киргизии.

Во время Великой Отечественной войны в Сев.-Зап. регионе отличились в боях и погибли к.: летчик 566-го штурмового авиационного полка (Ленингр. фронт) мл. лейтенант Исмаилбек Таранчиев, повторивший подвиг Гастелло; пулеметчик 6-й гвардейской армии (1-й Прибалтийскй фронт) гв. ефрейтор Джумаш Асаналиев, уничтоживший в бою более 30 фашистов; командир отделения 375‑го стрелкового полка (2-й Прибалтийский фронт) сержант Токубай Тайгараев. Всем троим посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Под Ленинградом в 1942 г. геройски погиб старший брат экс-президента Кыргызстана Аскара Акаева лейтенант Кучер Акаев, в 1943 г. – киргизский поэт Мукай Элебаев (1905–43). Начальником штаба 246-го отдельного батальона на Карельском перешейке был капитан Н. П. Киргизов. О героизме к. можно прочитать в эпопее П. Лукницкого «Ленинград действует», у Д. Гранина и А. Адамовича. В мемуарах А. Ю. Германа можно прочесть удивительные строки о послевоенном городке Комарово: «Там было очень много к.-переселенцев, которыми одно время хотели заселить Карельский перешеек».

На 1.04.2007 г. в Кыргызстане насчитывалось 56 чел., награжденных медалью «За оборону Ленинграда» и знаком «Жителю блокадного Ленинграда».

В СПб. учились многие представители к. политич., экономической, научной, культурной элиты, в т. ч. А. А. Акаев и его супруга. Именно здесь в 1975 г. родился их сын Айдар Акаев (ныне бизнесмен, депутат парламента Кыргызстана). Сам Аскар Акаев долгие годы был связан с СПб.: в 1962–68 учился в Ленингр. ин-те точной механики и оптики (ЛИТМО), окончив его с отличием; в июне 1972 г. защитил в ЛИТМО кандидатскую, а в ноябре 1980 г. там же – докторскую диссертацию. Здесь он познакомился со своей женой Майрам, здесь выпустил свою первую монографию (1977).

Большую роль сыграл Ленинград в деле становления К. культурной элиты. В 1958 г. ЛИКИ (Ленингр. ин-т киноинженеров) окончил один из классиков киргизского кино Толомуш Океев, в 1964 г. будущая кинозвезда Суйменкул Чокморов окончил Ленингр. ин-т живописи, скульптуры и архитектуры им. Репина. Только в одном 1984 г. в Ленинграде защитили кандидатские диссертации историк Муратбек Иманалиев, филолог Мира Момунбаева, биолог Анара Чакаева, агроном Л. Меликова.

Классическим трудом по истории и этнографии к. является труд ленингр. ученого проф. С. М. Абрамзона (1905–77, в 1926–31 гг. был членом Киргизской научной комиссии, директором Ин-та краеведения при Наркомпросе Киргизской АССР) «Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи» (Л., 1971).

В советское время существовала организация «Ак-кеме» («Белый пароход», по названию произведения Ч. Айтматова) – земляческая организация студентов в Ленинграде, которая в 1990 г. вошла в демократическое движение «Кыргызстан».

3. Постсоветский период. Согласно переписи 2002 г., в СПб. проживало ок. 0,6 тыс. к.

К. диаспора имеет региональную обществ. организацию «Киргизский дом», цель которой – объединение к., проживающих в СПб., сохранение и распространение нац. традиций и культуры (см.: Нац. организации и СМИ мус. народов СПб.). В Петербурге действует также Киргизская комиссия СПб. союза ученых. Она создана в декабре 1996 г. и объединяет ок. 20 представителей разл. наук (историки, археологи, этнографы, филологи, химики, биологи, геологи и др.), так или иначе интересующихся Киргизией (туризм, исследовательская работа и т. д.). Деятельность комиссии направлена на содействие установлению взаимополезных рабочих контактов между СПб. и Киргизией и организационному оформлению к. диаспоры в СПб. Готовится к изданию «Справочник географических названий Киргизской Республики» (с переводом на русский яз.). В 2000 г. планируется крупномасштабное празднование 3000-летия г. Ош.

В 1995 г. в СПб. прошли Дни культуры Киргизии, посвященные 1000-летию великого киргизского эпоса «Манас». Состоялись книжная, художественная и этнографическая выставки, «круглый стол», научно-практическая конференция, выступления фольклорных групп из Киргизии.

Важным моментом роста к. о. является трудовая миграция. Исследователь О.И. Брусина отмечает в своих работах компактные места проживания к. (трудовых мигрантов) в ряде р-нов Ленингр. обл.

В декабре 2008 г. в СПбГУ состоялись 1-е Айтматовские чтения, посвященные 80‑летию со дня рождения известного писателя и дипломата Чингиза Айтматова (1928–2008). Их инициаторами стали мин-во информации и культуры Кыргызстана, Нац. библиотека Республики и представительство Кыргызстана на Межпарламентской ассамблее стран СНГ.

Совместно Союзом народных мастеров Киргизии, Российским этнографическим музеем и Киргизской комиссией СПб. союза ученых осуществляется программа создания в СПб. Киргизского культурного центра для ознакомления петербуржцев и гостей города с историей Кыргызстана и его этнокультурой. В центре предполагается создание постоянно действующей выставки-ярмарки изделий мастеров киргизских художественных промыслов.

Лит: Акаев А. А. Основа киргизско-российской дружбы заложена 220 лет назад // Независимая газета. – М., 5.09.2005; Брусина О. И. Мигранты из Средней Азии в России: этапы и причины приезда, социальные типы, организации диаспор // Вестник Евразии. – М., № 2, 2008, с. 66–95; Ванденко А. Мне странно слышать упреки // Комсомольская правда. – М., 15.12.1998, № 234 (21968); Волкова Т. Открытые двери дружбы // Петербургский дневник. – СПб., 24.11.2008, № 46(206); Гадло А. В. Этнография народов Средней Азии и Закавказья: традиционная культура. – СПб., 1998; Герман А. Задохнуться от красоты // Петербургский дневник. – СПб., 14.07.2008, № 27 (187); История Киргизского дома в Санкт-Петербурге – http://kdspb2007.narod.ru/history.htm; Киргизские батыры. – Фрунзе, 1981; Киргизы в Петербурге. – http://www.etnosite.ru/obsh/106/11789.html (портал национальных общин); Мотыльков Д. Петербург готов стать окном в Киргизию // Деловой Петербург. – СПб., 29.03.1996, № 22(191); Смирнова Т. Лица петербургской национальности. – http://www.kadis.ru/daily/index.html?id=20393.

Р. Н.

«Китаб ал-харадж» (СПб., 2001) – один из самых ранних дошедших до нас памятников мус. письменной традиции и первое сочинение ханафитской школы мус. права; автор – средневековый ученый Абу Йусуф Йа‘куб б. Ибрахим ал-Куфи, ученик имама Абу Ханифы. Эта книга, написанная в VIII в., в эпоху Харуна ар-Рашида и по его повелению, отражает систему мус. налогообложения, в ней представлено около 550 преданий как о различных видах налогов, так и о формах наложения наказаний за правонарушения против Бога и против человека времен становления мус. общины и образования Халифата.

Перевод с арабского и комментарии – А. Э. Шмидта; подготовка к изданию, вступительная статья – А. А. Хисматулина.

Лит.: Прозоров С.М. Научное исламоведение в России (1980–2005). – http://www.orientalstudies.ru/rus/index.php?option=com_publications&Itemid=75&pub=938 – сайт Института восточных рукописей РАН (СПб.).

Т. Б.

Кладбище мусульманское шиитское СПб. – быв. конфессиональный участок, ныне в составе Ново-Волковского мус. кладбища (татарского).

В 1830-е гг. в столице существовала шиитская община, состоявшая в основном из иранцев. В 1841 г. они ходатайствовали о выделении отдельного земельного участка под К. В 1843 г. власти удовлетворили их просьбу, выделив полосу земли в 400 саженей (ок. 850 м) рядом с суннитским (татарским) мус. кладбищем по Волковскому пер.; мулла Алиакберг Абдулаев, эфендий команды мусульман Собственного е. и. в. конвоя, принял участок под свое начало.

К 1915 г. при К. существовала особая «контора», которой заведовал М.-А. Максутов – казначей Мус. благотв. общества.

После Октябрьской революции 1917 г. тер. К. полностью вошла в состав общемус. участка Ново-Волковского некрополя (у центр. дороги, слева от входа на мус. участок). На 1993 г. из исторических захоронений сохранялись: 1. Ака Мирза Садык (ум. 1844) – персидский купец из г. Решт; плита-гробница выполнена из черного мрамора, с надписью по-арабски. 2. Ака Мухаммад Хаджи (ум. 1843) – персидский купец из г. Решт; плита-гробница из черного мрамора, с надписью по-арабски. 3. Дударов Темир-Булатович – Казбекович (ум. 1912) – генерал-лейтенант; невысокая каменная плита с закругленным верхом с неразборчивой надписью. 4. Шафи-Хан (1853–1909) – персидский принц, генерал-майор; белая мраморная плита рядом с могилой Дударова.

Лит.: Андреев А. И., Кобак Ф. В. Ново-Волковское кладбище // Исторические кладбища Петербурга. Справочник-путеводитель. – СПб., 1993, с. 466–71; Весь Петербург на 1915 год. Адресная и справочная книга г. Петрограда. Под. ред. А. П. Шашковского. – Пг., б. г.; Загидуллин И. К. Исламские институты в Российской империи: Мусульманская община в Санкт-Петербурге. XVIII – начало ХХ вв. – Казань, 2003.

И. З., А. Т.

Коллекция Гос. музея истории религий (ГМИР) по исламу насчитывает ок. 1250 экспонатов. Музей был создан в 1932 г. по ходатайству АН СССР. Идеология гос. атеизма и борьба с религией требовала открытия Музея истории религии и атеизма с отделом «Ислам и свободомыслие народов Востока».

