Буржуазия и городские общины

Благодаря политике Екатерины II, которая в исламизации кочевников видела единственный способ мирного продвижения России в регион Средней Азии, татарская буржуазия и духовенство имели в этом регионе беспрепятственные возможности для своей цивилизаторской деятельности. Татарские торговцы представляли собой типичный пример «мобильной группы-диаспоры» (по терминологии Дж. Армстронга). Их слабость заключалась в том, что такие «мобильные группы-диаспоры зависимы от протекции правительства». Отказ российского правительства от сотрудничества привел к кризису татарской буржуазии во второй половине XIX века. При этом мобильные группы-диаспоры «выполняют те специфические функции, какие не может выполнять доминирующая в стране этническая группа». Буржуазии удалось подчинить своему полному контролю лишь городские общины и часть Заказанья, но средневековая экономика сохранялась на той же Нижегородчине.

Благоприятные условия для экономического развития представляла и современная экономика России. Однако уже с периода 1810–1817 гг. до периода 1844–1851 гг. наблюдается спад экономического развития. В этот период начинают сказываться такие отрицательные факторы российской экономики, как отсутствие городов классического типа, наличие обменов с большим радиусом, осуществлявшихся посредством ярмарочной торговли, и отсутствие кредита. Мишаре Сергачской зоны выполняют на Нижегородской ярмарке, как правило, роль рабочей силы, но не играют сколь-либо заметной роли в самом процессе торговли. Татарская экономика в первой половине XIX века еще слишком слаба, чтобы проникнуть в аулы Нижегородчины, не случайно, что уже младший брат Хусаина Габделгаллям, исходя из реалий в 1880–1890-х гг. уделит столь большое место национальной экономике.

Французский историк Фернан Бродель утверждал, что «до 1815 г. или, вернее, до 1850 г. (а иные сказали бы – до 1870 г.) не было постоянного роста. Этот тезис применим как ко всей российской, так и к татарской экономике, причем здесь дата начала постоянного роста относится лишь к периоду экономического подъема 1880–1890-х гг. До этого периода татарская экономика носила циклический характер, где пик развития в 1800–1810-е гг. сменился падением производства и стагнацией вплоть до 1880-х гг. Данные по Татарской слободе Казани и о татарском промышленном производстве говорят о периоде 1800–1810 гг. как пике экономического роста.

По подсчетам А. Дж. Рибера, в 1851 г. в губерниях Волго-Уральского региона мусульманские торговцы составляли следующее количество: в Пензенской губернии 189 (11,6%), в Самарской губернии 608 (12%), в Вятской губернии 123 (0,6%), в Казанской губернии 762 (34%), в Оренбургской губернии 1752 (57%), в Тобольской губернии 87 (9%). Характерно, что большая часть татарских торговцев (2759 из 3521) размещалась уже вне пределов Казанской губернии, зато практически половина — в Оренбургской губернии. Таким образом, к середине XIX века татарская торговая буржуазия сосредоточилась в Оренбургской губернии. Через три ее основных пункта — Оренбург, Орск и Троицк шла торговля с казахскими степями и государствами Средней Азии. Здесь татары обладали абсолютным большинством среди торговцев. Даже в 1862 г. «караванная торговля со среднеазиатскими государствами с российской стороны была сосредоточена в руках... купцов татарского происхождения». Титул «Бухара йортуче» – ходящего в Бухару – был высшим званием для татарской олигархии. Так возникало состояние прежде всего Юнусовых и Апанаевых, контролировавших соответственно 1-й и 2-й приходы Казани, включая и их медресе. Татарская буржуазия Нижегородчины не занимает здесь сколь-либо значительного места.

Отличительной чертой татарской буржуазии, по сравнению с русской, было наличие только вольнонаемной мануфактуры в сферах текстильной, мыловаренной, кожевенной, стекольной и ряда других отраслей производства предметов потребления. Эта промышленность позволяла получать прибыли не только от перепродажи, но и от продажи собственных товаров. Практически вся промышленность была сконцентрирована на коренных булгарских территориях Казанского Поволжья. Однако татарская буржуазия, как и русская, не получила возможности участия в делах управления. Торговля велась в соответствии со средневековыми нормами без применения вексельной системы. Банковская система кредитования в России еще не существовала. Мануфактурное производство не обладало квалифицированными специалистами с техническим образованием.

Все эти факторы не имели решающего значения, пока русская мануфактура оставалась преимущественно крепостной и ориентированной на обслуживание потребностей государства. Перелом наступил с началом введения в России промышленного производства тканей в 1840-х гг. Поэтому татарская текстильная промышленность оказалась не в состоянии конкурировать с текстильной промышленностью Центрального промышленного района, работавшей на английском оборудовании при помощи английских специалистов. Татарская средневековая мануфактура оказалась экономически несостоятельной, подобно мануфактурам неевропейских стран.

Татарская буржуазия отличалась достаточным постоянством на всем протяжении второй половины XVIII–пер-вой половины XIX вв. Роды Юнусовых и Апанаевых в это время выполняли функции глав экономической и общественной жизни татарской общины Казани. Среди русских же купцов на протяжении второй половины XVIII века происходят три смены поколений.

