Восточное отделение Общества археологии

26 октября 1859 года на заседании Восточного отделения Общества адъюнкт М. Т. Навроцкий представил статью о двух мусульманских эпитафиях близ Казани. Статью отдали на рецензию В. В. Вельяминову-Зернову, бывшему в то время секретарем Восточного отделения Русского археологического общества, который одобрил печатание статьи в издании Общества, рекомендуя предварительно выписать из Казани точные и полные копии с надписей, приложенных в статье[1]. Затем Фаизхан по просьбе Вельяминова-Зернова написал письмо своему учителю Марджани, в котором просил сообщить сведения о надгробном камне, находящемся в его мечети: где был найден, в честь кого установлен, в каких местах стерта надпись, его высоту, ширину и толщину. При этом он отмечал, что Н. И. Ильминский уже присылал в Общество описание этого камня, но не довел дело до конца, так как не написал, откуда взялся этот камень и неправильно прочел слово «бу лаухне» [этот камень] как «булучыны» [бывшего], то есть вывел из глагола «булу» [быть]. Также просил прочесть три снимка камня, который хранится на архиерейской даче, поскольку разобрать там ничего не удалось, возможно, удастся установить имя или хотя бы год[2].

Марджани ответил в декабре 1860 года, прислав все необходимые сведения[3]. Причем, по мнению Вельяминова-Зернова, интерпретация Шихаб-хазрата наиболее правильная по сравнению с толкованием как его предшественников, так и современников[4]. Поэтому Вельяминов-Зернов издал в «Исследовании о касимовских царях и царевичах» в татарском подлиннике и русском переводе более половины письма Шихаб-хазрата, где также привел отрывки из другого письма Марджани, в котором сообщалось об эпитафиях села Аджим Царско-Кокшайского уезда Казанской губернии[5]. Впоследствии он через Фаизхана дарил Марджани тома своего исследования[6].

Таким образом, при помощи Фаизхана установилось сотрудничество между Вельяминовым-Зерновым и Марджани. Оно было кратковременным (из-за преждевременной смерти Фаизхана), но обоюдно полезным. Вельяминов-Зернов при посредничестве Шихабаддина мог читать сложные тексты на тюрко-татарском и арабском языках. В свою очередь, Марджани имел возможность получать сведения об интересовавших его ценных восточных рукописях, которые в то время издавались в Европе.

Очередная командировка Фаизхана состоялась летом 1860 года. Предыстория ее такова. Вельяминов-Зернов с конца пятидесятых годов XIX века занимался историей Касимовского ханства, и этот труд был им почти завершен. 16 октября 1858 года на заседании Восточного отделения Общества археологии член отделения П. С. Савельев сообщил о надгробных камнях касимовских ханов в городе Касимове и предлагал связаться с кем-нибудь из местных жителей, чтобы получить копии тамошних эпитафий. Другой член Общества, рязанский архимандрит Макарий, на заседании отделения Общества 14 октября 1859 года откликнулся на заявление П. С. Савельева, сообщив сведения о касимовских памятниках, найденных им в бумагах рязанского консисторского архива в рукописи 1792 года, где были собраны списки надписей по Рязанской епархии во исполнение монаршего повеления[7].

Надгробные надписи на татарском языке в г. Касимове представляли интерес для отечественной истории, так как это было наследием неизученной татарской государственности, включенной в состав Московской Руси. Вельяминов-Зернов предложил Фаизхану восполнить этот пробел истории, поскольку тот был великолепным переписчиком. Хусаин, являясь преподавателем по основному месту работы, имел возможность выехать за пределы Санкт-Петербурга только летом, во время каникул. Поскольку ему необходим был дополнительный заработок, он принял это предложение. Затем Вельяминов-Зернов выступил на заседании отделения о командировании Фаизхана в г. Касимов для снятия копий с татарских эпитафий. В свою очередь, Восточное отделение ходатайствовало перед общим собранием о командировке Хусаина в г. Касимов. 22 марта 1860 года общее собрание одобрило просьбу Общества о его командировке[8]. Летом 1860 года, получив из Академии наук двести рублей, Хусаин поехал в очередную научную командировку в г. Касимов[9].