Формирование коллекции по исламу началось в 1932 г., когда в музей поступили экспонаты с выставки по истории религии, созданной на материалах Музея антропологии и этнографии АН СССР, Гос. Эрмитажа и Русского музея. В том же году Историко-лингвистический ин-т передал в ГМИР несколько бытовых предметов: чаши, блюда, сосуды для воды. В 1937–39 гг. коллекция пополнилась древними сосудами для сбора подаяний, восточным оружием, предметами прикладного искусства из Центр. музея РККА, Гос. музея изобр. искусств, музея «Исаакиевский собор» и Ин-та востоковедения АН СССР. В довоенные годы ГМИР стал обладателем др. ценных экспонатов: талисманов, четок из Дербентского краеведческого музея.

В кон. 1940-х гг. ГМИР получил фонды закрывшегося во время войны Центр. антирелигиозного музея: в коллекцию вошли предметы, собранные в 1936 г. экспедициями Л. И. Климовича в Ср. Азию и Н. Шиллинга – в Дагестан: произведения живописи, «Альбом с разными материалами по исламу», принадлежавший имаму А. Х. Шамсутдинову, книги и бытовые предметы – одежда, ковры, сюзане и др.

В 1957 г. в ГМИР поступило собрание шамаилей из Русского музея, которое в 1980-х гг. пополнилось литографиями, изданными начиная с сер. ХХ в. в Пакистане, Индии, Ираке, Египте и Афганистане.

С сер. 60-х гг. и до кон. 80-х гг. ХХ в. мус. фонд увеличивался в основном за счет экспонатов, полученных в результате научных экспедиций в Узбекистан, Таджикистан, Туркменистан, Киргизию и Казахстан. В наст. время пополнение фонда происходит через покупку и дарение. Из поступлений последнего времени наиболее интересными представляются предметы из коллекции С. Н. Ханукаева: мебель, светильники, блюда, кувшины и др. вещи, бывшие в обиходе народов Ср. Азии, Кавказа и арабского Востока в XVIII–XIX вв., а также совр. одежда, четки, каллиграфические плакаты, привезенные из Ирака российскими гражданами, работавшими там в 1970-х гг.

Из экспонатов фонда «Ислам» можно выделить несколько комплексов, среди которых  – предметы, прямо или косвенно связанные с вероучением и культом ислама. Из имеющихся в ГМИР наибольший интерес представляет Коран Османа – факсимильная копия одной из древнейших рукописей священной книги. Копия, с абсолютной точностью повторяющая подлинник, была выполнена востоковедом-арабистом С. Писаревым и отпечатана в 50 экз. в 1905 г. в СПб.

В коллекцию ГМИР входят: несколько Коранов миниатюрной печати в футлярах из металла, кожи, ткани; Коран казанской печати; изданные в советское время в Ташкенте Духовным управлением мусульман Ср. Азии и Казахстана переводы Корана на русский яз. Г. С. Саблукова и И. Ю. Крачковского. В ГМИР представлено также настенное панно с текстом из Корана, выполненным почерком «насх» в миниатюрном варианте. Музей располагает подставками, предназначенными для чтения Корана (лаух или рахла), в т. ч. редкими произведениями искусства – украшенными резьбой, инкрустациями костью и перламутром, каллиграфическим надписями; а также подставками, высоту которых можно регулировать.

В число предметов культового значения входят сосуды для омовения, молитвенные коврики, четки, подлобные молитвенные камни. Большая часть сосудов (кумганов, офтоба), имеющихся в ГМИР, предназначались для хранения воды и омовения (бытового и ритуального), некоторые – только для чаепития. Наряду с намазлыками, сотканными из шерсти по той же технологии, что и бытовые ковры, в собрании ГМИР представлены коврики из шелка, хлопчатобумажных тканей с машинной вышивкой, шерстяные с добавлением золотой нити, из бараньей шкуры и плетенные из тростника. В коллекции музея представлены четки из плодовых косточек, орехов, металла, пластмассы с разным количеством зерен – от 33 до 1001, последние предназначаются для поминовальных молитв.

К предметам ритуального назначения относятся все предметы, связанные с культом мучеников в шиизме. Это и лубки, повествующие о трагических моментах жизни халифа Али и его сыновей, – украшения в виде флагов-бейрамов, зинжилов, наверший на стяги – трезубцев и «пандже». «Пандже» в коллекции музея разнообразны по материалу, технике изготовления и по назначению: из жести, меди, бронзы; вырезанные литые, кованые; миниатюрные «ладошки» для освящения воды и массивные – для наверший. В собрании музея преобладают талисманы-молитвенники в виде прямоугольных, квадратных и треугольных подушечек из бархата, парчи, шелка, кожи с зашитыми с них полосками бумаги с текстами молитв, металлических цилиндров с такими же вложениями, бус, пучков сухой травы, раковин.

Печатные шамаили в России появились несколько позже стеклянных, но приобрели значительно большую популярность благодаря огромным тиражам и сравнительной дешевизне. В собрании ГМИР имеются шамаили, напечатанные в типографии Торгового дома «Братьев Каримовых», типохромолитографиях И. С. Перова, А. М. Кокорева, Казанского ун-та и др., а также в лито-типографии Бораганского И. в СПб. и типографии И.Д. Сытина в Москве.

На шиитских лубках из собрания ГМИР халиф Али представлен в облачении воина на белом коне, Хусайн – павшим на поле боя в Кербеле. Суннитские лубки – их всего два: «Страница куфического Корана Османа» и «Интерьер мечети Айя София» – вполне традиционны.

В собрании ГМИР хранятся экспонаты, относящиеся к суфизму, – особые сосуды для сбора пропитания: кашлуки и кады, секиры-теберзины, булавы с головами дивов, громадные посохи из полированных корней или ветвей необычной формы, с узлами и наростами. Из тыквы-горлянки или плоской тыквы изготовлялись сосуды (каду) для пищи, воды и др. жидкостей. Не менее интересны металлические кашкули с чеканкой, графировкой и вставками, имитирующими драгоценные камни. Халат ишана, расписанный стихами поэтов-мистиков и возгласами суфийских радений-зикров, – один из уникальных экспонатов музея. Стихи мистика XII в. Хаджи Ахмада Йасави воспроизведены даже на одном из шамаилей, приобретенном в 1940 г. у писателя Даниила Хармса (Ювачева).

К предметам культуры и быта относится одежда мусульманина (халат, чалма, головной платок) и особая уличная одежда мусульманки – паранджа и чачван из конского волоса, изготовленные в Ср. Азии ХIХ – нач. ХХ вв. Из многочисленных женских ювелирных изделий можно отметить футляр для ношения молитвенников в виде плоской коробочки, украшенной чернью и вставками из цветных паст, на длинной многорядной цепочке.

Посуда из меди и др. металлов и сплавов – непременная принадлежность мусульман. Кроме различных сосудов для воды, в коллекции имеется блюдо с чеканкой, стаканы с эмалями и графировками, воспроизводящими в абстрактном виде образ рая с цветами и птицами.

О культурной самобытности мус. народов свидетельствуют полусферические чаши и тарелки с выгравированными на них текстами на фарси, орнаментами, символами знаков зодиака, фигурами героев Шах-наме – Фаридуна, Кейкобада, Бахрама и др.

Светильники, кальяны, низкие инкрустированные столики (курси), сюзане, ковры, посуда, пеналы для хранения тростниковых перьев (калам), покрытые лаком и разрисованными растительными узорами, и др. утилизированные предметы, не связанные с религией, необходимы для создания аттрактивной экспозиции по истории ислама. Тем же целям служат произведения изобр. искусства, созданные вне мус. среды.

К наиболее значительным произведениям живописи XIX – нач. ХХ вв. в собрании ГМИР относится этюд К. Е. Маковского к картине «Перенесение священного ковра из Каира в Мекку», акварель А. Д. Кившенко «Мечеть Омейядов в Дамаске» и картина И. Зоммера «В мусульманской школе». Интерес представляют живописные полотна художника В.Л. Сидоренко «Минарет и мечеть Калян ва Бухаре», «Мечеть и заезжий двор близ Регистана» и рисунки Л. Л. Бурэ «Намаз в Курбан-байрам», «Медресе Улугбека в Самарканде» и др. Имеется в мус. коллекции и совр. произведение – картина художника Ф. А. Ибнеаминова «Женщина в молитве».

Большая часть гравюр, хранящаяся в фонде «Ислам», находится в «Альбоме с разными материалами по исламу». Анализ материалов, составляющих «Альбом», позволил установить, что его собирателем и владельцем был известный московский имам Х. Р. Агеев, руководивший жизнью мус. общины Москвы в XIX в. По наследству «Альбом» перешел его зятю Абдулле Хасановичу Шамсутдинову, ставшему новым имамом мечети на Бол. Татарской ул. (Историческая мечеть). В 1936 г. имам был арестован и вскоре расстрелян. Значительная часть иллюстраций, собранных в изъятом при обыске «Альбоме», относится к истории Османского гос-ва.

Лит.: Стецкевич Т. А. «Альбом» муллы Шамсутдинова в собрании Государственного музея истории религии // Вера и ритуал: Материалы VIII Санкт-Петербургских краеведческих чтений. – СПб., 2001, с. 125–28; Его же. Основные виды изобразительного материала по исламу в собрании музея истории религии // Проблемы формирования и изучения музейных коллекций Государственного музея религий. – Л., 1990, с. 195–2002.

Т. С.

Команда л.-гв. крымских татар Собственного е.и.в. конвоя (1864–90, СПб.) – воинское подразделение в составе Собственного е.и.в. конвоя, сформированное из военнослужащих упраздненного 1.05.1864 г. л.-гв. Крымско-татарского эскадрона. В состав К. вошли штаб-ротмистр Селямет-бей Булгаков 1-й; корнеты Темирш-мурза Булгаков 2-й и Измаил Муфтий-заде и 21 нижний чин (унтер-офицеры Темир-мурза Начаев и Курт-Молла Курмакаев; казаки Курт Умяр Селяметов, Ганий Бараметов, Курт-Молла Абильзамов, Садий Гафаров, Али-бек Бавбеков, Сулейман Суинов и др.).