Татарские слободы Казани и Каргала коренным образом отличались по своей структуре от мусульманских городских центров. Глава оттоманской городской организации — «кади был не только судьей, ответственным за исполнение законов шариата... но он выполнял финансовые, административные и гражданские обязанности». В оттоманских городах абсолютное большинство земель принадлежало различным вакфам: «Институты, ответственные за обеспечение гражданских служб, такие как медресе, публичные бани, караван-сараи, дар уш-шифа (госпитали), тимархане (психиатрические больницы), табхане (помещения для выздоравливающих) и другие, занимавшиеся обеспечением таких служб инфраструктуры, как водоснабжение и канализация, финансировались имаретами (тип организации) и другими религиозными учреждениями. В немусульманских районах такие службы обеспечивались собственными религиозными организациями».

Татарские слободы обладали только правом контроля над экономической жизнью, и их организация носила сугубо добровольный характер. Эта организация, в отсутствие национальной бюрократии и имущественной базы духовенства, фактически предоставляла буржуазии неоспоримое первенство в городских общинах. К тому же, если буржуазия имела единый орган в слободах, то духовенство образовывало фактически изолированные махалли, формально объединенные властью ахуна. Полномочия ахуна не имели никакого сходства с полномочиями кади. Пример ахуна Ш. Марджани показывает, что даже он не сумел добиться никаких значительных изменений на данном посту.

Баи, чья торговля была сконцентрирована на среднеазиатских рынках, стремились показать себя людьми, сохранившими образцы истинного правоверия в немусульманском окружении. Потребность проявления лояльности в условиях государств с различными господствующими религиями заставляла татар максимально опираться на неформальные каналы общения. В биографиях татарских купцов того периода подчеркивается, что они всячески пытались снискать расположение бухарских властей своей покорностью и правоверием. Так, купец Муса ибн Габдел-бакый из аула Береске торговал с Бухарой и был частым гостем эмира Хайдара, то есть одним из наиболее уважаемых купцов.

Татарская буржуазия в Бухаре имела форму отношений, напоминающую институт почетных консулов по торговым делам. В 1862 г. купец 2-ой гильдии Муртаза Адамов был избран караванным начальником с функциями посредника между русским купечеством и властями Бухары. Уступки бухарским властям были необходимы, так как законодательство Бухары не устанавливало неприкосновенность собственности.

До начала просветительской реформы И. Гаспринского баи, как правило, не понимали потребности реформы образования. Историк Габделбарри Баттал в 1912 г. так характеризовал благотворительную деятельность татарских баев: «У нас было очень много баев, строивших и ремонтировавших мечети, дающих «садаку» на путешествие бедняков в Хиджаз, раздающих закат сидящим у их ворот и желающим им здоровья и делающих завещание в пользу отправляющихся за них в хадж».

В ходе промышленного переворота в России татарская текстильная промышленность региона Казани потерпела крах. Во второй половине XIX века развивается только суконная промышленность, основанная на машинном производстве. В Казахстане и Средней Азии, где мануфактурный тип производства еще мог существовать, татарам было запрещено приобретать недвижимость. Они оказались отрезанными от возможности использовать экономический бум в хлопковой промышленности – самой динамичной из отраслей экономики Средней Азии. С другой стороны, они не могли развивать зерновое и скотоводческое хозяйство в казахских степях. Таким образом, татарская буржуазия оказалась отодвинутой от создания новых отраслей, приносящих сверхприбыли. Для татарской экономики это означало фрагментизацию и утрату экономического единства. Роспуск Казанской татарской ратуши в 1854 г. привел к утрате органа, объединявшего татарскую экономику. Распыление татарского капитала по регионам и отсутствие собственного банка и акционерных обществ не давало возможности для концентрации капитала, направления средств в перспективные отрасли, требовавшие высоких капиталовложений. Основным механизмом получения прибылей стала игра на разнице цен. Таким образом, татарская буржуазия вновь оказалась на стадии не промышленного, а торгового капитализма.

До революции в Казани почти все 17 мечетей города, являясь по сути бездоходными вакфами, в то же время обладали доходным вакуфным имуществом. Это были дома, торговые лавки, магазины, земельные участки, денежные средства, вложенные в ряд банков, проценты и доход с которых осуществляли бесперебойное финансирование храма, приходского медресе, мулл, муэдзинов и мугаллимов. Поэтому практически все махалли Казани считались довольно богатыми объединениями, обладавшими солидными денежными счетами и дорогой недвижимостью, что при полном отсутствии государственной поддержки являлось определяющим обстоятельством.

 Самый первый официально зарегистрированный доходный вакф в Казани был оговорен в 1830 г. в завещании первой гильдии купца Губайдуллы Мухамметрахимовича Юнусова (1776–1842), который передал в пользу Первой соборной мечети («аль-Марджани») две каменные лавки на Сенной площади. Одна из них работала на нужды духовенства, другая – на «покупку дров для отопления мечети и свечей на освещение оной же мечети, на починку стекол и прочие в мечети поправки».

Однако жесткий диктат Ибрагима Юнусова в отношении Марджани (о чем говорилось ранее) не смог способствовать популярности буржуазии в глазах Фаизхани. Он сам хотел быть хозяином в вопросах программы и распорядка медресе, а не слушаться воли бая, как это было принято тогда. Поэтому буржуазия не занимает определенного места в планах Фаизхани.