По возвращении из командировки Фаизхан представил двадцать девять копий с татарских надписей, находившихся на надгробных камнях. Вельяминов-Зернов просил отделение воспользоваться этими материалами, если это исследование будет опубликовано в одном из изданий Общества. Отделение на заседании 17 октября 1860 года согласилось на предложение Вельяминова-Зернова[10].

Вскоре первая часть «Исследования о касимовских царях и царевичах» была представлена отделению Общества археологии и заслужила положительную оценку рецензентов: М. И. Броссе, В. В. Григорьева, А. А. Куника и П. Д. Демезона, – и отделению было предложено командировать Вельяминова-Зернова в Рязанскую губернию для археологических и этнографических исследований среди татарского населения, куда он уехал 1 сентября 1863 года[11]. В рецензии на первую часть монографии востоковед В. В. Григорьев писал, что книга в целом «…изумила нас своими достоинствами: ничего подобного не ожидали мы увидеть реализованными при настоящем состоянии ориентализма в России… Мало того, мы и в европейской литературе не можем указать ни на один специальный труд об истории Востока, который мог бы быть поставлен «на одну доску» с этим сочинением»[12]. После издания первой части «Исследования..» в 1863 году, вторая часть, вышедшая в 1864 году, обогатилась новыми этнографическими письменными источниками, привезенными из командировки Вельяминовым-Зерновым и эпитафиями Фаизхана. То же относится и к третьей части, опубликованной в 1866 году[13].

Естественно, главная заслуга в написании труда принадлежит Вельяминову-Зернову. Но он не умалял заслуг Фаизхана и неоднократно писал о его вкладе в это исследование и в историческую науку в целом[14]. В предисловии к первой части при перечислении основных источников Вельяминов-Зернов выделил блок надписей эпиграфических памятников и подчеркнул, что это собрание снимков и копий сделано «даровитым и опытным в деле разбора и чтения старинных татарских надписей муллой Х. Фаиз-Хановым». Далее он отметил, что некоторая (очень малая) часть надписей уже была известна ученым, «…но в русских старинных переводах, большей частью ошибочных»[15].

К тому времени существовали различные варианты чтения тюркоязычных текстов и разные описания состояния и расположения памятников, находящихся в г. Касимове. При сравнении материалов, Вельяминов-Зернов отдавал предпочтение вариантам Фаизхана. Так, в первой части, при описании такии (мавзолея) Шах-Али, данное Фаизханом (С. 500–505), привел описание камня, предложенное Марджани, напоминавшее касимовский надгробный камень (С. 548–556), хотя и упомянул про ранее описание С. Палласа внутренней обстановки мавзолея и работу Барановича, побывавшего в г. Касимове в 1860 году[16]. Во второй части Вельяминов-Зернов писал: «Памятник надгробный 1594 г., найденный муллою Хусейном на Старопосадском кладбище, по своему типу, ничем не отличается от описанных уже мною в первой части исследования… Надпись снята была самим муллою Хусейном, перевод же ее составлен мною»[17].

В начале исследований о Касимовском ханстве Вельяминову-Зернову был известен лишь один старинный татарский акт – духовное завещание Галикея-алтыка (XVII в.)[18]. Оказалось, что существует еще один источник, имеющий отношение к XVII веку. Об этом Вельяминову-Зернову сообщил Фаизхан, обнаруживший его у касимовского татарина – С. Карамышева. Это духовное завещание татарки Кишбика-бикач, но более поздний список. Вельяминов-Зернов в третьей части исследования выразил искреннюю благодарность за сообщенные сведения Фаизхану и С. Карамышеву[19].

На обратном пути из г. Касимова Фаизхан провел несколько дней в Оренбурге, где надеялся поправить здоровье.