К. была разделена на три смены: одна служила в СПб. в составе л.-гв. Кавказского казачьего эскадрона Собственного е.и.в. конвоя вместе с кубанскими и терскими казаками, а две смены (2 офицера и 14 нижних чинов) находились на льготе в Крыму, по очереди сменяясь через каждые три года. В состав смены в СПб. входили 1 унтер-офицер и 6 рядовых. При этих трех сменах разрешалось иметь по одному офицеру, но только из крымско-татарских фамилий и не выше чина штабс-ротмистра. Кроме того, в каждую смену был допущен сверх комплекта один юнкер из татарских мурз.

Согласно «Положению» о К., по выслужении нижними чинами в составе К. 12-летнего срока обязанность комплектования К. переходила к городским и сельским обществам крымских татар.

Нижние чины, поступавшие в команду, освобождались от всех повинностей денежных и личных как во время службы, так и по выслуге определенного 12-летнего срока.

С целью подготовки офицеров из представителей нац. элиты 2 молодых мурз принимались на казенный счет в кадетский корпус, которые после окончания учебы и успешной сдачи экзаменов определялись при наличии вакантных мест офицерами Собственного е.и.в. конвоя или зачислялись в армейские войска.

Форма одежды К. была почти такая же, что и в упраздненном л.-гв. Крымско-татарском эскадроне, только мундиры были длиннее, рукава шире и на груди имелось по пять газырей, вместо киверов – татарские шапки из черной смушки. Строевые нижние чины, состоявшие на службе, получали ежегодно: один мундир парадный (красный), один мундир походный (синий), двое шаровар, одну парадную шапку, две рубахи (на третью – деньгами), две пары сапог и перчаток, один галстук, а также годовые вещи и амуничные деньги, положенные по штату. Шинель и полушубок получали на два года. Перед отправлением крымских татар в СПб. в Симферополе им выдавались фуражная шапка, шинель, шаровары.

На вооружении К. состояли кавказское ружье, шашка, кинжал и пистолет. Ружья и шашки новобранцам К. вручали в торжественной обстановке, часто в присутствии членов царской семьи. На приветствие – «Баракат булсын» («Да будет благословенным») – крымские татары отвечали: «Саг-ол» («Будьте здравы»).

Законом от 26.05.1863 г. было утверждено новое штатное расписание К. в составе Кавказского казачьего эскадрона. На действительной службе состояли 3 офицера: штаб-ротмистр, поручик и корнет. На льготе числились 1 поручик и 1 корнет без оклада. Нижних чинов состояло 8 чел. и 14 чел. на льготе. Каждому обер-офицеру полагалось по одному денщику, которые назначались из числа нижних чинов-мусульман регулярных войск и полагались обер-офицерам постоянно, даже во время нахождения их на льготе.

Для отправления духовных «треб» в штате состоял эфендий – военный мулла. В частности, в 1876–77 гг. разбиралось дело об эфендии М. Османове, обвинявшемся в совершении противозаконного обряда бракосочетания 14-летней дочери купца Мустафы Давыдова с юнкером Собственного е.и.в. конвоя Махмудовым. По существовавшим тогда правилам бракосочетание военнослужащего, находящегося на действительной службе, было возможно только при разрешении командира полка. Второй момент нарушения – совершение бракосочетания несовершеннолетней по российскому законодательству девушки. Эфендий Османов был уволен из Собственного е.и.в. конвоя 14.03.1884 г. с повышенной пенсией.

Во время Русско-турецкой войны 1877–78 гг. две льготные команды и К. находились за Дунаем, при гл. квартире императора Александра II, участвовали во взятии Горного Дубнячка, Ловчи и Плевны. Из 14 нижних чинов 5 удостоились знаков отличия военного ордена. Поручик Бектемир-мурза Абдурраманчиков и корнет Али-бей Балатуков за военные заслуги были произведены в следующие чины, награждены орденами св. Анны IV степени с надписью «За храбрость», а также удостоились подарка из рук Александра II – именной шашки кавказского образца в обложенных серебром ножнах.

В 1878 г. 17-копеечный сбор с крымских татар на содержание К. был отменен, а остаток капитала (более 400 тыс. руб.) передан Военному мин-ву.

До 1880 г. К. комплектовалась добровольцами из крымских татар по выбору офицера смены, после – по выбору командира дивизиона и офицера смены.

С 1.05.1864 г. по 16.05.1890 г. в составе К. служили офицеры из крымских татар: полковник Измаил-мурза Муфтий-заде, полковник Селям-бей Булгаков, ротмистр Темирша-мурза Булгаков, майор Кемаль-мурза Джамбайский, майор Бектемир-мурза Абдуррахманчиков, ротмистр Али-бей Балатуков.

Ввиду реорганизации Собственного е.и.в. конвоя из-за увеличения штатов 18.05.1890 г. К. была расформирована.

Лит.: Аминов Д. А. Татары в С.-Петербурге. Исторический очерк. – СПб., 1994; Ахметшин Ш. К., Насеров Ш.А. Долг, отвага, честь. Страницы истории татарских воинских частей в Российской армии и императорской гвардии. – СПб., 2006; Загидуллин И. К. Мусульманское богослужение в учреждениях Российской империи (Европейская часть России и Сибирь). – Казань, 2006; Муфтий-заде И. М. Очерк военной службы крымских татар в 1783–1899 гг. // Восточная коллекция.  – 2001, № 3, с. 114–17; Петин С. Собственно Его Императорского Величества конвой. Исторический очерк. – СПб., 1899.

И. З.

Команда лезгин Собственного е.и.в. конвоя (1838–82, СПб.) – воинское подразделение, включенное в состав Кавказского горского полуэскадрона Собственного е.и.в. конвоя в разгар Кавказской войны, в 1836 г. Это событие имело политич. подоплеку.

Прибывшая 15.02.1837 г. в СПб. К. состояла из лезгин Джарской обл. Посылая первую смену лезгин, кавказское начальство уведомило, что в состав ее выбраны «люди красивой наружности, хорошо одетые, отлично вооруженные и на прекрасных лошадях; все происходят из самых знатных фамилий Джарской области»: Нухли (4 чел.), Табели (4 чел.), Чепарали (4 чел.) и Чимчили (3 чел.). К. в составе: одного офицера, поручика Магомет-Али-Кара-Али-Оглы, 2 юнкеров и 12 оруженосцев под командой состоявшего при генерале Бенкендорфе поручика князя Андроникова выступила из Тифлиса в апреле 1840 г. и через 5 месяцев прибыла в СПб. В столице лезгины были помещены отдельно от горцев, но подчинены командиру л.-гв. Кавказского горского полуэскадрона. Они также пользовались широкими правами в плане исполнения исламских религиозных обрядов.

Кроме лезгин, в К. были допущены в 1839 г. кейсерухцы – «народ, живший на границе с Персией и признавший над собой власть России» (имеются в виду чародинцы – локальная подгруппа аварцев. – Ред.). Кейсерухцы не оставлялись на службе в СПб. более года, исключая желающих служить определенный срок.

В 1836 г. был утверждена форма одежды К., которая состояла из шапки (нац.: меховой с красным верхом), башлыка (из желтого черкесского сукна, с серебряной шишкой на конце, обшитым по борту и швам серебряным с черною полоской галуном), бешмета (ахалуки) (к алому мундиру – синий, а к синему – алый, ахалуки обшиты серебряным галуном с зубчиками и золотой полоской), мундира (чухи) (из алого сукна с желтой подкладкой и светло-синего сукна с красной подкладкой; обшитые кругом и по борту серебряными галунами, узкими и широкими), эполетов кавалерийского образца; шаровар (широкие, зеленого цвета); сапог (нац., особого типа, с острыми носками: к алому мундиру – желтого сафьяна, к синему – белой кожи).

Вооружение К. состояло из пистолета, ружья с белым ремнем в черном бурочном чехле, шашки и кинжала. Каждый всадник имел, кроме оружия, седло с прибором и тремя покрывалами, пояс и поясную шашечную портупею с серебряными наборами, пороховой рог, жирницу и отвертку. Все эти вещи, исключая седла и покрывала, допускались разнообразные, т. к. принадлежали к вооружению, составлявшему собственность лезгин.

Согласно новому штатному расписанию 1855 г., в К. состояли поручик, корнет, 5 юнкеров, 20 оруженосцев, трубач.

Нестроевые чины были определены для всех трех мус. частей: К., Кавказского горского полуэскадрона и команды мусульман из Закавказья.

В 1857 г. К. стала именоваться 3-м взводом л.-гв. Кавказского казачьего эскадрона Собственного е.и.в. конвоя; до этого времени К. подчинялась командиру л.-гв. Кавказского горского полуэскадрона.

В 1882 г. л.-гв. Кавказский казачий эскадрон и находившаяся в его составе К. были расформированы. Офицеры распущенного воинского формирования были произведены в следующий чин, получив пожизненную пенсию в размере 1200 руб. в год.

Лит.: Арапов Д. Ю. Система государственного регулирования ислама в Российской империи (последняя треть XVIII – начало ХХ в.). – М., 2004; Галушкин Н. В. Собственный Его Императорского Величества Конвой.  – Сан-Франциско, 1961; Загидуллин И. К. Мусульманское богослужение в учреждениях Российской империи (Европейская часть России и Сибирь). – Казань, 2006; Петин С. Собственно Его Императорского Величества конвой. Исторический очерк. – СПб., 1899; ПСЗ, 2-е собр., Т. ХХХ, отд. 1, № 29935; Санкт-Петербург по переписи 10 декабря 1869 года. Вып. 2. – СПб., 1872.

И. З.

Команда мусульман Собственного е. и. в. конвоя (1839–82, СПб.) – воинское подразделение, сформированная в составе Кавказского горского полуэскадрона Собственного е.и.в. конвоя из числа военнослужащих-азербайджанцев Закавказского конно-мусульманского полка.

К. (взвод) была помещена в казарме-доме Кавказского горского полуэскадрона. Помещение мусульманских команд Собственного е.и.в. конвоя было обставлено с большим комфортом: «У каждого горца имелась своя кровать с ночным столиком и плевательницей. Мягкая, обшитая кожей мебель, половина которой из дорогого красного дерева, ломберные столики, устилавшие пол ковры, “10-рублевые” шторы на окнах – все это далеко не напоминало казарм. На лестницах, по ступенькам которых вились схваченные металлическими прутьями ковровые дорожки, висели “сторублевые фонари с механикой” и не менее дорогие фонари “с цепочками”. Чистота и порядок в помещениях поддерживались инвалидами и собственными служителями из азиатцев».

В 1839 г. К. было присвоено обмундирование, вооружение и снаряжение по образцу команды лезгин, с некоторой переменой в цвете мундиров: белый мундир с голубой подкладкой и светло-синий мундир с желтой подкладкой; бешметы оба желтые; шаровары – к первому мундиру голубые и ко второму светло-синие.

По инициативе графа Бенкендорфа Николай I разрешил в 1842 г. ввести в штатное расписание К. должность шиитского духовного лица для исполнения духовных «треб» военнослужащих.

В штатном расписании 1855 г. среди строевых чинов К. значились офицеры: поручик и корнет, и нижние чины: 5 юнкеров (жалованье  – по 101 руб. 10 коп.), 20 всадников и 1 трубач. Эфендий значился среди нестроевых чинов и получал жалованье в размере 343 руб. 20 коп. и на продовольствие 401 руб. 90 коп. в год. Если эфендий не жил в казенном помещении, то получал еще квартирные деньги в сумме 171 руб. 60 коп.

В 1857 г. К. была присоединена к л.-гв. Кавказскому казачьему эскадрону Собственного е. и. в. конвоя в качестве 4-го взвода; до этого времени К. подчинялась командиру Кавказского горского полуэскадрона.

В 1860-е гг. мечеть для военнослужащих мусульман-шиитов К. располагалась при казармах Собственного е.и.в. конвоя в 4-м участке Литейной части.

В 1882 г. К. была расформирована.

Лит.: Арапов Д. Ю. Система государственного регулирования ислама в Российской империи (последняя треть XVIII – начало ХХ вв.). – М., 2004; Ахметшин Ш. К., Насеров Ш. А. Долг, отвага, честь. Страницы истории татарских воинских частей в Российской армии и императорской гвардии. – СПб., 2006; Гаджиев В. Г. Роль России в истории Дагестана. – М., 1965; Галушкин Н. В. Собственный Его Императорского Величества Конвой.  – Сан-Франциско, 1961; Загидуллин И. К. Мусульманское богослужение в учреждениях Российской империи (Европейская часть России и Сибирь). – Казань, 2006; Петин С. Собственно Его Императорского Величества конвой. Исторический очерк. – СПб., 1899; ПСЗ, 2-е собр., Т. ХХХ, отд. 1, № 29935; Санкт-Петербург по переписи 10 декабря 1869 года. Вып. 2. – СПб., 1872.

И. З.

Комиссариат по делам мусульман Внутренней России (Центр. татаро-башкирский комиссариат, Центр. мус. комиссариат, Муском) при Народном комиссариате по делам национальностей – гос. советский орган по делам российских мусульман. Принцип Мускома берет начало в постановлении III Всерос. мус. съезда 1906 г. о создании всерос. религиозной автономии во главе с Раис аль-уляма. В нач. декабря 1917 г. нарком по делам национальностей Сталин начал переговоры с председателем Всерос. мус. совета (ВМС, Милли Шуро) А. Цаликовым относительно возвращения мусульманам их реликвии, Корана Османа. Параллельно Сталин предложил А. Цаликову возглавить комиссариат, который избирался бы президиумом всех мус. народов (т. е. ВМС); при этом зам. комиссара был бы один из мус. социалистов.

А. Цаликов вынес этот вопрос на обсуждение Миллет Меджлисе (Нац. собрания мусульман тюрко-татар Внутренней России и Сибири) и ВМС, которые отклонили возможность сотрудничества с большевиками. После разгона Всерос. Учредительного собрания члены мус. социалистической фракции Г. Ибрагимов, М. Вахитов и представитель башкир Ш. Манатов встретились с председателем Совета народных комиссаров Лениным и Сталиным и приняли решение об условиях сотрудничества с советской властью. Встреча была подготовлена Ибрагимовым и Сталиным.

17.01.1918 г. был принят декрет СНК «О комиссариате по делам мусульман», где М. Вахитов назначался комиссаром, а Г. Ибрагимов и Ш. Манатов – его заместителями. В декрете особо оговаривалось их членство в Учредительном собрании соответственно от Казанской, Уфимской и Оренбургской губ.

По постановлению Наркомнаца и Мускома от 27.01.1918 г. при местных Советах организовывались отделения Мускома «с отделами: труда, крестьянским, военным и культурно-просветительским», чья организация была поручена «лево-революционным организациям». 9.03.1918 г. Муском вместе со всем СНК переехал в Москву. 29 марта Муском был переименован в Центр. татаро-башкирский комиссариат. 21 апреля постановлением Наркомнаца и Мускома было ликвидировано Милли Идарэ (Нац. управление мусульман тюрко-татар Внутренней России и Сибири), а 16 мая – ВМС.

На май 1918 г. Муском включал в себя отделы: международной пропаганды; военный (преобразованный 31 мая в Центр. мус. военную коллегию, ЦМВК); труда; финансов; народного просвещения; по дела мусульман Кавказа, Крыма, Туркестана, Казахстана; хозяйственный; печати; башкирских дел; земледелия и лесопромышленности. ЦМВК занималась комплектованием целого ряда частей Мус. Красной армии. Отдел просвещения был преобразован в Научную коллегию, в частности, выдвинувшую идею Нац. ун-та.

К лету 1918 г. Муском имел филиалы в 26 городах России (см.: Татарский (Мус.) комиссариат по делам национальностей Пг.). Постановлением СНК РСФСР от 29.06.1918 г. к Мускому были присоединены губернские и уездные мус. комиссариаты. В январе 1919 г. действовали 69 комитетов разного уровня: губернские – в Астрахани, Архангельске, Казани, Оренбурге, Перми, Саратове, Тамбове, Уфе; городские и уездные – во всех регионах европейской части России, где проживало мус. население. Муском контролировал сеть мус. организаций в Центр. Азии (Актюбинск, Семипалатинск, Верный, Ташкент) и Сибири (Чита, Тобольск, Новониколаевск).

С января по ноябрь 1918 г. по инициативе Мускома было издано более 4 млн экз. газет на татарском, киргизском (казахском) и турецком яз., не считая почти 230 тыс. экз. разл. брошюр, воззваний, манифестов. Его центр. органами были газеты «Чулпан», «Кызыл армия» («Красная армия»), «Эшче» («Трудящийся»).

22.03.1918 г. Наркомнац объявил Положение о создании Татаро-Башкирской Советской Республики (ТБСР) в составе РСФСР. Она совпадала по территории с Идель-Урал-Штатом и охватывала основные земли Уфимской, Оренбургской и Казанской губ. и прилегающие мус. регионы Пермской, Вятской, Симбирской и Самарской губ. Муском создавал подготовительную комиссию, на которую возлагалась обязанность по созыву Учредительного съезда Советов ТБСР. Совещания по вопросу организации ТБСР прошли при Мускоме в Москве 13–18.04 и 10–16.05.1918 г. Учредительный съезд ТБСР намечался на июнь 1918 г., но не был созван из-за начала широкомасштабных военных действий в Волго-Уральском регионе.

17–23.06.1918 г. при Мускоме из представителей мус. революционных организаций была создана Всерос. мус. партия коммунистов-большевиков, автономная от РКП(б).

В связи с отъездом М. Вахитова в Казань 1 августа и. о. председателя Мускома стал Г. Ибрагимов, после гибели М. Вахитова в августе 1918 г. председателем Мускома стал М. Султан-Галиев.

После I Всерос. съезда мус. коммунистов 4–12.11.1918 г. Муском был переименован в Татаро-Башкирский комиссариат. Параллельно были ликвидированы его партийно-политич. функции, отделы труда, социального обеспечения, международной пропаганды и научная коллегия.

В 1920 г. Татаро-башкирский комиссариат занимался проектом создания Татарской автономной республики, после провозглашения которой декретом Президиума ВЦИК и СНК РСФСР 27.05.1920 г. он был преобразован в Татарский отдел Наркомнаца.

Лит.: Султан-Галиев М. Избранные труды. – Казань, 1998.; Хайрутдинов Р. Г. На путях к советской автономии: Проведение ленинской национальной политики Центральным Татаро-Башкирским комиссариатом в 1918–1919 гг. – Казань, 1972; Хабутдинов А. Ю. Органы национальной автономии тюрко-татар Внутренней России и Сибири в 1917–1918 гг. – Вологда, 2001.

А. Х.

Комитет по постройке Соборной мечети в СПб. – обществ. организация (1906–17). Согласно уставу, утвержденному 28.05.1906 г., функции К. заключались: 1) в изыскании средств для возведения Соборной мечети; 2) в приобретении места под культовое здание; 3) в разработке проекта, сметы и чертежей мечети; 4) в проведении строительных работ.

В состав К. входили: подполковник Абдул-Газиз Давлетшин (председатель), капитан А. Жантиев (секретарь), ахуны А. Баязитов, М.-З. Юнусов, генерал от кавалерии Султан Чингиз-хан, генерал-майор А. Шейх-Али, купцы Хайрулла Халитов, Х. Ялышев, М.-А. Максутов, Атаулла Байрашев, домовладельцы Фаттахетдин Таканаев, Хусаин Акчурин, А. Адиятов, Ибрагим Батырбаев, Нигматулла Яфаров, Назир Бекбулатов, А.-О. Сыртланов и др. В 1906 г. вместо умершего Х. Ялышева в состав К. был включен купец 1-й гильдии Мухамет-Юсуф Дебердеев, в 1913 г. место умершего А. Баязитова занял его сын М.-С. Баязитов.

На банковский счет К. как правопреемнику по сбору пожертвований от ахуна А. Баязитова поступили собранные с 1883 г. 53 300 руб. (см.: Сбор пожертвований на строительство Соборной мечети СПб в 1881–1905 гг.).

Царским указом от 18.07.1906 г. К. получил возможность сбора пожертвований на сумму до 750 тыс. руб. по всей России в теч. 10 лет.

К. стремился использовать всевозможные методы проведения благотв. акций. Его представители отправлялись в регионы компактного расселения мус. Производился также «кружечный сбор». Были выпущены гос. процентные бумаги на сумму 99 тыс. руб., выигрышные билеты лотереи на 53 тыс. руб., напечатаны почтовые открытки с изображением проекта мечети (10 тыс. экз.). В первый год деятельности (с 1 мая 1906 г. по 1 мая 1907 г.) К. удалось собрать 103 035 руб. 28 коп., и в 1907 г. К. приобрел земельный участок под мечеть по Кронверкскому просп. (см.: строительство Соборной мечети в СПб.). В 1907–08 гг. совместно с Петерб. обществом архитекторов К. провел конкурс архитекторов по разработке проекта Соборной мечети в СПб.

Несмотря на трудности, К. успешно справился с возложенной миссией по строительству мечети. В 1910 г. был заложен первый камень мечети, а в 1913 г. она была торжественно открыта; в последующие годы продолжились работы по ее отделке.

Лит.: Аминов Д. А. Санкт-Петербургская Соборная кафедральная мечеть. Исторический очерк. – СПб, 1992; Загидуллин И. К. Исламские институты в Российской империи: Мусульманская община в Санкт-Петербурге. XVIII – начало ХХ вв. – Казань, 2003; Ровда Б. Восточная музыка, застывшая на невском ветру // Татарский мир. – 2002, ноябрь, № 6.

И. З.

Кондухов Муса – генерал-майор русской армии, позже крупный турецкий военачальник, паша. Выходец из знатной осетинской мус. семьи.

Окончил Павловское военное училище в СПб. Участник Кавказской и Крымской 1853–56 гг. войн, Венгерской 1849 г. и Польской 1863–64 гг. кампаний. Дослужился до генерал-майора, был награжден целым рядом орденов и медалей. Последняя должность – начальник Военно-Осетинского и Чеченского округов.

К. представляет собой интересный пример, когда в конфликт вступили две идентичности: мусульманина-кавказца и русского офицера. Лояльность к вере дедов и отцов оказалась сильнее, чем лояльность государю. В 1865 г., после окончания Кавказской войны, К. возглавил движение мухаджиров, переселившись в Турцию во главе 5 тыс. семей северо-кавказских мусульман – осетин, чеченцев и ингушей. В Русско-турецкой войне 1877–78 гг. генерал Муса-паша К. командовал османскими силами, сражался против русских войск на Кавказе так же отважно, как когда-то в рядах русской армии.

Р. Н.

Конкурс архитекторов по разработке проекта Соборной мечети в СПб (1907–08) – первый публичный конкурс на постройку мечети, организованный в Российской империи.

В 1907 г. по поручению Комитета по постройке Соборной мечети в СПб. в журнале «Зодчий» Петерб. обществом архитекторов были опубликованы требования конкурса на составление эскизного проекта здания столичной Соборной мечети. Объявление конкурса привлекло внимание лучших художников-архитекторов России и широкой общественности.

Конкурсные требования можно условно разделить на несколько частей. В первой части представлены основные архитектурные требования заказчика к мечети: устройство «по возможности на виду» одного или двух минаретов (могут быть различной высоты), «восточный» стиль здания, на стенах не должно быть изображений живых существ и др. Далее шла архитектурно-техническая характеристика каменной одноэтажной с подпольными помещениями здания мечети стоимостью в 500 тыс. руб. и с объемом 2500 куб. саж.: функции каждого из этажей (на 1-м этаже – зал не менее 200 кв. саж., в подвале – помещение для молящихся в дни больших религиозных праздников, а также комнаты для сторожа, приборов отопления и топлива), увенчание здания куполом и др. В третьей части оглашались «общие условия» конкурса: сроки представления проекта (до 28.01.1908 г.), состав экспертной комиссии (А. И. фон Гоген, А. И. Дмитриев, А. Н. Померанцев, секретарь С. В. Беляев и три представителя Комитета по постройке Соборной мечети в СПб.), размеры премий (4 премии за лучшие проекты – за общую сумму 3 тыс. руб. и несколько непремированных проектов по 400 руб.) и др.

Условия конкурса дополнялись схемой земельного участка под мечеть с указанием направления на Мекку.

Участвовавшие в конкурсе архитекторы оказались в нелегком положении. Предстояло создать чертежи самой крупной в округе ОМДС соборной мечети, которая должна была достойно вписаться в мультикультовый ландшафт столицы империи, выделяться своими внушительными размерами и внешним оформлением.

11.03.1908 г. компетентная и представительная комиссия подвела итоги конкурсу, в котором приняли участие 45 проектов. Первые три премии получили работы известных петербургских архитекторов Н.В. Васильева (др. его проект получил вторую премию), М. С. Лядева, М. М. Перетятковича. Для реализации был предложен проект художника-архитектора Н. В. Васильева, привлекшего для дальнейшей работы инженера С. С. Кричинского и академика архитектуры А. И. фон Гогена.

По мнению специалистов, решающее значение в форме и облике столичной Соборной мечети сыграло решение проектировщиков взять в основу здание времен Тамерлана «Гур-Эмир» в Средней Азии. В 1905 г. был издан атлас «Мечети Самарканда», в которой были представлены величественные исламские культовые сооружения периода Тамерлана. Видимо, это обстоятельство также сыграло свою роль в выборе стиля культового сооружения.

Столь резкое отличие построенной мечети от конкурсных требований и несоответствие с победившими эскизами является наглядным свидетельством того, как при согласованной и целенаправленной работе заказчика и исполнителей на втором этапе проектных работ был выработан оптимальный вариант культового здания. Так, одна из архитектурных «поправок» была продиктована трансформацией татарского общества по европейской модели: в западную часть зала мечети в проекте была встроена галерея, предназначенная для молящихся женщин.

Конкурсная форма разработки проекта, привлечение лучших архитекторов страны вполне оправдали себя. «Мечеть сильно напоминает восточную сказку», – писали современники. «Восточный» стиль мечети стал олицетворением господствовавшей в России тенденции возведения храмов различных конфессий на волне нац.-религиозного возрождения, ориентируясь на их средневековые образцы. Др. благотворным обстоятельством, оказавшим влияние на авторов проекта, можно назвать родившийся в нач. ХХ в. в Финляндии «северный модерн».

Лит.: Аминов Д. А. Санкт-Петербургская Соборная кафедральная мечеть. Исторический очерк. – СПб., 1992; Загидуллин И. К. Исламские институты в Российской империи: Мусульманская община в Санкт-Петербурге. XVIII – начало ХХ вв. – Казань, 2003; Зодчий. 1907, № 45, с.467–68; Морозов В. Магометанская соборная мечеть в Петербурге // Зодчий. 1914, № 14; Ровда Б. Восточная музыка, застывшая на невском ветру // Татарский мир. 2002, ноябрь, № 6.

И. З.

«Коран и его мир» – научное издание, выпущено в изд-ве «Петербургское востоковедение» (2001). Автор книги – известный арабист и востоковед Е. А. Резван.

Наст. исследование является результатом 15 лет работы по изучению текста Корана и разл. коранических источников. Многочисленные публикации автора, предшествовавшие написанию книги, позволили ему сформулировать основную цель исследования по-настоящему широко: роль и место Корана в жизни мус. общества, история изучения этого памятника на мус. Востоке и в Европе, апробация новых компьютерных методик учета и анализа имеющегося материала, связанного с ранней историей Корана. Своеобразие подхода обусловлено двумя взаимосвязанными задачами: рассмотрением разл. аспектов взаимоотношений внутри системы «Коран – общество» (Коран и общество Аравии рубежа VI–VII вв.; Коран и мус. общество VIII–XX вв.; Коран в Европе и России) и поисками путей разрешения методологических проблем ранней истории Корана на основе новых информационных технологий. Книга содержит более 100 черно-белых и цветных иллюстраций.

Т. Б.

Коран Османа – мус. реликвия; по преданию, является копией с экземпляра Корана, принадлежавшего третьему праведному халифу Усману (Осману) ибн Аффану. Халиф был убит заговорщиками в 656 г. в Медине. По преданию, в момент гибели Осман продолжал читать один из экземпляров Корана, страницы которого залила его кровь.

С этого момента К. О. стал священной реликвией, которая всегда находилась при дворе следующих халифов в Дамаске и Багдаде. Однако достоверно неизвестно, каким образом в XV в. Коран с засохшими пятнами крови появился в Самарканде при дворе внука Тамерлана эмира Улугбека.

В 1868 г., когда Самарканд был занят российскими войсками, уникальная рукопись была изъята из мечети, специально построенной для К. О., и в 1869 г. по распоряжению генерала Кауфмана переправлена в Императорскую публичную библиотеку СПб.

При всех сомнениях в подлинности К. О. российские ученые, исследовавшие его, пришли к выводу, что, написанный на пергаменте редким куфическим письмом, он действительно мог быть создан в VII или VIII в. на тер. совр. Ирака. Ученый археолог С. И. Писарев в 1905 г. издал в точных копиях (факсимиле) 50 экз. К. О., чтобы мусульмане в копиях могли чтить и читать святыню. 25 из них он продал, 5 были преподнесены российскому императору, турецкому султану, персидскому шаху, покойному эмиру Бухарскому и его наследнику.

Образованные столичные мусульмане и гости СПб. (в т. ч., напр., участники IV Всерос. мус. съезда) ходили в библиотеку, чтобы почтить святыню, выставленную в витрине под стеклом.

2.12.1917 г. во время работы 1-го краевого съезда мусульман Петрогр. нац. округа был поднят вопрос о передаче К. О. «как достояния всего мус. мира» мусульманам. 4 декабря было направлено ходатайство в Совет народных комиссаров. 6 декабря Ленин и Сталин подписали распоряжение о немедленной передаче К. О. Нац. собранию мусульман тюрко-татар Внутренней России и Сибири (Миллет Меджлисе) в Уфе; 29 декабря распоряжение было подписано А. Луначарским. После изъятия К.О. из библиотеки он стал храниться в помещении Исполнительного комитета (Икомус) Всерос. мус. совета под охраной. 19.01.1918 г. в Уфе в здании Милли Идарэ (Нац. управления мусульман Внутренней России и Сибири) член Икомуса А. Ахматович, председатель Петрогр. мус. общества М.-А. Максутов, председатель Петрогр. отделения мус. военного шуро генерал-майор флота И. Ислямов передали К. О. муфтию Г. Баруди и членам Духовного ведомства.

В наст. время два экз. копии К. О. имеются в коллекции Гос. музея истории религий, 1 экз. – в канцелярии Соборной мечети СПб.

Лит.: Исхаков С. М. Российские мусульмане и революция (весна 1917 г. – лето 1918 г.). – М., 2004; обзор газеты «В мире мусульманства».

А. Т.

Косяков Георгий Антонович (1872–1925) – архитектор, автор проекта мечети в Кронштадте, макет которой находится в экспозиции Исторического архитектурно-художественного музея Кронштадта (см.: Попытка постройки соборной мечети в Кронштадте в нач. ХХ в.). Окончил Академию художеств (1900), академик архитектуры (1911). Занимался театральной живописью, графикой. Помимо совместных работ с братьями-архитекторами (Морской собор Кронштадта и др.) осуществил самостоятельные работы: Морская библиотека в Кронштадте (1909–25), Троицкий театр миниатюр (ныне Малый драматический театр – Театр Европы на ул. Рубинштейна, 18) и др.

А. Т.

Крачковский Игнатий Юлианович (1883–1951) – выдающийся ученый-арабист, один из основоположников научной школы советской и российской арабистики. Действительный член АН СССР (академик РАН с 1921 г.), член ряда зарубежных академий и востоковедческих обществ (АН в Дамаске, Королевского азиатского общества Великобритании и Ирландии, Немецкого востоковедного общества, Фламандской, Польской, Иранской АН и др.).

Род. в г. Вильно (Вильнюс) в семье директора Учительского ин-та. Ученик 1-й Виленской гимназии, окончил курс с золотой медалью. С детских лет проявил большой интерес к восточной культуре, самостоятельно начал изучать восточные языки. В 1901–05 гг. учился на фак-те восточных языков СПб. гос. ун-та. Первая публикация вышла в 1904 г. (рецензия на работу по истории ислама). В 1906 г. получил золотую медаль за выпускное сочинение по арабской словесности «Царствование халифа аль-Мехди по арабским источникам». После окончания СПбГУ зачислен магистром по кафедре арабской словесности. В 1908–10 гг. К. совершил путешествие на Восток (Сирия, Ливан, Палестина, Египет), сыгравшее огромную роль в его становлении как ученого. Там он в совершенстве овладел разговорным арабским языком, познакомился с книжными богатствами и рукописями арабских библиотек в Бейруте, Алеппо, Каире, Александрии, установил контакты с арабскими учеными и писателями, которые впоследствии помогли ученому в его научной деятельности. Читал литературу на 26 языках.

С 1910 г. – приват-доцент, с 1918 г. – профессор Петрогр., затем Ленингр. ун-та. В 1915 г. К. защитил магистерскую диссертацию, в которой заложил методы научного подхода к явлениям арабской литературы, критического анализа текста арабских стихов.

С 1916 г. К. начал работу в Азиатском музее РАН, где сделал ряд открытий, связанных с изучением коллекции арабских рукописей. На основе этого музея впоследствии был создан Ин-т востоковедения РАН, затем Ленинградское (СПб.) отделение ИВ РАН.

В 1920–38 гг. К. работал в Центр. ин-те живых восточных языков, где заведовал кафедрой арабского яз., читал курсы лекций по исламоведению, новой арабской литературе, арабской философской литературе, египетскому диалекту, диалектам Магриба, текущей прессе арабских стран. Тогда же К. занимался научным переводом Корана (1921–30 гг.)

Помимо научной и педагогической деятельности К. занимался переводами, работал в Восточном отделе изд-ва «Всемирная литература», в журнале «Восток», писал очерки об арабской литературе и театре, предисловия к книгам «Мудрость Хикара и басни Лукмана», «Книга назиданий» Усамы ибн Мункиза и др.

С 1922 г. К. начал работу в АН в качестве академика-секретаря Отделения исторических наук и филологии, с 1927 г. – Отделения гуманитарных наук. На этом посту К. вел активную обществ. деятельность, участвовал в различных комиссиях, напр. в комиссии по рассмотрению вопроса о возобновлении деятельности Российского археологического ин-та в Стамбуле и др. Благодаря К. в Ин-те востоковедения был учрежден арабский кабинет, при котором была создана Ассоциация ленингр. арабистов, объединившая арабистику разных ленингр. учреждений: Гос. Эрмитажа, ГПБ им. Салтыкова-Щедрина, ЛГУ и др. На сессиях ассоциации К. сформулировал задачи перед отечественной арабистикой: изучение новой арабской литературы, описание арабских рукописей, исследование отдельных памятников и др.

В 1939–45 гг. К. активно сотрудничал с Всесоюзным географическим обществом. В эти годы опубликован труд «Арабская географическая литература».

В 1942 г. К. был эвакуирован в Москву, где продолжил деятельность, создав, в частности, Московскую группу Ин-та востоковедения АН, на основе которой в 1950 г. была возобновлена деятельность переведенного из Ленинграда в Москву Ин-та востоковедения.

После возвращения в Ленинград К. стал заведующим кафедрой арабской филологии в ЛГУ. За большие заслуги перед отечественной наукой К. был награжден орденами и медалями (в т. ч. двумя орденами Ленина, медалью «За оборону Ленинграда»), был избран членом многих отечественных и зарубежных научных обществ.

Научное наследие К. многообразно. Он опубликовал тексты и переводы многих памятников средневековой и современной арабской литературы. Ему принадлежат комментированный русский перевод Корана, статьи и монографии по истории отечественного и зарубежного востоковедения, описания арабских рукописей в отечественных собраниях, исследования по истории русско-арабских литературных связей, труды по истории литературы и культуры средневековой Эфиопии, анализ историко-культурных и эпиграфических памятников древней Юж. Аравии. Труды К. переведены на многие языки. К. по праву можно считать основателем арабистической школы в СССР.

К. скончался в Ленинграде 24.01.1951. Его библиотека была передана в дар ГПБ им. А. Е. Салтыкова-Щедрина.

Лит.: Беляев В. И. Академик И. Ю. Крачковский // Вестн. ЛГУ. – 1947, № 1; Беляев В. И., Винников И. Н. Памяти акад. И. Ю. Крачковского // Палестинский сборник. – 1954, вып. 1 (63); Долинина А. А. Невольник долга: [Биогр. И. Ю. Крачковского]. – СПб., 1994; Игнатий Юлианович Крачковский (1883–1951): биобиблиографический указатель / Отв. ред. Н. В. Колпакова. – СПб., 2007; Игнатий Юлианович Крачковский: библиография. – М.–Л., 1949; Конрад Н. И. И. Ю. Крачковский – востоковед-филолог // Конрад Н. И. Запад и Восток. – М., 1966, с. 513–18; Крачковская В. А. И. Ю. Крачковский на Ливане и в Палестине (1908–1910) // Палестинский сб. – 1954, вып. 1 (63); Памяти академика Игнатия Юлиановича Крачковского: сб. ст. – Л., 1958.

А. С.

«Крестовые походы. Взгляд с Востока: мусульманская перспектива» (СПб.: Диля, 2008) – книжное издание. Автор – историк и исламовед Кэрол Хилленбранд. Книга представляет собой дополнение к переживающим расцвет на Западе традиционным исследованиям на тему Крестовых походов. Новые конфликты и войны на Бл. Востоке, с которыми сегодня сталкиваются цивилизации Востока и Запада, вскрыли пласты древней истории.

Своей гл. целью автор ставит чисто научную задачу, стремясь создать противовес искаженной картине Крестовых походов, которая была сформирована западной исторической наукой. К. Хилленбранд делает это, привлекая арабские источники по данному предмету и проливая новый свет на этот крайне сложный период в истории взаимоотношений арабо-мусульманского и европейского христианского миров. Призыв к Крестовым походам и ответная проповедь джихада, военно-монашеские ордена, итальянские купцы и европейские пилигримы, мус. воины, ученые и поэты, архитектура и искусство, военное дело и фортификация – вот неполный перечень затронутых автором тем. Книга снабжена иллюстрациями (более 400) и большим справочным аппаратом.

Труд получил высокую оценку как в научных кругах Запада, так и в мус. научном мире.

Т. Б.

Кричинский Леон (Лев) Найман-Мирза Константинович (12.09.1887–1941) – юрист, обществ. и нац. деятель общины польско-литовских татар. Происходил из княжеского рода Кричинских, мл. брат Ольгерда Кричинского.

После окончания гимназического курса в Смоленске (1904) учился на юридическом фак-те СПб. ун-та. Во время проживания в столице участвовал в создании и работе «Союза польско-мус. студентов» (1907–10). После окончания ун-та (1911) вернулся в Варшаву, где работал в органах суда и принимал участие в деятельности мус. организаций (член правления и секретарь Мус. благотв. общества в Варшаве и пр.). В период I мировой войны после угрозы оккупации западных окраин России переехал из Варшавы в Пг., где участвовал в нац. движении польско-литовских татар и общемус. объединения. Участвовал в создании «Союза татар Польши, Литвы, Белоруссии и Украины», состоял секретарем его исполкома. Также в 1917 г. он возглавлял Петрогр. мус. клуб, в который входили представители разл. мус. организаций столицы. Одновременно К. занимался сбором библиографических материалов по истории, генеалогии и этнографии польско-литовских татар, которые издал в Пг. в самом кон. 1917 г. В предисловии автор писал: «Среди многочисленных мус. народностей, населяющих Российское гос-во, литовские татары (именуются также “польскими татарами” и “липками”) заслуживают особого интереса... Ни широкое гостеприимство Литвы, ни щедрые привилегии гуманной Польши, ни жестокая монархическая политика самодержавной России, преследовавшая цель обрусения инородцев, не могли затушить у литовских татар светоча исламской цивилизации. Крепко спаянные единством веры и исторического прошлого мусульмане запада из поколения в поколение обращают свой взор на возрождающийся мус. Восток... Дать указание существующей о литовских татарах литературы и тем облегчить знакомство с этим этнографическим островком запада России и составляет задачу наст. брошюры».

После Октябрьской революции К. был вынужден оставить Пг. и переехать на юг страны, где принял активное участие в создании независимых гос-в крымских татар и азербайджанцев. К. состоял членом прав-ва двух независимых республик: Крымской (1918–19, выполнял обязанности заведующего канцелярией премьер-министра) и Азербайджанской (1919–20, директор канцелярии) республик.

После ликвидации независимости этих республик и создания независимого Польского гос-ва в 1920 г. вернулся в родные края, где занялся юридической практикой. К. работал в польских судебных органах г. Замостье (1920–34) и Гдыне (1935–39). Одновременно занимался научной и литературной деятельностью: редактировал ежегодник «Рочник татарский», являлся автором многочисленных брошюр и статей (некоторые публиковались под псевдонимом Арслан Кричинский), посвященных истории и культуре польско-литовских татар, деятельности видных татарских военачальников (напр., биография генерала М. Сулькевича). После начала II мировой войны К. остался на тер. Польши, оккупированной немцами. В самом нач. войны он был арестован гестапо, отправлен в тюрьму в г. Гданьск и чуть позднее расстрелян вместе со многими поляками.

Лит.: Гришин Я. Я. Польско-литовские татары (наследники Золотой Орды). – Казань, 1995; Усманова Д. М. Документы по истории польско-литовских татар из архива Литвы // Гасырлар авазы – Эхо веков. – Казань, 2008, № 2; Bairašauskaite Tamara, Lietuvos Totoriai XIX amziuje. – Vilnius, 1996; Konopacki M. Leon Najman Mirza Kryczynski // Polski Slownik Biograiczny. – Warszhawe, 1970, T. XV, s. 455; Miskiewicz Ali. Tatarzy polscy. 1918–1939. – Warszhawe, 1991; Tyszkiewicz Jan. Z historii tatarow polskich 1794–1944. Zbior szkicow z aneksami zrodlowymi. – Pultusk, 1998.

Д. У.

Кричинский Ольгерд-Найман-Мирза Константинович (28.10.1884–2.06.1942) – юрист, обществ. и нац. деятель общины польско-литовских татар. Происходил из княжеского рода Кричинских (известен в Литве с нач. XV в.), корни которого восходят к выходцу из Золотой Орды по имени Найман-бек (вероятно, из династии чингисидов). Род. в семье генерал-лейтенанта царской армии Константина Кричинского.

Среднее образование получил в Виленской и Смоленской гимназиях. После окончания гимназии в Смоленске (1903) отправился в СПб. с целью получения высшего образования на юридическом фак-те столичного ун-та. Во время проживания в столице участвовал в создании и работе «Союза польско-мус. студентов» (1907–10). После окончания универс. курса (1908) К. вернулся на родину и поступил в Виленский окружной суд на должность кандидата на судебную должность, в 1910–13 гг. служил в судебных учреждениях Туркестана, а в 1914–18 гг. – зам. прокурора Винницкого окружного суда. В кон. 1918 г. он принял приглашение от своего дяди (по материнской линии) А. М. Ахматовича работать в правительстве независимой Крымской республики в должности прокурора Симферопольского окружного суда. После падения крымско-татарского правительства К. (вместе с группой соотечественников во главе с М. Сулькевичем) переехал в Баку, где работал в должности товарища министра юстиции Азербайджанской Демократической Республики вплоть до ее падения весной 1920 г.

После создания независимого Польского гос-ва в 1920 г. вернулся на родину и работал в судебной системе: в 1920–28 гг. служил в разл. судебных учреждениях Польши, в 1928–32 гг. состоял прокурором окружного суда г. Вильно, в 1932–38 гг. являлся членом Верховного суда в Варшаве, в 1938–39 гг. – председателем апелляционного суда в г. Вильно.

К. принимал активное участие в нац.-культурных делах польско-литовских татар, будучи с 1926 г. председателем Центр. совета культурно-просветительского союза татар Польской республики. Сотрудничал с ежегодником «Рочник татарский», редактировавшимся его братом Леоном Кричинским. Стал инициатором создания татарского музея, коллекция которого состояла из книг, документов, семейных реликвий, предметов быта и оружия и пр., имеющих отношение к прошлому польско-литовских татар. Коллекция музея располагалась в здании муфтията в Вильнюсе и погибла во время разгрома муфтията и ареста его руководства в нач. II мировой войны.

В 1939 г. К. переехал из Варшавы в Вильно, где имел намерение, выйдя в отставку, поселиться окончательно. Был арестован 13.02.1941 г., с началом войны этапирован в Горький. Особое совещание при НКВД 2.05.1942 г. приговорило К. к расстрелу, приговор был приведен в исполнение через месяц.

Лит.: Гришин Я. Я. Польско-литовские татары (наследники Золотой Орды). – Казань, 1995; Особый архив Литвы, ф. К-1, оп. 58, д. Р-12811; Усманова Д. М. Документы по истории польско-литовских татар из архива Литвы // Гасырлар авазы – Эхо веков. – Казань, 2008, № 2; Kryczynski, Leon Najman Mirza. Tatarzy polscy a Wschod musulmanski // Rocznik Tatarski. – Zamosc, 1935. T. 2, s. 1–130; Ruch nacjonalistyczny a tatarzy litewscy // Rocznik Tatarski. – Wilno, 1932. T. 2, s. 5–20; Tyszkiewicz Jan. Z historii tatarow polskich 1794–1944. Zbior szkicow z aneksami zrodlowymi. – Pultusk, 1998.

Д. У.

Кричинский Стефан (Степан) Самойлович (20.01.1874–9.08.1923) – один из соавторов проекта Соборной мечети СПб. Род. в имении Каскевичи Ошмянского уезда Виленской губ. В 1897 г. закончил Ин-т гражданских инженеров в СПб.

С 1900 г. К. работал архитектором в управлении пограничной стражи, где участвует в проектировании церкви для этого учреждения. В 1902 г. составил проект усадьбы Ольденбургского в Новгородской губ., затем построил Свирский корпус в Воронежской губ. В 1906–07 гг. выстроил Конный двор в имении Парголово (Шуваловский парк).

В 1908–09 гг. К. принял участие в строительстве торгового дома Гвардейского экономического общества. В разработке проекта мечети К. занимался конструктивными проблемами здания. В одно время с мечетью К. строил дом для П. Е. Щербова в Гатчине, ставший наивысшим творческим достижением зодчего.

В 1911 г. участвовал в конкурсном проекте храма в память Александра III в Либаве (Лиепая). В 1913 г. по проекту К. началось строительство доходного дома эмира Бухарского. К 300-летию дома Романовых в январе 1914 г. состоялось освящение храма-памятника Федоровского собора, для строительства которого был выбран проект К. как самый эклектичный; Николай II назвал храм «дивным». В 1916 г. К. создал проект церкви св. Николая для г. Александрова. После 1917 г. К. – председатель технического комитета при МНП, затем работал инженером в Народном комиссариате иностранных дел РСФСР.

В годы гражданской войны К. проектировал дома отдыха и санатории на курортах юга, с 1922 г. возглавлял архитектурно-строительное управление при губернском комитете коммунального хозяйства, в подчинении которого находились все архитекторы Пг. Здесь им было создано законодательство о строительстве городов-садов.

Лит.: Кузнецова Э., Новиков П. Стефан Кричинский // Петербургская Полоника. Выпуск III. Портреты петербургских поляков. – СПб., 2001; Памятники архитектуры и истории СПб. Петроградский район. Под ред. Б. М. Кирикова. – СПб., 2004; Саблин И. Д. Степан Кричинский // Зодчие Санкт-Петербурга XIX – начала XX века. – СПб., 1998.

А. Т.

Кулманов Бахтигирей Ахметович (1858– ?) – депутат Госдумы 1-го и 2-го созывов от Астраханской обл. (избран от туземного населения Внутренней Киргизской орды).

Происходит из казахов Букеевской Орды. Окончил СПб. ун-т со степенью кандидата восточных наук. Впоследствии состоял на госслужбе. Титулярный советник.

Был избран депутатом Думы 1-го и 2-го созывов с большим опозданием. В 1906 г. он даже не успел приехать в СПб. до роспуска первой Думы. Депутатом-втородумцем стал также со значительным опозданием: прибыв в столицу лишь в середине мая 1907 г., вошел в мус. фракцию, однако не успел поработать ни в одной из думских комиссий.

Дальнейшая судьба неизвестна.

Лит.: Мусульманские депутаты Государственной думы России. 1906–1917 гг. Сборник документов и материалов. – Уфа, 1998; Усманова Д. М. Мусульманские представители в российском парламенте. 1906–1917. – Казань, 2005.

Д. У.

Кунсткамера: коллекции мусульманского Востока. Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого Российской академии наук (МАЭ РАН) является наследником первого музея России – Кунсткамеры, основанного Петром I в 1914 г. Сегодня МАЭ РАН – академический музей, один из ведущих исследовательских центров РАН, включен в Гос. свод особо ценных объектов культурного наследия народов РФ. В музее более 1 млн экспонатов, характеризующих культурные традиции народов всех континентов земли, работают более 120 научных сотрудников (ок. 70% – кандидаты и доктора наук).

Первые поступления из региона мус. Востока (предметы, характеризующие этнографию мус. народов: монеты, оружие, одежда) появились в К. еще в нач. XVIII в. В 1722 г., находясь в Персидском походе, Петр I прислал в СПб. несколько персидских каменных ядер и ключи от захваченного русскими войсками г. Дербента. В сер. 1730-х гг. в К. были переданы коллекции из собрания сподвижника Петра I – Я. Брюса, в т. ч. несколько персидских монет.

После образования академического Азиатского музея подавляющее большинство коллекций К., относящихся к азиатским народам, было передано туда. Этнографические экспонаты вернулись в Этнографический музей (К.) в 1830-е гг.

Большой вклад в формирование восточных коллекций МАЭ внесли выпускники фак-та восточных языков Петерб. ун-та (1855–1919), Восточного фак-та ЛГУ (СПбГУ) (воссоздан в 1944 г.), сотрудники Азиатского музея (1818–1930).

Среди собирателей, интересовавшихся в т. ч. культурой Востока и подаривших свои коллекции музею, следует отметить В. Р. Розена, В. А. Иванова, А. А. Ромаскевича, В. А. Жуковского, Ю. Н. Марра, Р. А. Галунова (иранский фонд музея); А. Н. Самойловича, В. А. Эбермана М. А. Бартольда (иранский и турецкий фонды); Р. Р. Рахимова, Д. Д. Букинича, М. С. Андреева (афганский фонд МАЭ); П. И. Томича (турецкий фонд); Х. Д. Френа, М. Б. Пиотровского, М. А. Родионова, П. И. Погорельского, И. В. Богословскую (арабские фонды МАЭ). Фонды отдела Ср. Азии и Казахстана формировались благодаря Э. Э. Ухтомскому, Г. Е. Грум-Гржимайло, А. Э. Регелю, К. Г. Залеману, А. Берковичу-Черкасскому, Л. Я. Штернбергу, И. И. Зарубину, Н. П. Дыренковой, И. Д. Старынкевич, Г. Г. Гульбину, А. Л. Троицкой, Г. К. Шульцу и др. В 1930-е гг. собирательскую и научную деятельность осуществляли О. М. Абрамсон, Н. А. Кисляков, А. Н. Кондауров, В. В. Екимова и др. Сегодня музей продолжает собирательскую и исследовательскую деятельность.

В нач. ХХ в. в МАЭ был образован отдел культурных стран Азии. Сегодня в структуре музея – 12 региональных отделов. Коллекции мус. Востока наиболее широко представлены в отделе этнографии Центр. Азии (возглавляет к. и. н. М. Е. Резван, автор ряда исследований рукописных изданий Корана, дочь Е. А. Резвана) и отделе этнографии Южной и Юго-Западной Азии (возглавляет крупный востоковед М. А. Родионов). Коллекционное собрание отдела Центр. Азии насчитывает ок. 13 тыс. ед. хр. предметов материальной и духовной культуры, относящихся к оседло-земледельческой, тюркской кочевой и иранской кочевой культурам. В числе ценнейших приобретений кон. XIX в. – коллекция вещей, подаренных обитателями казахских степей Николаю II (получены во время путешествия будущего русского императора по Востоку). Ядро коллекции составляют стальные боевые топоры казахского джигита и элитные кожаные пояса, дополняют головные уборы (саукеле) казахской невесты и музыкальные инструменты (кобыз). Культура кочевых и полукочевых иранцев (белуджей, хазарейцев и джемшидов) представлена переносными жилищами с набором колоритных предметов интерьера.

МАЭ является обладателем богатых коллекций по оседлому населению Центр. Азии. Особую ценность представляют т. н. императорские коллекции – образцы кустарных шелковых, полушелковых и бархатных тканей центр.-азиатских мастеров кон. XIX  – нач. XX вв. Эти шедевры тканого узоротворчества наряду с выполненными в золоте и серебре предметами конской упряжи были преподнесены российским императорам дома Романовых бухарскими эмирами (в т. ч. к 300-летию дома Романовых в 1913 г.). Фонды отдела богаты предметами материальной и духовной культуры населения таких городов, как Бухара, Самарканд, Ходжент. Чрезвычайно важной коллекцией отдела являются иллюстративные материалы (более 50 тыс. ед. хр.). Музей – хранитель богатейшего собрания среднеазиатских тканей, комплексов праздничной и будничной одежды и украшений.

МАЭ обладает значительным фондом предметов, характеризующих традиционную культуру населения Бл. Востока и Передней Азии (ок. 4000 ед. хр.), объединенных в 179 вещевых коллекций. В их составе предметы, характеризующие этнографию народов арабских стран, Турции, Ирана, Афганистана и (незначительно) тюркоязычного населения Синьцзяна. В экспозиции представлены памятники исламской культуры, вкл. рукописные и печатные экземпляры Корана, принадлежности для чтения и письма, атрибуты шиитской мистерии «Ашура», предметы вооружения (холодное оружие, старинный шлем, щит, части костюма всадника-бедуина), музыкальные инструменты, куклы народного театра, свадебный занавес, ювелирные украшения.

В 2000 г. в МАЭ прошла выставка «Ислам: книга и меч», характеризующая этнографию мус. народов, где были показаны многочисленные экземпляры рукописных Коранов из собрания музея, а также трактаты по военному искусству, клинки и доспехи, амулеты и талисманы, хирургические инструменты, театральный реквизит, женские украшения, игрушки и др. В 2005 г. состоялась выставка «Шелк и золото Евразии (из коллекций МАЭ РАН)», где в т. ч. были показаны образцы бухарских шелковых тканей, закавказский молитвенный коврик, афганское мужское головное покрывало и др. В 2006 г. прошла выставка «Грезы о Востоке. Русский авангард и шелка Бухары», организованная при участии Ташкентского гос. музея искусств Узбекистана, Русского азиатского общества и др. На ней были представлены коллекции одежды и тканей МАЭ, из Узбекистана доставлены дизайнерские разработки совр. модельеров, которых объединил ташкентский «Дом стиля», а также неизвестные широкому кругу произведения художников русского авангарда.

Лит.: Бронникова О. М., Вишневецкая (Прищепова) В. А. Каталог коллекций отдела Средней Азии и Казахстана МАЭ // Памятники традиционно-бытовой культуры народов Средней Азии, Казахстана и Кавказа. – Л., 1989, с. 180–221 (Сборник МАЭ, Т. XLIII); Грезы о Востоке. Русский авангард и шелка Бухары. – СПб., 2006; Итс Р.Ф. Кунсткамера. – Л., 1989; Кисляков В.Н. Собиратели ближневосточных коллекций МЭ – сотрудники научных учреждений Петербурга // Культура Аравии в азиатском контексте: Сб. статей к 60-летию М. А. Родионова. – СПб., 2006; Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера): официальный сайт http://www.kunstkamera.ru; Прищепова В. А. История формирования коллекционных фондов отдела Средней Азии и Казахстана МАЭ (конец XIX  – первая половина ХХ вв.): автореф. дисс. ... к. и. н. – Л., 1991; Шафрановская Т. к. Петербургская Кунсткамера: Путеводитель по музею. – СПб., 1995.

А. С.

Курсы по исламоведению при Императорском обществе востоковедения (1911–17) – особые курсы для чинов МВД при Практической восточной академии ИОВ. Организованы по результатам Особого совещания по выработке мер для противодействия татарско-мус. влиянию в Поволжском крае 1910 г. с целью постепенного формирования чиновничьих кадров, знакомых с языками мус. народов, населяющих Россию, с их своеобразным укладом религиозной жизни и быта.

9.10.1911 г. было утверждено Положение о К. Целью К. являлось ознакомление слушателей с классическим арабским яз., как богослужебным в исламе, Кораном, его толкованиями, мус. правом, основными богословскими трактатами, изучение татарского («казанского наречия»), а также языков др. мус. народов, проживающих в Российской империи. Продолжительность К. был определен в 3 семестра по 4 учебных месяца в каждом, или всего 12 учебных месяцев с летним перерывом для практических командировок.

Группы комплектовались из 10–12 чел.

В составе учебного персонала курсов значились: наблюдатель-специалист – приват-доцент СПб. ун-та А. Э. Шмидт, зав. учебной частью приват-доцент, магистр ун-та А. И. Иванов, преподаватели: приват-доцент И. Ю. Крачковский, преподаватель Практической академии ИОВ П. В. Антаки и Лутфулла Исхаков. Заведующим стипендиатами был утвержден член Учебного совещания, вице-директор ДДДИИ Н.И. Павловский.

К. открылись 4.11.1911 г. Группа слушателей состояла из 15 чел., среди них – сотрудники ДДДИИ и МВД, чиновники из Таврической, Казанской и Уфимской губ., причисленный к Мин-ву юстиции чиновник из Тургайской обл. и др.

Лит.: РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 510.

И. З.

Кутуев Инятулла Ганиевич (р. 1943) – заслуженный работник культуры РФ, директор ДК «Ушаки» Тосненского р-на Ленинградской обл., председатель татарского нац.-культурного общества Тосненского р-на «Изге Юл» («Добрый путь»). Род. в с. Канялы Темниковского р-на Мордовии. Выпускник Ленинградской высшей профсоюзной школы культуры (1963 г.). В 1968 г. начал свою деятельность директором Ушакинского сельского Дома культуры (Тосненский р-н), затем 4 года был председателем Ушакинского сельисполкома.

В 1997 г. основал и возглавил общество «Изге Юл», внес огромный вклад в дело возрождения татарской общины Тосненского р-на: консолидировал активистов общины; с 1998 г. возродил традицию проведения ежегодных сабантуев в с. Шапки, прерванную в 1956 г.; восстановил заброшенное мус. кладбище в г. Любани Тосненского р-на. Выполняет роль имама при проведении погребального обряда и др.

Избирался делегатом III и IV съездов Всемирного конгресса татар. Награжден юбилейной медалью «В память 1000-летия Казани», почетной грамотой министра культуры Татарстана.

Лит.: Сайбаталов Х. Г., Теляшов Р. Х. Татарская община Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Портретная галерея. – СПб., 2008, с. 215; Селиванова И. Узелки нашей памяти. Страница из жизни тосненских татар. – http://www.requiem.ru (сайт «Реквием»).

Д. Х.

---